Зверь лютый. Книга 23. Одуванчик

Гонец злобно посматривает на меня, но грузится в лодчёнку. Ботник выгребает на стрежень и идёт вниз. А вот второй так и лежит на пляже на том берегу. Ждут-с.

— Сигнальщик, приказ эскадре. Дик, приготовиться к выходу. Вестовой, халат шёлковый. Давай-давай, ребята.

Через полчаса сверху появляется расшива. Снова работает "трамваем": парус на всю ширину-высоту, бурун под носом и лодейки на прицепе. На противоположном пляже кончается дневной сон, начинается беготня: они таких корабликов не видали. Уж больно велика красавица.

Я уже объяснял: расшивы — из 19 в., под бурлаков. Пока на Волге бурлаков нет.

— Ну, Дик, показывай выучку. Швартуемся на ходу.

Прихватив Дика и "пикинёра" с "матерщинником", провожу "летучку" на борту плавучего монстра под синим парусом. Остальные лодейки подтянули, капитаны перебрались, разглядывают мой рисунок устья Аиши. Очень подробный — только что нарисовал со слов Кавырли.

Он там несколько лет помогал отцу рыбу ловить. Точен — до кустика. Глубины — до пяди. "Живой экскурсовод" — подробно отвечает на вопросы.

Короткая пикировка с Николаем. Я ценю его трусость. Которую называю осторожностью. Но не сейчас. Сейчас — я сам трус. Меня реально напугал погром Усть-Илети. Караван дальше не пойдёт. Или повернёт, или сдохнет. Караванщики попробовали воли. В форме избиения моих людей. Караван — "бешеный". Что делают с бешеной собакой?

И не ной насчёт торговли! Перед торгом должен быть мир. Перед миром — принуждение к нему. Раз такая необходимость возникла. А "нет" — так "нет". И пошли все нафиг.

"Треугольник будет выпит! Будь он круг, едрёна вошь!".

Всё? Вопросы? По местам.

Примерно за версту от устья Аиши стенка правого берега превращается в длинную узкую песчаную гряду. Отделяет затон в устье речки от самой Волги. Дик, принявший командование на расшиве, изображает из себя адмирала на флагмане: орёт в рупор и машет руками. Двухвихровый матрос, оставшийся на шверте за главного, подбирает шкоты, "Ласточка" уходит со стрежня, теряет ход, пропускает вперёд "авианесущий Кон-Тики" с прицепами. Там сбрасывают канаты, ушкуи чуть отстают, расшива принимает вправо, ещё правее, чуть влево и... на полном ходу влетает на мель.

Бе-е-эзд-д-дынь.

Треск, сломавшаяся посередине мачта валится вперёд, накрывая всю носовую часть своим здоровенным парусом. Который, влекомый тяжёлым реем, надевается на нос кораблика, трещит, рвётся. Остаток мачты торчит посреди расшивы белым свежим обломанным неровным зубом.

"Это мы хорошо заехали!".

Но это ещё не конец.

"Разворот на ручнике" не пробовали? — Здесь "ручника" нет, а так-то...

Инерция продолжает нести расшиву дальше, проворачиваться вокруг неподвижной точки, корму заносит ещё правее и, скрипя и сотрясаясь, "Кон-Тики", влезает на вторую мель. Перекрыв деревянной стеной своего борта в полста метров длиной, устье Аиши.

Зашибись!

"Прусская понтонная дамба", "мост из ящиков"? Навеяло?

Ушкуи швартуются к расшиве, ребятки быстренько перебираются на наш дредноут. Где команда с пассажирами судорожно борется с рухнувшей мачтой, длиннющим реем, перепутавшимися постромками... э... гитовыми, шкотами, фалами и этой... как же её... бык-горденью. И, конечно, с накрывшим пол-лоханки парусом.

Мечники разворачиваются на правом борту. Лучники — там же. Но — скрытно. А впритык к корме, пользуясь своей ничтожной осадкой, пристраивается водомерка.

О! Не только пристраивается! "Скорпион" проскакивает над мелью, проходит во внутреннюю акваторию и резво, демонстрируя свою "иблеснутость" (от иблис = дьявол) пробегается мимо стоящих у северного берега затона транспортников каравана.

"Себя показать, на людей посмотреть" — старинное русское присловье.

Теперь и нам пора.

— Давай, капитан, к берегу. Вон туда.

— Тута неудобно.

— Тебе приставать неудобно, а мне удобно наверх бегать. Кто кого везёт?

Путаясь в широких рукавах шёлкового халата, по-бабски подбирая длинные полы, перебираюсь на берег, лезу на гряду. Ну вот... Меня в красненьком — далеко видать. Всем понятно: Воевода Всеволжский на переговоры прибыл. Теперь придётся послу идти.

Хотя, конечно, чудаки пытаются... предложить своё гостеприимство.

У них что — один злобно-шпионский переводчик на всю шоблу? — Не верю. Дефицит квалифицированного личного состава в некоторой группе лиц? — Возможно.

Идиоты: шли на Русь, а толмачами не озаботились. Или — шли одни, а "не озаботились" другие?

— Достопочтенный сафир Абдулла приглашает русского вали в свой шатёр. Под сень золотой парчи и...

— И не надо. Что может быть лучше небосклона над головой, крыши мироздания, дарованной нам самим Аллахом? Я жду его здесь.

Интересно, как меняется титулование в зависимости от места разговора. Абдулла — ташдар, один из высших вельмож эмирата. Он хаджи — человек, совершивший хадж. Но сейчас, вблизи лагеря караванщиков, где, казалось бы, власть ташдара более сильна, чем в пятнадцати верстах выше на Волге, толмач называет его "сафир" — "посредник". Другое значение — "писец".

Забавно: при приближении к "источнику силы" персоны — титулование должно усиливаться. "Сила", обеспечивающая титул, становится более наглядной. Или здесь "источник" не той "силы"?

Идти в лагерь? Где на версте пляжа лежат вытянутые на мелкое место полсотни тяжёлых посудин? Где сплошняком стоят шатры и палатки, где стеной стоит народ? — Затопчут.

Ага. Вот и ещё одна демонстрация. Салман с Диком — молодцы!

Один из ушкуев подтягивается к корме расшивы. Разворачивается задницей к берегу и плюётся. Струёй огня в растущий редкой щетинкой по внутреннему пляжу залива хмыжник.

Несколько прутьев кустарника, камыша, комков травы, полос высохших водорослей на берегу чуть вспыхивают, чадят. Пожар не начинается — растительность слишком редкая, песок.

Просто обозначена возможность: ваши хорошо просмолённые лодки будут гореть куда лучше.

Чёткий, наглядный контраст: вот монстр, который перекрыл выход из затона. На борту — воины, на воде — многоногое порождение иблиса и огненная плевательница.

Прорываться силой? — Почти все в караване — не воины. Пограбить, побить морды — с удовольствием. Но лезть в войсковую драку... Они на это не нанимались. Да и куда ты с топором против щита и шлема, палаша и доспеха? — Завалить трупами? Нашими?! — Пусть уж лучше начальство... как-нибудь...

А в паре сотен шагов — второй вариант. Альтернативный мужик в красном. Вполне интеллигентного вида и пристойного поведения: огнём — не плюётся, сам — на двух ногах. Всего с одним спутником.

Подобраться к нему — только с одной стороны, по гребню этой косы. Но ведь можно! Подойти, поговорить, а там... Без своего предводителя гяуры разбегутся. И тогда эта огромная лайба, наверняка полная ништяков и прибамбасов, достанется правоверным. По милости Всемилостивейшего.

Были поползновения. Но появление, в уместный момент, полутора десятков стрелков с натянутыми луками над бортом расшивы... одиночный выстрел водомерки, положившей стрелу на середину затона просто для "попробовать"...

Постоянная дилемма: для войны нужна секретность. Оружие должно появляться неожиданно, свойства — проявляться внезапно. Дополняя собственно прямое поражающее действие — косвенным. Страхом, растерянностью, дезорганизацией.

Для "принуждения к миру" — наоборот. Предварительная демонстрация. Запугивание, предупреждение, обращение к осторожности, к воображению, к способности противника предвидеть последствия и оценивать опасности.

Очень не хотел засвечивать стрелков. Всё-таки, полтысячи стрел... на удобной дистанции... И огнемёты мои хороши при неожиданности — близкого действия, и "самострелина сзаду тянутая"... лучше бы не показывать дальнобойность.

Ух как бы мы их...! Неожиданно, невиданно, исподтишка... Технически превосходно и тактически грамотно. Всю бы Аишу мертвяками завалили!

И — бздынь.

Война. Цугцванг.

Убивать придётся. Хорошо бы — поменьше. И — обосновано.

Обоснование? — Одно-единственное — необходимая самооборона.

Наконец, из лагеря караванщиков повалила толпа. Человек сто. Видны "белые булгары" в белом, "вятшие" в блескучем, слуги в тёмном, грязно-светлом и полосатом.

Дойдя до начала косы, толпа поднялась на гребень, вытянулась цепочкой.

Понятно же, что благородные и правоверные не могут смотреть на лесного дикаря в моём лице — снизу вверх. В смысле — с пляжа на горку.

Ширина гребня — метров пять-шесть. Толпа останавливается метрах в пяти от меня, подтягивается, уплотняется. Во втором ряду и дальше — много белых булгар, других людей с клинками на поясе. Но нет доспехов, щитов, копий, луков... Мирные переговоры — к чему напрягать собеседника видом излишнего оружия? И самим напрягаться по жаре.

Достаточно очевидного: нас много, с мечами. Вас — двое. Вякнешь — затопчем. Порубаем в щепочки.

В первом ряду — Абдулла. В парадном, шитым золотом, халате, зелёной чалме, со здоровенными перстнями на пальцах. С унылым видом. "Обшивка" — роскошная, взгляд — больной.

Рядом какой-то чудак из "белых". Судя по халату. И — непростых. Судя по цацкам на ножнах. Сотник Хасан? Взгляд цепкий, внимательный. Злобный. Переходящий в презрительный. А, сапоги мои углядел. Халат-то шёлковый я нацепил, а обувку менять не стал.

Именно так "нищебродов с претензиями" и ловят. На "некомплектности".

Третий — знакомый толмач. Шестёрка злобно-шпионская. Злобность дополнена низкопоклонством. Лебезит перед сотником, пригибается возле него постоянно, чуть не сапоги ему лижет.

Я старательно и максимально доброжелательно улыбнулся всем троим... "предводителям команчей".

"Будь приветлив с врагом. Глупый сочтет тебя слабым, умный — достойным. Умных врагов не так много".

Мой случай. Дорогой халат и стоптанные сапоги не вписываются в стереотипы гвардейцев эмира. Оценка "достойный" — исключена. Вежливость идёт как слабость. А чванство порождает небрежность. Что приводит к ошибкам.

Хасан чуть фыркнул на переводчика, и тот понёс текст.

Прокол. Толмач говорит только после посла. Сначала посол произносит речь на своём языке, потом толмач перетолмачивает. Даже если каждое слово согласовано заранее.

Второй прокол: толмач открывает рот по слову или жесту посла, а не начальника охраны или помощника.

Третий — собственно текст.

— Блистательнейший эмир, да пребудет на нём благоволение Аллаха, велел передать тебе...

Есть стандартные формулы: эмир говорит... или — вот слова повелителя...

Посол может передавать подарки, но не слова своего государя, он и есть "голос правителя". "Передать" — снизить свой уровень. От статуса — "уста благороднейшего" до — "голубь почтовый". И, тем самым, унизить получателя: на таких как ты — "уст" не напасёшься, хватит тебе и птички с курятника.

— И надлежит тебе, Иван, пасть ниц перед Аллахом и перед царём, и пожелать ему вечного счастья, и воскликнуть: "Да продлит Аллах твои дни и да возвысит твой сан! Знай, что я ничего от тебя не скрываю, ни в тайном, ни в оглашаемом, и твоё благоволение — моё благоволение, а твой гнев — мой гнев. Нет у меня радости, кроме твоей радости, и я не могу ночью заснуть, зная, что ты на меня гневен, ибо Аллах великий наделил меня всем благом через твои награды мне, и я прошу великого Аллаха, чтобы он охранял тебя своими ангелами и воздал тебе прекрасно при встрече с ним".

М-маразм... Чего-то ребята не по делу наезжают. Похоже на загибы Шахразады из девятисотых ночей. Когда она уже и сыновей нарожала, и сестру пристроила и вообще — обжилась у султана.

Только сотник гвардии как-то на любимую жену эмира... не похож.

И как на это отвечать? — Да чисто по-детсадовски! Хамьё — не замечаем.

— Достопочтенный ташдар Абдулла, вид твоего лица приятен моему сердцу. Но что это за белый, надутый чванством и невежеством, бурдюк? Пригодный лишь тупо и бессмысленно повторять слова подчинения — "на голове и на глазах". Он был бы хорош в роли ишака под вьюком или ослика у мельничного колеса. Однако, следует ли позволять ослам подавать голос в собрании?

Сотник не сказал мне ни слова. Он только указал толмачу.

Кто указал — того слова и считаются. И — оцениваются.

Ташдар, как я помню, понимает русский. "Бурдюк" и "осла" он уловил сразу. Как-то проснулся. И я, шагнув к ним навстречу, поправляя рукава своего нелепого халата, смог негромко ему сказать:

— Упади. Упади на землю. Быстро. Прошу.

Толмач, запинаясь от необходимости переводить мои оскорбления, не успел отреагировать на эту фразу.

Хасан, ошарашенный ответом, изумлённо уставился на неловко опустившего на колени на песок ташдара. И, в ярости от услышанного, с перекосившимся от злобы лицом, завопил "бисмалля", выдёргивая клинок из ножен.

Сотник был внутренне готов к этому. Он воин, а не дипломат. Его учили убивать. А не уговаривать. Блюсти "честь", а не "баланс интересов". Его инструмент — клинок. А не слово. Он презирал дикаря в стоптанных сапогах, вырядившегося в красную тряпку, но не повесившего на пояс честный меч.

За его спиной стояла сотня воинов, он хотел моей смерти, я дал ему повод. Наконец-то!

"Сбылась мечта идиота!".

Славная булгарская сталь блеснула на солнце, поднимаясь вверх.

Всё.

Кто к нам — с мечом, того мы — ракам.

Или я тут опять в грамматическом согласовании напутал? Я про волжских раков, а вы про что подумали?

Мы были на трёх метрах. Шаг, наклон, рука, клинок... Он достал бы меня с первого удара.

Первым был мой.

Я согнул локти, направил на булгар чуть выглядывающие из широких рукавов красного шёлкового китайского халата с золотыми дракончиками и фениксами кулаки, и издал негромкий звук:

— пукх.

Чуть подумал и повторил:

— пукх.

"С первого щелчка

Прыгнул поп до потолка;

Со второго щелчка

Лишился поп языка;

А с третьего щелчка

Вышибло ум у старика".

Сотнику Хасану хватило одного. Девятимиллиметровая круглая свинцовая пуля ударила ему под левую бровь и снесла пол-черепушки вместе с дорогой шапкой.

"Вышибло ум".

Я ж не Балда, чтобы по три раза щёлкать!

Глава 499

* * *

ПМ при 9 мм пули и скорости 315 м/сек имеет убойную дальность в 350 м.

У меня — ни пороха, ни ружейной стали. Поэтому за основу э... приспособления взята винтовка Жирардони.

Восьмигранный нарезной ствол калибра 13 мм, сменный приклад-баллон, ударный дозирующий клапан, трубчатый магазин на 20 круглых пуль.

Баллон конической формы соединялся с казенником на резьбе, соединение герметизировалось пропитанной водой кожаной манжетой приклада-баллона. Воздух накачивался в баллон ручным насосом (ок. 1500 качаний), давление — 33 атмосферы, что придавало 10-граммовой пуле начальную скорость около 200 м/с. Одного баллона хватало на 20 убойных выстрелов. При стрельбе баллистика изменялась — первая пуля работала на 150 шагов, последняя — на 50. Баллон заменялся на запасной в боевых условиях.

Взведение спускового механизма производилось рычагом, имитирующим курок кремневого ружья. При нажатии на спуск производился удар по шпильке клапана, кратковременно открывавшего резервуар. Канал ствола запирался поперечно скользящим затвором, поджатым справа пластинчатой пружиной.