— Теперь все в наших руках. Частица души Пожирательницы отныне воплощена материально. В нетерпении, в желании уничтожить наш мир, она сама загнала себя в ловушку. Ты отдашь мне сосуд, который именуешь зерном, или Богом-в-Себе, и я сам отнесу его к Оракулу, сам переправлю в Верхний мир в руки Гритта!
— Сам прыгнешь в провал Оракула?
Альбо кивнул.
— А что потом?
— Гритт получит частицу души Пожирательницы, и сможет через нее ослабить Талаши, а затем и победить! Как — не спрашивай, ибо это знание недоступно смертным! Гритт получит оружие для спасения нашего мира! Он сделает то, что не удавалось ни одному богу прежде — он уничтожит сгущенную эссенцию смерти, мертвый искусственный разум! Он спасет мир, ну а затем через меня, своего пророка, поможет вам победить Вортигена!
Вот же... перспективы!
Я не сказал Альбо, что Талаши соединила нить моей жизни с маленьким вишневым шариком. Если я утрачу его — умру.
— Мы и без того направляемся на Южный континент, верно?
Альбо шевельнулся.
Мне показалось, что миньон Гритта может разорвать веревки легкими усилием.
— Когда ты примешь свое решение, варвар? Скажи точно!
— В Дольмире.
Я поднялся и взял лампу. Вышел не прощаясь.
— Если Талаши воплотится в Источнике, наш мир погибнет! Подумай! Ты поступишь неразумно, глупо, безжалостно!
Да помню я, помню. А если я отдам тебе ее душу — погибну я.
— Зодчий будет ждать тебя внутри, — промолвил он мне в спину. Еще один... любитель говорить загадками!
— Кто он? — спросил я, не надеясь на вменяемый ответ.
Так и случилось. Альбо лег, сложив руки на груди.
— Ты был знаком с ним в Хараште.
Больше он ничего не сказал.
У меня сложилось впечатление, что стариной Фатиком манипулируют все кому ни лень. И Гритт, и Талаши, и моя любимая эльфийка.
А что если, ткнул меня в бок мой личный бес, что, если врут — оба? Что если и Талаши и Гритт одевают мне на уши завитки свежей отварной лапши?
В какую же игру я впутался?
* * *
Ночная тень неслышно отделилась от дерева за спиной дрыхнущего гнома. Виджи. Волосы убраны в хвост, уши... уши острые, как обычно. Чуткие. Глаза — огромные. В руке — клинок. Лицо строгое, замкнутое. По-моему, она подслушивала наш разговор. Вот только зачем ей меч? Защитить меня от Альбо, или, напротив, не дать мне прирезать священника?
Что же она услышала, а? И что — а главное, как поняла наш разговор? Не люблю я эту ее деловую собранность... Она символизирует готовность к смертному бою. А уж убить моя супруга может запросто, невзирая на эльфийские заморочки по части человеко— и прочего любия.
— Мы будем в Зеренге завтра к полудню, — сказал я вполголоса. — Я люблю тебя.
Гном-часовой пошевелился и осоловело уставился на меня.
— Ну спасибочки, приятель, — буркнул он. — Но я вообще-то не по этим делам. Ночь на дворе, дайте спать!
Я быстро поднял взгляд. Ночная тень исчезла.
— Любит он меня, — слышал я в спину, направляясь к своей палатке. — Цельный фургон девок, а все туда же...
А с утра началось опять.
— Доброе утречко, Валеска!
— Доброе утречко, Донни!
(Две эти кур... с позволения сказать, девушки, заключили пакт о перемирии и вдвоем наседали на беднягу Фатика.)
— А как там наш Фатик?
— Фа-а-атик, не гляди букой!
— Фа-а-атик, помассируй мне ножки!
— Фа-а-атик, мне что-то попало в глаз, ты не посмотришь?
— Фа-а-атик, ты видел мою парочку? Тебе не кажется, что правая немножко больше левой? Ой... А можно, я потрогаю твой левый меч?
За моей спиной мелькали розовые и смуглые полуобнаженные тела, мягкие, податливые.
Я правил гномскими лошаденками, иногда, когда становилось невмоготу, спрыгивал, поручал их заботам гнома, и делал пробежку, молясь, чтобы меня не хватил апоплексический удар.
Нет вещи более изощренной, нежели месть оскорбленной женщины, вот что я скажу вам, друзья!
33.
Второй отрывок из "Героической и назидательной летописи для трезвых и умеющих видеть крупные буквы гномов" Государя Шляйфергарда Олника Первого (Олника Гагабурка-второго Доули), Продудевшего В Рог Небесной Истины Ноту, Спасителя Нации и тд., и тп.,
Расшифровано и литературно обработано, как водится, лучшими умами Университета Просвещения Адвариса под творческим руководством Млинца Шокши.
Подстрочные примечания участников похода прилагаются.
Глава двадцать девятая
Мы добрались до застав Зеренги около полудня. К тому времени местность сделалась пересеченной, и глубокие ложбины соседствовали с высокими холмами, кои временами заслоняли нам суровую панораму гор моей родины.
Гномы на заставе очень удивились, что с нами путешествуют два эльфа, однако же громогласные речи Крессинды заставили их пропустить нас в Зеренгу не мешкая.
На общем сборе Фатик сказал, чтобы моя невеста попросила у Жриц Рассудка Зеренги помощи в экипировке отряда, дескать, Жрицы Зеренги не откажут сестре из Шляйфергарда, он еще что-то пробормотал себе под нос, я не вполне расслышал, что-то вроде "...оно с оном сходится", — как-то так. (Чушь! Я пробурчал сам себе: "Мудрость с мудростью сходится", — и больше ничего! — прим. Фатика.)
Моя прекрасная невеста согласилась!
О, земли моей родины! О, мое перо, ты не в силах... (И хорошо, что не в силах, хватит уже этих описаний! Вычеркните большую часть про озера, леса и реки, — прим. Ф.)
...И таковы наши озера, леса и реки! А кто говорит, что гномы живут исключительно под горами, несут чушь собачью, простите меня за столь низкое сквернословие. Мы уже давно научились возделывать нивы, а равно и сады, и кормиться их плодами, и каменные дома в наших наземных городах не уступят по красоте домам людей. На землях Зеренги широко практикуются самые разнообразные ремесла, такие, как... (Перечень ремесел лично вычеркнут Фатиком.) Да, подгорное наше царство существует, но сейчас там обитают лишь посменные шахтеры, литейщики и все, кто имеет касательство к добыче руд и минералов и, как я узнал от своего батюшки, там же существует тайная комната алхимиков, запертая на веки вечные от "вонючего проклятия".
(Главная причина, почему гномы не живут в глубоких пещерах постоянно — там сыро и нечего жрать. Сами попробуйте пожить в пещерах, и в этом убедитесь! И если после проживания в пещерах вы будете утверждать, что там неплохо, вы — брутальный идиот! — прим. Крессинды Доули.)
Итак, царство наше называется Зеренга, и центральный верхний город — Зеренга, и горы, которыми мы владеем, называются горами Зеренги. (Чертовы экономисты! — прим. Ф.) Мы прибыли в Зеренгу (в город! — прим. Ф.), и через мою обожаемую невесту снеслись с высшим начальством гномов — Жрицами Рассудка... Но сперва я хочу описать вам наш город... (вычеркнуто рукой Ф.) И канелюры, и волюты, даже пилястры, а местами — и трискели! Однако же никаких особых архитектурных излишеств мы не допускаем!
Мы прибыли в канун нашего великого праздника Бургх дер Гозанштадт, и все вокруг дышало его предчувствием. Готовились бесчисленные яства и пития — ибо в ночь этого праздника гномам-мужчинам дозволяются безмерные возлияния, а также пляски, конкурсы и кулачные поединки... Приученный природой и самою судьбой к телесной умеренности и духовной сдержанности, я решил не идти вечером на это гуляние, в чем меня всемерно поддержала моя невеста. (Поймав его за воротник рубахи, я сказала ему просто: Олник, если ты туда пойдешь, назад можешь не возвращаться — убью, — прим. К.Д.)
Итак, решив все наши разногласия по части моего присутствия на празднике к обоюдному согласию, мы отправились на переговоры к Жрицам Рассудка в Дом Конгрегации, где как раз завершался последний день Летней Ассамблеи, на которой Жрицы со всех концов Зеренги совещались и совместно вырабатывали законы, кои должны были способствовать улучшению жизни гномов. Я решил для себя, что в другой раз обязательно посещу мамочку и сестер, с некоторых пор поселившихся на окраине города. Ныне же дела большой политики звали меня в дорогу!
Жрицы встретили нас приветливо, и стали еще приветливей, узнав, что Крессинда — Жрица Рассудка из Шляйфергарда. Нашему отряду выделили бесплатные места на постоялом дворе, сказав, что дело наше будет рассмотрено основной Коллегией Жриц сразу же после закрытия Ассамблеи. Внутрь Дома допустили мою невесту, меня и Фатика.
Я слышал, как Фатик сказал Виджи:
— Придется подождать, родная... Уверен, все решится быстро.
Виджи только шикнула, как большая кошка, вот так: пшшшш!
(Хм! — прим. Виджи Риэль Альтеро.)
Она очень злилась на Фатика за грех с богиней. Впрочем, Фатик имел все права злиться на нее больше, ибо, если бы он только знал, как сильно обманывала его эльфийка!
Дом Конгрегации велик: он занимает три этажа и накрыт золоченым куполом. Центральное пространство дома исполнено в виде амфитеатра с сиденьями, кои поднимаются до самого потолка. Ряды сидений перемежаются балконами на высоте второго и третьего этажа, дабы простые зрители — и мужчины, и женщины могли слушать, о чем говорят на Ассамблее Жрицы Рассудка. Да простится мне эта ретардация о Доме Конгрегации... Через круговую галерею нас привели на один из балконов и сообщили, что Летнюю Ассамблею завершают обычно речи и предложения радикального крыла Жриц.
Так оно и было.
На трибуне в самом низу (она представляла собою каменный помост, на который Жрица влезала по приставной лесенке) стояла дородная женщина в мужской одежде и с густой растрепанной бородой. Вопреки неким предрассудкам, борода у наших женщин не растет, однако радикальное крыло Жриц Зеренги — "Жрицы за полную свободу!" — утверждает, что женщина только тогда полностью станет свободной от мужчин, когда во всем — от повадок до внешнего облика — будет походить на мужчину. Поэтому они цепляют бороды к своим лицам и в таком виде ходят, едят и даже ложатся спать со своими подневольными мужьями.
Эта Жрица выдвинула предложение, от которого у меня едва не случилось помутнение рассудка — отобрать у мужчин право называться мужчинами, и назвать так женщин, а мужчин, соответственно, переименовать в женщин. Затем на трибуну взобралась другая Жрица за полную свободу. Она предложила отменить наименования полов, и вместо них ввести термины "Особь главная" и "Особь подлежащая", причем Особью подлежащей полагалось называться гномам мужеска пола!!!
Говорила она через бороду очень невнятно.
— Идиотка, — сквозь зубы процедил Фатик.
Мне стало стыдно и очень досадно: в этой Жрице я узнал свою мамочку. Вот до чего она докатилась!
Затем начались живейшие дебаты, а за ними и голосование. Оба предложения были провалены умеренным крылом Жриц, от чего я, признаться, вздохнул с облегчением. В самом-самом конце на трибуну допустили одного из старшин-земледельцев. Да, Жрицы выслушивали иногда и мужчин. Старшина выдвинул революционное предложение: разрешить мужчинам подтяжки на килты, вместо одной бретели поперек груди. Аудитория расшумелась. Столь смелое и радикальное предложение показалось всем Жрицам опасным. "Сперва подтяжки, а потом и штаны, а потом они, чего доброго, захотят равноправия!" — закричала с места одна из Жриц. Другие поддержали ее. Предложение было провалено, и старшина, надувшись, ушел с трибуны.
Летняя Ассамблея завершилась всеобщей песней женской солидарности. Я отошел в тень и заткнул уши. (Хм! — прим. К.Д.)
Когда последние отзвуки песни смолкли под крутыми сводами купола, Фатик (а он, разумеется, знал наш язык и все понимал) помолчал, утер пот и сказал:
— Петуха бы в этот курятник.
Жрица, сопровождавшая нас, очень обиделась.
Впрочем, эта обида не помешала Коллегии Жриц (радикальное крыло в Коллегию не допускалось) разрешить наши дела быстро и четко. Фатик (устами Крессинды) изложил наши пожелания, после чего Жрицы совещались недолго. Нам дали все, что мы просили, и сверх того много иного.
(Вот она, истинная женская солидарность! — прим. К.Д.)
Оружие и экипировка, еда, и даже мешок "огненной смеси"! Фатик получил кольчужный нагрудник, прочие члены отряда тоже обзавелись кое-какими доспехами.
Фатик (устами Крессинды) попросил заковать Альбо в кандалы. Жрицы удивились, но согласились исполнить и эту его просьбу. Ночь празднества Бургх дер Гозанштадт я провел на постоялом дворе, уткнувшись головою в подушку, дабы не слышать звуков веселья...
Прим. Млинца Шокши. Следующий фрагмент, очевидно, не является собственно мемуаром Олника Гагабурка-второго Доули, очевидно, это посторонняя памятка, набросанная им во время создания воспоминаний, однако по велению Государя Ф.М.Д. расшифровать все фрагменты, я должен вставить и ее.
Фрагмент.
"Вино — пять бутылок. Три прочные веревки. Плетка. Одна... Нет, две плетки! Свечи — семь штук! Панталоны с вырезами на причинных местах — две штуки. И не забыть сказать прислуге не обращать внимания на крики!"
...Итак, мы получили все что хотели. Вдобавок, по моей личной просьбе (устами Крессинды), мне выделили несколько научных книг, кои я планировал использовать для самообразования. (Государь Олник, очевидно, имеет в виду те самые книжки-раскладушки про богатырей с яркими цветными картинками, — прим. Ф.)
Таким образом, мы были готовы отправиться в путь уже к полудню следующего дня. И отправились.
Мы ехали на четырех фургонах со сменными лошадьми, привязанными сзади. Фатик со своим гаремом на головном (под его началом осталось шесть девушек), моя невеста, я, Скареди, Монго и Имоен — на втором, сменные гномы-возницы и наша охрана на третьем, а эльфы — на четвертом. Все-таки как много они о себе воображают, эти эльфы. Целый фургон себе забрали! (Пшшшш! — прим. В.Р.А.)
Мимо лесов и озер, и болот моей чудесной родины... Комаров было уже много. Мы окуривали палатки и фургоны ветками можжевельника.
Альбо... Бывший епископ был погружен в глубокие раздумья, однако по вечерам Фатик приходил в его отдельную палатку, и о чем-то там с ним болтал...
Дорога в Мантиохию заняла у нас пять суток... Однажды я совершенно случайно прогуливался мимо палатки Альбо в глухую полночь и кое-что услыхал. Фатик разразился пространной речью, приглушенно, но отчетливо, с необычайным напором и резкостью:
— Так почему из века в век получается, что почти каждый, получивший в свои руки богатство и власть, тут же превращается в упыря и начинает выжимать соки из ближних, угнетать их, тиранить, и при этом — лицемерно набожничать, а любая... ну почти любая религия вместо того, чтобы отвесить ему плюху, только поощряет эти его безобразия, лишь бы этот упырь исправно платил в казну церкви? Из века в век — а я читал историю, не смотри, что я варвар, пророк Гритта! — из века в век продолжается одно и то же! Сильный тиранит слабого, а любое верование его в этом поощряет! Духовное начало? Какое может быть духовное начало, если в любой крупной религии корень всего и всему — деньги? Это закон Творца? Ошибка? Искажение изначальных постулатов? Или причина все-таки то, что богу, как ты и сам признал, пока нет дела до моего, Фатика, мира?
