Овертайм

* * *

Свет в квартире зажигать не стали. Настя не успела дотянуться до выключателя, как оказалась прижатой к стене. "Вот так всегда!" — она не удивлялась. С подозрительным звоном упала на пол тяжелая спортивная сумка. За ней еще что-то, шуршащее, легкое. Оставалось лишь догадываться, что именно. Таранова было не остановить. Он то целовал, то стаскивал одежду, то матерился, ударяясь о стену и дверь. Все в спешке, как на пожаре. Словно кто-то посмел бы вырвать у него из рук женщину.

— Милый, дай хоть секунду отдышаться, — Настя уперла ладони ему в грудь, отдаляясь. Кто ж знал, что это самое "соскучился" будет таким прямолинейным и нетерпеливым. Они так и до кровати не доберутся, а наутро вся квартира будет напоминать поле боя. Хорошо, вазы и цветы уже переставлены — сказывался горький опыт. Но сегодня спешить не хотелось. И темноты не хотелось. Она была хороша лишь для тайн, а для занятия любовью — нет. В этом процессе не до секретов. Глаза в глаза, душа в душу — и уже не секс.

Но дотянуться до выключателя все равно не сумела. Капитану до темноты не было дела. Он хотел свою женщину и прямо сейчас.

— Может, поужинаешь вначале? Я быстро подогрею, — без особой надежды прошептала Настя.

— Солнце, нас в самолете кормили, — Андрей, не обращая внимания на сопротивление, упрямо тянул вниз ее строгие брюки.

— И тебе хватило? — в интонации Барской сквозило недоверие.

— После третьей порции — да! — голос был хриплым — верный признак того, что мысленно он уже глубоко в ней.

С брюками удалось разобраться, и сейчас настал черед рубашки. Пуговиц на ней оказалось немерено. Подумав пару секунд, мужчина переключился на трусики и чуть не порвал шелк. Настя издала отчаянный стон и поддалась. Как можно было бороться с сытым, нетерпеливым и возбужденным мужчиной? Гиблое это дело. Проще бульдозер остановить. Упрощая задачу обоим, она принялась за рубашку. Пальцы быстро расправились с маленькими пуговичками, и вскоре та вместе с бюстгальтером бесшумно упала на пол. Андрей, заметив это, довольно крякнул, потом подхватил Настю под ягодицы и понес в кровать.

"Ничего со времен каменного века не поменялось", — подумалось ей. Остальные связные мысли потонули в потоке ощущений. Ничего не видя в кромешной темноте, оба постоянно натыкались губами на пустоту, путались в постельном белье, ударялись о спинку кровати. Не выдержав, Андрей прижал Настю своим телом к матрасу, одной ладонью заломил за голову руки, а вторую просунул между бедер. Женщина послушно замерла. Попалась.

— Скучала? — еле сдерживаясь, прорычал над ухом.

— Ни капельки, — Настя толкнулась бедрами навстречу его пальцам.

— Врешь!.. — чуть не взвыл, почувствовав, какая она влажная и горячая. Его! Готова.

— Да-а-а... Не останавливайся...

Опытные пальцы неспешно ласкали чувствительную плоть. Лишая разума, делали все, как нужно. Правильно для нее. Ритм, нажим и точки — все, как любила. Каждый палец на своем месте, каждое движение безукоризненно, и только по свистящему, резкому дыханию понятно, как трудно ему самому держаться. Аванс за право обладания. Плата за скорое удовольствие и возможность выпустить на волю собственные желания. Как хочет, сколько хочет — с ней и для нее.

Настя кусала губы, отворачивая лицо от поцелуев. Все поцелуи потом, сейчас только ощущения. Ноющие, томительные, зажигающие внутри сладкую пульсацию. И когда только ее способный ученик успел превратиться в маэстро? Или сама так изголодалась? Стала отзывчивой к малейшему касанию и научилась отпускать мысли. Это он, и не нужно волноваться. Он поймет и не осудит. Примет такой, какая есть, и сделает обычной. Удовлетворенной, расслабленной и медлительной. Может даже чуточку глуповатой.

Каждый раз поражалась переменам. И как только раньше жила на свете, не зная, что можно так забываться? Где Барская, где Настя — кто их разберет. Все переворачивалось с ног на голову. Вот и сейчас сердце от восторга останавливалось. Еще чуть-чуть, и прощай самоконтроль.

У них получится, не в первый раз — так во второй, не во второй — так в третий. Без поддавков и ожидания — само собой.

Зарисовка 3. Сон.

Андрей проснулся от резкого толчка в бок. Разлепил глаза. Нет, не гостиница, и пнул его не Борис. Рядом с тихими стонами металась, словно в бреду, Настя. Что-то шептала, хныкала, изгибалась всем телом. Подобное было впервые. Таранову потребовалось несколько секунд, чтобы окончательно придти в себя, и еще целая минута, чтобы разбудить ее.

Ей снова снилась зима. Вновь перед глазами ветер закручивал на земле снежные кольца, вновь дикий холод пронизывал тело.

Нужно было идти. Шагать непонятно куда, искать спасения. Кто-то с другой стороны снежной стены ждет ее — чувствовала. Кому-то там она нужна. Муж, дядя, родители? Сама не знала, вязла в глубоких сугробах и путалась в лицах, что чередой проносились в памяти. Кто же он? Нет ответа. Дойти и узнать — только так, несмотря на усталость, непроглядную белую завесу и собственный ужас.

"Там любят!" — сбила с ног неожиданная догадка. Непонятно, откуда взялись уверенность и новые силы. Любят! Ее! Ее, а не кого-нибудь другого.

Ветер, играючи, сорвал с головы платок, разметал волосы. Вьюга пыталась остановить, одурманить своей заунывной песнью, увлечь не туда. За шиворот и в сапоги попал снег. Он стекал по спине и по щиколоткам противными тонкими ручейками, но женщине было все равно. Как угодно, но выдержит все. Не собьется с пути, не остановится. Впереди кто-то был. Фонарь качнулся, осветив на миг человеческий силуэт. Мужчина. Протягивает к ней руки.

Сердце от радости сжалось, а на глаза накатились слезы. Настоящие слезы, не те горькие слезинки отчаяния, что выклянчил ветер. Сейчас уже ревела, не сдерживаясь. От счастья и навзрыд.

Вдруг в шуме ветра со спины что-то прогрохотало, со свистом ударило в грудь. Красивый полушубок, который и от холода-то не спасал, против этого вовсе был бессилен. Боль пришла не сразу. Вначале отяжелели ноги, потом ослабли руки. Веки налились свинцом, но она продолжала бороться. Ведь впереди он! Еще шаг, два, три...

Липкая, теплая струйка медленно стекла с груди по животу. Густые бурые капли упали под ноги.

Четыре, пять... Оглушительная боль острым кинжалом пробила тело насквозь.

Шесть, семь... Тело обессилено повалилось в глубокий сугроб, а тот, кто мог бы подхватить, был слишком далеко.

Восемь, девять... Она не дошла — это было сильнее боли и страха.

Одиннадцать... Судорожно хватая воздух, Настя с ужасом поняла, что снова проиграла. Навсегда осталась в своей ледяной могиле, украшенной кровавыми алыми маками. Спасения не было.

Настя с трудом вынырнула из кошмара. Как затравленный зверек, огляделась по сторонам. Ее квартира и кровать... Андрей. Он был рядом, пытался как-то успокоить, гладил ее своими большими сильными руками. Руки! Да, сейчас она вспомнила их. Эти руки тянулись к ней во сне. До него она не дошла и потеряла навсегда.

"Навсегда!" — паника комом подкатила к горлу. Холод острыми колючками впился в спину, заставил вздрогнуть.

Ее мужчина, вот он рядом, такой надежный и большой. Он близко, он никуда не уходит, но не верилось. Ужас снежной ночи держал клещами. Там не дошла, там потеряла... Все было так реально, по-настоящему! "Не отдам!" — Настя чуть не взвыла от отчаяния. Смутные предчувствия, воспоминания и догадки слились в одну чудовищную лавину, которая смяла все на своем пути. Кошмар из сна выплеснулся в реальность, а ничего не понимающий Андрей все пытался успокоить ее дрожащее тело. Растирал спину, что-то шептал. Но все было не то. Бесполезно. Только настоящая близость. Он. Весь. Каждый сантиметр горячей кожи, запах, голос, страсть... Без остатка и прямо сейчас!

Настя, как безумная, прижалась к нему, толкнула на подушки и устроилась сверху. "Милый, не противься, не мешай мне, умоляю!" — кричал каждый жест и каждый взгляд. Останови он ее хоть на миг, и все — быть истерике. Оголенные нервы, казалось, звенели от напряжения. Андрей каким-то шестым чувством ощутил ее потребность! Он по-прежнему ничего не понимал, но не сопротивлялся. Даже когда раздвинула языком его губы и с тонким всхлипом вся отдалась жадной ласке. Совершенно незнакомая Настя, дикая и голодная. Она заражала своим желанием, выбивала почву из-под ног бешеным напором. Пылающие тонкие ладошки были везде. Гладили мускулистую грудь и плечи, царапая, спускались к животу и ниже. Дотрагивались так, что он готов был кончить от малейшего касания тонких пальчиков к нему, готовому и твердому. Вслед за пальцами она и сама придвинулась ближе, развела бедра и медленно опустилась сверху.

Пусть не готова, пусть больно и трудно — так даже лучше. Уж боль точно не даст ей забыться. Эта давно знакомая спутница сейчас не пугала, наоборот — успокаивала, держала в реальности. Ее мужчина, ее боль... Остальное — сон. Андрей ошалел от первого проникновения. Тесно и почти сухо. Ярость адреналиновой волной ударила по голове. Он готов был обматерить ее, сбросить с себя, перекинуть через колено и лупить по заднице, пока не поймет. "Сумасшедшая! Что ты творишь?" — немой вопрос сверкал в злых серых глазах. После третьего проникновения терпение лопнуло. Что бы там ни требовали хищные инстинкты, чего бы ни желало его собственное дикое начало, как бы сильно ни хотелось продолжить... Нет. Дурацкое изнасилование, и он в этом участвовать не желает! Хрен с ним, с возбуждением. Перетерпит, не впервой, но продолжать... Нет! Пас!

Он рывком прихватил ее за бедра, попытался оттолкнуть. Не вышло. Откуда, спрашивается, столько сил нашлось в хрупком женском теле? Пришлось действовать жестче. Настя даже охнуть не успела, как мужчина под ней, резко крутанулся. Один миг, и они поменялись местами. Яростные, непримиримые и соединенные в одно целое. Теперь уже он нависал сверху, смотрел и сходил с ума. Это оказалось выше любых сил. И Бог с ними, со слезами, но вот взгляд... Мочи не было с ним бороться. Отчаяние вкупе с фанатичной потребностью — куда ему против такого?

Ненавидя себя, сдался. Внутри будто что-то надломилось, выпуская наружу сокрушительную нежность. Сам захватил в плен ее дрожащие от рыдания губы, сам толкнулся в горячее тело. Вначале медленно, плавно, лаская каждым миллиметром своей плоти ее истерзанное, чувствительное лоно. Потом немного быстрее, глубже, загибаясь от возбуждения, радуясь первой влаге.

"Что же ты делаешь со мной, глупая? Хорошая моя..." — сквозь пелену полузабытья почудились слова. В ответ Настя еще больше выгнула спину, позволяя войти в себя целиком. Хотелось до сердца, до того самого трусливого женского сердца, что так сильно любит этого мужчину и боится потерять. С тихим проклятием Андрей откликнулся на предложение. Крепко подхватил ее под ягодицы и вошел. До упора, неторопливо, тягуче и заботливо. Не заглядывая вопросительно в глаза, не ругая и не останавливаясь. Останавливаться поздно... Во всем поздно.

* * *

Оба с трудом шевелились, словно близость вытянула все силы. Настя попыталась приподняться с кровати, но черные круги перед глазами и резкая слабость заставили упасть обратно. "Полежи!" — выдохнул на ушко мужчина, а затем незаметно выскользнул из кровати. Спустя минуту она тихо вздрогнула, ощутив, как влажная махровая ткань полотенца интимно коснулась разгоряченной, припухшей плоти. Он обтирал ее, трепетно, аккуратно. Стирал с бедер свое семя, гладил живот. Это было чересчур, но разве можно было сопротивляться? И она не смогла. Закусила губу и смиренно позволила продолжить. Ее страхи и кошмарные сны, пережитые испытания и неуверенность — все тонуло в простой искренней заботе. В чутких прикосновениях сильных рук к обнаженному телу, в легких, успокаивающих поцелуях, в бездонном затуманенном взгляде любимого.

Ради этого можно было ждать годы, ради этого можно было пойти на все...

Закончив, Андрей отбросил полотенце на пол, закутал Настю в одеяло от пяток до ушей. "Такая маленькая и легкая!" — удивился, словно не замечал этого раньше. Потом, подумав немного, усадил к себе на колени и принялся баюкать, как ребенка. Ни один кошмар больше не был страшен. Никто не посмеет отобрать покой. Он на страже, он не отпустит.

Оба незаметно провалились в сон спустя несколько коротких минут. В этот раз сновидений не было. Только чистый, исцеляющий беспамятный омут, заслуженный, проплаченный.

* * *

Ночь длилась еще долго. Все такая же темная, но уже не пугающая. На смену ему пришло утро, и оно тоже оказалось иным, несравнимым со всеми предыдущими. Проводив Андрея на тренировку, Настя забралась с ногами на узкий неудобный диванчик в гостиной и удивленно замерла. Прямо перед ней, на журнальном столике, сиротливо лежала небольшая связка ключей. Простенький на вид брелок в виде шайбы казался необыкновенным украшением.

Шайба, ключи, заботливый мужчина... И вот уже нет права отказаться, нет желания продолжить борьбу. Проиграла или выиграла — лишь Богу известно, а пока оставалось одно — принять реальность, и без оглядки довериться судьбе. Она ни у кого не просила таких отношений, не искала и не мечтала. Они родились сами, с тем, с кем могли, и тогда, когда пришло время. Может, если бы не брак, не ее проблемы, и оценить этот дар не смогла... Прошла бы мимо, посмеявшись над желаниями странного капитана. Может быть... Сколько всех этих "может быть", но случилось так, как случилось. Теперь остается жить. Смаковать выпавшее на долю счастье, стараясь не проронить ни крупицы. Запоминать вкус и ощущения. Идти сквозь вьюгу к тому, кто протягивает руки и баюкает после любви.

Глава 21. Тайм-аут

Еще одна неделя плей-оффа пронеслась кометой в череде будней. Одержав долгожданную четвертую победу, "Северные волки" заслужили себе право на участие в полуфинале Чемпионата. Заветный кубок казался близким, как никогда. Ради этого двухнедельный перерыв, заверениями Градского, должен был стать настоящим тренировочным адом. "И живые позавидуют мертвым!" — отшутился неунывающий помощник тренера.

Двум другим шутникам команды, Клюеву и Коневу-младшему, усиленных тренировок удалось ненадолго избежать — подготовка к очередному этапу Еврокубка пришлась как нельзя вовремя. Пара дней отдыха, неделя тренировок в составе сборной страны, и сумасшедший режим Эдуарда Станиславовича будет казаться вполне сносным. Остальной части команды пришлось довольствоваться короткими выходными.

* * *

Настя уменьшила громкость автомобильного радио и отключила надоевший хуже горькой редьки телефон. Сегодня ее нет ни для кого, а те, кому без работы не жить, пусть крутятся, как хотят. У нее выходной, законный и более чем заслуженный. На соседнем сиденье, сладко посапывая, раскинулся капитан хоккейной команды. Последние три игры не прошли для него бесследно. Чем выше становились ставки, тем больше сил приходилось вкладывать. Каждый игрок теперь играл на максимуме своих способностей, а капитан — далеко за его пределами. Порой лишь на голом упрямстве и злости он выдерживал накал матчей. Без поблажек и жалости к себе. Вратаря можно было сменить, нападающие звенья — перетасовать, даже грозному тафгаю Коневу позволялось выбить зубы у любого из соперников и, обессилев, рухнуть на скамейку штрафников, но не капитану. На его уверенности в команде да на смекалке тренера зиждились как защита, так и нападение.