Саша — мокрый с ног до головы, весь забрызгался. Я спустилась в кухню — батюшки светы! Весь пол залит водой, ужас, сколько извели! Ну, сами извели, сами и принесёте. В большой кастрюле с надписью "компот" (кошмар!) в чистой воде прополоскала кое-что из детского. Саша развесил бельишко на шведской стенке в спортзале и притащил три ведра мыльной воды в туалет, для смыва. Теперь нас много и все вместе живём — только успевай, таскай наверх воду.
Загадка: в аквариумах ни одной рыбки или, там, улитки. Думала — померли, бедные, ан нет! Исчезли. Кот, что ли сюда заходит и свежей рыбкой питается? То-то он кочевряжится — не ест у меня, толком, ничего! Ах, загадки, загадки... (грустный смайлик)
А потом все свалились и уснули, завернувшись в одеяла. Мёрси спит, как ребёнок, калачиком. Личико печальное. Саша и во сне как-то горбится, ноги поджимает, скрючивается, словно поменьше места занимать хочет. Рядом стоит кушетка — Илья. Ему с пола встать самому тяжело — вот и пристроился на кушетке. На спине спит, да ещё и храпит с присвистом. На полу бутылка водки початая стоит. И "Пепси". Говорит, мол, с утра голову поправлю, "не отходя от кассы". Я уже, было, хотела возразить, но передумала, мысленно махнув рукой. Ему завтра не дрова пилить всё-таки. Буду приглядывать, чтобы он с утра не наклюкался, сидючи с детьми...
...какие они всё-таки тихие...
...как блокадники...
А я вот пошла к себе — пишу дневник. Ночевать вернусь в садик. Уже заканчиваю — потому что дети скоро проснутся и надо поить их соком с печеньем, а потом готовить ужин.
И вообще — на фига мне такое счастье?
Завтра ещё что-нибудь напишу, если не помру!
Если записей больше не будет, так и знайте — померла Анна Сергеевна, как чёрная рабыня на кофейной плантации" (улыбающийся смайлик).
* * *
Она так устала, что не могла уснуть. Напряжение безумно длинного дня не отпускало, всё тело ныло, поясница отваливалась. Устав бороться с бессонницей, Анна встала и осторожно прошла вдоль ряда кроваток. Дети крепко спали — Леночка вспотела во сне... Бориска прижимает к себе медвежонка... Кондрат сосёт палец... Федя смешно надул губы... Эллочка улыбается, а Валенька опять перебралась на кровать к Кристинке. Может быть они сестрёнки?..
Анна осторожно перенесла девочку на место и укрыла одеялом.
Илья даже во сне выглядел озабоченным и измученным, брови недовольно нахмурены. Тяжело ему, наверное... много тяжелее, чем нам всем! Какой-то уход нужен... хотя бы минимальный. Надо уговорить его завтра — попробую сделать массаж... спину, ноги — помню же кое-что!
...старое дряблое тел неласковой свекрови,, запах лежачего больного, объяснения патронажной медсестры: главное, поддерживать мышцы в тонусе и не допускать пролежней, понимаете?
...вот так, по массажным линиям, потом протирать спиртом — смотрите, запоминайте,
это надо делать регулярно, дважды в день...
...дважды в день... каждый день... два года... каждый день...
На ковре на матрасах, покрытых простынями, спали порознь Саша и Мёрси. Саша всё-таки, такой богатырь, гигант прямо! На изуродованном шрамами лице — тихая умиротворённая улыбка. Мёрси рядом с ним казалась совсем маленькой девочкой — хрупкой и беззащитной. Посапывает во сне... ребёнок ещё... а пистолет в кобуре рядом держит и рукой накрыла. Анна устало улыбнулась и подошла к окну.
"А ночи становятся темнее!" — подумала она, присела на стул, облокотилась на подоконник и задумалась. Сквозь призрачную полуявь и озноб усталости слышалось уже знакомое...
...с-с-с-с...ш-ш-ш-ш...с-с-с-с...
— Как живётся, Аннушка? Не скучаешь без меня, а?
— Это опять ты?.. Ну и какой ты сегодня? Что-то не вижу я тебя. Почему ты всё время меняешься? Я хочу знать — какой ты на самом деле? Придумал бейсболку зачем-то. Мальчик-то тут при чём? И палки лыжные. Ты же не Илья... нет... ты просто хочешь, чтобы я думала так. Шутки шутишь... а мне весь этот цирк не нравится.
— Это так важно для тебя — знать, какой я?
— Да нет... скучаю по музыке, представляешь? Так хочется, чтобы зазвучало потихоньку.
— Так? — Плывут негромкие звуки. — "Lily Was Here" — Кэнди Далфер и Дейв Стюарт — саксофон и гитара — одна из любимых мелодий. Ибо написано гением: "Из наслаждений жизни одной любви музыка уступает. Но и любовь — мелодия!" Пушкин, Александр Сергеевич. Дарю.
— Спасибо. Откуда ты знаешь, что мне нравится?
— А я много про тебя знаю, милая. Например, то, что тебе очень любопытно — где же ты всё-таки находишься? А может, я страшно ошибаюсь? — он озабоченно сдвинул брови, как неумелый актёр в дешёвом фильме Болливуда. — Или ты довольна тем, что, дескать, наконец-то есть о ком заботиться... может быть, даже любить...
-Да, то есть, нет! Я хочу знать кто ты и откуда? Что в этом мире настоящее — мы и дети, или призраки, не замечающие нас? Кто из нас жив, а кто мёртв? И про туман — это ты его сделал? А куда ты дел всех остальных людей? Расскажи... если, конечно, ты сам это знаешь... а ты знаешь — я чувствую.
— Как много вопросов ты задаёшь! Любознательность твоя достойна похвалы! — сдержанный смех. Горячее дыхание в затылок. Соблазнительный шёпот, щекочущий ухо. — Смотри, я кое-что тебе покажу.
Жаркие невидимые руки подхватили (обняли?) сзади за талию и — вверх! Все выше — и выше, как в фантастическом фильме. Двор, дома и улицы стремительно уменьшаются, превращаясь в подобие карты. Словно смотришь в иллюминатор лайнера на взлёте. Ещё выше — город, покрытый желтоватой дымкой, похожий на остров. Анна замерла, ожидая увидеть голубой шарик Земли, покрытый океанами, горами и лесами, а вокруг — мерцающий Космос. Но — картинка не менялась. Только остров родного города, и...
...как кадры из "Солярис" — остров жизни в безбрежном океане. Это всё Илья — он что-то говорил днём про Лема, Тарковского, Солярис, сталкеров — а теперь уставшей Анне снятся кошмары...
...вместо перламутрового океана — нечто похожее на огромный, бесконечный лист измятой копирки — черный, маслянистый, по которому гуляют такие же чёрные протуберанцы и тяжело ворочаются торнадо, выгибающиеся над городом колоссальными арками. Страшная, мрачная картинка безумного одиночества.
— И ты надеешься, что отсюда есть выход, Анна?
— Да, конечно. Я хочу, чтобы он был. А теперь ещё дети...
— С чего ты взяла, что вы за них отвечаете? А вдруг им найдётся местечко получше, чем под крылышком у Анны?
— Нет, дети — это очень важно. Ты не понимаешь.
— Это я-то не понимаю... хе-хе! Живи здесь, женщина. Если хочешь — сделаю так, что тебе и твоим приятелям будет хорошо. Вы не будете ни в чём нуждаться. И даже, может быть твой Илья...
...он тебе нравится... нравится...
— Да, да...
-... станет нормальным, здоровым...
— Да...
-...и я буду приходить к тебе...
...тебе же этого хочется... хочется слушать голос... это ЕГО голос...
— Да, да...
-...и буду говорить с тобой. Ты славная, Анна. Твоё место здесь, если уж начистоту!
Анна на мгновение почувствовала, что маленькая детская подушка, на которой лежала её голова, промокла от слёз. Негромко похрапывал Илья. Совсем рядом сопела слегка простывшая Мёрси... с ближайшей кроватки свешивалась маленькая детская ножка в полосатом гольфике.
...и город... и бесконечная чёрная бездна вокруг...
...падение...
Костёр. Незнакомец всё в той же бейсболке, скрестив по-турецки ноги, сидит напротив и задумчиво смотрит в огонь.
— "Печальный Демон, дух изгнанья парил над грешною землёй..." — тихо декламирует он.
Анна обнимает медвежонка. Рядом с ней, слегка покосившись на бугорке асфальта, тикают часы.
— Ты — это Демон?
— Ну, радость моя, это уж кому как нравится. Можешь называть меня Демоном Сократа... или тем самым Демоном, что был проводником Сирано де Бержерака в "Иных государствах и империях Луны" и представился, как Демон Сократа... или тем самым Демоном, что страстно полюбил царицу Тамару... — он разламывает веточку тополя и кидает половинки в огонь.
— Не понимаю...
— Я в курсе, моя маленькая Анна, моя королева.
— Ты что, Воланд?
Он тихо смеётся. Показывает язык. Где-то далеко воет пёс...
— Это я поддразниваю тебя, мой ангел. Я не Воланд, ты не Маргарита. Я не Мельмот-скиталец и не Агасфер, я не Симон-маг и не Мерлин. Я даже не дух ныне покойного Данте. Я просто Демон.
— Дьявол? А как же... Бог?
— "И бесы веруют и трепещут", Аннушка! Это очень старая фраза. Вас в школе не учили, но знай, что Бог — Отец всего сущего.
— Но дьявол отрицает Бога...
— Кто сказал? Где? — комически удивляется Демон и оглядывается по сторонам, словно ожидая увидеть строгого атеиста, выходящего из темноты с ноутбуком подмышкой. — Боже мой, глупость какая! Ты хотя бы слышала о Люцифере, сиречь Деннице?
— Слышала, — обидевшись, шепчет Анна.
— Хорошо, что слышала, ягодка. Не верить в собственного Отца никак нельзя. Мы просто обижены на него, понимаешь ли. Дело, конечно, семейное, но как-то так уж повелось, что Отец не додал нам того, что для нас важнее всего!
...демоны... ад... огонь...
...почему?
...зачем это происходит со мной?..
— Ну-ну-ну, не куксись! Никаких серных дымов и пылающих костров. Ад, конечно, существует, но тебе там не место, так что не вздрагивай. Я по глазам твоим вижу, что тебя мучают тысячи вопросов. Считай, что тебе повезло. Я готов отвечать на них, хоть до второго пришествия.
— Почему? — хрипло спросила Анна.
— А блажь такая! — весело хихикнул Демон Сократа... или как там его по-настоящему... — Я в хорошем настроении.
Он перегибается прямо через костёр. Анна видит, как пламя лижет полы пятнистой куртки, как вспыхивает язычок огня на рукаве...
— Я в хорошем настроении, Анна! — шепчет он ей прямо в лицо. Его дыхание почему-то отдаёт мёдом. Проворные струйки огня бегут по куртке вверх, к воротнику... — Пользуйся!
...он закуривает. Анна крутит головой. Невольно она смотрит на полы его куртки, на рукав... всё, как было. Это напоминает резкую смену кадра в кино. Господи, что всё это значит? "Я заболела. Я брежу. Я умираю", — проплывает сонная, удивительно спокойная мысль.
— "...и будешь ты царицей мира, подруга верная моя!" — приятным баритоном выпевает гость и затягивается сигаретой "Camel". Пустую смятую пачку он бросает в костёр. Анна задумчиво смотрит, как съёживается в огне целлофановая прозрачная обёртка, как темнеют углы картонной пачки... и вспыхивают оранжевым пламенем.
— Демоны — против Бога, — спокойно говорит она, не отрывая глаз от корчащейся пачки.
— Не совсем, — отвечает ей странный гость. — Все мы — часть Его. Но из всех своих детей он никого не наделил способностью творить. Это, как ты, Анна! Помнишь, как ты мучалась над каждой строчкой... а тебе говорили, что, хоть ты и Анна, но Ахматовой из тебя никогда не выйдет... помнишь? Мы наделены жаждой творчества... но можем лишь оценить чужое творение и не умеем создавать своё. Мы можем только пытаться.
— Это плохо? — Анна поднимает взгляд. Илья... лицо Ильи... и скрюченная левая кисть... он снова меняется... это точно — Илья!..
— Это плохо, Аннушка, — серьёзно отвечает Илья и отпивает глоток водки прямо из бутылки. Он морщится и прихлёбывает из бутылки газированную воду "Колокольчик". — Криво как-то пошла. Первая рюмка колом, вторая — соколом, а третья — мелкой пташечкой! Глотнёшь?
— Мне вставать рано... — слабо отвечает Анна, чувствуя, как кружится голова. Туман становится густым, как кисель, обступая их неровным кругом. — Туман... убери его...
— Туман — сам по себе, малыш. Ты ему понравилась. Вот уж чего-чего, а тумана тебе бояться не следует. Видишь ли, я смог всё-таки создать своё. Ну, если быть откровенным, — а я хочу быть откровенным с тобой, моя Ева, — я смог изменить твой мир. Немного, совсем чуть-чуть. Но он — мой. Мой, понимаешь? Моё творение. Он ещё пуст... в нём, пока лишь ненадолго, задерживаются те, кто раньше отправлялся в дорогу сходу... сразу после смерти. Но мой мир совершенствуется, Анна! Он становится живым. По шажочку, по капельке — он настаивается, он проникает в поры бытия, заполняя их монолитом материи! Он будет живым, Анна! В нём будут жить живые, настоящие люди! И ты будешь его первой царицей!
Ощущение чужого присутствия за спиной исчезло. Анна передёрнула плечами и отвернулась от окна. Прохладно. Надо выспаться, отдохнуть. Она легла на матрас рядом с Мёрси. "Подожди, подожди! Это что сейчас было?!" — испуганно пропищал кто-то прямо в голове. Анна бессильно подумала, засыпая: "Это туман. Вот и всё, что я сейчас могу сказать. Никому ничего не скажу — пусть всё будет так, как будет. И это правильно".
Сашка беспокойно заметался во сне, размахивая руками, и пробормотав что-то непонятное, затих. "Ещё задавит нас тут с Мёрси ночью..." — но отодвинуться уже не было сил...
* * *
В окне квартиры на втором этаже возле цветочного горшка сидел полосатый кот и смотрел во двор на пса, хмуро сидящего у затушенного костра. Пес поднял голову и негромко тявкнул — кот презрительно выгнул спину и спрыгнул в темноту комнаты, пройдя сквозь пол.
Пёс осторожно обошёл костёр. Пахло чем-то страшным. Шерсть на загривке пса поднялась... он тихо зарычал.
...и снова... там же...
...ВМЕСТО:
...В окне квартиры на втором этаже возле цветочного горшка сидел полосатый кот и смотрел во двор на пса, хмуро сидящего у затушенного костра. Пес поднял голову и негромко тявкнул — кот презрительно выгнул спину и спрыгнул в темноту комнаты, пройдя сквозь пол.
Лёгкий ветерок колыхнул пласты тумана. Где-то в необъятном чёрном пространстве что-то неуловимо сдвинулось... и... Пёс почесал задней лапой ухо и отправился к киоску.
Всё было спокойно.
Глава 23
Саймон Кокс
Физику Саймону Коксу, работавшему ранее в Пасадене, нравился Коваленко. Было в нём что-то неуловимо отличающее большого босса от других русских. Пожалуй, именно то, что он и был Большим Боссом. Настоящим, матёрым и мощным, как таран. Как-то раз напарник Саймона молчаливая Сара Конг сказала, что Коваленко похож на дракона и Саймон чуть не сел на задницу от изумления. Оказалось, что в китайской мифологии драконы — вовсе не та изрыгающая дым и пламя злобная тварь, с которой довелось свидеться святому Георгию. Наоборот, драконы у китайцев во многом похожи на Джона Ф.Кеннеди — в них намешано всего понемногу. Во всяком случае, Саймон понял это именно так.
Коваленко мог быть щедрым, Коваленко мог быть злым, Коваленко мог спустить шкуру с провинившегося, набить её соломой и вывесить на воротах Базы. Но он мог и закрыть глаза на то, что, по его мнению, не мешало самому главному — движению вперёд.
