Поэтому отходящие колонны могли продвигаться относительно спокойно — два-три налета истребителями в час — это ерунда. Отход от Слонима, прерванный вечером 26го прорывом 4й танковой и затем 10й танковой дивизиями вермахта, снова возобновился. Наши выходили двумя маршрутами — непосредственно по шоссе от Слонима на восток, южнее Барановичей, и по грунтовым дорогам к востоку от Щары.
Существенную роль играли узкоколейки, проложенные вдоль шоссе. Первый участок длиной в 30 км начинался в 10 км к востоку от Щары, затем был десятикилометровый разрыв — дорога уходила на север, к Барановичам, и затем — еще участок в 40 километров в направлении Слуцка, до станции Филиповичи, где дорога заканчивалась — там до Слуцка оставалось 40 километров по шоссе или, как вариант — в десяти километрах на север была станция Тимковичи — конечная железнодорожной ветки, идущей от Слуцка — ее-то и использовали для переброски хотя бы раненных и больных, а также для доставки на запад топлива от Уречья — городка в 20 км на восток от Слуцка, где были топливные склады.
Колонны бойцов и техники потекли на восток. Голубев даже решил все-таки отводить артиллерию, что оставалась без боеприпасов или расчетов, да и бойцы, оставив себе лишь по десятку патронов, остальное отдавали тем, кто прикрывал их отход, а сами — пешком, по железной дороге, автотранспортными колоннами — двигались и двигались к старой границе.
Немцы все-таки стали пытаться мешать этому процессу — с пяти часов вечера 27го июня горизонтальные бомбардировщики начали проводить усиленные бомбежки шоссе на Слуцк и железных дорог, истребители на бреющем пытались обстреливать отходящие колонны, был даже налет двух групп пикировщиков по девять-двенадцать самолетов, которых немецкое командование оторвало от задач по штурмовке нашей обороны под Слонимом — фрицы уже просто не знали что делать — их силы расползались как тришкин кафтан. Надо было и задержать отходящие советские войска, которые практически в последний момент считай что вырвались из котла, и все-таки пробить советскую оборону, чтобы замкнуть-таки этот чертов котел. И сил ни на что не хватало — ни авиации, ни танков и артиллерии, ни пропускной способности дорог. Поэтому-то 27го они и заметались, стараясь решить обе задачи. И ни в одной не преуспели — давление с воздуха на нашу оборону ослабло, что, естественно, не способствовало ее прорыву, а налеты на коммуникации отходящих войск длиной в полторы сотни километров просто размазали усилия — бомбардировщики заранее отслеживались постами ВНОС и колонны укрывались в лесах, а налеты штурмовиков и истребителей чем дальше тем все эффективнее стали отражаться нашей уплотнявшейся ПВО — на запад потянулись зенитные дивизионы, что перед самой войной находились на учениях в Крупках, и теперь впервые с начала войны у нас появилась более-менее полноценная ПВО — расположенные через каждые пять-десять километров кусты крупно— и среднекалиберных зениток не позволяли как следует выйти над шоссе для бомбометания с высот, а крупнокалиберные пулеметы неплохо отгоняли более юрких истребителей. Дополнительных трудностей прибавляло немцам и то, что наши в массовом порядке цепляли на капоты машин и танков фашистские флаги со свастикой, так что пилотам было трудно определить, чья это колонна (РИ) — некоторые опасно снижались и попадали под обстрел, а некоторые шли искать другую цель, а потом еще и сообщали, что видели именно немецкие колонны. Так у командования вермахта появлялись еще и неверные разведданные о положении войск. Десятая армия, кажется, смогла выбраться из ловушки, пусть и с потерями. А ведь с запада накатывала и другая советская армия — Третья.
ГЛАВА 23.
После прекращения наступления на Гродно наши части сумели оторваться от наседавших немцев — когда они утром 27го пошли в атаку, то натолкнулись лишь на арьергарды — наши уже отходили основными силами за Свислочь, которая текла на север в 45 километрах восточнее Белостока и в 30 км западнее Волковыска и впадала в Неман в 25 километрах юго-восточнее Гродно. Но бросившиеся в преследование немецкие пехотные дивизии вскоре натолкнулись на все усиливавшееся сопротивление советских частей — их арьергарды начали все сильнее сопротивлялись еще на западном берегу Свислочи, чтобы дать остальным время переправиться и закрепиться на восточном берегу. Немецкие дозоры смогли достичь Свислочи только к вечеру 27го июня, и то только в нескольких местах (РИ).
11-й мехкорпус, входивший в состав третьей армии, был слабее 6го из 10й. Если в "шестерке" на начало войны было более тысячи танков, в том числе 450 Т-34 и КВ, то в одиннадцатом — 241. В его 29й танковой дивизии было 66 танков (2 КВ, 26 Т-34, 22 Т-26 и 16 ХТ), в 33й — 118 (1 Т-34, 2 КВ, 44 БТ и 65 Т-26), в 204й мотострелковой — 54 Т-26. Ну и еще 141 бронеавтомобиль — в 29й — 38 пушечных БА-10 и 20 пулеметных БА-20, в 33й — 47 и 25, в 205й мсд — 11 пушечных. Да в одной только 7й танковой из 6го мехкорпуса танков было полтора раза больше — 368 танков (51 KB, 150 Т-34, 125 БТ-5 и БТ-7, 42 Т-26). Корпус еще находился в стадии формирования, к тому же до 15% машин пришлось оставить в местах дислокации. К 25 июня в танковых дивизиях оставалось по 30 танков. Невеликая сила, но и воевали тут против нас только пехотные части — 3я танковая группа Гота шла севернее.
27го и 28го июня части 11го мехкорпуса Мостовенко отбили захваченные было немцами мосты в деревне Мосты (тройной знак, ага), создали плацдарм и почти два дня удерживали его, пока наконец не отошли на южный берег. Взорвать мосты было нечем, и наши до утра 29го продолжали удерживать немцев от продвижения на юг — держали северный фас бутылочного горлышка, из которого продолжали выходить наши белостокские части. Но и сами отходящие части были не лыком шиты — утром 28го они выбили немцев из Песков (8 км на юго-восток от Мостов) — северная ветка выхода была снова свободна (все — РИ), выход из белостокского выступа продолжал функционировать на всем протяжении в 30 км с севера на юг (АИ; в РИ уже с 24го июня с юга было перекрыта главная дорога — шоссе Волковыск-Слоним).
3я армия продолжала выходить на юго-восток, по направлению к Слониму — от Песков к нему шла удобная дорога длиной всего-то шестьдесят километров, по которой можно было быстро перекинуть тяжелую технику — танки, артиллерию — да и для автотранспорта она была гораздо более подходяща. Второй путь — почти на юг — 25 километров, и затем по шоссе Белосток-Слоним — до Слонима 35 километров — то есть по расстоянию фактически то же самое. Ну и множество проселочных дорог, по которым могли отходить пехотные части, правда, уже с форсированием рек — Зельвянки, Щары, ну и еще более мелких. Но на этих реках с интервалами пять-семь километров располагались броды или мосты, так что пехоте и конным повозкам преград фактически не было.
Правда, командованием ей был определен выход на восток — на Новогрудок, но восточнее линии, проходящей через Слоним, немцы прошли к югу от Немана уже на пятнадцать километров, заняв городок Дзенцель (Дятлово) — если конечной целью иметь Новогрудок, то этот Дзенцель пришлось бы либо брать либо обходить. Ну а раз на юге еще было отличное шоссе, то грех им было не воспользоваться, тем более что в этом направлении шло несколько удобных дорог (в РИ шоссе было перерезано, поэтому наши пробивались на восток — сбивали немцев, наводили переправы, при этом теряли много людей, техники и времени). Разве что выбили передовые отряды немцев и из Великой Воли — деревни, стоявшей на Щаре в сорока километрах на северо-запад от Слонима — там шла еще одна удобная дорога, так что имело смысл сбить оттуда немцев, пока они не закрепились. И затем, выставив заслоны на север, по этой дороге также покатились на восток части третьей армии (в РИ 3я армия пробивалась через немецкую оборону на восток и северо-восток — к Новогрудку). Но основные силы, особенно тяжелая техника, забирали южнее — направлением непосредственно на Слоним или чуть севернее — мосты через Щару, расположенные севернее, выдерживали только грузовые автомобили с нетяжелыми орудиями (в РИ тяжелую технику, в т.ч. танки, что еще оставалась к этому моменту, почти всю пришлось бросить при переправе через Щару).
И вот вечером 27го эти части стали накатывать на Барановичи. Захватившие их сутки назад немцы из 4й танковой и 10й моторизованной на волне успеха еще пытались сначала пройти на восток, к Минску, затем — на запад, чтобы ударить в спину нашей обороне под Слонимом. Оба порыва были остановлены, и тогда они попытались перекрыть пути отхода, выдвинувшись на север и заняв позиции вдоль восточного берега Мышанки. Многие наши колонны, вечером 26го и в ночь на 27е не знавшие о захвате Барановичей неожиданно наталкивались на немецкую оборону и пытались сходу ее прорвать. Бои шли на линии, протянувшейся почти на пятнадцать километров к северу от Барановичей. Сначала, пока не зашло солнце, немцам сопутствовал успех. Несмотря на массированные атаки советской пехоты, фашистам удавалось их отбивать с существенным для советских войск уроном. Раз за разом, в разных местах, советские подразделения пытались пробить неожиданную преграду на пути к старой границе. Немецкие пулеметчики не успевали менять ленты и стволы, пытаясь задавить огнем наступающую пехоту (в РИ подобные атаки были при попытках прорыва западнее — через Зельвянку).
Но чем дальше, тем меньше оставалось у немцев патронов, тем все успешнее становились наши атаки. То здесь, то там небольшие группы советских бойцов прорывались через немецкую оборону. Какие-то группы просто уходили дальше на восток, какие-то начинали атаковать немецкую оборону с флангов. Дело начинало пахнуть керосином. К часу ночи немецкая оборона оказалась рассечена на несколько несвязанных между собой очагов сопротивления. Просачивавшиеся советские воины все плотнее обкладывали немецкую пехоту танковой и моторизованной дивизий. Вскоре немцам пришло сообщение, что уничтожена их батарея тяжелых гаубиц. Патронов становилось все меньше, а помощи все не было и не было. Артиллерия в опорных пунктах имела уже по десять, хорошо если пятнадцать снарядов. Попытки танков прорваться к своей пехоте натолкнулись на многочисленные засады — в темноте разглядеть советских бойцов было невозможно даже при постоянном освещении ракетницами — то тут, то там расплескивались о броню ярким пламенем бутылки с бензином, порванные гранатами гусеницы закручивали танки на месте и, если рядом не оказывалось пехотной поддержки — танку приходил каюк — забивали насмерть со всех сторон и чем только можно.
А поддержки часто не оказывалось — казалось, сама природа стреляет по немцам — выстрелы шли отовсюду, так что немецкая пехота вскоре залегала на обочинах дорог и, выставив во все стороны свое оружие, пыталась выцелить в темноте хоть кого-то из русских. К двум часам ночи стало легче — прилетели запрошенные бомбардировщики и стали вывешивать над полями осветительные бомбы. Ну а к трем начало уже светать, и остававшиеся в живых фрицы на последних патронах прорвались обратно к Барановичам. Но потери в живой силе и вооружении были большими, так что ни о каких наступательных действиях барановичская группировка думать уже не смела. Весь день 27го она просидела тихо, дожидаясь помощи, отбиваясь от немногочисленных и слабых атак и наблюдая, как по дорогам к северу от города на восток двигаются нескончаемые колонны русской пехоты и техники, иногда разгоняемые налетами авиации, но после их ухода снова собиравшиеся в колонны, которые, казалось, нисколько не пострадали.
Они отходили по грунтовым дорогам по маршруту Слоним-Полонка-Домашевичи-Столовичи, где стояли в обороне уже части 17го мехкорпуса РККА, выбитого из Барановичей. 10я танковая дивизия вермахта, занявшая оборону западнее Барановичей, попыталась было перекрыть хотя бы этот — северный — маршрут отхода советских войск, но наткнулась на мощную противотанковую оборону и, потеряв более десятка танков, вернулась обратно на свои позиции — как мы не могли до конца додавить прорвавшиеся немецкие части, так и они не могли надежно перерезать все пути отхода. У обеих сторон было туго с боеприпасами, их берегли для последнего и решительного.
В принципе, от Столовичей уже можно было бы двигаться и на север, к Новогрудку — точке сбора третьей армии. Но Минск уже был практически захвачен третьей танковой группой Гота, и идти в такой обстановке на север — это залезать в очередной мешок. Поэтому войска отходили дальше. Часть продолжали идти своим ходом, часть садилось на станции Крошин, в десяти километрах к северо-востоку от Барановичей, на поезд, и их подбрасывали на тридцать километров на восток — до Городеи, откуда — 10 километров на юг до Несвижа и потом либо на восток, либо еще 25 километров на юго-восток, до Тимковичей — конечной станции железной дороги, ведущей дальше на восток. Ну, на восток больше отправлялись раненные и больные, а остававшимся пополняли боекомплект и отряжали на сооружение оборонительных позиций — было уже понятно, что немцы скоро не остановятся. Но часть наиболее боеспособных подразделений отправляли не на юг, а на северо-восток — к Минску. Тем более что по железной дороге проехать восемьдесят километров, пусть и ночью — пока еще было можно — специальные команды восстанавливали пути, разрушенные немецкой авиацией за предыдущий день, так что движение по железке еще сохранялось. Да и днем еще можно было двигаться — слишком много вылетов немцы делали по нашей обороне, поэтому зачастую составы проскакивали весь участок, так ни разу и не попав под налет. Тут были даже два бронепоезда, правда, они воевали под Минском, сдерживая танки Гота. Туда же направлялись и некоторые вышедшие из белостокского выступа пехотные части и артиллерия — если Гудериан подзастрял под Слонимом, то Гот фактически взял Минск.
ГЛАВА 24.
Севернее Немана дела обстояли следующим образом. Пока армейские корпуса вермахта наступали вдоль Немана, до его поворота после Гродно на север, и отражали атаки советских мехкорпусов, третья танковая группа Гота шла севернее. В этой танковой группе были два корпуса — 57й, в составе 19й танковой, 14й и 18й моторизованных, и 39й, в котором были 7я, 12я и 20я танковые и 20я моторизованная дивизии. В каждой из танковых дивизий было по 30-31му Т-4, совсем не было троек, зато много чешских Pz-38(t). В 7й — 167, 12й — 109, 19й — 110, 20й — 120. И это были неплохие танки, уж получше немецких единичек и двоек, которых в дивизиях тоже хватало — 53 двойки в 7й, 40 единиц и 33 двойки в 12й, 42 и 35 в 19й, 44 единички в 20й. Изначальные 25 мм лобовой брони чешского танка на многих машинах были удвоены, 15-мм бортовой были удвоены на менее чем на трехста танках. Правда, немцы жаловались на излишнюю хрупкость чешской брони, да и наши не раз отмечали, что она пробивается практически со всех ракурсов не только сорокопятками, но даже ручной гранатой удавалось проделать пролом в боку, если удачно попасть, а кроме того, такая броня и крепежный элемент давали много осколков внутри боевого отделения. 37-мм пушчонка и два пулемета составляли его вооружение.
