С коком и юнгой бежим туда — затаскивать вниз, помогать снять ледяную, залубеневшую от насквозь напитавшей ее морской водой пополам с потом одежду, растирать, поить горячим и заворачивать в одеяла. Заодно тут же обрабатываю ссадины, которые никто и не считает за повреждения. Фрегат выстоял, и это главное.
Пантера все еще на мостике, да и ее первый помощник. Им обоим надо отдохнуть, они валятся с ног, а у Стила еще не зажили раны. Наверное, все же мне хватило тепла любви — вот Тессена же исцелила Пантера только своей душой. Да и у нее рассеченный пластиной доспеха бок зажил дня за три-четыре. Так, а где же корабль Тессена?
Но горизонт абсолютно чист. Нет в нем парусов ни 'Александры', ни 'Валькирии'.
Пантера молчит, сжав с тонкую полоску побелевшие губы.
-Капитан, — негромко, с хрипотцой голосе, говорит ей Стил. -Идите к себе. Через два часа смените меня. Сейчас все рано ничего не сделать.
Она бросает на него испытующий взгляд, и он поясняет:
-Сама прекрасно понимаешь, что в таком тумане мы ничего не сделаем. Я постараюсь удерживать корабль на месте. А когда небо развиднеется, по звездам сориентируешься. Уверен, что и Свен с Тессеном сделают то же самое. Если только не дрейфуют от нас в паре миль, и тогда мы их увидим сразу, как рассеются облака.
Она кивает, но в глазах боль.
Туман рассеивается, но никаких следов нашей эскадры нет. Уже Пантера успела перевести дыхание и согреться в каюте, и сменила на мостике Стила. Пока я растирала ей ледяные, не сгибающиеся пальцы, она почти плакала, несмотря на то, что согласилась на полстакана рома, чтоб все же согреться.
-Больно? Может, тебе дать отвар? Он и выспаться поможет...
-С головой не дружишь? Мне еще только твоего зелья не хватало! — и после неловкой паузы она прижимается мокрой головой к моему боку. — Прости. Прости меня.
-Я не обиделась. И знаю, что тебя так сейчас пугает. Не думай, что мне безразлична судьба наших кораблей. А тебе еще и за Тессена страшно, — что ж, иногда слова должны быть как ланцет, одним резким надрезом вскрывающий жгуче-дергающий нарыв.
-Да. И ты знаешь, что я пережила, едва не потеряв его от серьезной раны. И вот опять..., — она выдергивает свои немного отогревшиеся руки из моих и запускает пальцы в волосы. — Боже, как же я глупа бываю... Как же я часто иду поперек себя...
-Успокойся, — прижимаю ее к себе и мягко укладываю под одеяло. -Спи. Что-то же да произойдет. И мы будем надеяться на хорошее. И, кстати, лорд этот заходил ко мне лечить мигрень. Вроде ничего, уж получше дона Поноса с лже-дочкой.
Она вздрагивает, как от плетки, но, засыпая, успевает сказать:
-Ты с ним осторожнее. Не надо...
И оставляет меня наедине с мыслями — а я сказала что-нибудь лорду, что могло бы помешать нашему делу?
-Парус! Слева по курсу парус! — это крик вахтенного заставляет всех нас вылететь на палубу.
Стил, едва успевший прикрыть красные от напряжения и соленых брызг глаза, вскакивает на ноги, перелетая прямо через меня.
Да, я снова и уже беззастенчиво, остаюсь в каюте первого помощника, как двумя часами раньше оставалась с капитаном, пока она отогревалась и приходила в себя. Растереть сведенные холодом руки и ноги, напоить горячим, размять затекшие от напряжения плечи — что в это такого? Тем более, что Стил снова разбередил заживающую руку.
Парус! Тессен жив?
-Свистать всех наверх! Приготовиться к бою. Поднять паруса! Полный вперед!
Святая Мария...
Мимо меня с мерным топотом сапог проносится черной неумолимой тучей абордажная команда. Перед глазами мелькает красная кисточка странной серьги Лейна.
Вцепляюсь в кока, тоже оказавшегося у выхода на палубу:
-Что там?
-Там три испанских фрегата, — старик собирает себе под нос таких морских чертей со дна самого глубокого моря, что я не задаю других вопросов.
Похоже, Пантера приняла решение лишь изготовиться к обороне, но рассчитывает уйти от них. Паруса свистят от бьющего в них ветра, и мы летим, взбивая пену. И чем дальше мы уходим вперед, тем меньше шансов встретиться с потерявшимися нашими кораблями — Пантера не держит курс, а просто ловит ветер, и послушный фрегат чутко берет то направление, которое она просит. Ее руки держат штурвал, ногами она буквально вцепилась в мостик, и при резком галсе брызги окутывают ее с головы до ног, как и абордажную команду, готовую стрелять по ее первому приказу.
Ядро тяжело шлепается в воду, не долетев несколько дюймов до нашей кормы, и я скрываюсь вниз не потому, что боюсь ядер — просто надо снова готовиться к крови и боли, снова видеть этих мальчишек не с хохотом тренирующихся на палубе, лихо прыгая по нашим реям и надстройками с саблями, а бледных, окровавленных и хрипящих от боли.
Прислоняюсь лбом к холодному дереву переборки.
Святая Мария, сделай хоть что-то! Но что можно выпросить у неба, если этого не дало море. Которое также сине, изменчиво, бездонно — но рядом. Гораздо ближе, чем небо.
Наученная горьким опытом предыдущих схваток, я ожидала снова валящихся на палубу ядер, сносящих все на своем пути, и внутренне сжалась от ожидания этого грохота, каждую секунду могущего окончится ревом водоворота, поглощающего наш фрегат. Но несколько ядер шлепнулись в воду за кормой, словно подстегнули 'Пантеру', и мы продолжали нестись по волнам в сопровождении 'почетного эскорта' под испанскими флагами.
-Как нарочно готовились к догонялкам, — бормочет кок. — Глянь, осадки почти нет, они без груза идут, никого по дороге даже не ограбили. Или с голодухи злые, или за нами и правда гонятся...
Вглядываюсь в туман, смешанный с водяной пылью и брызгами — похоже, что они, как и тогда, заходят с двух сторон. Неужели снова пережить этот кошмар? Да у нас и сил может не хватить — все же многие только возвращаются еще в строй, да и новеньких Пантера не успела оттренировать так, как своих давних проверенных бойцов.
Она же мне обещала, что больше не допустит бой на нашей палубе...
-Спустилась бы ты к себе, — просит меня кок. — Я воду тебе греть поставил, а сейчас пойду плиту погашу, не ровен час, капитан начнет выкручивать штурвал так, что боком пойдем по волне.
Он заторопился на камбуз. А мне стало стыдно, что все заняты, крепят паруса, готовят пушки, зарядили мушкеты и взяли испанцев на прицел — а одна я стою, как праздный зритель этого пролога чудовищного спектакля. И тут же — как удар под коленки: это же хорошо, что я бездельничаю.
Обстановка вокруг становится все более напряженной — испанцы действительно решили взять нас в клещи. Пользуясь ветром и легкостью своих кораблей, они начинают решительно догонять 'Пантеру'. Мы бы и ушли, капитан почти вырулила на то направление, при котором испанцев стало бы сносить чуть в сторону, гася им скорость, поднятыми волнами от нашей кормы. Но вдруг с треском разлетается один из самых больших парусов — видимо, пострадал в бурю или ткань была с изъяном, и вот сейчас это стало для нас смертельно. Скорость резко падает, и слышно, как на испанских кораблях готовятся к абордажу.
И вдруг — пушечный залп из тумана — и испанец, чей нос поравнялся уже с кормой 'Пантеры', вздрагивает всем телом, а несколько одновременно выпущенных по нему ядер сметают все с палубы — людей, надстройки, ограждения...
Из тумана возникает еще один корабль, тот, который и стрелял, — я подпрыгиваю от радости: на его грот-мачте вьется алый флаг, такой же, как и у нас. Он делает резкий разворот и дает еще один бортовой залп.
Слышно, что на поврежденном корабле командуют: 'Пушки в воду' и пытаются скидывать пушки с поврежденного борта, чтобы облегчить и приподнять его. Но это не помогает: избавиться от пушек не успевают, вода начинает быстро поступать в трюм через пробоины, оставленные ядрами 'Александры' в корпусе корабля по ватерлинии и ниже ее, и испанец начинает неуклонно заваливаться на бок, ложась парусами на волну, которая тут же начинает надавливать на эти мгновенно посеревшие от влаги, затяжелевшие полотнища. Корабль медленно, но неуклонно погружается под воду, слышны ужасающие крики гибнущих людей, многие из которых оказались в воде уже раненными обломками своего же корабля. Тех, кого снесло за борт первым залпом, накрыло их же парусами...
Отворачиваюсь, молясь Святой Марии за их души — помочь им не может никто... Могли бы испанцы, спустив шлюпки, но им, как видно, не до своих товарищей — они стремятся на абордаж.
Но вот один из оставшихся двух вражеских кораблей резко стопорится — его берет на абордаж пришедший нам на выручку наш корабль. Но кто это — 'Валькирия' или 'Александра'?
Сцепившиеся корабли окутывает пороховой дым от нескольких взаимных мушкетных залпов, а затем и звон абордажных сабель.
Безусловно, всю эту феерическую картину видела не только я, а в первую очередь — Пантера и Стил с мостика. И наш капитан реагирует единственно верным способом — дает бортовой залп из всех пушек по оставшемуся на ее долю испанцу. И резко выравнивает курс 'Пантеры' так, что наши борта оказываются в опасной близости, пока испанец выправляет равновесие, откатывая пушки к противоположному боку. В этот-то момент и впиваются в его борт абордажные крючья.
Сцепляю руки в молитве, и уже читаю ее вслух — мое 'Рater nostrus' тонет в мушкетных выстрелах.
Абордажная команда черным пчелиным роем влетает на вражескую палубу, мгновенно уничтожая на своем пути все попытки сопротивления. Ни одного стоящего на ногах испанского стрелка не оказалось, под ударами ног валится штурвал. Капитан испанцев, сброшенный бесцеремонно с мостика, все же вскакивает на ноги и бросается с саблями на нападающих.
Стил удерживает наш фрегат изо всех сил, потому что на нем мертвым грузом висит лишенный рулевого управления, но под полными парусами испанец.
Валить пушечным залпом их мачту поздно — паруса и реи обрушатся не только на горячие испанские головы, но и накроют наших ребят.
Пантера бьется в первых рядах, и мне страшно за подругу еще и потому, что теперь стало понятно, что на выручку нам пришел Тессен — а она так переживала, что из-за нашего таинственного пассажира не успела попрощаться с любимым как следует в крайнюю спокойную ночь пере выходом в море. И кстати, не за лордом ли гонятся так старательно испанцы?
Она, наверное, сразу узнала 'Александру' по обводам или по еще каким понятным ей, опытному капитану, признаку — я так в лучшем случае галеон тяжелый отличу или рыбацкий шлюп от фрегата. И теперь торопится покончить с этой неприятной работой, чтобы встретиться с Тессеном, с которым она, как мы все, уже мысленно попрощалась навеки.
Но он жив, он отважен и ловок, и даже недавняя рана ему не помеха — с ужасом замечаю его, балансирующего на внешней части борта испанского корабля. Уцепившись за сброшенную сверху веревку, он пробирается, наклонившись почти параллельно воде, в люк пушечной палубы. У меня замирает сердце — упорные испанцы, осажденные по левому борту 'Александрой', нашли решимость и силы изготовиться к залпу правым.
Что он хочет? Неужели проникнуть в пушечный люк, как тогда? Но мог бы и пловцов послать. И почему его люди на палубе вдруг стали резко отступать, оставляя испанцев в покое? Они больше не продвигаются вглубь, а лишь прочищают себе дорогу обратно к вантам, переброшенным с корабля на корабль, вот они уже все вернулись на 'Александру' и рубят канаты — от резко ослабшего напряжения веревки взвиваются вверх, как щупальца морского зверя, и это видно даже через всю палубу. На ближней к нам стороне происходит страшное — Тессен, одной рукой держась за тонкую скользящую веревку, в другой несет какой-то округлый глиняный кувшин, напоминающий тыкву, пробирается по наружному борту испанского корабля. Если его заметят с палубы, то достаточно одной пули, чтобы сбить его в воду. И даже пули не надо — можно просто перерубить веревку. И при всем при том я почему-то думаю о такой ерунде, как то, что он ссадит ладонь тонким и туго натянутым канатом. О чем я?! Ему бы вообще там удержаться и выжить! Но если выживет — а как он будет ласкать Пантеру?
Вот он одним гибким движением, прижимаясь к борту и прикрываясь открытой крышкой люка, забрасывает внутрь свою ношу, а сам, оттолкнувшись ногами, летит в темную воду. И тут же, не успевает над ним сомкнуться спасительная стена воды, из всех пушечных люков правого борта испанца вырываются языки пламени, вымывая воющих от животного ужаса и запредельной боли людей в полыхающей одежде. Вода принимает их с шипением, и они какое-то время корчатся в ней, мучаясь одновременно от ожогов и от разъедающей их еще глубже соленой воды.
Пламя разливается трепещущим покрывалом по борту, поднимается выше, перелетает на паруса, и на палубе возникает паника, за которой испанцы не видят, как 'Александра' уходит от них на всех парусах. Горящие снасти испанца освещают все поле битвы, его отблески розовыми лепестками отражаются на наших парусах и на парусах удаляющейся 'Александры'. И вот сам вражеский фрегат расцветает гигантским огненным цветком, с оглушительным грохотом взметая в небо кричащих людей и обломки дерева.
И все, что не утонуло, горит прямо на поверхности воды.
Где Тессен? Видела ли взрыв Пантера? И обратили ли на него внимание сами испанцы с уцелевшего корабля? Похоже, у них не в моде спасать своих товарищей — если бы они сейчас выкинули бы белый флаг, я уверена, что Пантера дала бы возможность им подобрать раненых и обращалась бы, как и положено с пленными. А так — врагу пощады нет.
Взрыв порохового склада на пушечной палубе испанца вдохновил наших ребят, они поняли, что им осталось совсем немного приложить усилий — и очередной бой завершится в нашу пользу.
Мне слышны их яростные атакующие крики и удвоенная скорость бьющейся друг о друга стали.
Странно, но тихое покашливание за спиной я тоже слышу. Когда и зачем старый лорд умудрился вылезти из своего укромного убежища? Там, куда его разместили, стало бы опасно в единственном случае — при прямом попадании в 'Пантеру'.
-Ваш... Наш капитан отважный человек, — лорд из-под руки разглядывает происходящее на испанской палубе, и я тоже стараюсь выхватить глазами Пантеру. -Но зачем же он так рискует собой?
Не успеваю ему ответить, потому что над всем этим кошмаром раздается мощный рык Стила с нашего мостика:
-Шлюпки на воду! Человек за бортом!
Человек? Да там, держась за обгорелые обломки, плавает несколько десятков человек, и наше счастье, что добраться до бортов 'Пантеры' им мешает течение, иначе с помощью кинжалов они попытались бы взобраться на борт, а наши основные силы на вылазке, на чужой палубе.
Представила, как полезут под леерами враги с кривыми ножами, и я не смогу ничего им противопоставить: мои пистолеты — это всего два выстрела в запасе. Перезарядить я не успею.
И вдруг... Я замечаю в волнах совсем недалеко от нашего борта безвольно перебрасываемое волнами тело. Одежда, наполовину содранная взрывом, облепила тело лохмотьями, черные длинные волосы закрыли лицо. Черные длинные волосы... Тессен!
Не дожидаясь, пока оставшиеся на случай вынужденной обороны на палубе корсары спустят шлюпку, Стил срывает с себя куртку и перевязь со шпагой, оставляет их на мостике и в два прыжка перелетает ограждение, практически без звука и без брызг входя в воду — действительно, как стальной кинжал.
