Высота

— Я тебя никуда не пущу... — Глеб медленно повернулся на бок и притянул к себе девушку. — Слышишь? Никуда!

Она кивнула. Сегодня пусть не пускает, сегодня можно. Но только сегодня...

Часть 2.

Ночь пролетела незаметно, словно один час. Без условностей и запретов, в ощущениях и страсти, позабыв на время об обидах. Сплетая тела на влажных простынях, любили так, как не могли сказать словами. Ночью, которой можно всё, ночью, которую так долго ждали оба.

Но все имеет конец.

А каким бывает утро после насыщенной ночи?

Счастливым — ответят одни, интригующим — сладко отзовутся другие, тревожным — проворчат третьи.

А если эта ночь была последней, и нужно сделать вид, будто ничего не было, собрать остатки вещей и бежать?

Незаметно улизнуть из-под горячего бока самого любимого на земле мужчины, бесшумно одеться, постоянно оглядываясь на довольную улыбку спящего, и мышью выскочить в коридор — непростой план!

Карина еще немножко полежала, обдумывая стратегию и тактику отступления, а потом открыла глаза. Пока все подтверждалось: в затылок размеренно дышал Булавин, а совсем близко на маленьком коврике валялась ее одежда. Вся, кроме трусов. Уж куда их закинул любезный босс, только Бог знает!

Впрочем, трусы не самая важная вещь при побеге. Пусть остаются здесь, как напоминание или трофей. Важнее — джинсы и майка. Только она потянулась в их сторону, как на бедре зашевелилась рука мужчины.

— И куда это мы собрались? — послышался хрипловатый голос.

"Пристрелите меня на месте!" — подумала Карина, поворачивая голову в бок. От висков до темечка прокатилась болезненная волна.

Синие глаза задумчиво осмотрели лицо девушки и моргнули.

— Ничего не болит? — он был сама забота. Пальцы нежно поглаживали бедро, периодически задевая крайне чувствительные точки, а губы так и звали "Поцелуй меня!".

— Глеб, ты можешь ко мне временно не прикасаться? — обиженно проворчала девушка. — Ну, пожалуйста!

— Голова болит? — уголки красивых губ расползлись в жалостливой улыбке. — Шампанское в три ночи было лишним?

— Я пить хотела... — послышалось оправдание. — Кто ж знал, что вместо воды ты принесешь шампанское!

— Извини, виноват, — затем подумал о чем-то своем, довольно потянулся и добавил: — Но как ты его пила... Ммм...

Девушка в ответ лишь стыдливо сглотнула.

— Ладно, ты лежи, сейчас принесу болеутоляющее! — и Булавин, обнаженный как греческий бог, величественно встал из кровати.

Прищурив один глаз, Карина втихаря наблюдала за происходящим. Пожалуй, именно сегодня был тот уникальный случай, когда головная боль оказалась ей на руку. В паре метров, согнувшись над низким комодом, шурудил Глеб. Вид подтянутой крепкой задницы, красивых мужских ног и широких плеч мог заставить последнюю монашку расстаться со своими убеждениями. Нет, определенно смотреть на это и одновременно думать о побеге — невозможно!

Закрыла глаза.

— Держи, страдалица, — в руку ей уткнулся стакан с водой. В нем уже шипели две таблетки, от которых должно стать лучше. — Больше ничего не болит?

Мужчина многозначительно приподнял брови.

В ответ девушка бесстыдно показала кончик языка и принялась пить волшебную микстуру. Пусть даже не надеется, что она вот так просто сознается. Еще героем себя возомнит!

— Ну, раз ничего не натерла, то пока ты пьешь, я бы продолжил... — и он нахально откинул в сторону одеяло, оставляя ее совсем голой. — Чего ж такому добру пропадать?

На "добро" Карина старалась не смотреть. Ночью начувствовалась, глубко-глубоко.

— Глеб Викторович, ты наглый развратник! — давясь лекарством, возмутилась девушка. — Даже и не думай подойти ко мне! Прикасаться запрещаю!

— Значит, все-таки болит не только голова...

По хитрому прищуру она поняла, что выдала себя с потрохами. Что ж, пусть так! Зато трогать не будет и, может, позволит уйти поскорее. Но у Булавина был иной план. Отобрав у девушки пустой стакан, он бережно укрыл ее одеялом и улегся рядом.

Горячая широкая ладонь, тихонько ущипнув за попу, бесцеремонно вернулась на прежнее место.

Несколько минут лежали молча. Карина по-прежнему вынашивала план побега, обдумывала детали и новые условия. Каким бы заботливым Глеб ни казался сейчас, прошлого это не изменит. Пройдет еще день или неделя, и он назовет произошедшее еще одной "интрижкой" или чем похлеще. Потом явится еще какая-нибудь дамочка, и любезный шеф бросится в новый омут, вычеркнув ее из жизни, как сиюминутное увлечение.

Куда ей молоденькой девушке, среди светских львиц, что он таскает в свою кровать! Одна бывшая женушка чего стоит!

Девушка пугала себя увиденными картинками, пережитыми воспоминаниями и горючими слезами. Старательно настраивалась на неотвратимое расставание, подогревала в себе гнев.

Рядом в задумчивости лежал мужчина. Придирчиво рассматривал потолок, будто ожидал, что на нем, как на большом экране, появятся ответы на все его вопросы. Вырисовывал пальцем восьмерки на бархатном женском бедре и все никак не мог начать. А начать было надо!

— Послушай... — хором сказали оба.

— Ты первая! — уступил даме слово, затем почесал затылок и передумал. — Нет, ты молчи, говорить буду я.

Карина нервно сжалась. Чувствовала ведь заранее, что надо бежать поскорее, ощущала седьмым или восьмым чувством, что молчание плохо кончится, и вот...

Мужчина перевел дыхание, и на локтях устроился поверх девушки. Глаза в глаза, чтобы уже точно "ни шагу назад".

— Надо было поговорить еще вчера, да как-то... — в ее взгляде Глеб прочел откровенную панику, значит не ему одному страшно. — Карина, я не хочу, чтобы ты уезжала. Молчи, понял без слов! Я виноват перед тобой, очень...

Девушка, широко раскрыв глаза, слушала самую странную и сложную исповедь в своей жизни. Слушала и не могла поверить, что это не сон. Прямо перед ней, виновато глядя в глаза, железный дровосек Глеб Викторович Булавин кается в своих ошибках, просит ее остаться и обещает исправиться! Нонсенс! Надо бы ущипнуть себя, а вдруг это сон!

Булавин негромко вскрикнул.

— Ты чего щиплешься? — синие глаза ошарашено посмотрели на ее пальчики возле своего бедра. — Больно!

"Значит, не сон!" — изумленно подумала Карина.

— Хорошая моя... — он, кажется, решил свести ее с ума своим откровением. — Я не планировал этого, не хотел и не мечтал, но так вышло. Ты мне нужна. Такая, какая ты есть: дерзкая, смелая, умная... иногда вредная, но нужна. Сто раз пытался забыть или выкинуть из головы — не вышло. Черт, да я даже... ай, не помогло. Тридцать пять лет — взрослый мужик, а я в бешенство впадаю при одной мысли, что кто-то другой к тебе прикоснется!

Судя по желвакам на его скулах и яростному блеску глаз, соперникам действительно пришлось бы сладко.

— А как же вчерашняя дамочка в красном? — прищурилась Карина. Душа уже ликовала от счастья, но рассудок сопротивлялся из последних сил. — Как мне быть, когда тебя снова потянет... погулять?

— Чертовщина! Карина, ты меня вообще слушаешь? — Булавин готов был рвать и метать. — Никакие дамочки, кроме той, что сейчас подо мной, мне больше нафиг не нужны! Я хочу видеть рядом с собой только тебя! Будь то в постели, за обеденным столом или на взлетной полосе — только тебя!

Она хотела еще что-то спросить, но злые горячие губы поцелуем ответили на оставшиеся вопросы. Они целовались медленно, с чувством с толком, словно пробовали друг друга на вкус. Ласкали руками и стонали от удовольствия. Обоим не верилось, что такое возможно.

— Сейчас приходи в себя и пойдем! — довольный Булавин снова навис над ней.

— Куда? — недоумевала девушка.

— За твоими вещами! — недолго думая, Глеб поднялся, что-то долго искал в своей сумке, и, наконец, найдя, вернулся в кровать.

— Моя женщина должна жить со мной! — в раскрытой ладони лежали ключи. — Поменьше от этой комнаты, а два больших — от квартиры.

Девушка от удивления открыла рот, не веря в происходящее. Но головная боль уже стихала, а с ней уходили все обиды и страхи.

Напротив ее счастливый и довольный собой мужчина радостно улыбался, будто мальчишка, и собственное счастье настырно просачивалось во все закоулки души.

Глава 17. Марина.

Что стоит эта ночь без сна?

Что стоит этот день без мечты?

Что стоит одиночество без конца?

И жизнь без любви?

"Что стоит"

гр. "Многоточие"

К завтраку не спустились только владелец клуба и его помощница. Кузьмич с Ферзем многозначительно переглянулись по этому поводу, но предпочли не заострять внимание остальных. Настасья Павловна, которая сама сегодня проснулась не в отведенной ей комнате, хранила молчание, как рыба. Одна красавица Марина бросала злобные взгляды на второй этаж здания администрации да безжалостно ковыряла вилкой ни в чем не повинный бифштекс.

О том, что там происходило ночью, она знала не меньше остальных. Такого позора и разочарования в своей жизни она еще не испытывала. Кружевной пеньюар, что покупался в Париже для одной единственной цели, был водворен обратно на дно чемодана, как и мысли о возвращении себе бывшего мужа. А ведь все так замечательно начиналось: от любовницы избавилась, дочь спать уложила, незаметно переоделась... Дальнейшее лучше не вспоминать!

Пальцы до сих пор сжимались в кулачки. И когда Булавин только успел! Она же на полчаса всего отлучилась.

Нет, определенно, это злой рок. Стоять под спальней мужа и слушать, как там раздаются вполне красноречивые стоны и вся мебель ходуном ходит. Похоже, после травмы бывший сноровку не потерял... Кушать расхотелось вовсе.

Оставив в тарелке недоеденный завтрак, женщина вышла из столовой.

— Ишь, царица! — проворчал старый инструктор. — Даже посуду за собой не убрала. За холопов нас тут считает?

— Успокойся, Иван! — отмахнулась Анастасия Павловна. — Я за ней приберу. Пусть лучше идет.

— Настасья! Ты за ней всю жизнь прибираешь!

Женщина пожала плечами. Свою дочь она знала лучше всех, и если та сейчас чем-то разозлена, то лучше не лезть. Пусть подышит свежим воздухом, придет в себя, потом и поговорить можно.

Минут через двадцать, когда в столовой все разошлись, к Марине подошла мать. Молодая женщина курила и не обращала ни на кого внимания. Слишком паршиво было у нее на душе. Планы полетели псу под хвост, дорога во Францию закрыта, и надо как-то начинать жизнь заново. Без денег, без связей и без друзей.

— Маришка, — Анастасия Павловна облокотилась рядом с дочерью на деревянные перила, мечтательно осмотрела округу. — Я в обед уезжаю. Вы с Женей остаетесь или едите со мной?

Молодая женщина немного помолчала, сделала пару затяжек и внимательно посмотрела на мать. Было что-то в этом взгляде тоскливое и обреченное.

— С тобой поеду. Нечего мне здесь делать.

— Правильное решение. Не надо, злить Глеба. Ему не до тебя.

— Это, как раз, я поняла... — аккуратно затушила сигарету в пластиковый стаканчик. — Не ожидала... Она ведь моложе его лет на пятнадцать.

— На двенадцать, — поправила Анастасия Павловна. — Не такая уж большая разница. Да и Карина девушка не ветреная. Им вместе будет хорошо.

— Мам! — отмахнулась красотка. — О чем ты говоришь? Глеб признает только одну женщину, ей и покланяется. Ее величество Высота!

— Маришка, он взрослый мужчина . Парашюты парашютами, но своя семья важнее, а с Кариной это возможно. Девочка его сильно любит.

Дочь в ответ горько рассмеялась.

— Любит, семья... Мам, у Булавина даже слов таких в лексиконе нет! — ее глаза горели гневом. Слишком многое вдруг припомнилось из прошлого. — Меня он тоже когда-то по-своему любил, и я его. Да-да, не кривись! Любила я его, иначе, зачем бы беременела и дочку рожала?

— Марина, не знаю, кто из вас там кого и как любил, но ушла ты некрасиво!

— Наша песня хороша, начинай сначала! — хлопнула в ладоши дочь. Она, как наяву, вспомнила свой первый брак: постоянные соревнования, сборы и показательные выступления. Больницы, частые переломы, квартира, заваленная парашютным барахлом и медалями мужа. Он почему-то считал, что ей они также важны. Тьфу! Да она бы выменяла любую из них хотя бы на неделю нормальной семейной жизни! — Знаешь, что... Вот вы все за эту девочку радуетесь, а зря. Мне, лично, ее жаль.

— Ну, знаешь ли...

— Не перебивай! — строго оборвала она мать. — Пройдет несколько месяцев, может год, и эта ваша Карина сбежит от него подальше, чтобы не видеть и не знать ничего. Если любит — сбежит точно! Когда в соперницах голубое небо и свободный полет, женщинам надеяться не на что!

— Ты не права! — Анастасия Павловна крепко сжала деревянный поручень. Было что-то тревожное в словах дочери.

— Ха! А ты спроси у Ивана Кузьмича, почему он до сих пор бобылем бегает!

Удар попал в цель. Пожилая женщина и сама не раз задумывалась, отчего здоровый, неглупый мужчина одинок. Как развелся по-молодости, так и не женился ни на ком. Всегда один, всегда среди парашютов, самолетов и таких же влюбленных в спорт безумцев, как и сам. Даже их редкие свидания связью назвать нельзя. Так, совместное поедание котлет с переходом на "чай". А ведь свободные отношения в их возрасте откровенно попахивают одинокой старостью.

Любая ее отчаянная попытка начать разговор непреклонно оканчивалась анекдотом или веселой историей из жизни инструктора. А ей оно надо? Вечно ждать случайных встреч, телефонных звонков раз в месяц и букета, одного в пятилетку...

— Задумалась? — невесело улыбнулась Марина. — Есть от чего. Так что девочке этой я не завидую. С такими, как Булавин, комфортно жить только ради денег, секса или положения в обществе, но по любви...

— Все, не каркай! Много ты Глеба знаешь! Лучше скажи, как сама дальше планируешь жить?

Вместо ответа красотка порылась в сумочке. Через минуту в ее руках лежало три визитки с номерами личных телефонов.

— Вчерашний улов, — без особой радости пояснила дочь. Затем брезгливо кинула аккуратные прямоугольники бумаги в урну, рядом с крыльцом. — Не хочу! Меня в штаты одно модельное агентство приглашало, еще в Париже на них подрабатывала время от времени. Пришла пора брать судьбу в свои руки.

— А дочку?

— Женя со мной поедет! — сказала, как отрезала. — Я без нее никуда!

Спорить Анастасия Павловна не стала. У нее свой бизнес, времени свободного нет, а Глеб... Не до дочки сейчас Булавину, он, конечно, в жизни не признается, но куда ж денешься от правды.

Они еще немного постояли в молчании, а потом из здания администрации показалась знакомая парочка. Мужчина за талию прижимал к себе девушку, о чем-то тихо говорил, а она в ответ счастливо улыбалась.

— Позови, как отъезжать будешь, — на прощание сказала матери Марина и, не оглядываясь, направилась к себе.

К чужому счастью завистью она не пылала, сама проходила, знала. А еще знала его цену. Осилит ли молоденькая девушка путь, который предстоит? Не известно! Сейчас они оба улыбаются, думают о хорошем, и небо над головой без единого облачка. Кто же в такие моменты думает о плохом?