Они выбрали ночь

Вчерашний день неподвластный могущественному времени ожил и вновь заиграл новыми еще более яркими цветами.

Улула стала птицей — свободной и независимой. Ее крылья больше не отягощали невидимые путы бессмысленной власти, которой наделили доролийку Высшие. Только в этих снах она была по-настоящему свободна.

Прямо под острокрылой проносились поля и луга, горные реки и снежные пики непреодолимых преград. Взмах крыла, и она взмывала ввысь, не ведая страха. Перед ней раскинулся неведомый ей ранее мир.

Гордый и непокорный север был чужд ее мягкому южному нраву, но от этого не казался менее прекрасным и удивительным.

Издав боевой клич, птица внезапно стала снижаться. Не принадлежа себе, она только и могла, что созерцать происходящее.

Оказавшись на ветке, Улула увидела небольшие, обнесенные толстой каменной стеной башни и бойницы. Перекинувшись через глубокий поросший осокой ров, наезжий тракт вел прямо внутрь кишащего, словно муравейник города.

Люди жизнерадостно распевали песни, сопровождая переполненные обозы, и все казалось безмятежным. Городская стража приветствовала случайных прохожих, отдавая особую дань уважения местным богачам, которые в свою очередь отвечали тем не меньшей любезностью.

Острокрылая внимательно следила за обрывками фраз и случайными окриками, во чтобы то ни стало, пытаясь понять тот тайный смысл, что хотел донести до нее демон. Но картинка оставалась только картинкой и не думая, удивлять притаившуюся на ветке птицу.

'Я не понимаю. В чем смысл?' — мысленно обратилась к Гарпию доролийка.

' Терпение. И ты все увидишь', — раздался в голове податливый голос.

И он оказался прав.

Внезапно мир изменился. Над городом гонимые грозным северным ветром тучи обрушили на непреступные стены дождем и грозой. Боем тысячи барабанов за каменную преграду проник смерч, снося на своем пути все живое, швыряя в небо любую помеху, возникшую у него на пути.

Улула вздрогнула и попыталась отвести взгляд, но у нее ничего не получилось. Сила демона, создавшего видения — здесь и сейчас — властвовала надо всем.

Люди пытались бежать из города, укрывшись от ненастья в дремучих чащобах непроходимых лесов. С криками и проклятиями они покидали дрожащие стены, которые не смогли уберечь их от внезапного ненастья. Тысячи смертей обрушались на цитадель, обратив крыши домов в одно огромное пламя. И не было никому спасения, и каждый, кто выжил, сходил с ума, не в силах перенести сущий кошмар, этого бесконечного дня.

Улула наблюдала, чувствуя, как по щекам текут слезы. За долгие столетия смерть так ничему ее и не научила; она все также сочувствовала чужому горю, не желая скрывать свои эмоции. И Гарпий чувствовал это, не спеша менять жестокую картинку своих образов.

' Хватит!' — взмолилась доролийка.

' Хорошо. Ты права. Слишком неучтиво с моей стороны', — быстро согласился Гарпий.

Мир вокруг замер. Застыл, будто по мановению длани могущественного Кроноса — властителя времени и перед Улулой возник призрачный образ демона.

— Я пришел в этот мир еще совсем молодым, неопытным, — изрек Гарпий и медленно направился в сторону города.

Крылья птицы ожили и она, покинув ветку, воспарила над мужчиной в строгом белом фраке.

— Как давно это было? — поинтересовалась Улала.

— Пять, а может быть шесть сотен лет назад. Поверь сейчас мне трудно вспомнить, — откликнулся демон, ловко спрыгивая вниз с небольшого бугорка.

— И тебе не жалко этих несчастных?

На секунду Гарпий остановился и с интересом посмотрел на птицу.

— Скажи, как ты оказалась среди надзирателей? С таким калейдоскопом нерастраченных чувств?

— Наверное, за грехи, — нисколько не сомневаясь, ответила Улула.

Демон зашелся в приступе дикого смеха.

Возле рва застыли несколько человеческих фигур, которые спрыгнув с моста, повисли в воздухе — внизу их ждали острый частокол.

— Я доставил бы Кроносу несколько тысяч душ, если бы не ОН! — с интересом осмотрев восковые маски ужаса застывшие на лицах горожан, изрек Гарпий.

— В тот раз тебе помешали? — удивилась Улула.

Демон кивнул и повел ее внутрь города. Узкие каменные улочки, охваченные огнем, сейчас больше напоминали яркие картины умелого художника. Поглощенные пламенем тела, крыши домов, удушающие клубы гари — смерть хорошо повеселилась в здешних краях, раз и навсегда уничтожив славный город.

Не чувствуя запаха пожара, Улула взмахнув крыльями, примостилась на одной из деревянных вывесок, гласившей 'Пятая доброта'

— Тогда я потратил много сил, чтобы породить здесь злость и ненависть, — начал Гарпий и словно заправский экскурсовод повел острокрылую дальше.

— Понять человеческие желания оказалось совсем не сложно. Каждый из них желал лучшей жизни. Деньги, похоть, власть, бессмертие — любой ценой. Поверь Всеединый не зря указал им на смертные грехи. Немного творческого вмешательства и вскоре они стали пожирать сами себя. Я откровенно рассчитывал, что крохотная горстка праведников уберется отсюда восвояси не оставив надежду оставшимся.

— Но произошло иначе, — догадалась доролийка.

Демон печально улыбнулся, сверкнув бездонными очами.

Они миновали несколько полуразрушенных зданий, и вышли на Церковную площадь. Улула ощутила здесь огромное напряжение — святая земля из последних сил сопротивлялась подступающей смерти. Колокола на звонницах даже сейчас, замерев в немых позах, издавали душераздирающий звон, возвещая о приближающейся беде.

— Я считала, что священники куда чище и открытие, — проникнув внутрь церкви, отметила острокрылая.

Епископ, вознося руки к небесам, был окружен сотней беззащитных прихожан, которые в отчаянье искали спасение в здешних стенах.

— Он кстати большой шалун по женской части, — хихикнув, указал на священника Гарпий. — Я думаю, Всеединый уже давно перестал прислушиваться к его бредням и вообще обращать на него внимание.

Улула заклекотала и, захлопав крыльями, возмущенно произнесла:

— Не может быть! Я не вижу здесь ни одного праведника! Даже намека на искреннее раскаянье...

— Вот и я о том же, — согласился демон. — Тогда я считал, что дело у меня в кармане... Пойдем!

Каменный дом с огромной печной трубой оказался заперт и забит с наружи досками, а дверь была привалена кучей тяжелого хлама. Демон с легкостью расчистил путь, и они попали в огромный зал, напоминающий старую добрую таверну.

— Зачем мы здесь?

— Помолчи! — цыкнул на Улулу демон. — Лучше послушай...

В глубокой тишине, как в бездонной бочке растворился любой маломальский звук. Улула напрягла слух, но ничего не услышала.

Гарпий бесшумно проскользил к погребу, на котором висел огромный замок и кивком позвал острокрылую.

Откуда-то из недр подвала сначала донесся детский плач, а затем чистые слова молитвы. Женский голос, смирившийся со всеми невзгодами неустанно шептал восхваления Всеединому, моля того об избавлении от бед и грехов.

— Кто это? — дрогнувшим голосом спросила Улала.

— Сейчас узнаешь.

Дверь погреба отварилась, и они стали медленно спускаться вниз по лестнице. Вступив на землю, Гарпий хлопнул в ладоши и в темнице зажегся тусклый свет.

Помещение было ужасно сырым, промозглым; возле стен Улула заметила снующих туда-сюда здоровенных крыс.

— Смотри, — с неким отвращение произнес Гарпий.

В самом дальнем углу, прижав к груди дитя, сидела совсем молодая девушка — на щеках застыли тонкие струйки слез, а на груди покоился крохотный деревянный символ бесконечной жизни.

— Кто она?

— О, это очень печальная и душещипательная история, — сквозь зубы процедил демон. — Эта девушка настоящая мученица, побери ее Кронос.

Свет стал ярче, озарив лицо несчастной и дав возможность Улуле увидеть на правой щеке затворницы горящий огнем знак избранных, чистых душ.

— Но нам не дано право... — ошарашено произнесла острокрылая.

— Слепец. Глупый слепец, — не слушая дорлийку, стал ругать себя демон.

Очутившись возле несчастной праведницы, демон зарычал, будто цепной пес, готовый с легкостью разорвать беспомощную жертву, но сдерживаемый длинной поводка.

— Ее муж был подлинным деспотом. А когда она родила ему дочь, а не сына — просто взбесился, — немного успокоившись, пояснил Гарпий. — Девушка любила его и отдавала всю себя, но тот лишь издевался над ней, всячески отравляя жизнь. На ее месте я давно бы насыпал ему в суп стрихнины. А наша дура терпела, продолжая холить и лелеять это чудовище. Даже когда он пытался лишить ее жизни, придушив ухватом.

— Ребенок только подливал масла в огонь, — вглядевшись в измученное лицо девушки и прочитав ее мысли, добавила острокрылая.

Демон согласился, пояснив:

— Ее дух оказался сильнее всех издевательств. Тогда я еще слишком плохо знал людей. Никогда не понимал, как можно терпеть подобные страдания?!

— Что же было дальше?

Гарпий тяжело вздохнул и, закатив глаза, щелкнул пальцами.

В тот же миг мрачные стены исчезли, перенеся двух демонов на просторный луг полыни. В ноздри ударил тяжелый слегка горьковатый запах. Картинка больше не казалась неживой, застыв немыми масляными красками. Мир вокруг ожил — шум донес шелест могучих крон и крик потревоженных птиц.

Улула с тревогой вгляделась вдаль, откуда медленно приближался мрачный путник в темном дорожном плаще, цвета вороньего крыла.

Прямо в центре поляны стоял Гарпий. Такой же статный, высокий, уверенный в себе. Только сейчас он был одет совсем иначе. Вместо свободного, белоснежного костюма, он облачился в льняную рубаху и штаны.

Приглядевшись к незнакомцу, Улула вздрогнула. Она узнала того, в ком не было и капли жизни.

Коракс властно вышагивал, нещадно приминая высокую траву.

— Кем ты возомнил себя? — острый, словно бритва голос разрезал напряженную тишину.

Гарпий попятился, но в последний момент остановился, гордо выпятив вперед грудь.

— Они сами выбрали свою судьбу!

— После твоих действий?!

Высший не терпел никаких оправданий. Серый судья заранее знал приговор каждого, кто попадался на его пути. Смоляные глаза зло вперились в демона и будто карканье старого ворона по лугу эхом разнесся голос:

— Лучше бы ты следил за Пургаторием. Или у тебя мало хлопот от бесплодных?!

— Их души слишком черны. Разве в том есть моя вина? Они сами выбрали себе подобную участь!

— Не разобравшись, ты решил проявить инициативу, забыв, что среди грешников может оказаться хотя бы один праведник. Хочешь выслужиться перед Всеединым?!

Гарпий недовольно поморщился, выказав тем самым абсурдность подобных предположений.

— Мне плевать на ложные обвинения! Я выполняю свое предназначение: не больше, не меньше.

— Ты, слишком однобоко оцениваешь тех, в ком теплиться душа, оролиец, — также спокойно произнес Ворон. — И твоя слепота сыграет с тобой злую шутку! А пока радуйся, что ты продолжаешь носить свое обличие, а не исчез в небытие!

Коракас пропал, оставив после себя только горький привкус полыни. Замерев словно каменное изваяние, Гарпий был не в силах пошевелиться.

Льняная одежда демона сползла с него как змеиная кожа, ее поменял строгий лунно-белый костюмом, с жилетом и черным широким галстуком.

Улула ощутила, что снова приобрела человеческий образ.

Осторожно приблизившись к демону, она аккуратно коснулась его плеча, заметив, как по бледным вискам, стекает пот.

'Почти как у человека', — промелькнула в голове острокрылой случайная мысль.

— Если мы ошибемся и у нас не получиться?.. — одними губами прошептала она ему на ухо.

— Победителей не судят, а проигравших — придадут забвению, — ответил Гарпий и затих.

— Мы преследуем разные цели, но пытаемся достичь их одним путем. Но клянусь тебе, я не отступлюсь. Никогда, — Улула ощутила, как по ее щекам струятся извилистые линии слез, кровавых слез.

'Почти как у человека!' — родилось в ее голове еще одно странное сравнение.

— Я знаю это. Поэтому я и выбрал тебя, — устало заключил Гарпий, разрывая в клочья образ давно забытых воспоминаний. Вчерашний день исчезал навсегда.

9. глава — Изнанка привычного мира.

Наше представление о привычном мире не всегда верно, а наш взгляд не всегда может отразить суть происходящего, посылая нашему мозгу неправильные импульсы.

Когда мистер Форсберг отклонил тяжелую ветвь колючей туи, его взору предстала неоднозначная картина: собравшись в кольцо, множество пациентов 'Безнадеги', очертив огненный круг из факелов, располагали на земле непонятные символы.

— Идем. Не бойся — это друзья. — Вкрадчивый голос здоровяка, внезапно оборвался, и мощная рука втолкнула констебля в круг.

Дюжина лиц, слегка напуганных и на взгляд инспектора слишком уродливых, настороженно стали изучать внезапно возникшего гостя.

— Мистер незнакомец нам верит. Он поможет нам попасть в Изнанку, — пояснил здоровяк.

— Он станет тринадцатым, — подтвердил слова своего хозяина мистер Барбара.

Один из присутствующих закусив губу, шмыгнул носом и прикрыл рукой наполовину обожженное лицо, другой — пустив слюну, заморгал слепыми зеницами, третий — сощурив косые глаза, монотонно закивал головой.

— Мистер Фосрберг, как вы нашли нас? — голос Люси стал громом среди ясного неба.

Обернувшись, констебль не поверил своим глазам. Хаотичность его поступков и правду обретала удивительную, но главное, верную последовательность.

— Видимо я становлюсь истинным фаталистом. — Внимательно рассматривая наряд сестры милосердия, отрешенно ответил Джинкс.

— Действительно, это удивительный факт, — согласилась девушка, осторожно взяв констебля за руку. Нежное прикосновение вновь вызвало у инспектора легкое головокружение.

— Вы тоже участвуете в этом балагане? — чтобы не обидеть присутствующих, шепотом спросил Джинкс.

— Ох, нет, вы совсем неправильно все поняли, — слегка обидевшись, помрачнела Люси.

Заметив ее реакцию, констебль десять раз пожалел, что в очередной раз напустил на себя тень напыщенности и изрядного недоверия.

— Я понимаю. Для тебя подобный фарс, особый способ терапии, для этих несчастных?!

— И опять вы промахнулись, инспектор, — не согласилась девушка. — Это они помогают мне, а не наоборот.

Брови Джинкса взмыли вверх от удивления.

— Нам пора, — вмешался в разговор один из пациентов, и указал трясущейся рукой на огненный круг.

Огонь медленно разгорался, жадно потрескивая. Рыхлая земля, испещренная бороздой неведомых констеблю надписей, стала немного сотрясаться и бурлить, словно густое варево.

-Да что здесь к Кроносу происходит! — насторожено взирая на происходящее, вскрикнул мистер Форсберг.

— У меня есть только один способ спасти брата, — прижавшись к груди инспектора, пролепетала Люси. — Прошу вас не спрашивайте ничего, а просто помогите.

Их взгляды встретились. Прекрасные серые глаза несчастной девушки были скрыты печатью горя. Она тяжело вздохнула, едва сдерживая слезы.

— Что необходимо сделать?! — решительно произнес констебль.

Здоровяк незамедлительно протянул ему плетеную из простыней веревку и уверенно скомандовал: