Убийственные болоньезе

Давид сказал, что его и Ладку убило сразу, пожар, начавшийся в машине, сжег их тела, практически кремировал, захоронение было только соблюденной традицией православного христианства. Похоронили его хорошо, — Давид рассказывал — стреляли из винтовок, накрыли гроб российским флагом, присутствовала бывшая жена. Детишек Бог Павлову не дал... А с Тинкой могло бы получиться, она здорова, возраст подходящий и организм готов к деторождению. Только кому это надо?

Иногда ей казалось, что она и Бернс — пара, что они друг друга стоят, то есть, достойны. Тинка, Тинка, дурочка, сладенькая булочка... Красная шапочка, Белоснежка, Спящая красавица, а в основном, как сказано в первых строках, дурочка. Дурочка! Кусок мяса, которое все трахают, как в сердцах сказал ее первый кавалер, одноклассник Алешка, когда Тинка призналась ему в том, что поступила в актрисы продюсерского центра 'Венус'. Алешка развел руками, скривил губы, презрительно фыркнул и с отвращением произнес: тогда снимай трусы!

Алешка отделался пощечиной, но, сколько в ее жизни было мужчин, которых пощечины в ее благопристойности не убеждали. Даже Павлов! Он признался ей, что покупал ее фильмы, проводя одинокие вечера в отеле. А что она хотела? Для того эти фильмы и снимаются, чтобы развлекать одиноких мужчин.

Тинке захотелось выть, как раненому животному, она еще крепче обхватила свои колени и заплакала.

'Бернс убил их, пусть не своими руками, но он причастен'.

Разговор с Ноем, который она слушала на пленке, ясно дал понять, что карточка гостиницы, которую нашел в её сумке продюсер, была точкой отсчета. И как она не увидела, что Павлов подсунул ей бумажку с номерами телефона и комнаты?

'Из-за этого листочка оборвались их жизни... Это я виновата. Знала, на что способен Бернс, и так легкомысленно поступала! Любви захотелось...'

Не видать тебе любви, Тина. Только горе и досаду. Досаду на самое себя.

Сейчас, сидя в холле своей квартиры, которую купил Бернс — она заработала! — все время одергивала себя Тина, она была ужасно несчастна.

Глава двадцать вторая

'Мерседес' Бернса возглавлял кортеж. Через заднее стекло их авто было видно, как продюсер крутит головой, оглядываясь и что-то втолковывая своей супруге.

Тинка все прокручивала в голове позорную вчерашнюю сцену, когда нытьем, шантажом и прочими дамскими приемчиками вынудила Бернса взять ее на 'банкет по случаю юбилея частного предприятия 'Ковчег', так сие мероприятие значилось в приглашении. Она знала, что Ной вызвал модного дизайнера, чтобы к юбилею обновить интерьер своего особняка, ведь будут приглашены самые именитые люди города. Ноевыми подручными был зафрахтован весь штат модельного агентства, где когда-то подвизались подружки, гостей развлекать надо, а кто как не модели могут заинтересовать мужчин, находящихся в кризисе среднего возраста. Не секрет, что сорокалетние мужчины являются основным контингентом бизнес-элиты нашего города. За редким исключением, конечно, вроде Давида и Романа Израилевича — один чересчур молод, другой уже стар. Бернс держался до последнего.

— И как ты себе это представляешь?! — рычал он.

— Моим кавалером будет Давид, — после получасового нытья выложила Тина.

— Что я скажу его матери? А Розочке? Одолжил у меня актрису? Ему что, не с кем пойти на банкет?

— Вы бы не придуривались, а то в городе не знают о наших отношениях.

— Не принято любовниц выставлять! Тем более на таких мероприятиях, это тебе не баня.

— Ах, вот оно что... как в мою постель так золотце, а как в свет меня вывести — так Бернсова подстилка! Работать, как проклятая, так я, а как на Лазурный берег — так другие!

— Я этого не говорил.

— Именно это и имели в виду. Смотрите, как бы вам снова не обратить свой пылающий взор на Любочку Егорову!

— Тьфу ты! И полслова ей не скажи!

— Ну, так как?

— Хорошо, пойдешь с Давидом. Розочка будет в обмороке...

Роза Исааковна была сильно озадачена, когда увидела в автомобиле Давида Тину Гранд. Мадам Бернс, конечно, знала о любовных похождениях своего муженька, но благоразумно предпочитала помалкивать. Бернс обеспечивал семью, и всегда заботился о Розочке. Несмотря на бесплодные попытки родить ребенка не оставил ее, брал на все городские светские мероприятия и почти всегда возвращался на ночь в родное гнездо. Почему сегодня пошатнулись устои семейства Бернс?

'Из-за этой девочки? Зачем Роман везет ее к Айвазяну?'.

Как это обстоятельство может сказаться на отношении Бернса к жене? Вопросы не давали покоя мадам Бернс, и она, несмотря на опасность быть грубо оборванной, начала их задавать мужу.

Роман Израилевич и так чувствовал себя не в своей тарелке.

'Ну, зачем Тине непременно понадобилось быть на банкете у Айвазяна? Покрасоваться захотелось... Скучно ей, вот и бесится, то ей в клуб с Давидом, то в школу'.

Не понять ему нынешнюю молодежь! Да, только и в правду он сильно привязан к этой рыжей, настолько сильно, что пошел на преступление, защищая свою собственность. Ведь Тинка его собственность, он своими руками огранил этот алмаз, пока он не засиял невиданным драгоценным светом.

'А сколько денег вложено! Квартира, машины, шубки, брильянты... Эх, чего жалеть, такие деньги приносит Тинкин талант, что приведись еще раз обнаружить 'московского гостя', то не задумываясь порешил бы и половину города, не только двух каких-то девиц'.

— Дорогая, успокойся. Это политический ход, — прервал он стенания мадам Бернс. — Видишь ли, у Арташеза будут весьма влиятельные гости, вот он и просил меня познакомить их с Тиной.

Мадам Бернс покачала головой.

— Это похоже на сводничество, Роман.

— Ничуть, Давид присмотрит, чтобы ни один волосок...

— Чему научится у тебя мальчишка? Ты же обещал сестре быть ему родным отцом.

— Розочка, я своих обещаний не забываю. А Тина — наш золотой телец. Кто же решится зарезать его? Не беспокойся, все будет в порядке.

В машине Давида тоже говорилось о предстоящем вечере. Он в костюме и галстуке-бабочке выглядел очень элегантно рядом с эффектно-раздетой Тиной. Она специально выбрала открытое платье, дабы привлечь внимание не только гостей вечеринки, но и ее хозяина.

— Тебе холодно? — спросил Давид, видя, как кутается Тина в норковую накидку. — Включить обогреватель?

— Нет. Не хочу появиться распаренной. Холодные пальцы дамы заинтересуют быстрей, чем жаркая ладошка.

— Не заиграйся, помни, я весь вечер около тебя. Никаких приключений! Дядюшка мне голову оторвет, если заметит, что ты кокетничаешь с мужчинами, и не приведи господи, где-то в укромном уголке!

— Давид, я не дурочка, но мне нужно поближе познакомиться с 'нашей крышей'.

— Одного только не пойму, зачем мы платим бешеные деньги Дурбину, если ты сама хочешь сунуть голову в пасть тигру?! Пусть этим занимаются профессионалы!

— Спокойно. Я не собираюсь, как ты выразился совать голову в пасть, я хочу схватить тигра за яйца.

— Я все более убеждаюсь, что ехать на банкет было дурацкой идеей. Ты не контролируешь себя.

— Ошибаешься, еще как контролирую.

Давид взглянул на нее внимательней. Ни один мускул не дрогнул на Тинином лице, лишь уголок рта подернулся в жесткой полуулыбке. Давид вздохнул, не завалить бы всю проделанную с таким трудом работу, ведь если Ной звериным чутьем уловит, что им интересуются, то добраться до него будет куда как сложней!

Автомобиль Бернса свернул к подъездной аллее особняка Арташеза Айвазяна. Давид двинулся следом, сквозь стекло окна Тина разглядывала увитые светящимися гирляндами деревья аллеи, форпосты милиции и личной охраны Ноя и, наконец, парадный вход с белой колоннадой, поддерживающей балюстраду балкона второго этажа. У входа автомобили гостей встречали одетые в униформу беллбои.

— Денег не пожалели, — произнес Давид, подавая руку Тине.

Та, изящно вытянув ступню, продемонстрировала атласную туфельку цвета золотого песка, красивый подъем и тонкую щиколотку. Подхватив Давида под руку, она одернула низ платья, поправила на плечах накидку, и они подошли к чете Бернсов.

В смокинге, купленном пару лет назад, Бернс выглядел забавно, атласный пояс охватывал его внушительное брюшко, а галстук сдавливал толстую шею, делая лицо Бернса еще более пунцовым. Рядом с ним Роза Исааковна смотрелась царицей, осанка и удачно подобранное платье делало ее выше супруга, да и выглядела она куда значительней.

— Давид, держитесь рядом с нами, — приказал Бернс, давая понять, кто здесь хозяин и кому они обязаны счастьем быть на таком великолепном празднике.

Их пригласили войти. В вестибюле швейцары, вытянувшись в ряд, принимали от нарядных гостей меховые накидки, манто, шелковые и атласные пальто. В бальной зале — иначе не назвать, сам хозяин встречал дорогих гостей.

Ной был высоким, худым, седовласым мужчиной, с немного сутулой фигурой, с яркой кавказской внешностью, особой чертой которой был орлиный нос. Рядом с Ноем, стоял молодой мужчина, на родственные связи с хозяином четко указывала форма носа юноши, но на Тинкин взгляд, он скорее приходился Айвазяну внуком, слишком велика была разница в возрасте. Веселый взгляд из-под слегка удлиненной челки... Красив, даже слишком для мужчины, одет с европейской простотой, но стильно и дорого.

— Кто это? — шепнула Тина Давиду.

— Сейчас узнаем... — пообещал Давид, двигаясь в кильватере Бернса с супругой.

Хозяин сделал шаг навстречу гостям. Юноша, с любопытством разглядывал вошедших. Он искренне улыбнулся Бернсу и Розе Исааковне, притушил взгляд, вспыхнувший от Тинкиного декольте, заинтересовался ее спутником.

— Мой друг, — Айвазян крепко пожал руку Романа Израилевича и приложил тонкие губы к пухленькой ручке супруги Бернса. — Очень рад, праздник у меня сегодня двойной, сын из Лондона приехал. Георгий. Помнишь его? Жаль, мать не дожила, вот один и старикую.

Бернс подавил улыбку, он прекрасно знал о стариковских шалостях Айвазяна, да и в молодости тот был еще тем Казановой, сыночка родил уж в сорок с копейками.

— Как не помнить, Арташез. Гоги шустрым был мальчиком, сейчас мужчина уже, тебе есть, чем гордиться, — пожимая руку юноши, произнес Бернс. — А я вот племянника с собой взял. Давид, знакомьтесь.

Тина стояла рядом с молодыми людьми в ожидании, что Бернс представит и ее. Возникла неловкая пауза. Давид выпростал руку вперед, кончиками пальцев придерживая Тинкин локоть.

— Моя девушка, Тина.

— Дружите, — порекомендовал Роман Израилевич, стараясь не акцентировать свое внимание на заинтересованном взгляде Ноева сыночка. Георгий сжал Тинкину ладошку, прикрыл маслинные глаза, пушистыми, по-девичьи длинными ресницами.

'Вот она мишень! — Тинка даже задрожала от удовольствия, Георгий уловил вибрации и самодовольно улыбнулся. — Не старик Ной, а красавчик Гоги! Ну и дурацкое имечко, буду называть его только Георгий'.

Главное присмотреть за малышом, здесь полно соблазнов в виде моделей, свободных и красивых девушек, а она представлена, как собственность племянника Бернса. Это еще как сказать, обычно мужчин распаляет преграда в виде соперника. Георгий поднес Тинкины пальцы к своим губам, и обычный жест вдруг превратился для нее в интимный — прохладные пальцы согрелись мягкими губами и горячим дыханием юноши.

Айвазян не стал задерживать старого приятеля, тем более что в зал входила новая пара гостей. Давид перехватил у Георгия Тинкину руку, и, сопровождаемые сожалеющим взглядом последнего, они прошли за четой Бернсов к столам с закусками и шампанским. Гости все прибывали и прибывали, Георгий не отходил от отца, знакомясь с нарядной публикой, после лондонских клубов и пабов ему была интересна русская вечеринка.

'Отец считает, что все на королевском уровне, как он наивен!' — думал про себя молодой наследник, разглядывая 'влиятельных особ': держателей акций банков, владельцев заводов, фабрик, ресторанного и игорного бизнеса. — Взять того же Бернса и его продюсерский центр. Грязное порно? Нет, своя ниша...'

Георгий снова вернулся мыслями к девушке, с которой познакомился несколько минут назад.

'Хороша. Яркая внешность, точеная фигурка, обаятельная улыбка. И есть вкус. Успел заметить. Грациозна и сексуальна, но без пошлой навязчивости, несмотря на большое декольте. Дочки нуворишей, калифов на час, собравшиеся здесь, манерны, одеты броско, выпячивая папочкино скороспелое богатство. Деревенские дурехи. Скорее бы началось да и закончилось это празднество!'

Тина стояла рядом с Давидом, держа в руке бокал шампанского. На ее бриллиантовом колье вспыхивал свет многочисленных хрустальных люстр, глаза сияли угадываемым светом девичьей надежды на встречу со сказочным принцем. Классический оркестр наигрывал мелодии из французских фильмов, и, вдохновенная лирической музыкой, она отстукивала такт атласной туфелькой. Ах, как хочется танцевать! Закружиться в вальсе с самым красивым кавалером, как ее героиня Наташа Ростова, и чтобы не было софит, камер, окриков режиссера и голых статистов. От мыслей о съемках на лицо Тины набежало облачко. Бернс, внимательно разглядывающий свою подопечную, встревожился:

— Случилось что-нибудь?

— Нет, — Тина улыбнулась ему очаровательной и неожиданно скромной улыбкой, отчего у продюсера засосало под ложечкой от дурных предчувствий.

— Долго мы тут еще будем отсвечивать? — недовольно спросил он у Розы Исааковны, в общем-то, не надеясь на ответ.

Она успокаивающе погладила его руку, задержав пальцы на обручальном кольце.

— Роман, ничего не начнется, пока не прибудет мэр.

— Мэ-эр, — проблеял Роман Израилевич, но тут же оглянулся, не услышал ли кто-нибудь, но рядом никого не оказалось, и он продолжил: — с ума посходили! Васька недавно из исполкомовских, а уже мэр! Куда мы катимся, добро бы градоначальник, все как-то по-русски.

— Роман, — снова огладила Бернса супруга, — я бы не советовала тебе...

— Тоже мне советчица нашлась, — грубо одернул жену Бернс, и Роза Исааковна покорно замолчала.

Стало шумно, в зале появился директор местного ликеро-водочного завода Степан Звягинцев. Краснолицый, похожий на русского богатыря, громогласный Звягинцев приветствовал знакомых оглушительно хлопая их по спине и утробно хохоча.

— Набрался уже... — пробормотал Бернс, отворачиваясь и частично прячась за стати Розы Исааковны.

Но эти маневры были напрасны. Звягинцев, тут же отреагировал на движение, в считанные секунды он пересек зал, бесцеремонно расталкивая гостей, и схватил за рукав уже полностью исчезнувшего в тени своей жены Бернса.

— Ромка! Подлец этакий, морда жидовская! Делаешь вид, что не знаешь Степку Звягинцева?

— Эээ... — прохрипел Роман Израилевич, моля о пощаде.

— Зато я тебя знаю, как облупленного! — заявил Звягинцев, и выхватил бокал с шампанским из рук опешившего от такого напора Бернса. — Все мочу пьете?

— Степан Савельич, уж ты бы не шумел так, видишь народу-то сколько, газетчики опять же...— отводя за локоток в сторонку, пытался приструнить Звягинцева Бернс.

— А мне-то что, не посмеют! Как горло промочить захотят, так все равно к Степке Звягинцеву на поклон, у нас времена знаешь какие? В любой день сухой закон могут объявить! И кто тогда царь горы?