Приказано выжить (Ирис)

Девушка же подобными вопросами не задавалась, подоткнула подол и уселась на шкуре рядом с мальчиком, безжалостно сминая драгоценную ткань, а листы уложила на колени. Похоже, эти двое давно друг друга знают и уже успели подружиться.

В кошеле Эдны действительно оказались принадлежности для рисования. Маленькие, аккуратно заточенные угольные палочки, крохотные свинцовые и серебряные карандаши и кусочки твёрдого мыла — а эти-то зачем? По ткани рисовать собралась? Она сняла с пояса тоненькую дощечку и, устроив ту на колени, положила сверху лист.

'Умно', — подумал монах.

Девушка меж тем увлечённо что-то чертила на листе, попеременно меняя инструмент.

— Ты художница?

Нашёл что спросить.

— Да.

Она старалась на него даже не смотреть и, просидев некоторое время молча, Эссус понял, что девушка просто напросто стеснялась. Она жалась к Анхелю изо всех сил, стараясь, тем не менее, чтобы это осталось незамеченным. И именно эти усилия её и выдавали, и, в конечном итоге, она всю их бесполезность поняла и сама.

— Обычно брат старается не оставлять меня в одиночестве, — пояснила с виноватой улыбкой. От этой улыбки её красота загорелась так ярко, что бедный Эссус, не привыкший к дамской милости, несколько раз сморгнул, смутно надеясь прогнать навязчивое видение.

— Боится, что скомпрометируют, — вставил мальчик, не поднимая от книги глаз. Это часто за ним водилось: он мог разговаривать и одновременно читать, и не испытывал при этом никаких неудобств. Правда, такая увлечённость прослеживалась лишь при условии, что книга Анхелю нравилась и вызывала интерес. В противном случае, он не упускал повода отвлечься от страниц и занять себя делами более привлекательными. — Тут с этим строго.

Эдна порозовела и спрятала лицо за дощечкой.

— Если дурак какой-нибудь придумает, что пробыл с ней наедине хоть немножечко времени, разбираться не станут — замуж!

— Прямо так и замуж? — не поверил Эссус. В поселениях, где он бывал, нравы, конечно, отличались строгостью, но и вполовину не так.

Девушка с грустью вздохнула и подтвердила:

— Если кто-то так скажет, моё слово не будет иметь значения. Но сейчас у брата дела и он сказал мне либо сидеть в гостиной с дамами, либо найти больного монаха. Он сказал, что монахам нельзя жениться.

— Нельзя, — легко согласился Эссус, ничуть таким положением дел не огорчённый. Семья представлялась ему чем-то слишком сложным и ненужным. Да и как детей растить при такой жизни? Дорога к семейным отношениям не располагает. Сушить пелёнки на распялках между лошадьми? Полно! У него и лошади-то не было... Нет, правильны законы: ни семьи, ни детей, ни женщин. Нечего делать. — А ты сама совсем не хочешь замуж?

Девушка задумалась, незаметно для себя прикусывая уголёк, отчего губы её мгновенно стали чёрными. Монах не сдержал невольной улыбки.

— Хочу, — наконец определилась Эдна. Решение всё-таки не далось ей очень легко. — Но не за того, кто использует такие методы. Такой человек не может быть достойным.

— А человек обязательно должен быть таким? Достойным?

— Конечно! — озёра глаз вспыхнули возбуждением. — Только с такими и стоит связывать свой путь, пусть и на краткое время!

Анхел украдкой закатил глаза... глаз, и отложил в сторону книгу, устраиваясь поудобней.

— И как же прикажешь измерять это самое д... Тьфу! Как понять, достоин человек или нет?

— То есть 'как'? Это же сразу видно! — возмутилась девушка. — Или достойный, или нет!

— Например? — подначил пацан.

— Например, ты!

— Я? — Анхель глотнул воздуха и раскашлялся, хлопая себя по груди. — Это с какой стороны я — достойный, позволь узнать? — спустя непродолжительное время осведомился.

Эссус спрятал улыбку. По какой-то причине в этот момент он сам себе казался взрослым и умудрённым опытом. Крайне приятное ощущение, надо сказать!

— Ну-у... Ты добрый.

— И в чём же эта доброта выражается?

— Ты никогда никого не обижал!

— Я никогда тебя не обижал, не путай. Про остальных ты не знаешь, так что отклонено.

— И ты не даёшь скучать господину монаху!

— Чего? — опешил Эссус. — Это я-то господин? В каком месте?

Эдна замахала руками, совсем забыв, что она вроде как леди.

— Вы меня не путайте!

— Мне здесь не докучают, — указал Анхель на обложку учебника. — Если помнишь, придворным я аки косточка в горле, а второму отцу некогда пока со мной возиться. А это уже, согласись, никак не добрая воля.

— А я никакой не 'господин', — добавил Эссус на всякий случай.

Эднга надула губы и воинственно сжала крохотные кулачки, раскрашенные пятнами от угля и мела.

— Не хотите признавать, не надо! Я всё равно буду считать, тебя, Анхель, достойным человеком, и вас господин монах, тоже!

— Меня-то за что? И забудь ты про господина! — Эссус как-то слишком поздно спохватился, что к этой девушке ему самому стоило бы обращаться более уважительно. Если бы мог, сам себе отвесил бы хороший подзатыльник, да только поздно уже.

— Вы — монах!

— Приехали, — хмыкнул Анхель. — А я вот наперсник короля, где мои земные поклоны, а? — В него полетел один из мелков, от которого мальчишка с лёгкостью уклонился. — Нет, ну так нечестно! Ему, значит, почёт и уважение только за то, что принадлежит Обители, а где моё? Я, может, тоже хочу!

— Ты не воспитывался в Обители, — мстительно напомнил Эссус. — Не жрал траву, не спал на камнях, не выгребал навоз со скотного двора и, самое главное, ты не носишь тавро как у клеймённой коровы!

— Как много я упустил в этой жизни, — опечалился мальчуган.

Эдна, переводившая взгляд с одного на другого, сердито встряхнула головой, отчего золотистые кудряшки упруго подпрыгнули, и пожаловалась куда-то в потолок:

— Они надо мной издеваются!

Анхель и Эссус хитро переглянулись.

Наверное, с каждым приключались столь неприятные моменты, когда события давно ушедшего прошлого вдруг начинали одно за другим всплывать в памяти, громоздясь и наслаиваясь, напрочь затмевая собой события нынешние? Вот и со мной произошла сия пренеприятная вещь.

А все оттого, что почти всю свою сознательную жизнь я всё-таки прожила в Андасте, среди людей и, не к ночи их помянуть, Черных Гильдий. Воспоминание же детства постепенно подёргивались пеплом забвения, вытесненные более важными повседневными заботами, мелкими и не очень проблемами и думами. С каждым днём они уходят все дальше и дальше, превращаясь если не в истлевший гобелен в конце коридора сознания, то в подобие сна точно: было, да, но столь давно...

Детская память иначе воспринимает мир, и чем взрослее разум, тем сложнее собирать воедино полувнятные призраки прошлого и размышления настоящего.

Тем более, когда от первых так старательно хочешь избавиться.

И, хотя когда-то 'Железная Крыса' мне приглянулась именно названием, что эхом отдалось в сердце, подспудно или нет я совсем не ожидала когда-нибудь встретить у её порога источник того самого эха. Земля может и круглая, но уж слишком большая, встретиться на её дорогах столь разным существам было бы сомнительно, не правда?

Правда.

Дьява — о, праотцы, теперь я вижу — это действительно она! — прищурилась, но своё угрожающее непонятное оружие не опустила. Габриель придвинулся ближе к ней, готовясь не то хватать её за руки, не то схватить и закрыть своим телом

Сантьяго задрал вверх губу и высокомерно бросил:

— Топай отсюда, девка.

Я отшатнулась, нелепо взмахивая руками. Они не узнали меня? Почему? Что проис...

— Простите девочку, господа, — оттёр меня обширным боком в сторону Риг. Мне же шепнул тихо-тихо: — Наверх!

Дьява убрала железку в кожаный кошель на поясе, убрала со стола колено и рухнула обратно на лавку, мгновенно возвращаясь в благодушное расположение духа.

Махнула рукой:

— Прощаем. Вина!

На дрожащих и подгибающихся ногах я поднялась наверх, спотыкаясь чуть не на каждой ступеньке. Ввалилась в свою комнату и не стала запирать двери — вдруг?..

Не вдруг. До самой глухой ночи ждала непонятно чего, прислушивалась к отголоскам пирушки, что долетали даже сквозь толстые стены и ковры. Один раз ко мне забежала запыхавшаяся Элла, принесла ужин и тут же поспешила обратно, не дав мне и слова вымолвить. Потом гулящая компания стала расходиться: я слышала как по лестнице протопали тяжёлыми сапогами двое, следом поднялся ещё один. Гулко хлопала дверь 'Крысы', наверное, остальная часть компании намеревалась предаться сну под открытым небом, у костров.

Гостевых комнат в 'Крысе' раз-два и обчёлся. Одну, самую дальнюю по коридору занимала я, ещё две, из ближних к лестнице, принадлежали семье Рига. Свободными оставались три, но и они сдавались редко: Риг не терпел чужаков в своём доме, и обычно заламывал такую неправдоподобно высокую цену, что посетителям и в голову не приходило проситься на ночлег.

Была ещё небольшая коморка под лестницей, но там на низком топчане иногда спала Элла, если приходилось задерживаться уж слишком допоздна. Например, как сегодня. Не идти же ей бедной домой по стылым предутренним улицам, где таится сотня и одна напасть? Тем более что гостей с самого утра надо будет накормить, господам натаскать воды убрать в комнатах...

Господам, тьфу ты. Пофыркаешь тут. Как-то я упорно не могла соотнести в своих мыслях впечатления от местной, андастской, аристократии с воспоминаниями о буйной парочке. Которой и море по колено, и горы на ладонь, и даже в лес иноретский они сунуться не побоялись ещё до того, как отец им это разрешил.

Пережив первое ошалелое удивление, я принялась, наконец, прикидывать планы на будущее.

Как ни странно, первоначальная моя надежда, что в Андасту, один из самых больших человеческих городов, рано или поздно прилетят мои сородичи из других Семей не оправдалась. Хотя мне казалось что дети Рассвета и Огня вовсе не сидят безвылазно по Гнёздам, вольный ветер дивно поёт нам в уши и толкает постоянно вновь вступать на новые дороги. Однако за все годы моей жизни тут ни один не просто не появился, а такое впечатление, что даже и мимо не пролетел.

Последними действительно посетившими город была та пара, которую уничтожил Коран. Как я позже выяснила — а стоило мне это немалых трудов, — это произошло за несколько лет до моего появления.

Где-то на этом месте меня и разобрал нервный смех. <

Нет, правда!

Вы что, хотите сказать, что почти за десять лет ни один дракон не навестил большой, интересный, известный на весь мир своими Академиями, город? Да это просто смешно! Я мчалась в Андасту сломя голову почти год и все для того, чтобы сидеть и бессмысленно ждать когда меня найдут?

Если меня найдут.

Если станут искать.

Путь от Иноретских лесов до пустыни намного короче. Да, он стоил бы мне огромных трудов и сулил множество опасностей — маленькому ребёнку в одиночку пересечь Кряж Ветров. И потом, не сгинуть в самой пустыне.

Собственно, именно поэтому я в своё время отказалась от идеи направить стопы в ту сторону, хотя доподлинно знала: в Сэти находятся сразу два драконьих Гнезда. Мне достаточно было подойти как можно ближе и позвать: кто-нибудь обязательно услышал бы и откликнулся.

Но... Но дорога в город всё же мнилась мне более безопасной. Долгой мучительной, и всё равно шансы выжить казались несоизмеримо выше. И я решила не рисковать зря. Зачем? Согласно замыслу в Андасте меня должны были найти через полгода. Максимум — через год.

Вот только не нашли.

Сейчас я остро жалела, что не знаю точного расположения Гнёзд. Я видела карты отца, я сравнивала потом с теми, которые висели в Академии, занимая собой целые стены... и понимала, что ничего не понимаю. Чертежи отца цветные картинки людей не напоминали ни в коей мере.

Я была слишком маленькой, когда лишилась Семьи. Меня ничему толком не успели научить, даже множество самых банальных вещей я не знаю и не понимаю. Взрослые говорили между собой, я слушала. Только много ли понимает ребёнок?

Я помню, как говорили о брошенных Гнёздах, тех, что были оставлены Семьями в последнее противостояние. Оно случилось так давно, что никто из ныне живущих его не застал, и мёртвые Гнёзда служили лишь горьким напоминанием. Одно в Исэре. Одно в Астраге, на месте которого, намного позже, вырос людской город. Ещё два где-то на островах, и три на бесконечных просторах океанских волн.

Интересно, станет ли и наше Гнездо подобным памятником скорби?

Но Ублюдки...

Мне неизвестно откуда они вообще узнали правду о детях Рассвета и Огня, но одно понимаю точно: впервые приехав к отцу, они знали, куда именно едут и к кому. И если их пустили в святая святых — главный дом, где жили женщин и где росли мы, дети, значит? они того заслужили.

Они просто не могут не знать, как найти хотя бы ещё одно Гнездо. Осталось уговорить их меня к нему отвезти. Или хоть указать место, ладно, я сама, я уговорю гильдейских выдать сопровождения, там многие мне обязаны...

У меня будет дом. Снова появится Семья! И новое Гнездо обязательно станет родным, ведь дочь Арсириса достойна самого лучшего.

Я встряхнулась и бесшумно поднялась с кровати. За стенами комнаты уже некоторое время царила мирная тишина, и я решилась. Бесшумно отперла дверь и на цыпочках прокралась к следующей по коридору комнате прислушалась, и кое-как различила бесшумное дыхание — так, это явно не то, что мне нужно. Следующая комната оказалась вовсе пустой, а та, что напротив неё порадовала меня мощными звуками дыхания двух существ и едва ощутимыми винными парами.

Хорошо смазанная дверь отворилась мягко, лишь чуть скрипнув, я шагнула в комнату — в незашторенное окно ярко светила почти полная луна и недоуменно поморщилась: они что, вправду спят?

Уже нет. Я не увидела движения, но мимо моего лица просвистело что-то тяжело и острое и гулко воткнулась в дверь, которую благовоспитанно за собой прикрыла. Медленно подняв руку, я нащупала укоротившуюся прядь волос слева и икнула.

Зажглась лампа, Сантьяго, полусидящий на кровати, прищурился, давая глазам привыкнуть к более яркому свету и недовольно хмыкнул:

— Опять ты. Чего надо?

Я медленно шагнула назад, нащупывая ладонями твёрдое и тёплое дерево двери. Так. Так. Они что, меня не узнали?!

Нет, конечно, такая мысль закралась, было, мне в голову, но коль уж Дьява так демонстративно простила мне столь грубое вмешательство в их застолье, я решила что это всё же не так. Наверное, они просто не желают привлекать внимания. Ничего поговорим потом, ночью, когда все уснут...

А уснули они. Уснули совершенно бессовестно, по-свински меня не узнав!

Дьява тоже подняла взлохмаченную голову с подушки, и разные глаза зажглись тем особенным холодным огнём, который согласно моим воспоминаниям, не предвещал ничего хорошего.

— Тихо! — я вскинула руки. Слегка дрожащие, ну так в меня не каждый метают ножи... то есть шпаги. Он бросил в меня — меня! — шпагу! Как это вообще возможно, она мало что для того не предназначена так ещё и комната слишком мала... — Это я!

Близнецы переглянулись. Дьява ощутимо подобралась, хотя внешне её поза изменилась мало, ну лежит себе девушка и лежит... одетая поверх покрывала.