Не дойдя до Мостов примерно 4-5 км, 184-й СП снова столкнулся с фашистским частями. Завязался бой, который продлился с 15 до 22 часов 27 июня. В этом бою советские подразделения прорвали оборону противника, пробились к Неману и по захваченному мосту ушли на южный берег. (все — РИ)
Как чуть позднее отмечал генерал-полковник Гальдер: "Противник отходит с исключительно упорными боями, цепляясь за каждый рубеж. Своеобразный характер боевых действий обусловил необеспеченность тыла, где нашим коммуникациям угрожают многочисленные остатки разбитых частей противника. Одних охранных дивизий совершенно недостаточно для обеспечения занятой территории". (РИ)
А западнее Свислочи, уже оставленной нашими войсками, еще были советские части, которые отходили в Супрасельскую пущу — 2я, 8я и 13я стрелковые дивизии. Более того, наши сражались еще у самой границы, и не только в Бресте. Фон Бок записал в своем дневнике: "За сто километров от линии фронта, в Семятичах, 293-я дивизия продолжает сражаться за несколько сильно укрепленных дотов, которые ей приходится брать штурмом один за другим. Несмотря на сильнейший артиллерийский огонь и использование всех имеющихся в нашем распоряжении современных средств нападения, гарнизоны этих дотов упорно отказываются сдаваться".
Но они пробирались на восток и юго-восток уже разрозненными отрядами — утром 28го немцы наконец замкнули окружение вокруг Белостока, соединившись в Берестовицах — поселке в тридцати километрах на запад от Волковыска и в 60 км на восток от Белостока — 292я пехотная дивизия немцев наконец смогла подтянуть через Беловежскую пущу основные силы и проломила нашу оборону. Но это не далось им даром. Отход наших частей на южном фасе прикрывали 208я моторизованная дивизия из 13го мехкорпуса генерала Ахлюстина и 27я стрелковая дивизия. Правда, последней, как менее подвижной, вечером 27го дали приказ начинать отход на восток (в РИ — осталась прикрывать до конца, так как наши еще прорывались восточнее — у Щары), но утром 28го она еще поучаствовала в контрударе, который на пять часов прорубил в окружении коридор, по которому смогли выйти еще пять тысяч человек — бегом, толпой, по дороге и обочинам, параллельным дорогам — а потом немцы снова перерубили шоссе — и уже насовсем — находившиеся западнее попали в котел (в РИ Белостокским котлом, или мешком, названо окружение восточнее — между Береставицами, Ружанами, Слонимом и Мостами). Так что задачу прикрытия отхода на южном фланге выполняла 208я моторизованная дивизия под командованием полковника и настоящего кремень-мужика Владимира Николаевича Ничипоровича. В отличие от той же 29й моторизованной из 6го мехкорпуса, которая имела 275 танков (а это больше, чем в немецкой танковой дивизии), в 208й было всего 27 танков — 15 БТ, 1 Т-26 и 16 Т-37/38/40, ну еще 12 пушечных БА-10. Но они отлично справлялись и такими силами.
В этот и следующий день наши устроили немцам бег с препятствиями. Наши организовывали временные рубежи обороны, под прикрытием которых основные силы отходили все дальше и дальше на восток. На дорогах устраивались завалы, сжигались мосты, устраивались засады — и немцы раз за разом вляпывались в них, теряя солдат и технику. И, так как с запада на нас давили исключительно пехотные дивизии, которые и так не отличались подвижностью, то вскоре они стали продвигаться ее медленнее, так как, выделив в отряды преследования большую часть своей техники, они за два дня на этих засадах всю ее и растеряли — скорости движения окончательно сравнялись.
Оставшиеся без топлива советские танки, особенно тяжелые, также существенно замедляли продвижение немцев. Так, 27-го июня на дороге, проходящей через лес у д. Лесняки (10 км южнее Волковыска), одиночный танк КВ задержал продвижение 263-й пехотной дивизии 9-го армейского корпуса. Сильно заболоченная местность не давала возможности обойти храбрецов, а имеющаяся под руками у немцев артиллерия ничего поделать с танком не смогла. Все попытки расстрелять "Клима Ворошилова" заканчивались потерей орудий и расчетов. И тогда фашисты вызвали на помощь самоходку "Штуг" N 331 из 263-го дивизиона штурмовых орудий. Броня советского танка выдержала все попадания, но все же 75-мм бронебойными снарядами САУ удалось заклинить башню и повредить ходовую часть КВ. В итоге, обозленный бессилием что-либо поделать с русским танком, командир самоходки пошел на таран. (РИ)
Но командование в лице Кулика, сумев взять под свой контроль процесс выхода из мешка (АИ), озаботилось и проблемой топлива, сумев достучаться по рации до командования — в ночь на 27е 70 бомбардировщиков ТБ-3 выбросили в район Волковыска 150 тонн горючего (в РИ это было 30го, в районе Новогрудка). Тысячи единиц техники — от танков до мотоциклов — получили возможность проехать дополнительные сто-сто пятьдесят километров, где их ждали новые крохи топлива, подвозимые по железной дороге и на грузовиках со складов в Уречье — аж в двадцати пяти километрах от Слуцка, а от Слонима — и все сто пятьдесят. Ну, до Слонима его не довозили, а вот к железной дороге Барановичи-Минск — вполне — там всего-то сотня километров. Боеприпасы везли вообще из Бобруйска — а это аж двести километров. И ничего — все-равно было уже понятно, что немцы разбомбят склады — они их уже бомбили, так что сейчас растаскивали то, что еще уцелело. Конечно, много техники было и оставлено — не до всех добралось топливо, особенно к востоку от Волковыска, не все выдержали длительных переходов. Педантичные немцы потом пометили номерами все оставленные танки — в Белостоке был номер один, а в Волковыске — уже триста двадцать (в РИ — пятьсот). И еще пара сотен — к востоку, но там было уже много и подбитых — все-таки в Волковыске были топливные склады, пусть и подвергавшиеся бомбардировкам.
Так что автомобили, и особенно железные дороги, работали на полную, насколько это вообще возможно под налетами авиации — на восток везли раненных, гражданских и военных, на запад — топливо и боеприпасы. Так ладно на востоке, где наземные части немцев были еще далеко — железная дорога работала даже между Волковыском и Слонимом ! Проводя составы под частыми налетами авиации, а в последние дни — под артобстрелом и даже атаками небольших подразделений немецких войск, железнодорожники за четыре-пять часов пробрасывали на восток на сто-сто пятьдесят километров по тысяче человек за раз — военных и гражданских, буквально вытаскивая их из захлопывавшегося капкана. Паровозы и составы, поврежденные или разбитые налетами авиации, стаскивались с путей тракторами, и движение снова возобновлялось — мы (части, организованные уже мною), когда освободили этот район, насчитали с десяток разбитых паровозов и около двух сотен вагонов, валяющихся по обочинам железной дороги.
Как бы то ни было, мы (здесь и далее речь снова об РККА) откатывались. К вечеру 28го немцы были уже у Волковыска, где наши войска заняли позиции на холмах восточнее города и еще день сдерживали фашистов, пока те не подошли основными силами пехотных дивизий (в РИ город до 1го июля удерживали 208я и 29я мотодивизии, которые потом прорвались на восток через Зельвянку и далее отходили на восток мелкими группами, комдив-208 полковник Ничипорович перешел к партизанским действиям под Минском, объединив под своим командованием большие силы, в сентябре 42го отозван в Москву, получил звание генерал-майора, в 43м арестован по обвинению в провале Минского подпольного горкома — деятелям из Центрального Штаба Партизанского Движения не был нужен такой конкурент в лице отлично проявившего себя партизанского лидера, а главе новой службы СМЕРШ были нужны громкие дела, чтобы сразу о себе заявить; в 45м умер (по одним сведениям — расстрелян, по другим — объявил голодовку в знак протеста и вскоре умер), в 1952м (!!!) после ареста Абакумова и пересмотра возбужденных им дел реабилитирован. Последние танки 208й дивизии были расстреляны 4го июля, попав в засаду к востоку от Ивацевичей). Так что войска понемногу выбирались из одного мешка в другой, к западу от Минска — побольше и пошире. Первый-то все больше и стягивался, и захлопывался — с запада давили пехотные дивизии, с севера — другие пехотные — 28го они наконец заняли Мосты (в РИ бои еще шли, т.к. сюда отступали части не только 3й, но и 10й армий, так что Мосты были заняты только к 30му; в АИ многие из этих частей направлены южнее и советских войск здесь меньше), да и с юга, под Слонимом, у немцев наметился прорыв.
ГЛАВА 27.
Южнее шоссе, под Волковыском, на наши позиции наступали соединения 12го армейского корпуса — 31я и 34я пехотные дивизии (в РИ они были уже севернее шоссе). Утром 29го они подверглись сильным контратакам (в РИ — атакам при попытке прорыва на восток), поэтому штаб корпуса отдал приказ прекратить наступление (в РИ — "не начинать наступление"). Кроме того, немцы одновременно с наступлением на север поставили этому корпусу задачу сдвигаться и дальше на восток, чтобы высвободить танковые части. В течение второй половины дня 29 июня на рубеж Зельвянки вышел 107-й полк 34-й пехотной дивизии. В итоговой сводке группы армий "Центр" за 29 июня указывалось: "Частичный вывод 29 пд(мот.) предполагается на середину дня или на вечер 30.6. 34 и 31 пехотные дивизии — на участке Зельва, сев.-зап. Ружаны" (РИ, только в РИ они сменяют мотопехоту в обороне, а не в наступлении). Из-за их задержки в подходе 34й пехотной дивизии в боевых порядках немецких войск оставалась брешь в районе деревни Кошели (Кошеле) и севернее этого населенного пункта. Через эту брешь советские войска провели успешный контрудар по флангу 82-го пехотного полка, снова заставив немецкое командование вытянуть танки обратно на запад, чтобы не допустить разгрома этого полка (в РИ — через эту брешь из окружения вышла значительная группа советских войск, попутно нанесшая удар по флангу 82-го пехотного полка). На севере, в районе села Кракотка, преобладала открытая возвышенная местность, позволявшая просматривать и простреливать западное направление. Обладание высотой 193,1 непосредственно к западу от Кракотки имело решающее значение для удержания или потери этого участка обороны, поэтому немцы отчаянно атаковали эту высоту, раз за разом нарываясь на мощное сопротивление (АИ; в РИ эту позицию держали сами немцы). Но к этому времени наши уже глубоко закопались в землю, так что их сложно было выковырять оттуда ударами с воздуха, а в снарядах немцы испытывали голод уже начиная с 28го июня — для таких интенсивных боев им не хватало пропускной способности дорог.
Ну а наши, прочувствовав вкус обороны в надежных земляных сооружениях, уже более спокойно относились к авианалетам. Уже не было такого, что красноармейцы занимали в основном открытые позиции, используя для маскировки деревья, ямы и кусты, а рядом, на ровной местности, стояли артиллерийские орудия и отдельные танки. Нет, все было закопано и замаскировано. Так что, как отмечали сами военные, "Потери от авиационных бомбардировок и пулеметного обстрела с воздуха, несмотря на низкие высоты и абсолютное господство авиации противника, оказались очень незначительными" (реальные строки из доклада помощника начальника оперативного отдела штаба 2-го стрелкового корпуса капитана Гарана.). Бойцы тоже уже свыклись с этой напастью, причем настолько, что не хотели бы и покидать ставшие надежным укрытием многокилометровые окопы, особенно те, кто до этого побывал в составе походных колонн под авианалетом. Как отмечали сами бойцы, "Чем берут немцы? Больше воздействием на психику бойца, нежели какими-либо "ужасными" средствами, причиняющими урон. Его авиация господствует, но она не столько поражает, сколько пугает. Так и все его боевые средства. Часто наши бойцы отходят, не видя немцев, лишь под воздействием авиации, незначительных групп танков и часто только от немецкого огня артиллерии.". Да и сами немецкие летчики отмечали возросшую плотность огня ПВО из всех видов стволов, в том числе они с неудовольствием отмечали наличие множества счетверенных зенитных пулеметов на автомобильном шасси — такие огневые точки могли выходить из укрытий при приближении немецких самолетов и срывать атаки, а потом так же быстро уходить из-под ответного огня артиллерии или налета авиации — мало кто из пилотов мог хладнокровно пикировать по цели, когда навстречу несутся потоки пуль. Еще и этот момент существенно снижал эффективность налетов с воздуха — пехота чувствовала себя хоть как-то прикрытой. Устойчивости пехоте придавали и находящиеся рядом два-три танка. Изредка показываясь на поле боя, они как бы говорили, что командование помнит и заботится о бойцах. Ну и постоянные напоминания о необходимости прикрыть эвакуацию раненых придавали нашим бойцам решимости, а также грели душу — "если что, не бросят". И если бы не становившаяся все заметнее нехватка боеприпасов, мы, наверное, могли бы еще долго держаться под Слонимом. Уж по-крайней мере, пока немцы наконец-то не подтянут основные силы пехотных дивизий и их артиллерию.
Да и с немецкой пехотой мы уже научились разбираться. Все-таки немцы со своей идеей построения отделения вокруг пулемета сложили яйца в одну корзину. Наш автоматический огонь велся из нескольких точек — помимо ДП это были еще и СВТ. Его более равномерное распределение по фронту повышало вероятность поражения вражеских пехотинцев, тогда как немецкий пулемет в каждый момент времени стрелял только в одну точку, а остальной фронт был прикрыт гораздо менее плотным огнем винтовок с ручным перезаряжанием. В обороне это еще как-то работало — пулемет действовал на подавление сравнительно открытой живой силы, поэтому мог быстро переводить огонь с одного сектора на другой. При наступлении же цели были гораздо более защищенными и меньше в проекции, соответственно, ему приходилось сначала прицеливаться по амбразуре, делать пристрелочные выстрелы, вносить поправки и стрелять на подавление. Пять секунд на амбразуру — вынь да положь. А другие амбразуры в это время — совершенно неподавленные, и из них по наступающим ведется автоматический или хотя бы самозарядный — то есть все равно более плотный — огонь. Да и с мосинками можно стрелять более комфортно. Получалось, что у нас было больше автоматических стволов, соответственно, мы могли одновременно обстреливать самозарядным или автоматическим огнем больше точек фронта или сосредоточить на одной точке несколько стволов с разных направлений. И фрицы от этого очень страдали.
Страдали они и по другим причинам. Под Барановичами снова отлично выступила наша тяжелая гаубичная артиллерия. Как и 201й ГАП, разгромивший три дня назад 3ю танковую, скопившуюся на шоссе перед Ивацевичами, 301-й гаубичный артиллерийский полк большой мощности РГК имел на вооружении 36 203-мм гаубиц, только не английских, а уже наших Б-4. Этот полк перед войной находился на Обуз-Лесном полигоне. Получив в 16 часов 22 июня приказ штаба фронта на приведение в боевую готовность, полк начал выдвигаться на восток в район Снова — 30 км восточнее Барановичей, оставив на месте по разным причинам 3 гаубицы и 94 автомашины. К 28му он наконец добрался до места дислокации, развернул десяток гаубиц на позициях и прошелся по обороне, что заняли немецкие части, отброшенные отступавшими советскими войсками от шоссе на Слуцк. А потом на этот лунный пейзаж набежали злые красноармейцы с танками — целый батальон 10й моторизованной дивизии 24го корпуса 2й танковой группы просто перестал существовать — уж слишком он нависал над слуцким шоссе, того и гляди сделает рывок на юг и перережет его. А так опасность была временно ликвидирована и наши части могли отходить в более спокойной обстановке.
