— Вы правы, нет у меня поводов. И вы еще раз правы. Помогите мне, я готова выжать из себя больше, чем могу, я хочу попробовать прыгнуть выше собственной головы. Давайте создадим такой образ, чтобы он требовал максимальной отдачи!
— Теперь мне ясно, почему Элизабет решила работать с вами сама. Может быть, вы выглядите смиренной девой, но ваш темперамент схож с тем, что демонстрируют ваши товарищи. Тут я не могу противоречить вашему командиру, вдруг у нее особые планы на вас.
Глава 6 Первые находки
За окнами гостиничного номера наступила ночь.
Эл уселась на постель, скрестив ноги по-турецки. Она вскрыла доставленную шляпную коробку, которая лежала у нее на коленях, извлекла учебные боксы, три комплекта, ленту из стерильных контактных наклеек. На блоках значились надписи с именами. Она повертела прозрачные кристаллы, на которых стараниями Дианы были записаны фрагменты их личностей.
— Всегда считала это, — она взяла пальцами два кристалла, — более противозаконным, чем само проникновение посторонних в другое время.
Вид у нее был забавный, в ночной сорочке и пеньюаре, вокруг неизвестные этому времени аппараты. Она смотрелась так, будто понятия не имеет, что делать с ними.
— А кто с детства лезет в другие времена, в другие миры? — нарочито строго спросил Алик.
— Я обречена, — возмутилась Эл, зная, что тон шутливый. — Это мое счастье и несчастье.
Алик навис над ней, как коршун.
— Тут нет следящих устройств, — таинственным шепотом сказал он. — А ну, признавайся, почему ты запретила запись этих карт в наше сознание?!
Эл запихнула аппараты в коробку, туда же бросила кристаллы. Взяла одну контактную пластинку и налепила себе на лоб, старательно разгладив ее пальцами.
— Потому что у меня предубеждение, — заявила она.
— Да? Какое же? Ты стараешься обычно избавиться от предубеждений.
— Я наблюдала людей, которых мы спасали. Они отходили от затмения, только после того, как с ними работали специалисты по очистке памяти. Не хочу, чтобы с нами случилось нечто такое. Служба времени одна из самых молодых научных организаций, не все методы мне кажутся надежными. Я знаю, что такое побывать в плену чужой личности. Симптомы похожи.
— Я общаюсь не с милой и любимой мной Эл, а с десятком тех личностей, в которых ты побывала? — Алик лег на бок рядом и посмотрел внимательно. — Я шучу. Я понимаю, о чем ты говорила. Мне подчас кажется, что во мне до сих пор живет частица великого Кикхи, особенно, когда способности стали так остро проявляться. Если ты видишь хоть одно разумное препятствие, я не буду этим пользоваться.
— Ты чувствуешь в себе Кикху? — настороженно спросила Эл.
— Я ощущаю в себе какую-то особенную легкость, в мыслях, в том, как оцениваю окружающее. Ощущаю, что не я. Я помню, как оно было, когда он контролировал меня. Я же осознавал, что со мной твориться, я был и собой тоже. Мне порой кажется, что я мыслю и поступаю, как он. Тебя настораживает?
— Я не замечаю сходства, потому что не уверена, что знаю Кикху достаточно хорошо. Тебе виднее. Значит, ты можешь допустить, как и я, что затмения наблюдателей могу происходить из-за загрузок в память посторонних навыков. А временная переброска смещает ядро личности в сторону искусственного восприятия, под те условия, которым соответствуют новые качества человека. Личность — самый программируемый сегмент человека.
— Ты с Хёйлером делилась на сей счет?
— Ни с Хейлером, ни с Самадином. Это догадка. Упаси все святые, если меня обяжут такое доказать. Самадину скажу, позже. Поэтому контакты — на лоб, кристалл — в блок, и пусть себе в холостую работает, а я предпочту просто поспать.
— Бедная Диана. Трудилась зря.
— Ничуть. Разбирая карту, каждый напомнил себе, чем обладает, чем не обладает, что может, чего не может, чего бы желал для себя. Полезно. А завтра я выберу для загрузки только то, на что не хочу тратить время, что мне не навредит.
— Оля и Игорь знают?
— Я так мало им отмерила навыков, что их разум не пострадает.
Эл протянула ему полоску с контактами.
— Забросишь Димке? Пожелай от меня спокойной ночи.
— Хорошо. Устраивайся, я скоро вернусь.
Он поцеловал Эл прямо в наклеенную на лоб липучку, сунул за пояс пластинки и вышел из номера. Дмитрий расположился на этом же этаже дальше по коридору. Он стукнул дважды, Дмитрий быстро открыл дверь.
— Пришел тебе доброй ночи пожелать, Рагнар.
Алик вошел, по номеру разносился цветочный аромат. Алик прошел в комнаты, добыл пластинки и протянул другу.
— Наклей на ночь, для видимости. Кто прислал тебе цветы?
— Я их купил.
— Целую корзину.
— Да. Это вроде бы изящный жест, от тебя Элизабет, — сказал Дмитрий так серьезно, что Алик ему поверил. — Ты был занят, очень. Я подумал, что ты мог бы так поступить.
— Я возьму для нее цветы, но за свои выдавать не стану.
— Пожалуйста.
— Откуда такая забота?
— Это вполне современно. Давай, хватай корзину и спокойной ночи. Наконец-то я сегодня лягу спать, — блаженно вздохнул Дмитрий.
— Опять бессонница?
— Обычное дело.
— Эл просила пожелать тебе спокойной ночи.
— Спасибо, взаимно. И тебе того же.
Дмитрий всучил ему цветы и выпроводил из номера.
Алик внес цветы в спальню.
— О-у, — она действительно обрадовалась.
— Я вдруг подумал, что никогда еще не дарил тебе цветов. Звучит ужасно. Но, увы, это не я, а Димка. Как будто они от меня.
Алик смутился и поставил корзину на тумбу с ее стороны постели.
— Я мог бы сам додуматься, — вздохнул он.
— У тебя впереди множество возможностей. Я помню вчерашний вечер, он без цветов был хорош. Мой первый выход в общество в качестве замужней дамы вполне удался.
Он присел с ней рядом.
— Я не думал репетировать. Тебе вообще не требуется играть.
Эл посмотрела ему в глаза.
— Откуда ты выловил мой вчерашний облик? Почему такой?
Эл запомнила, как застыл Дмитрий, что он говорил. Какой бы странной его речь не была, он точно определил характер того, что наблюдал сегодня утром. Дмитрий, как индикатор, его реакция всегда близка к точной. Алик воспроизвел образ неизвестной ему владычицы, даму с портрета во дворце владыки. Теперь упомянул Кикху. Который из них выдернул из прошлого эти черты? Она сама не без опасения смотрела на себя в зеркало, потом вечером, в ресторане, наблюдала за Аликом, но он был собой, не Кикхой, не великим. Знал или угадал?
— Не знаю, что-то нашло, — ответил он. — Это воображение. Я представил, если бы я шел впереди, должен был оглянуться, а ты должна была бы выглядеть иной, что могло быть. Я только цвет волос поменял. В каком облике я не смог бы узнать тебя? Если чувствую на расстоянии. В каком платье, в каком цвете?
— В лиловом. — Эл улыбнулась. Как среагирует?
— Терпеть не могу этот цвет.
— Ого, а я думала, ты равнодушен к подобным мелочам.
Эл бросила взгляд на корзину с цветами, вдохнула аромат. В корзине были только розы и только молочного цвета. Среди стеблей виднелся уголок конверта. Эл вынула его, заглянула внутрь.
— Что внутри?
— Он выкупил театральную ложу на послезавтра. Женитьба Фигаро. — Эл откинулась на подушки и засмеялась. — Отлично! Мы едем в театр.
Она опять заглянула в коробку, зарядила кристаллы в аппараты и включила. Потом они опять были засунуты в коробку, а ее Эл засунула под кровать.
— Утром бы не забыть вернуть на базу, — напомнила она сама себе. — Что было на встрече с Рудольфом Хофманом?
— Он не сказал мне ничего особенного, Ванхоффер был неточен, свитками занимался не он, а его ассистент. Переводы делал.
— Нам нужны оригиналы. Перевод с перевода — и смысл пропадет.
— Он позволил придти в университет на лекции. Эл, о свитках больше всего знаешь ты.
— Для этого существует кузен Элберет. Мы пойдем туда вместе. Все. Как думаешь, он знает о настоящей роли Ванхоффера? Как он нас воспримет?
— Мы оба были аккуратны в выражениях, посторонних вопросов не обсуждали. Я понял, что он знает мало.
— Когда мы можем с ним встретиться?
— Он бывает в университете с самого раннего утра.
— Утром мне нужно закончить работу с Ольгой, то есть с Хельгой и Грегуаром. А что с библиотекой?
— Вот тут загвоздка. Никто без высочайшего разрешения попасть в библиотеку не сможет. Нам обещана протекция, но для этого нужно подать прошение от моего лица, как самого достойного, описать цель, да так, чтобы это представляло интерес для науки. Сколько времени потребуется, он не сказал. Я узнал у Хофмана, он сам имеет доступ туда, но добился его с великими трудностями. Нас иностранцев так просто туда не впустят. В крайнем случае, он может провести туда одного из нас. Нужно иметь покровительство со стороны важной персоны. Ближайшие дни мы должны обзавестись хорошими знакомствами. Большинство знатных семей сейчас еще за городом.
— Тем охотней нас могу принять в каком-нибудь светском обществе, в гостях у нужного нам лица. Попрошу Диану мне помочь. Значит, завтра я задержусь на базе и просмотрю варианты знакомств и новые исследования в области востоковедения. Нужно сориентироваться, что известно местным историкам.
— Эл, ты решила рассыпаться во все стороны? И университет, и салоны, и прочее, и прочее.
— Времени у нас не густо.
— Ты спать собираешься?
* * *
Рудольф Хофман оказался маленьким крепышом с кудрявыми волосами, приветливым, но на столько серьезным, что возникала мысль, будто он не умеет улыбаться. После лекции слушатели столпились вокруг него. Их было десятка два, что для начала сентября считалось хорошим числом. Заметив Алика, Хофман кивнул ему и дал понять, что ответы на вопросы имеют для него такую же важность, как и сама лекция. Завязалась дискуссия, им пришлось освободить аудиторию и перекочевать в коридор. Интересующиеся рассеивались еще минут сорок. Осталось четверо молодых людей и девушка.
— Александр Шеховской, — напомнил себе Хофмана. — Запомнил вас.
— Позвольте представить моих друзей. Хельга Карлсон. — Алик начал с Ольги, ничего к имени он добавить не смог.
Ольга подала ручку в перчатке для рукопожатия, профессор легонько коснулся ее руки. Дополнений не потребовалось, потому что в девушке он видел только спутницу и перевел взгляд на других, предлагая Алику продолжать представление.
— Мой дальний родственник Элберет Макензи, его кузен Грег Макензи, они из Америки. А это мой друг Рагнар Гаруди.
Взгляд Хофмана остановился на Дмитрии.
— Так кого из вас интересуют свитки, неужели всех? — обратился он именно к смуглому высокому молодому человеку.
В ответ Рагнар чуть улыбнулся и кивнул.
— Всех? — уточнил еще раз профессор. — Тогда пройдемте, есть место, где мы могли бы побеседовать.
Кабинет профессора был маловат для такой компании. По дороге он пригласил к беседе своего ассистента невзрачного юношу, с бело-рыжими волосами, бледного, конопатого и чуть напуганного количеством собеседников. Его звали Арнольд Шпитс.
— Нам бы хотелось узнать, как много свитков существует, какой язык, что вам удалось расшифровать? — спросила Эл.
— Мы смогли увидеть десять из восемнадцати пергаментов, которые нам соизволили показать хранители библиотеки, — стал отвечать Хофман. — Видите ли, остальные повреждены, хранятся отдельно. Арнольд, пожалуйста.
— Я осмотрел все, что было возможно, не смог прочесть, потому что не знаю языка оригинала или других схожих документов, — краснея от волнения и глотая слова, объяснил Арнольд. — Всего вариантов написания — три. Лишь поздний список на фарси мне удалось прочесть целиком. Признаться, успехи скромные, на перевод свитка уходила не одна неделя. У меня возникла гипотеза, что они, эти записи — разрозненный набор текстов. Даже в одном документе фразы не связаны друг с другом. На первый взгляд свитки выглядят по-разному. Первенство датировок принадлежит не нам. Барон фон Лейдендорф настаивал, что они весьма старинные, относятся, чуть ли, не к пятнадцатому веку. Однако утверждение еще не имеет фактических доказательств. Наши возможности скромны.
— Можно узнать, профессор, как вы заинтересовались свитками? — спросил Дмитрий у Хофмана.
— У этого вопроса есть мистическая сторона. Я участвовал в молодости в военных действиях, — Хофман засмеялся. — Если так можно выразиться. Я знал турецкий еще несколько восточных языков и работал переводчиком. Я попал в плен, меня не стали убивать, опять же из-за моей способности общаться. Под честное слово, что я не сбегу, меня под охраной поселили в доме у одной семьи. Пленный, но все же гость, меня радушно приняли. Хозяин дома глубокий старик до поздней ночи разговаривал со мной. Мое знание языка позволило нам неплохо общаться. Он оказался таких необычных взглядов, что я поразился и его образованию, и одновременно способности просто изъясняться. А разговоры были не бытового содержания. Мы говорили о вере, о человеческих пороках, о загробной жизни. К середине разговора, я был потрясен его образом мыслей. У него были, как нынче любят выражаться, космополитические взгляды. Без иронии. Замечу, он был стар. Мне казалось, что он не мусульманин и вообще не турок, придерживался совершенно не классифицируемых взглядов. Думаю он принадлежал к курдам. Я в тот период не был знаком ни с одним учением востока достаточно глубоко, кроме, разве что, мусульманской религии. Так вот, под утро он вывел меня из дому, что-то сказал конвойному, провел кривыми улочками на окраину и заставил раздеться по пояс. Он вылил на меня какое-то масло, а потом налепил на мое тело два листа пергамента и уже сверху я надел одежду. А потом он приказал бежать. Я протестовал, потому что давал обещание. Он сказал, что если я побегу сейчас то буду жить и совершу много полезного, если останусь, то при наступлении следующего дня меня убьют. Он был убедителен, и я побежал. Мне стреляли в след. Пуля задела мне плечо, но это было не существенно. Я и погоню слышал, метался как заяц. Меня преследовали около часа. Километрах в пяти от селения, я натолкнулся на отряд своих. Мне не поверили, когда я рассказал о побеге, арестовали, допрашивали, приняли за шпиона. Из одного плена я попал в другой. Через месяц меня отпустили, я попросил назад те пергаменты, что старик налепил на меня. Я удивился, когда получил их назад. Я стоял, держал их в руках и не верил, что свободен. Проводник турок, увидел меня и стал говорить быстро и с опаской, чтобы я спрятал свитки. Я расспросил его, рассказал о старике, он сообщил мне, что старик увидел во мне избранного, а эти куски кожи очень ценные, я не должен их показывать никому. Я скоро подал в отставку и вернулся в Швейцарию. При наличии свободного времени и желании я стал переводить тексты на свитках. Увы, ни одни из известных на тот момент языков не совпал с моими письменами. Я стал искать схожие документы, знакомился с исследованиями передовых востоковедов. Я получил благодаря своим исследованиям степень доктора филологии, а потом меня пригласили в Вену.
— Свитки вы так и храните? — спросил Дмитрий.
