И — начали... Негромко хлопнула безотказная "Фогель-65", далекая фигурка возле блиндера крутнулась и рухнула. Она не сомневалась, что это офицер. А кто бы еще бродил внаглую по дороге, когда бойцы дисциплинированно сидят по местам? Только офицер, им же законы не писаны. Что в российской армии, что в любой другой.

Упали пятеро, когда в колонне поднялась реальная суматоха. Тэкс, сейчас прилетит ответка, и лучше б мимо... она непроизвольно втянула голову в плечи. И ответка прилетела, да такая, что она чуть не оглохла. Машины сопровождения лупили вслепую, но зато мощно. Лупили и ожидали от нее дальнейших действий. От нее — действий. А от корректировщиков из колонны — поправок. И тогда ей конец, потому что надежного укрытия в ее распоряжении нет. Но она больше не стреляла. Зачем, собственно? Ранеными она противника обеспечила, причем тяжелыми, вон пятеро валяются... о, уже не валяются, прибрали. Так что пусть считают, что уничтожили снайпера массированным огнем. Или отогнали. И вызывают наконец санитарный борт, а не ударные вертолеты.

"Вертушка" прилетела как по расписанию. Все же эвакуация офицеров у противника поставлена неплохо.

— Готова! — улетело по связи.

— Выхожу! — тут же напряженно откликнулся далекий полковник.

Она приникла к прицелу. Начнут стрелять на движение в лесу или нет? Если начнут — она ничем полковнику не поможет. Но не должны бы сразу стрелять, как-то же к ним выходят собственные разведчики? И если полковника пропустят до колонны, но не пустят к вертолету, дальнейшее почти целиком зависит от нее. От ее точности, скорости реакции, правильной оценки ситуации.

Полковник уверенно шел по дороге к "вертушке". Она невольно восхитилась им. Как держится, как он все же держится! Брезгливо, заносчиво — настоящий европеец! И ведь даже отвечает что-то бегущему рядом бойцу! Интересно, на каком языке?

Полковник не дошел до вертолета. Ну, он и не должен был дойти, если честно, не настолько же турки беспечные, но жила внутри надежда, жила... Ему преградили путь, когда до "вертушки" осталось не более пары десятков метров. Видимо, начальство, имеющее право потребовать объяснений. В сопровождении бойцов, к сожалению. И тогда она выстрелила. Не в патруль, нет — в пулеметчика на броне. И продолжила стрелять, быстро и избирательно. Главное — не сколько убить, а кого именно...

Полковник ждал и среагировал мгновенно: пригнулся, заорал, вроде как предупреждая об опасности, метнулся вбок, потом одним стремительным рывком — к вертолету, в который торопливо заканчивали грузить раненых. Зита парой выстрелов подчистила ему путь, потом ей — нет, им с полковником! — несказанно повезло, ибо пилот решил высунуться из кабины, чтоб поторопить с погрузкой. Она тут же влепила ему в голову, полковник прыгнул, выдернул тело и исчез под колпаком. Все, дальше он сам, она могла только отвлечь внимание. И она отвлекала изо всех сил, только броня на дороге гремела. Трупов, правда, не прибавлялось — попрятались, сволочи. Потом вертолет подпрыгнул и косо ушел вверх, и ему вдогонку не понеслась зенитная ракета. Или не сообразили, что произошло, что скорее всего, или... А потом на нее посыпалось столько, что пришлось срочно уносить ноги, даже полковнику на прощанье помахать ручкой не получилось. Хорошо, корректировщики решили, что она засела гораздо дальше, туда и направили основной удар. На это тоже был расчет, обычно снайпера и работали с дальних дистанций, берегли себя любимых. Ну а она стреляла с двухсот, сквозь кроны деревьев, из малошумной "птички". И успела смыться до того, как началось прочесывание.

— Зита, что у вас? — поинтересовался далекий Димитриади.

— Полковник улетел на трофейной "вертушке", — доложила она кратко. — Иду вниз.

— Фокусники, — после молчания сказал Димитриади. — Не геройствуй там. Мы пока что держимся.

"Пока что держимся..." Она поняла все, что не захотел сказать штурмовик. Пока что держатся. А потом останется надеяться на чудо. Или на то, что некий отчаянный боец проберется к мосту возле храмового комплекса и закупорит его десятком точных выстрелов хоть на сколько-нибудь. Боец, похожий на местных, владеющий языком. Никому другому сквозь забитый войсками городок не пройти. И по-другому там никак, мост возле Мамаадамии — единственный, не имеющий скрытых подходов. Лес вокруг сведен за столетия подчистую, голые склоны, любого видно за несколько километров, никакой "хамелеон" не поможет...

Она упрямо сжала губы и прибавила шагу. Тяжелая антиснайперка повисла на плечах давящим грузом.

-=-=-

— Нет.

Сухопарый полковник смотрел со спокойным презрением. Его собеседники, наоборот, заметно начинали злиться.

— Полковник, трасса стоит с начала наступления! Проезжая часть забита войсками, "Рабаты" не могут пройти дальше храмового комплекса! Надо что-то делать с этими чертовыми русскими диверсантами, а вы говорите "нет"!

— Делайте, — неприязненно посоветовал полковник.

— Что делать?! У нас потери! Вы знаете, какие у нас потери?! Они сбивают "вертушки"! Пилоты боятся заходить на атаку! А без воздушной поддержки спецназ уходит в горы и не возвращается! Этот чертов лес жрет "Соколов Босфора" целыми подразделениями!

— Воевать не умеют, — заметил полковник.

— Вот и покажите, как надо воевать! Советовать все мастера!

— По приказу мы осуществляем техническую и информационную поддержку наступления, не более.

— Уже нет! Ознакомьтесь с мнением объединенного командования! На этот раз вам не отвертеться, полковник! Пусть альпийские стрелки покажут, каковы они в деле!

— Собственно, что-то подобное я предполагал с самого начала, — буркнул полковник и выплюнул воображаемую зубочистку. — Мои ребята уже на трассе, присматриваются.

— Надо не присматриваться, а деблокировать трассу!

— Деблокируем, — равнодушно сказал полковник. — Ребята посмотрели, сказали, что сделают.

И полковник вышел не попрощавшись. Ему проводили злыми взглядами.

— Эти сделают, — прозвучал неохотный вывод. — Все же — альпийские стрелки. Их слава не на пустом месте появилась.

-=-=-

Она ошиблась. Ошиблась глупо, по-детски, именно так, как ошибаются неопытные штурмовики на первом полевом выходе. Возможно, оттого, что устала. Устала настолько, что не заметила, как взвешенность решений уступила место импульсивности. Возможно, на нее повлиял голос Димитриади. Для кого-то, может, он и казался спокойным, уверенным, но только не для нее. Она-то четко слышала в приказах нового командира "Спартака" отчаяние. Сашка сделал со спартаковцами невозможное — остановил трассу. Горели бензовозы, взрывались машины с боеприпасами, вываливались из кабин водители, пораженные снайперским огнем... Спартаковцы раз за разом выворачивались из-под ударов, скупо расплачиваясь жизнями снайперов, оттягивающих огонь на себя... но когда-то должны были кончиться боеприпасы к "реактивкам", и вот этот момент наступил. Больше Сашке нечем было ответить на угрозу с воздуха. И "Спартак" начали медленно, безнаказанно уничтожать... Да, скорее всего, она сглупила именно тогда, когда над дорогой нагло, не скрываясь, прошло звено ударных вертолетов — чтоб убить ее "Спартак"...

А еще она увидела "Рабаты". Проклятые неуязвимые "Рабаты". Оснащенные активной, практически непробиваемой защитой, противоминными тралами, собственной системой ПВО... А тут танки прорыва просто стояли возле трассы, стояли с отключенной электроникой! Рядом в нарушение всех инструкций ползал топливозаправщик, танкисты торчали в люках и ходили туда-сюда, и машина-боеукладчик беззаботно подставила борт... И вспомнилось рывком, как горел расчет, заваливший первого "Рабата", ненависть пеленой заволокла сознание, и дальше руки действовали автоматически. И пофиг, что укрылась она на дорожной петле, что отступать некуда, что вышла она только разведать обстановку! Единственное, что крутилось неотвязно в голове: как жаль, что нет под руками противотанковых ракет! В ее распоряжении — только тяжеленная крупнокалиберная антиснайперка. Она — ничто против брони "Рабатов". Против танковой брони — да, а вот против топливозаправщиков, а еще лучше против боеукладочной машины... Подготовленный снайпер с крупным калибром в руках многое может! Вот она и влепила боеукладчику в двигатель, чтоб не вздумал менять такое удобное для нее положение. И продолжила стрелять в максимально быстром темпе, используя до конца немногие минуты, отведенные для жизни снайпера в современном бою — и остановилась, только когда на площадке с "Рабатами" воцарился настоящий ад. Топливозаправщик взорвался, огонь жадно плясал по стоянке, танки торопливо отползали, расталкивая и давя в лепешку подвернувшиеся под гусеницы машины. В манипуляторе боеукладчика сдетонировал снаряд, ближайшему "Рабату" свернуло набок башню... И на сердце стало немного легче. Она отомстила за смерть ребят в первом, самом жестоком бою, отомстила сполна. Выстрелян в ноль боезапас к антиснайперке, повисли на броне трупы танкистов, и осталось только уйти... да некуда. Справа и слева — широкая петля горной дороги, за спиной торопливо замыкают кольцо окружения егеря, а прямо перед ней — огонь, стрельба и суматоха колонны, попавшей под обстрел.

Она могла бы еще принять бой. Боезапас к антиснайперке кончился, но осталась безотказная "птичка" и сотня патронов к ней. Сто патронов для снайпера — очень много. Укрыться в лесу, почаще менять позиции... да кто ж даст? По переговорам спартаковцев она четко представляла, что ее ожидает в таком случае. Никто на нее в атаку не пойдет, нечего и надеяться. Вывесят несколько "летающих глаз" с хорошей поисковой аппаратурой, засекут позицию и накроют одним плотным ударом. Вон они, многоствольные пулеметные установки, ищут ее прицелами, ждут координат... Именно так погибают сейчас ребята возле трассы. Именно так должна погибнуть и она. Только не дождутся.

Там, на дороге, наверняка представить не могли, что страшный разгром учинен всего одним человеком. Тем более — девушкой. Юной, так похожей на местных красавиц девушкой... она зло усмехнулась, машинально, как последнее средство, проверила легкость хода клинка. Достала из нагрудного кармана спартаковский берет. Откинула с головы маскировочную сетку. Повесила на плечо по диверсионной привычке стволом вниз верную "Фогель-65" и легко зашагала к дороге. Могла скромная, уважающая себя девушка удалиться в кустики перед самой заварушкой? Могла. Да в кустах наверняка полколонны попряталось при первых же выстрелах! И вот теперь, когда все закончилось, храбрые бойцы выползают из канав — ну, и она тоже возвращается под надежную мужскую защиту. А на все нехорошие вопросы у нее имеется жетон-опознаватель, снятый с одного из "морских котиков". Ну не могут же рядовые бойцы из колонны иметь доступ к личным данным европейского спецназа! А на все любопытные расспросы имеется хорошо проработанная еще с Давидом легенда, подкрепленная неплохим знанием грузинского, средним турецкого, откровенно слабым, но тем не менее тоже знанием армянского, абхазского...

Что она сразу не сообразила — по трассе никто не ходил пешком, только ездили. И, естественно, фигурка девушки, бредущей непонятно куда, мгновенно привлекла к себе внимание.

— Кого потеряла, гогона? — тут же поинтересовались у нее. — Ты чья?

Вопрос, конечно, благожелательный, но и на него требовалось отвечать. Она молча предъявила жетон-опознаватель. Бойцы военной полиции переглянулись в затруднении.

— Европейцы, вроде, дальше по движению... — неуверенно сказал боец. — Так ты отстала или догоняешь?

И что отвечать? Ребята ведь сообразят проводить ее до указанной машины, и что тогда?

— Эти, что ли, твои? — внезапно спросил боец. — Иди, видишь, ждут!

Она развернулась. Из боковой дверцы подъехавшего броневика на нее уставилась такая знакомая по военным фильмам квадратная физиономия под тактическим шлемом, такая холодная, равнодушная, такая "исконно" фашистская, что у нее невольно вырвалось:

— Entschuldiegen Sie bitte...

Остальные слова от волнения, как назло, словно волной смыло. Вообще-то она в свое время получила необходимый минимум из армейского разговорника по основным европейским языкам, но когда это было? А тут — только что говорила по-грузински, лихорадочно думала по-русски, и вдруг потребовалось на немецком. И не с такой подготовкой растеряешься.

Она жалобно моргнула и сделала шаг вперед. Бойцы военной полиции не воспрепятствовали. Офицер в броневике посмотрел бесцветными глазами несколько мгновений, протянул жесткую ладонь и задернул ее внутрь. Два бойцы тут же сдвинулись на сиденье, освобождая для нее немного места. Броневик мягко покатил вниз.

— Прекрасную фройнлейн обучал плохой инструктор, — заметил офицер. — Так и передайте начальству вашей разведшколы. Инструктор — плохой. У него отвратительный немецкий.

Она внезапно для самой себя разозлилась. Казалось бы — что ей до мнения немецкого спецназовца о разведшколах Грузии? Однако европейское высокомерие ее не на шутку взбесило.

— Однако я вас понимаю, — заметила она холодно. — А вы нас — нет.

Фройнлейн полагает, это важно — понимать всяких туземцев? — рассеянно спросил офицер и знаком приказал водителю остановиться.

— В чужой стране и именно для вас — понимание есть жизнь.

Офицер не ответил. Облокотившись на выставленную в дверь коленку, он внимательно наблюдал за происходящим на дороге и особенно — возле нее, в прилегающем лесочке. Том самом, из которого она вышла совсем недавно.

Они дождались, когда цепь солдат покажется из леса.

— Поехали! — бросил офицер водителю. — Цирк окончен, никого в лесу не было.

— Но кто-то стрелял, — заметил сидящий рядом с Зитой боец. — И хорошо стрелял! Лучше, например, чем я, а я штатный снайпер группы.

— Кто стрелял, тот сейчас на дороге, — сказал офицер и вежливо улыбнулся Зите одними губами. — Больше ему деваться некуда. Или ей. Не так ли, прекрасная фройнлейн? Кстати, разрешите глянуть на опознаватель? Не обижайтесь, это просто формальность.

Он забрал жетон-опознаватель одним коротким движением, она даже не успела среагировать. Забрал, еще раз извинился, передал жетон водителю и равнодушно уставился в окно. Водитель сунул жетон в считыватель и коротко хохотнул:

— "Морские котики", капитан! Она — "морские котики"! Смешно, правда?

Офицер небрежно скользнул взглядом по ее оружию. Посмотрел на рукоятку ножа в набедренных ножнах. Она порадовалась, что взяла в рейд финку вместо стандартного ножа разведчика. Порадовалась, но четко поняла — выхватить финку ей не дадут. Кашлянула и деликатно прикрыла рот ладошкой. Талисман, подаренный Андрюшкой, послушно скользнул в ладонь...

Бойцы сидели рядом с ней вроде бы без напряжения и даже без особого к ней внимания, но она чувствовала — у нее в распоряжении всего одно мгновение, потом скрутят. Ну что ж, мгновения ей хватит. Офицер, можно считать, уже не жилец. В крайнем случае — не боец. Резануть по глазам — мало ему не покажется. А потом? У сидящего рядом бойца призывно выглядывает из кармашка разгрузки граната. Но он настороже, это факт. Тогда — обратной отмашкой и ему по глазам, а потом граната. Спецназовцы, конечно, в противоосколочной броне, но в закрытом помещении да между ног граната много дел натворит... и она уйдет сразу и легко, что немаловажно.