Другой поток времени-02. Поворот

Несмотря на тяжёлые потери, на утрату темпа и постоянную нехватку боеприпасов, продуктов, снабжения, германские войска продолжали наступать, нет, скорее, тащиться вперёд по болотистым белорусским равнинам. Скорость маршей резко снизилась — чтобы сохранить хоть какую-нибудь боеспособность в условиях, сложившихся на Востоке, немецкие солдаты были вынуждены навьючивать на себя вдвое больше амуниции — иначе доставить всё необходимое было невозможно, очень уж сильно снизились транспортные возможности хозяйственных подразделений, из-за огромной убыли в повозках и автомашинах, да и в личном составе. Но кроме тройных норм продуктов, кроме двойного комплекта боеприпасов солдатам приходилось тащить на себе кое-что потяжелее всей остальной амуниции.

К середине июля облик германских пехотинцев Восточного фронта разительно переменился. Даже на марше солдаты выглядели чем-то скорее похожим на грузно передвигающиеся болотные кочки, хлюпающие от воды и от пота в нестерпимой июльской парилке, грузные, медленные, чем на солдат победоносного вермахта. Зато теперь потери от советских фееров намного снизились. Германская сметливость и находчивость вновь показали себя с самой лучшей стороны.

"Новодельная" защита от огня представляла собой пару шинелей, одетых одна на другую, хорошенько промоченных и с напиханным между ними, где только можно, болотным мхом — если человека в такой "накидке" накрывало огневым зарядом, то загоралась только верхняя часть одежды — толстое, пропитанное водой сукно почти не передавало тепло дальше. Кроме того, окончательно уродовало "героев вермахта" маскировочное усердие — в шинели понапихивали веток, влажных, прямо с землёй, комьев травы, очень любили обвешивать сверху лохмами тины — и влажная, и к сукну сама липнет.

До изнеможения, остервенело тренировались — бесчисленное число раз втискивались в сырые, воняющие болотом и псиной огромные шинельные свёртки — сами, без распоряжения офицеров. Отлично понимали — без такого умения, без навыка мгновенно надевать защиту — и сбрасывать с себя, когда она загорится — выжить нельзя. Не только в передовых частях, но и в ближнем тылу предпочитали днём "шинельные доспехи" не снимать.

В них же приходилось совершать и ночные марши — всё учащались случаи авианалётов советских ночных бомбардировщиков — "призраков", По-4-ых. Всё увеличивающееся число этих машин на фронте, рост уверенности советских лётчиков в действиях в боевых условиях позволяла заметной части экипажей переключиться с доставки грузов диверсионным группам в немецком тылу на сброс бомбовых кассет "по месту вызова" — те же диверсионные группы теперь очень часто не организовывали засады самостоятельно, а использовали авиационную поддержку. Кассетное снаряжение, малошумный движок, уверенное планирование — вот те элементы, на которых строилась тактика ночной штурмовки. Относительно светлые ночи в июле вдобавок к специальным мерам, повышающим ночное зрение лётчиков, использование наземными группами радиомаяков плюс выделение каждой группе По-4-ых самолёта-лидера с локатором, обеспечивающим точный вывод к цели — вместе эти меры сделали тихоходный самолёт грозным ночным бомбардировщиком, самой страшной угрозой для немецкого транспорта и пехоты, вынужденной из-за господства советской авиации в небе передвигаться только ночами. Тридцать две десятикилограмовые бомбы — обычно это были банальные "свечки Сталина" — парафиновые бомбы-зажигалки — укладывались в кассете по четыре в ряд. С высоты, с которой обычно производилось бомбометание и при планирующем полёте полный залп кассеты накрывал площадь пятьдесят метров шириной и сто-сто двадцать метров протяжённостью. Шестёрка По-4-ых надёжно выжигала участок дороги в полкилометра вместе с придорожными зарослями, где могли пытаться спастись люди из атакованной колонны. Но, как правило, удары наносились большим числом самолётов, и тогда чёрный, липкий огонь протягивался на километры, уничтожая разом целые батальоны.

Особенно излюбленным приёмом у ночных кошмаров вермахта стала атака мостов в тот момент, когда по нему проходит крупная воинская часть — желательно моторизированная. Мосты в Западной Беларуссии очень часты из-за изобилия относительно маленьких, но с весьма топкими берегами речек, и исключительно деревянные. То есть их можно сжечь. Что советские бомберы и проделывали — со всеми столпившимися на мосту подводами, грузовиками, бронемашинами и танками. Заодно выжигался и участок, прилегающий к мосту, где обычно размещались части, ожидающие своей очереди на переправу. Если до утра образовавшуюся у дотлевающего остова моста неразбериху не удавалось ликвидировать — появлялись вызванные советской авиаразведкой "Лебеди"-штурмовики и добивали всё, что ещё шевелится.

Другой, столь же приоритетной целью были районы дислокации штабов — и тогда целые соединения "ночных бесов", по сорок-шестьдесят машин выжигали целиком рощицы и перелески, старательно оконтурив их первоначально по периметру огненными рвами — чтобы из ловушки не смог бы выбраться ни один человек. Штабы обрабатывались не только зажигательными зарядами — поскольку всегда следовало предполагать в месте размещения штабов наличие надёжных дерево-земляных убежищ, первыми залпами летели осколочно-фугасные бомбы, в том же конструктиве, что и зажигательные, то есть десятикилограммовые (и дешёвые!) керамометаллические АБОФ-10*, преимущественно в фугасном снаряжении. Такой "коктейль" мало кто мог пережить. Тем более не стоило беспокоиться о штабных машинах — хотя устройство для них капониров на каждую стоянку стало безусловным правилом, существенно это потери в технике от авиаударов не снизило.

* — АБОФ-10 — по сути, это 152-мм ротные мины, без пороховых ускорителей. Керамический корпус, обтянутый жестяной "рубашкой" с насечками, традиционной для советского оружия формы — симметричного "яйца". В авиационном варианте заменяли только штырь-детонатор. Поскольку начальная скорость бомбы низка, устанавливали более длнный (и более гибкий) взрыватель — для увеличения высоты взрыва над грунтом. Впрочем, когда мины применялись в фугасном варианте, взрыватель оставляли штатным.

Единственным транспортом, который всё же оставался в распоряжении немецких командиров были разнообразные бронированные машины, которых относительно маломощные по взрывному воздействию и недостаточно сильные по зажигательному эффекту бомбы "бесов" щадили. Но количество штабных бронемашин было недостаточным, а главное — они жрали чрезмерно много драгоценной, обходившейся в прямом смысле "на вес крови" горючки, поэтому чаще стояли, чем ездили. Штабным офицерам и их охране пришлось спешно осваивать конную езду, потому что никаким другим способом добраться до подчинённых им войск не получалось.

Из-за ударов советских ночников надёжность штабной работы в звене — батальон-полк на Минском направлении, например, упала до такого состояния, когда точное расположение собственных батальонов в штабе дивизии оставалось неизвестным. Предпринимаемые немецким командованием ответные меры — усиление зенитного прикрытия колонн, дорожных развязок, мостов и штабов были отчаянно недостаточными — имевшихся в распоряжении вермахта зенитных средств катастрофически не хватало. Как по количеству, так и по качеству. Крупнокалиберные пулемёты в армии Германии особо не прижились, их было считанное число.

(Хотя на Восточном фронте распостранение получили зенитные самоделки на основе авиационных пулемётов. Но эти "эрзац-зенитки" были не слишком надёжны, сильно перегревались во время стрельбы, к тому же постоянно испытавали проблемы с боеприпасами.)

Гораздо больше было зенитной артиллерии — как малокалиберной, так и средних и крупных калибров. Германское командование особое внимание уделяло вооружению дивизионного звена зенитными орудиями калибра 88-мм — эти орудия уже неоднократно применялись как универсальные, надёжно поражая как воздушные, так и наземные цели — от сильнозащищённых амбразур долговременных огневых точек до бронированных машин противника. Но против низколетящих и обнаруживаемых в самый последний момент ночных бомбардировщиков знаменитые "ахт-ахты" были попросту бесполезны.

Определённую угрозу для По-4 представляли зенитные автоматы — буксируемые или самоходные установки 20-мм или 40-мм скорострельных зенитных пушек. Но вот беда — на 22 июня на всём Восточном фронте самоходных установок с такими орудиями было всего десять батарей (на основе переделанных "единичек"). А без мобильных зенитных установок обеспечить сопровождение колонн на марше было невозможно.

Попытались выйти из положения, на скорую руку размещая зенитные малокалиберные установки в кузовах большегрузных автомобилей. Такое орудие всё же быстрее можно было привести в боевое положение, нежели буксируемую пушку — но из-за неприспособленности платформы устойчивый огонь сходу вести не удавалось. В свою очередь, большие габариты применяемого в качестве основы грузового средства облегчали советским ударным самолётам ответные действия — многие из таких переделок сгорели от огня пулемётов, установленных на всех ночниках-бомбардировщиках или были накрыты повторными бомбовыми залпами. Потребность в мобильных и защищённых хотя бы от пулемётного обстрела зенитных средствах в германских войсках к середине июля стала ощущаться настолько остро, что по категорическому требованию ОКВ ряд танкостроительных заводов вместо выпуска основной продукции переключился на производство "зенитных самоходок". Но в сколь-либо массовом количестве "зенитные танки" могли прибыть на фронт не раньше середины июля.

На эту цифру опирались в своём докладе Йодль и Кейтель, предлагая фюреру отложить до 14 августа новое наступление "против основной оборонительной позиции русских". По множеству причин, этот срок ещё по крайней мере, два раза переносился на более позднюю дату. В итоге, начало наступления, которое должно было окончательно сокрушить оборонительный потенциал России, было назначено на 19-е августа. До этого срока группа "Центр" должна была сокрушить защитников "Брестской цитадели", гарантируя беспрепятственный транспортный коридор своим передовым силам южнее Минска, а группа "Север" — окончательно вытеснить советско-литовские войска с литовской территории, обеспечив левый фланг группе "Центр".

С начала февраля 1941 года в Литве усиливалась тревога, вызванная всё возрастающими подготовительными мероприятиями Германии на демаркационной линии. Несмотря на установление дружественных отношений с Федерацией, в том числе расширение торгового оборота между Советами и литовскими кампаниями, основные внешнеэкономические операции Литвы производились через германские порты — Мемель, и в большей степени, Кенигсберг.

Торговые представители, бывающие в регулярных поездках в немецких городах, железнодорожные служащие, оказывающиеся на немецкой территории, возращающиеся с полевых работ в Восточной Пруссии литовские сезонники, нанимавшиеся к немецким землевладельцам на время весеннего сева — все они сообщали, по-разному, но одно и то же: немцы готовятся на Востоке к чему-то очень серьёзному.

Предпринимаются драконовские меры безопасности, Восточная Пруссия наводнена агентами СД, перемещения иностранных граждан жёстко контролируются, доступ для иностранцев остался только в те места, которые заранее указаны в разрешительном списке, прилагаемом к документам на вьезд. Все эти меры предосторожности действовали давяще на сознание людей и вселяли безотчётную тревогу. Которую они по возвращению передавали своими рассказами. К концу апреля в Литве не было бы человека, который бы не был уверен — в ближайшее время в Германии произойдёт нечто такое, что затронет "восточные" страны: Литву, Советскую Федерацию, Финляндию и Румынию.

Среди многочисленных слухов были разнообразные версии о "окончательном решении польского вопроса" — от полной ликвидации польского суверинитета, для чего в приграничных районах и вводятся такие драконовские правила, чтобы исключить бегство поляков через границу. До, наоборот, полного восстановления польской государственности, но перед этим немцы собираются провести в Польше тотальную облаву на "красные элементы", чтобы будущая независимая Польша была их верным союзником. Распостранялись (и не только через немецкую агентуру) слухи о проводимой немецким генштабом грандиозной мистификации, якобы долженствующей прикрыть сосредоточение десантных армий вермахта, готовящихся к рывку через Ла-Манш. Встречались совершенно дикие сплетни о подготовке похода в Индию или даже в Тибет (!). Но самой популярной, самой ожидаемой оставалась готовящаяся Гитлером очередная военная авантюра. На кого же собрался нападать Гитлер?

Если взглянуть на карту весной 1941 года, то становилось очевидно — на Востоке Европы у Германии может быть только одна серьёзная цель — Советская Федерация.

Оставалась небольшая возможность, что немцы нацелились на юг Европы: там Германия могла серией молниеносных операций существенно улучшить своё положение. Венгрия и Румыния были серьёзными источниками стратегического сырья — нефть, пшеница, цветные металлы. Румыния в большей степени, Венгрия в меньшей. Вместе Румыния и Венгрия с Югославией обеспечивали транс-европейский речной "дунайский коридор" — мощную транспортную артерию, неуязвимую для английского флота. Дунай позволял — через черноморские проливы дружественно настроенной по отношению к Рейху Турции — наладить поставку важнейших ресурсов с Ближнего Востока — если Гитлер решится в открытую поддержать Муссолини в "битве за Египет". Стратегия "косвенного давления" на британскую метрополию действительно выглядела намного реалистичнее вторжения в Англию через Канал.

Несмотря на распостраняемые геббельсовской пропагандой мифы "о грандиозных успехах люфтваффе в небе Британии" и "тотальных разрушениях важнейших британских промышленных центров" в Литве больше верили английской пропаганде, вещавшей о сотнях "асов Геринга", отправшихся кормить рыб на дно Канала, о "бесплодных попытках воздушных армад бесноватого фюрера пробиться через огненную стену ПВО Лондона", в которых сгорели лучшие немецкие авиасоединения.

С начала февраля, с целью успокоить слухи и прояснить ситуацию, правительство Литвы, непосредственно через своего посла в Берлине, и через советских представителей несколько раз зондировало почву относительно немецких приготовлений. Немецкие ответы, опубликованные в литовских (и советских) газетах, больше увеличивали нервозность, чем успокаивали — немецкий МИД отделывался отговорками, звучащими откровенно натянуто, если не сказать издевательски. На обращение литовского МИДа от 19 апреля с просьбой обьяснить сосредоточение в Восточной Пруссии сил четырёх немецких пехотных корпусов, германское министерство ответствовало, что войска "отправлены на отдых". Ага, в вечносырые восточнопрусские болота. С "комарами по вызову" — лучшего курорта для "доблестных солдат вермахта" не придумать!

Сам тон немецких ответов вызывал ужас отсутствием какого-либо желания найти сколь-либо правдоподобное обьяснение своим действиям. К началу мая обстановка в стране стала настолько нервозной, что по требованию многих политических организаций, не только левых, но даже и националистических (обычно относившихся к гитлеровскому рейху с симпатией), было обьявлено о внеочередном созыве сессии парламента с одним-единственным вопросом повестки — что предпринять в связи с готовящейся германской агрессией?