Книга 3: "Метаморфозы: тень"

— А как еще можно смотреть, Высший? Вы проигрываете войну, это вы сами раз за разом говорите, не я. Не сегодня, так завтра, не завтра, так через сотню лет, но Рорка поднимутся на север и дойдут до Ледяного моря. И всё, что было вам дорого на этой территории, перестанет быть. Это тоже ваши слова. Так в чём я не прав?

— В этом ты прав, — неожиданно покладисто ответил Карающий. — Но то, что ты дальше предлагаешь...

— Я ничего не предлагаю, я просто ищу ответ на вопрос "как". Пытаюсь найти. Ведь что получается, Высший? Всё, чем вы жили раньше, — рушится. Все ваши заслуги — в труху. Города — в руины, прошлое — в мусор. И вы сами признаете — этого не остановить. Тогда вопрос — почему?

— Потому что мы стали слабыми, — ответил Карающий. — Только люди еще слабее.

— Подожди, Высший, потом мы поговорим о людях. Пока о другом. Алифи вымирают, с каждым годом вас становится меньше. Алифи деградируют, с каждым годом становясь слабее. Рорка — развиваются. И плодятся. Да, они уроды, кто бы спорил, но видит Свет, они сильные уроды. Они — будущее, а вы — прошлое. Поэтому сегодня или завтра, через год или столетие, но они станут хозяевами всего. Если им не помешают...

— Вы помешаете? — вмешался Бравин.

— Люди, — спокойно поправил я. — Они такое же будущее, только помочь им в вашей власти. Люди. Человеки. Ваше спасение в них, ваш Владыка прав. Просто дайте им такой шанс, помогите, научите, поддержите. Пора им пускаться в самостоятельное плавание. И начинать с чего-то надо. С одного города, с двух, я вам даже цель предложил. Почему нет? Это в ваших силах.

— Допустим, ты прав и это возможно. Предположим, все сложится — Рорка уйдут, Куаран выстоит, а Геррик развеется по ветру. Допустим, но кто в твоем племени способен поднять город без помощи Высших? Я не знаю таких. А ты? — Бравин обернулся к Малому.

Тот покачал головой.

— Вот и он не знает. Потому что нет таких. Не готовы люди. Хочешь правду? В этом мире есть один человек, способный хоть на что-то. Догадываешься, кто это?

Я замотал головой.

— Я говорил уже, я не могу. Не мое это. Какой из меня правитель? Харизмы нет. Опыта нет. Истории за душой и то нет. Нет.

— Да. Но это — единственный вариант, при котором я мог бы поверить, что предложенное тобой имеет право на жизнь. Вот только Итлана даже такой вариант рассматривать не станет, это правда.

— Встань, король людей, — Малый заржал тихо, но от того не менее обидно.

— Вы не слышите. Вы не хотите слышать, — я вскочил на ноги. — Есть другой вариант, который я вам предлагал.

— Второе безумие, — кивнул Бравин.

— Главное, — возразил Малый. — По сравнению с ним первое предложение — и не безумие вообще.

— Почему безумие? Ведь все равно он умирает. И умрёт. Развеется по ветру, был Владыка и не будет Владыки. Так не лучше ли дать ему шанс, а людям -надежду?

— Этого никто не одобрит.

— Об этом никто и не узнает, Высший. Вы призвали меня сквозь пелену между мирами, справились. И к телу приконопатили так, что и хотел бы — не вырвался. Что повторить мешает?

— Теперь меня послушай, — Бравин одним жестом вернул поднявшегося было на ноги Малого на место. — Не спеши. Сохранение песни смерти Алифи — ритуал отработанный. Стражи-талли — это и есть песня смерти, которой не дали развеяться и уйти к Свету. Квинтэссенция души. Но для переноса этого мало, нужны тело, Мастер, способный выполнить ритуал, и много Тахо. Мастер найдется — пара дней на подготовку и я мог бы попробовать. Тахо — не проблема, есть пленники, будет мало — найдем другой источник. Остаются ритуалы, закрепляющие дух в теле: песни дома, пути, цели. Ничего этого по отношению к умершим Алифи никогда не проводилось. Никогда. Чистая импровизация. Но главное, нет подходящего тела и не будет. Никогда не проводились исследования по уничтожению души Высшего — выжигали только души людей. Поэтому не будет тела Алифи.

— Да, но есть тела людей.

— Немыслимо. Как поведет себя душа Энгелара в человеческом теле? Кто может предсказать? Ты? Нет? Тогда о чем разговор?

Я кивнул.

— Я не спорю, Высший. Ты прав. Предсказать не могу. Я вообще не понимаю, как тут души из тел в тела переезжают. Но это я не могу, а ты? Может ли что-то получиться? Красиво все было бы. Просто представьте. Проводите свой ритуал, по которому вы меня сюда притащили. Энгелар остается жив, а вы получаете человека, способного основать первый человеческий полис. А там и я на подхвате. Все сложилось бы. И Хрустальный Родник остался бы жив. И Итлана спасла бы отца, пусть так, но это лучше, чем пеплом по полю. Я...

— Понятно с твоими хотелками, — Бравин раздраженно перебил. — То, что ты сказочник, мы все поняли, но решать не нам. Судьбу Владыки сейчас может решить только дочь. Думай, как до неё донести свои мысли, и помни, что судьба людей ей не интересна, а вот жизнь отца... Нечаянная надежда может толкнуть любящую дочь на безумство. Думай, и я буду думать.

— Знаешь, Мастер. Вот веришь-нет, а мне нравится, — Малый засмеялся. — Нелепостью нравится. Дикостью и безумием. Сумасшествием. Это что же, Энгелар мне кланяться будет и портки чистить? Нет, Мастер, ты как хочешь, а я точно собираюсь на это посмотреть.

И он, ухмыляясь на все свои здоровые зубы, вышел из шатра.

...

Итлана побелевшими пальцами сжимала горло горбатого негодяя. Когти пробили тонкую грязную кожу и струйки противно красной крови стекали по рукам. Как свинью на бойне держала, вглядываясь в воспаленные красные глаза и пытаясь найти в них насмешку. Никто не посмел вмешаться, даже возгордившийся сверх меры после полученного аванса Брави, который сначала дернулся, но вынужден был отпрянуть, встретившись с полыхнувшим яростью взглядом девы битвы. Всё, постельные утехи закончились, а каждый день сейчас — новый бой, и не придворному заклинателю мешать деве битвы делать ее работу.

Человек смешно сучил ногами, пытаясь удержаться на вытянутых носках, иначе когти Высшей окончательно вошли бы под челюсть, скрывшись в всклокоченной бородке. Сучил ножками, цеплялся кривыми ручонками в закаленную битвами ладонь Итланы и хрипел, пытаясь дышать. Но молчал. И упрямо не отводил глаз.

— Как ты посмел, смерд?

Она сжала пальцы еще сильнее, заставив человека закатить глаза, но не сумев выжать из него даже стона, не говоря уже о мольбах.

— Как ты посмел? — она перешла на крик.

— Госпожа, он не может вам ответить, — Бравин все-таки решился замолвить слово за своего слугу. — Выдавить из него жизнь Вы всегда успеете, только никто не убивает актера в ещё не начавшемся спектакле. Дайте ему вздохнуть и договорить. Моя госпожа, этот человек мне нужен. Очень нужен.

— Зачем, — Итлана отшвырнула свою жертву в сторону, даже не удосужившись взглянуть, жив ли еще человек, не сломала ли она ему в гневе тощую шею. Впрочем, горбун заворочался, закопошился, захрипел, пытаясь выровнять дыхание. Живучий, сволочь. — Зачем, Бравин?

— Вам не надо этого знать, моя госпожа. Он мне нужен, этого достаточно, — голос мастера неожиданно окреп. — Послушайте. Поверьте, это стоит того.

Наследница трона выровняла дыхание и подчеркнуто спокойно спросила:

— Пока я услышала достаточно для одного вывода — этот горбун предлагает мне убить собственного отца. Ну, так чего же стоит такое предложение? Посчитай, заклинатель. В золоте. И в месяцах пыток, — она неожиданно вновь повысила голос и развернулась к поднявшемуся на колени человеку.

— О-о, я умею дарить боль тем, кто этого заслуживает. Железо, дерево, огонь, вода — все в соответствии с трактатами предков. Вода — для немощных. Огонь — для Темных. Железо — для достойных и дерево — для прочих. Ты не заслуживаешь железа, а все остальное... Столько вариантов, столько сочетаний.

Человек тихо стоял на коленях, не рискуя поднять голову. Покорно. Не пробуя оправдаться. Может, поэтому Итлана почувствовала, как напускное спокойствие стало превращаться в безразличие. Горбуном больше, горбуном меньше — это не поможет отцу.

— Что молчишь, урод? Леоп язык откусил? Раз начал, заканчивай, всё равно на пытки ты уже заработал, так что хоть повеселишь напоследок, — сама того не зная, Итлана почти дословно повторила слова, произнесенные ее отцом много дней ранее.

Человек неожиданно дернулся, и стало понятно, что он ... смеется?

— Повеселю, Высшая, повеселю. Смерти отца боишься? Не бойся. смерть -это радость, — осипший, то и дело срывающийся голос горбуна отдавал треском сгораемых в костре сырых сучьев. — Радуйся, госпожа. Пройдет день, может, два, и ты будешь пытать меня на плитах отцовской могилы. Деревом. И огнем. И чем-то там еще. Только помни, что он мог жить. Еще не поздно.

— Что не поздно? — равнодушие в Итлане боролось с презрением. И с брезгливостью — ей отчего-то захотелось срочно вымыть руку, которой она держала горбуна за горло.

— Я не человек, Высшая...

...

— Я не человек, Высшая. И не Алифи. И не Рорка. И тебе лучше не знать, кем я был в прошлом. Но рядом с тобой стоит один из тех, кто пришил мою бессмертную душу к этому поганому телу. И вот так я теперь живу. Горбуном. Уродом. Тварью последней. Раньше я летал над горами, купался в морях, выбирал из сотен блюд, а костюмы мне шили сотни портных, — я говорил, не поднимая взгляд, точно зная, что нельзя говорить ложь. Если Энгелар ее чувствовал, то и другие могут. Впрочем, зачем ложь, когда достаточно полуправды? — По вашим меркам я был почти Богом и жил среди равных Богам, вот только где я сейчас? Кто я сейчас? Я жив, хотя умер. Я стою, хотя должен лежать. И твой отец мог бы стоять, как я, дышать, как я, и думать, и делать, и жить, и бороться с врагами.

Голос перешел в хрип, я закашлялся, но тут же взял себя в руки, задавив кашель в зародыше. Не те здесь персонажи, что станут ждать, пока я откашляюсь.

— Перенос дает шанс. Я — результат переноса. Только кто сказал, что то, что вышло со мной, не выйдет с другим? И еще... Знаете, кого я недавно видел? Принца Беллора Огненная вспышка... Такое смешное имя. Он передавал Вам привет перед смертью.

— Что он несет? — похоже, дочь Энгелара перестала понимать происходящее.

— Он вещун, моя госпожа, — помог мне Бравин. — У него прошлое смешивается с будущим, а будущее с настоящим.

— Прошлое? Я видел, как умирал последний наследник Беллора. Хорошо умирал, только долго. И он мне успел рассказать... Лиловое Солнце? Сиреневое небо? "Два мира, две правды — одна участь"? Про то, что знания — поровну, жизнь — поровну, смерть — поровну. И про перенос — десять тысяч Рорка и десять тысяч Алифи. Луковица. Чешуя. Это — прошлое? Или будущее?

Я поднял глаза и увидел изумленные, ошарашенные глаза Алифи. Всех. Даже Бравин смотрел на меня так, будто только что из прекрасной бабочки наружу вылез скользкий червяк.

— Что? — Итлана развернулась к заклинателю. — Как ты посмел?

— Я? — вопросом на вопрос ответил Бравин. — Я знаю об этом не больше твоего, хотя принц — был. На самом деле. Как ты думаешь, почему я привел его к тебе? Этот человек при мне убил голодного талли. Он стоит потраченного времени на разговор.

Итлана медленно развернулась ко мне, также медленно подошла вплотную и процедила:

— Стоит? Ну, говори.

Я кивнул, а потом заговорил...

...

Оценщики хува собирали людей в центре огромного поля, отбирали, отбраковывали. Осматривая крепость мышц, определяли: выдержит или нет. Если слаб — равнодушно проводили ножом по горлу — за удовольствие всегда приходится платить. А если отпустить слабого, то зачем остальным казаться сильными? Только сильные способны принести удовлетворение от охоты.

Оценщики внимательно смотрели оставшимся в живых в глаза — готов ли бороться? Да? Нет? Хува, как никто, знают, что быть сильным телом и сильным духом — не одно и то же. Если слаб духом — даже сила ног не поможет. Какая забава в охоте на того, кто уже сдался? Поэтому всем отводящим, прячущим взгляд, умоляющим и голосящим — ножом по горлу. Только медленно — чтоб остальные видели, как сквозь тонкий разрез вытекает жизнь труса.

Цель оценщиков — найти достойные жертвы. Их редко бывало много — три, иногда пять ничтожных, готовых бороться за жизнь, словно дикие волчата. А потом из достойных выбирать лучшего. Мало таких, поэтому загонные охоты проводят только по большим праздникам. Но разве исполнившиеся сорок зим князя, военного вождя — не отличный повод? Вот и искали оценщики жертвы, готовя потеху для Табархана и его гостя.

Пока оценщики хува готовили дичь, загонщики готовили охоту. Это кажется, что пустил зайца по полю и лови его, получай удовольствие. Вот только правильно подготовленное облавное поле всегда дает беглецу видимость спасения, рождает надежду, добавляющую жертве сил. Ему начинает казаться, что удача — вот она, достаточно сделать еще всего несколько шагов и... Вот только чем ближе край поля, тем быстрее слабеет жертва, и кажущаяся удача оборачивается пустой тенью. Потому что правильно подготовленное облавное поле всегда вручает нити судьбы в кулак охотника.

Охотников хува готовить не было нужды. Табархан привык выходить на такую охоту с самого детства, с голыми руками, брезгуя клинком. Он никогда не спешил в погоню, нутром настоящего хува чувствуя, когда натягивается клубок чужой судьбы. Ленивый шаг, спокойный взгляд, ищущий подходящее укрытие, а в случае чего, и стремительный, летящий бег, которому и рыхлое поле и стылая земля не помеха. И жертва, уже казалось бы безвозвратно оторвавшаяся, уже увидевшая край загона, уже чувствующая запах победы, неожиданно оказывалась рядом. Ведь что за охота без возможности вплотную увидеть, как в глазах жертвы угасает надежда?

...

Мер То внимательно смотрел на прошлогоднюю траву под ногами, на стылую, схваченную ночными заморозками землю, пытаясь разглядеть следы. Конечно, он не был следопытом, но любой шарг умеет смотреть. И видеть. Вот только, что можно было увидеть в данном случае, Мер То не понимал. Земля не сохранит следов, а на огромном поле найти прячущегося человека... Будь воля шарга, он бы плюнул на правила и попросту приказал прочесать участок, выволок бы беглеца за ноги и подвесил в назидание. Но то шарг...

— Если он уйдет через флажки, то как ты его будешь искать?

Табархан ухмыльнулся и демонстративно повел носом, втягивая ноздрями воздух.

— По запаху, Вождь, ничтожные всегда воняют страхом, — судя по виду, хува не боялся потерять беглеца. — К тому же, Вождь, я всегда перед охотой смотрю ничтожному в глаза. Лично. Только первому своему беглецу не стал, двенадцать мне тогда стукнуло, глупый еще был. Сбежал от меня тогда ничтожный, вот как ты и говоришь, сиганул через натянутые флажки. Мне тогда отец запретил охотников по следу пускать, сказал, что раз упустил, то и ловить должен, а раз не можешь, то пусть живет. С тех пор я уже не делаю такой ошибки. Взгляд, Вождь, вот где кроется ответ. Взгляд. Если угрюмый, злобный — пойдет до конца. Таких я ожидаю у дальнего выхода с поля, а погонщики гонят люто, но конях, не давая ничтожному выдохнуть. Если взгляд спокойный, расчетливый — бывают и такие, правда, редко, — на таких надо облаву иначе готовить. С краев загонщики идут, малыми группами, оттесняя к центру. Там возле края поля не отсидеться, умный сам к тебе не придет. Есть и такие, что могут развернуться на цепь загонщиков и ломануть с дури в драку с одним ножом в руке. Таких я живыми отдаю собакам на ужин — если охота испорчена, так хоть собак покормлю.