— И этот инструктор — плохой! — заключил офицер. — И что же фройнлейн делала на дороге одна? Переводчица должна переводить, не так ли? Где ваша группа?

— Уничтожена, — сказала она правду.

Бойцы быстро переглянулись. Поверили? Уже знают, что "морские котики" нарвались?

— И теперь фройнлейн...

— Возвращаюсь в наш штаб, — пожала плечами она.

— И размахиваете жетоном-опознавателем "морских котиков", — ласково сказал офицер. — Чужим жетоном. Кстати, он мужской, вы не знали?

— С опознавателем быстрее передвигаться! — сердито сказала она. — Наша военная полиция уважает иностранцев больше, чем своих героев!

Офицер в затруднении побарабанил пальцами по коленке. Снова бросил взгляд на ее оружие.

— Такое вполне может быть, — признал он. — Жетон союзных сил пользуется заслуженным уважением... кстати, где вы его взяли?

Она поняла, что попалась. Тут как ни ответь, всё плохо. Сказать, что дали? А кто, если группа уничтожена? А если не уничтожена, чего тогда бродит одна? Сказать, что сняла с убитого на месте боя? Тоже не лучше. "Морские котики", суперпрофессионалы, значит, полегли, а она цела и разгуливает под пулями? И именно с целью снять жетон-опознаватель, который ей, как выяснилось, не годится?

Секунды ползли, броневик не спеша катил вниз, офицер благожелательно ожидал разъяснений.

— Сняла с убитого, — в результате снова сказала она правду. — Мастер-снайпер попал в засаду и погиб первым, основная группа была уничтожена позднее и без меня.

Она заметила легкий кивок водителя, подтверждающий ее слова. Получается, жетон они прочитали полностью? Тогда странно, почему не арестовали сразу. Впрочем, ее положение от ареста чем отличается? Ну, с их точки зрения? Они же не в курсе уровня ее подготовки.

— Господин капитан, не слишком ли много вы задаете вопросов? — сердито осведомилась она. — Для военного времени? У меня имеются инструкции от собственного начальства, им я и следую!

— Скорее мало, — улыбнулся офицер. — Очень неоднозначная ситуация. Чужой жетон-опознаватель, ваше явное нежелание общаться с собственной военной полицией... Впрочем, недоразумение легко можно разрешить. Всего лишь назовите ваш личный номер. Мы его проверим, и всё.

— У вас есть доступ к личным делам военнослужащих другого государства? — не поверила она.

— Нет, но нам и не нужно. Остановимся у любого поста вашей военной полиции, и они нам любезно окажут такую услугу.

Шах и мат. Нет, она могла бы назвать номер. И он бы даже выглядел похожим на настоящий. Но на этом все. В базе данных ее личного дела нет.

— Если вы так желаете, — легко согласилась она.

Броневик мягко затормозил и остановился. Офицер откатил боковую дверь. На нее хмуро уставился наряд военной полиции. Она мгновенно сделала то, что подсказала интуиция — дернулась выпрыгнуть. Сидящий рядом боец машинально придержал ее. За грудь. Она увидела, как гневно расширились глаза полицейских.

— Дядюшка, помогите мне! — жалобно воззвала она к старшему наряда.

Дядюшка. В грузинском дядя по отцу и дядя по маме — разные слова. Она обратилась за помощью к дяде по отцу... Пожилой майор с сединой на висках, действительно похожий на дядьку-грузина из анекдотов, решительно поднял автомат, шагнул и выдернул ее из броневика.

— Чего от тебя надо этим собакам? — злобно осведомился он, сверкая глазами.

Она мгновенно огляделась. Бойцы наряда окружили ее и ощерились автоматами. Здорово, главное, не устроили б стрельбу. Спецназовцы в броневике — ребята серьезные, положат наряд и ее заодно на счет раз. Она вздохнула и коротко изложила ситуацию. Очень, очень близко к правде.

— Эти европейцы ведут себя на нашей земле, как завоеватели! — хмуро сказал майор.

— У них сила, — рискнула заметить она.

— Хе, у всех сила! — презрительно сказал майор. — Картли всегда была в окружении сильных соседей, и что? Где они сейчас? Где греки, персы, османы? Нынешние турки, что ли? Дешевая подделка под османов, вот кто они! А великая Картли стояла и будет стоять под благословенным солнцем гор, неизменная в веках!

Она в сомнении посмотрела на хмурое предгрозовое небо.

— Солнце — оно там, выше! — сердито сказал грузин. — И всегда светит на благословенную Картли! Ты из чьих, что не знаешь таких простых вещей?

— Деканозишвили.

— Это которые в Тбилиси или...

— ...которые в Гори, — вздохнула она. Не ей бороться с тысячелетними традициями местечковой гордости, и все тбилисские Деканозишвили всегда будут ставить себя выше остальных. Естественно, пока не попадут в Гори, где им с удовольствием укажут их место.

— Славная фамилия, — признал майор. — Даже в Гори живут неплохие ребята, знаю некоторых... а вот девушки-гурийки ведут себя опрометчиво! Ты зачем к европейцам полезла? Они наших традиций не знают! Обратилась бы к своим ребятам на любом посту, тебя посадили бы в правильную машину!

— Прекрасная фройнлейн! — подал голос из броневика офицер. — Мы ценим вашу радость при встрече с соплеменниками, но нельзя ли побыстрее? Личный номер, пожалуйста.

Офицер-грузин недовольно развернулся и коротко переговорил с союзником на английском. Потом озабоченно повернулся к ней.

— Придется пробить твой номер, иначе не отвяжутся! — хмуро сказал майор. — Служба у них такая! Мы-то видим, что ты своя!

— Мне нельзя называть свой номер, — еле слышно сказала она. — Арестуют. Я... без разрешения. К жениху еду.

— Ничего не понимаю! — признался офицер. — Твой командир не мог дать такой красивой девушке отпуск для поездки к жениху?!

— Ревнивый, — слабо улыбнулась она.

Майор крякнул. В затруднении потоптался.

— Бывают же козлы! — выругался он. — Ну и... а жених у нас кто?

— Давид Матевосян, — невольно вырвалось у нее.

Майор дернулся и уставился на нее, как на привидение.

— Наш Давити? Тбилисский? С улицы Мамардашвили?!

Она на всякий случай кивнула.

— Девочка, а ты знаешь, кто он на самом деле? — спросил вдруг офицер на армянском.

— Давити... он герой, — тихо сказала она.

Глаза офицера заледенели. Теперь он не походил на развеселого грузина из анекдотов. Так мог бы смотреть матерый контрразведчик. Кем он, скорее всего, и являлся.

— И где ты с ним познакомилась?

— За перевалом Берой, — шепнула она.

Это был условный знак для посвященных. За перевалом Берой в прошлую войну геройски погибла рота грузинского спецназа, прикрывая отступление тыловых служб, в числе которых — военный госпиталь с преимущественно женщинами-врачами... Рядовое событие для любой войны, в Грузии оно приобрело совершенно особое, священное значение. И совершенно особый смысл. С названием перевала шутить было не принято.

— Я не знаю, кто ты, — медленно сказал майор. — Даже представить боюсь. И не знаю, через что тебе довелось пройти. Но... послушай старого грузина, плохого не скажу. Не доверяйся европейцам, девочка. Они пока что нужны нам, чтоб сбить с русских лишнюю спесь. Но они пришли, и они уйдут. А Картли останется. Родина... родная земля... она всегда примет тебя! Где бы ты ни родилась, где бы ни жила прежде! Примет, укроет своими каменными ладонями, согреет жарким солнцем! Пока светит жаркое солнце, поют наши мужчины! Пока поют мужчины, девушки расцветают подобно розам! Пока поют мужчины и танцуют девушки-розы, будет жить благословенная Картли! Только здесь должно оставаться твое сердце! Понимаешь меня, гогона?

— Понимаю, — ответила она. И пропела еле слышно:

— Тбилисо, мзис да вардэбис мхарео...

Тбилиси, солнца и роз край... Никто, кроме грузин, не чувствовал, не понимал магии этой песни, ее переполненности страстной любовью к своей земле. Она — понимала.

Майор при первых звуках песни просиял и подхватил. И над военной дорогой, назло грохоту пролетавших над головой ударных вертолетов, разлилось вибрирующее грузинское многоголосие...

— Сад арис тчагара мтацминда... — закончил майор и вытер невольные слезы.

— Мтацминда вас ждет, — тихонько сказала она. — Я верю. Не сейчас. Но ждет.

Этого тоже никто, кроме грузин, не понимал. Никто не замечал, что в грузинских песнях любовь, радость жизни и смерть — неразрывны. И рядом с радостью — всегда грусть. И та же Мтацминда из песни — не просто красивый холм над столицей, но и древний пантеон, место захоронения самых известных, прославленных жителей Картли. Найти вечный покой на Мтацминде — лучшее окончание земной доли для честолюбивых, страстных грузин. Потому в песне рядом с солнцем над Тбилиси, рядом с пышными розами — одновременно и вечный покой древнего пантеона, и непонятная тоска в глазах поющих мужчин...

— Вот теперь вижу, что своя, — сказал майор гордо. — И все видят! Верно, ребята? Из "Барсов Гомбори", говоришь? Ну и какой им личный номер, детям собаки?! В элитном батальоне спецназ "Барсы Гомбори" личных номеров нет, то все знают! Для чужих — нет! Они бы еще личные дела наших разведчиков затребовали, идиоты! Иди, ламази гогона, ребята проводят тебя до Мамаадамии, в хороший дом поселят! Девушке после трудной дороги надо умыться, привести себя в порядок, верно? А там и Давид подъедет! Я ему сообщу! И этим сообщу, что надо, уедут довольные на своем броневике!

Она легко шагала по дороге вниз к древнему храмовому комплексу в сопровождении двух бойцов и счастливо улыбалась. Да будут благословенны сияющие небеса Картли и ее болтливые, хвастливые, беззаветно храбрые мужчины, для которых вообще не существует такого понятия, как секрет! Ну надо же! Нарваться на заурядном дорожном посту на офицера, лично знающего Давида, можно сказать, его соседа! Знающего, что он — разведчик из "Мхедриони"! И потому поверившего ей! Надо полагать, половина Грузии это знает тоже. А другая половина сейчас, наверно, азартно обсуждает, что к Давиду пробралась невеста из-за перевала, наверняка тоже разведчица! Для чего еще созданы телефоны, э?

Она представила, что придется стрелять, возможно, в этого самого забавного майора-грузина или в его ребят, защищавших ее от европейцев с автоматами наизготовку, и улыбка ее поблекла. Как-то незаметно жаркая земля Картли проникла в ее сердце, прочно обосновалась там вместе с ее громкоголосыми жителями, с их сплетнями и мелкими интригами, с их сложнопереплетенными родственными связями, с песнями и вечными праздниками, с виноградниками на горных склонах, с шумными светлыми речками... и теперь она не представляла, как поднять на нее оружие. Интересно, как с этой проблемой справился Давид?

-=-=

— Что они говорят? — хмуро осведомился капитан.

— Не очень понятно, — виновато отозвался снайпер. — Быстро, громко и, кажется, на разных языках... Но она назвала его дядей.

— А он?

— Нас ругает, — усмехнулся боец. — Сержант лажанулся, зачем-то ее за грудь схватил. Они такого не любят.

— Он не лажанулся, — задумчиво сказал капитан. — Девочка очень грамотно его спровоцировала. Еще что понял?

— Называла фамилии, — доложил боец. — Возможно, своих офицеров. Или родственников. А сейчас они поют.

— Это я слышу, — поморщился капитан. — Все понятно, нам ее не вернут. Поехали.

— А личный номер?

— Так хочется слушать вранье? Поехали.

— Кэп, а ведь вы впервые ошиблись, — заметил снайпер. — На моей памяти — впервые.

— Не ошибся, — усмехнулся офицер. — Она — диверсантка. Как она держала винтовку, а? И как держалась сама? И она все время была готова меня убить. И убила б, если б ты не подпирал ее бедром. Обратил внимание на ее нож?

— Пфе! — презрительно отозвался снайпер. — С тех пор, как армию одели в броню, ножи утратили актуальность!

— Суоми, — пробормотал капитан. — У нее финский нож, редкость вообще-то, но против брони, действительно... но на что-то же она рассчитывала? Она была уверена, что успеет меня убить! Я, кстати, тоже был в этом уверен. Опасная девочка, очень опасная.

— Граната, — усмехнулся снайпер. — Она рассчитывала, что успеет выхватить у меня гранату! Я заметил, как она смотрела, и специально повернулся, чтоб было удобнее выхватывать. Но она не успела бы.

— Нет, тут что-то другое, — возразил капитан рассеянно. — Она планировала сначала убить меня... Мики! Ты сидел напротив — что она спрятала в руке? Я-то подумал, что крестик, они тут все верующие — а на самом деле?

— Точно не крестик, — уверенно сказал боец. — Она быстро это сделала, я не разглядел — но не крестик.

— Я разглядел, — вмешался его сосед. — Только не понял. Может, талисман? Такая штучка, вроде из дерева, продолговатая, меньше ее ладошки в длину... Капитан?

— Юпи? — пробормотал капитан. — Дитрих, ты же был с нами в Родопских горах? Помнишь, мы находили на русских десантниках такие штучки? Похоже на нож, но на самом деле бритва?

— Помню, их еще продавали в Салониках в сувенирных магазинах, — отозвался Дитрих. — Вроде как из Мексики, оружие ихних мафиозо... Поганая вещь! В ладони незаметна, но горло режет со свистом! Один из русских такой штукой вырезал наш патруль и ушел, когда они уже решили, что парень в их руках. Вот тогда я и запомнил, на всю жизнь!

— Спасибо, ребята, спасибо, мои славные! — пробормотал впечатленный капитан. — Вы мне здорово помогли, а главное, как вовремя! Вот почему она была уверена! Дала бы мне по глазам, снайперу обратной отмашкой, а потом гранату под ноги! И допрашивай ее тогда на том свете... и нас всех, кстати, тоже. Поняли?

— Возвращаемся? — спросил побледневший снайпер.

— Поехали! — раздраженно сказал капитан. — Нам ее не вернут! Надо было сразу убивать, в броневике.

— Но она русская шпионка!

— Она местная прежде всего! — усмехнулся капитан. — Или сумела себя выдать за таковую, что более вероятно. А местные своих не выдают. Они тут все друг дружке родственники. Девочка нас переиграла, всё, поехали.

— Один выстрел... — неуверенно предложил снайпер.

— А потом окажется, что она не русская шпионка, а, наоборот, разведчица или вовсе диверсантка из ихнего спецназа, есть, говорят, у местных и женские подразделения... и что тогда? И полетишь ты из альпийских стрелков с пинка под зад в сраную мотопехоту, и твой командир следом. Нет уж. Доложим по инстанции, пусть разбираются на своем уровне. А наша задача — очистить трассу от русских диверсантов. Этим и займемся. Поехали.

-=-

— Русский маскировочный костюм, — насмешливо сказал боец, вроде как ни к кому не обращаясь. — "Хамелеон", да? Хороший костюм, лучше наших. Русская рация. Русский нож. И личного номера не знает. А мы ее отпустили. Даже не посмотрели, что в рюкзаке и карманах. Интересно, что у нее там?

Майор недовольно нахмурил брови. Молодой боец нагло улыбался и смотрел в сторону. И ведь по стойке смирно не поставить! Сын очень уважаемых родителей, начальство попросило пристроить паренька, как отказать? А он старших не уважает. Думает, самый умный. Майор к его наблюдениям мог бы и свои добавить, посерьезнее. Подумаешь, "хамелеон" и рация. Скажет, трофейное, для работы требуется, и всё. А вот манера гогоны ходить, направляя носочки точно по движению — это уже серьезно. Так делают те, кто много ходят в лесу — чтоб трава за ноги не цеплялась. Или ее согласие прогуляться до Мамаадамии пешком — тоже очень серьезно. Не переводчица она. Или не только переводчица. Переводчица два километра пешком не пойдет, машину попросит. А вот диверсанту два километра не расстояние, даже обрадуется, что пешком, рассмотреть всё хорошенько будет время... И много чего еще приметил майор. Профессия у него такая — примечать. Только... девочка назвала фамилию. Очень важную фамилию, и назвала верно. И еще она — своя, это сердцем чувствуется. Так что правильно поступил майор, взвешенно. А молодого надо по носу щелкнуть. Вежливо, чтоб не сильно обиделся. Но щелкнуть. Старших надо уважать, пока своей мудрости в голове не завелось.