Драгонвик

Милвилль повернул свою большую голову и некоторое время созерцал миссис Эллет глазами цвета морской волны.

— Жители Маркизовых островов не людоеды, — ответил он, — но я не стал бы их осуждать, если бы они даже и съели парочку миссионеров.

Миссис Эллет неприлично громко засмеялась:

— О Боже, до чего вы забавны! А я каждое воскресенье жертвую пять долларов миссионерам на обращение этих несчастных нагих язычников.

— Лучше бы вы сохранили свои деньги, мэм. Они вовсе не такие язычники, — он опустил взгляд на декольте миссис Эллет, открывавшее ее высокую грудь почти полностью. — И в любом случае они не более раздеты, чем вы, — добавил он уже про себя.

— О, посмотрите, кто это! — воскликнул граф, вовремя вмешиваясь в разговор, едва он узнал в только что вошедшей в зал даме свою знакомую. — Это же сама Ла Альбанес! Что за наслаждение!

Все обернулись и увидели, как Николас приветствует диву в оранжевом атласном платье и явно фальшивых драгоценностях. Она по-мужски встряхнула руку Николаса в сердечном рукопожатии, схватила Миранду и притянула ее к себе, восклицая:

— Ah, que bella! La bimba!

* Ах, какая красавица! Малышка! (итал. язык)

После чего запечатлела на лбу Миранды поцелуй, обдав ее запахом чеснока. Потом она помахала графу, с которым была знакома еще по Парижу.

— Рада всех видеть, — воскликнула она, сопровождая свои слова размашистыми жестами. — А теперь я буду петь.

Она бросилась к роялю, оставляя в комнатах позади себя сильный запах духов.

— Кто будет мне аккомпанировать? — воскликнула она, быстро пробежав по клавишам.

— Я доставлю себе это удовольствие, синьора, — с поклоном ответил Николас и уселся за рояль.

Миссис Шермерхорн подняла лорнет и с сомнением уставилась на Ла Альбанес. Итальянская оперная певица в гостиной? Удивительно! В любом другом доме ее появление выглядело бы как нонсенс. Но консервативная репутация Ван Рина была общепризнана, к тому же он был благородного происхождения, так что ничем не рисковал.

Еще до того как закончилась выходная ария Нормы, миссис Шермерхорн, совершенно успокоившись, задумалась, не следует ли и ей пригласить великолепную мадам Альбанес на свой скромный прием на следующей неделе.

Постепенно все поддались очарованию ее голоса. Певица была удивительно артистична, ее изумительный голос был необыкновенно чист, но еще убедительней были исходившая от нее жизненная сила и бесстыдная и притягательная страсть.

Затем примадонна исполнила арию из "Женитьбы Фигаро" и сцену безумия из новой оперы "Лючия де Ламмермур". Аплодисменты были гораздо громче, чем обычно бывает в гостиных.

Ла Альбанес поклонилась, одаривая всех сияющей улыбкой.

— Ах, я еще никогда так замечательно не пела! — объявила она. Но она знала, что никто из присутствующих не способен оценить ее пение профессионально, и потому драматическим жестом протянула руки Николасу. — Это вы вдохновили меня, синьор. Вы играете con fuoco, con amore* удивительно! Я и не думала найти в Америке такого музыканта.

* С огнем, с любовью. (итал. язык)

— Вы мне льстите, мадам, — улыбаясь, вполголоса ответил Николас.

Надо же, размышлял граф, вытягивая шею, чтобы ему было лучше видно хозяина дома, скрытого крышкой рояля. Кто бы мог подумать, что в таком холодном на вид человеке можно найти столько огня и блеска?

— А теперь я спою вам на английском, — гордо объявила мадам Альбанес, и граф снова слегка подвинул свой стул, чтобы видеть Николаса.

Итальянская дива пела грустную балладу Маританы "Светлые картины", ухитряясь каким-то образом придать избитым фразам и простенькой мелодии неподдельный пафос. Трагедия тщетных надежд, несбывшейся любви.

Во время исполнения баллады граф увидел, как Николас повернул голову и его голубые глаза остановились на красивом лице Миранды. В его взгляде читалось желание и призыв. Но когда молодая женщина сменила позу, не догадываясь о чувствах мужа, Николас быстро перевел взгляд на ноты.

Вот ведь, возможно, у этих двоих все не так хорошо, как кажется, решил граф. Неожиданно, он почувствовал усталость от своих предположений и размышлений. "Довольно", — сказал он себе, вытягивая пухлые ноги. — "Вечно я везде вижу тайны. Интересно, скоро ли ужин?"

Ждать пришлось недолго. Выступление певицы закончилось народной итальянской песней. Затем, среди хора восторгов, мадам Альбанес поклонилась и с улыбкой подошла к Миранде:

— Я хочу в уборную, — объявила она со спокойным латинским натурализмом. — Вы не покажете мне дорогу?

— О... конечно, — запинаясь, ответила Миранда, ее щеки вспыхнули от смущения, и она торопливо вывела певицу из комнаты.

Когда они спустились вниз, гости уже направились в столовую. Николас подошел к Миранде и шепнул:

— Все восхищаются вами. Прием проходит замечательно.

Эти простые слова были сказаны таким тоном, что настроение Миранды сразу поднялось, и она болтала и смеялась, забыв обо всех волнениях.

Николас посадил мадам Альбанес между графом и Германом Мелвиллом, справедливо рассудив, что другим джентльменам она может показаться несколько вульгарной. Другое дело Мелвилл. Он оживленно болтал и время от времени довольно неприлично смеялся, из-за чего миссис Эллет осуждающе посматривала на него через стол.

Однако даже она была умиротворена, когда Николас спросил у нее об Эдгаре По, к которому она испытывала немалый интерес. Леди оживилась, встряхивая редкими кудряшами.

— Бедный несчастный мистер По. Какое, несчастье... его малютка жена... боюсь, она умирает... и они уехали в такую глушь, в настоящую лачугу.

Она понизила голос до пронзительного шепота, который мгновенно прервал все остальные разговоры за столом.

— Мне так его жаль... вы понимаете, такое падение... ужасно!... И еще этот скандал с миссис... О!... — издала она возглас смущения. — Все слушают!

Все и правда слушали, но после этих слов спешно возобновили разговоры на другие темы. Кроме Николаса, никого из них несчастья поэта особенно не интересовали, они просто были привлечены интригующим шепотом миссис Эллет.

Однако Николас испытывал иные чувства и к изумлению Миранды, которая считала миссис Эллет вульгарной и крайне неприятной женщиной, предложил ей в понедельник поехать вместе с ними в Фордхем, чтобы она могла представить их мистеру По.

— Но зачем, Николас? — поинтересовалась Миранда, когда гости разъехались. — Зачем нам встречаться с этим По? И разве ты не считаешь, что миссис Эллет ужасно надоедлива?

— Это так, — согласился он. — Но вряд ли мы сможем посетить мистера По, если нас никто не представит ему.

— Зачем нам вообще туда ехать? — настаивала она.

Подобная поездка казалась ей совершенно ненужной, какое-то жалкое захолустье, вечно пьяный и, как говорят, неуравновешенный человек и его жена, умирающая от чахотки.

Николас сжал губы. Он не любил, когда ему задавали подобные вопросы, не привык даже к малейшему противоречию своим желаниям. Миранда сидела перед зеркалом, расчесывая волосы, которые сияющей мантией спадали чуть не до пола. В кружевном неглиже она выглядела очень свежей и красивой, она прекрасно держалась сегодня вечером, сумев извлечь из его уроков все, что только можно. Поэтому он подавил сарказм и спокойно ответил:

— Вы не поймете, моя дорогая.

Миранда отложила гребень и, повернувшись в обитом атласом кресле, посмотрела на мужа.

— Да почему же не пойму? — обиженно воскликнула она. — Почему вы никогда не слушаете меня? Говорите мне хоть иногда, что вы думаете и чувствуете, пока...

Она остановилась. Она чуть было не сказала: "Пока не стало слишком поздно". С чего это она так разволновалась из-за какой-то ерунды? Не удивительно, что Николас смотрит на нее с таким изумлением.

Мгновение он молчал, затем плотнее запахнул фиолетовый халат и сел в кресло напротив нее.

— Любовь моя, — с улыбкой сказал он. — Я и не думал, что причины моего желания встретиться с мистером По имеют для вас такое значение. Я с радостью все объясню. Я восхищаюсь гением этого человека. Я чувствую, что его откровения находят в моей душе большой отклик. В них есть нечто фантасмагорическое, чувственный привкус мистерии и вселенского зла, которые меня очень привлекают. И мне любопытно увидеть его нынешнюю деградацию. Мне это интересно.

Он замолчал, и Миранда сделала беспомощный жест, а на ее глазах навернулись слезы. Ее сознание не способно было понять смысл его слов, значение некоторых из них она даже не знала — "фантасмагория", "мистерия", "деградация"... На мгновение ей показалось, будто он действительно хотел довериться ей, со всей откровенностью ответить на ее просьбу. Никогда еще не бывало такого, чтобы за наигранной легкостью его тона скрывалась обычная правда.

А он, глядя на жену, засмеялся.

— Ну же, моя крошка. Уже очень поздно. Иди спать и не тревожь свою хорошенькую головку вещами, в которых ты ничего не смыслишь.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТЬ

Хотя Миранда не догадывалась об этом три года, визит к одной несчастной семье в Фордхеме оказал огромное влияние на всю ее дальнейшую жизнь.

Коттедж По не выглядел лачугой, а был небольшим каркасным домиком с крыльцом и двустворчатой дверью. Дом стоял на возвышенности в тени тюльпанового дерева. Пчелы вились вокруг кустов жимолости, а когда подъехала карета Ван Ринов, в жарком спокойном воздухе раздался звон монастырских колоколов колледжа Святого Иоанна. Вокруг царили мир и покой.

Покой оказался ложным, потому что под крышей дома умирала молодая женщина, ее заботливая мать ухаживала за полубезумным гением, а о мире и спокойствие в этом доме не смели даже мечтать. Миссис Клемм торопливо вышла из кухни, чтобы приветствовать миссис Эллет, представившую ей Ван Ринов.

— Я так рада вас видеть, — произнесла миссис Клемм. — Эдди любит общество, да и моя бедная Вирджиния тоже, хотя сегодня ей нездоровится... Бедная девочка. С ней сейчас доктор Френсис.

Она вздохнула, и на ее преждевременно постаревшем лице стало заметно волнение. В черном платье и белоснежном чепце с длинными лентами она выглядела безукоризненно чистой и аккуратной, однако платье было старым и неоднократно штопанным, и сердце Миранды защемило от жалости, когда она заметила, что правая туфля миссис Клемм развалилась и была аккуратно склеена пластырем, выкрашенным в черный цвет.

Несчастная женщина провела гостей через крохотную белую прихожую в маленькую уютную спальню. В домике было еще две комнаты — кухня и гостиная — обе маленькие и дурно обставленные, зато все здесь сияло чистотой: клетчатый половик в гостиной, побеленные стены, даже низкие стропила потолка.

Вирджиния лежала у окна на самодельной софе. Ее хрупкое изможденное тело было едва заметно под стеганым одеялом. Лицо без единой кровинки не от мира сего было обрамлено черными волосами, блестящими и гладкими, благодаря неустанной материнской заботе. Лихорадочно блестевшие глаза смотрели на пожилого врача, сидевшего рядом и державшего ее запястье.

Когда миссис Клемм ввела гостей в комнату, По встал из-за шаткого письменного стола, и вся его поза выражала безнадежное отчаяние.

"Да он же просто коротышка!" — удивленно подумала Миранда, обнаружив, что и она сама и миссис Клемм были выше его на несколько дюймов, а уж Николас и вовсе возвышался над ним как скала.

Она привыкла судить о внешности мужчин не иначе как сравнивая их с идеальными чертами Николаса, и хотя многие женщины считали По довольно приятным, Миранде он не понравился. Его высокий лоб выдавался вперед под буйными темными локонами и, казалось, перевешивал рот и подбородок, так что его желтоватое лицо напоминало грушу. Усы были взлохмачены, лицо изборождено морщинами, под глазами образовались мешки, а серые глаза, взгляд которых некогда поражал бодростью и буквально гипнотизировал собеседников, потускнели и утратили всякое выражение. По выглядел гораздо старше своих тридцати семи лет.

Миссис Эллет он приветствовал без восторга, зная, что она страшная сплетница. Заметив эту холодность, Миранда еще больше пожалела, что они вторглись в жизнь несчастной семьи, но апатия По рассеялась, а тон потеплел, когда он повернулся к Ван Ринам.

— Как хорошо, что вы решились на столь долгую поездку из города, — сказал он, кланяясь Миранде и пожимая руку Николасу. — Извините, что мы встречаем вас при таких обстоятельствах, — и он указал на постель Вирджинии.

— Я испытываю неподдельное восхищение вашими творениями, мистер По, — с самой обаятельной улыбкой ответил Николас, — и я не мог уехать из города, не доставив себе удовольствие встретиться с вами и выразить вам свои чувства.

По, всегда очень чувствительный к комплиментам, оживился от искренности в тоне Николаса.

— Вы что-нибудь читали из моих произведений? — с волнением спросил он и тут же с горечью добавил: — Полагаю, "Ворона". Такую славу я получил во всем мире, появившись в перьях этой мрачной птицы.

— Я читал все, что вы публиковали, — ответил Николас и, починяясь жесту хозяина, сел на один из жестких стульев из тростника, — и прозу, и поэзию. Я нашел ваши рассказы увлекательными и вместе с тем вызывающими, хотя, признаюсь, предпочитаю стихи. Здесь, как мне кажется, ваш гений достигает вершины.

По тоже так считал и когда обнаружил, что Николас знает всю его поэзию и может цитировать даже совсем малоизвестные стихотворения, те, что публика давно забыла, например "Тамерлана" или "Спящего", с благодарностью пододвинул свой стул поближе и оживленно заговорил.

Пока мужчины беседовали, а миссис Эллет стояла рядом с ними, стараясь как-нибудь незаметно перевести разговор на свою собственную персону, миссис Клемм подвела Миранду к кушетке, где врач уже заканчивал осмотр.

Больная женина взглянула на Миранду.

— Как хорошо, что вы пришли повидать Эдди, — прошептала она. — Как вы красивы! — с очаровательной наивностью добавила она.

Миранда улыбнулась и взяла тонкую прозрачную руку. Она была тронута выражением нежности и терпения на детском личике несчастной женщины. Хотя на самом деле Вирджиния была старше Миранды, ни бедность, ни болезнь не смогли состарить ее. Она была все тем же послушным ребенком, вышедшим замуж за своего кузена Эдди десять лет назад.

— Я уверена, вскоре вам станет легче, — сказала Миранда и сразу же поняла, как неуместна эта избитая фраза, поскольку на бледных щеках Вирджинии тут же появился чахоточный румянец, а когда приступ кашля сотряс маленькое тело, платок, который она поднесла ко рту, окрасился кровавыми пятнами.

— Отойдите, мэм, — довольно грубо сказал доктор Миранде. — Сейчас ей нельзя говорить.

Он взял ее за руку и направил в сторону кухни.

— Здесь негде сесть, — пояснил врач, отвечая на удивленный взгляд Миранды. — Слишком много людей.

Это была правда. Три стула в комнате были заняты миссис Эллет, По и Николасом, а напротив них миссис Клемм склонилась над дочерью, чьи веки закрылись от усталости.