Книга 3: "Метаморфозы: тень"

Пролог

— Пора трогаться, милорд. Война не может ждать вечно, — собеседник был подчеркнуто любезен, вот только нельзя было верить его вкрадчивым словам о заботе и чувстве долга. Нет там этого чувства, как нет и заботы.

Правителю не пристало выступать на войну, лежа в крытом экипаже, не сказав великих слов и не посмотрев в глаза своих воинов. Но незачем себя обманывать. Его роль в этой войне, вероятнее всего, уже бездарно отыграна, а смотреть в глаза воинов он не хотел, потому что стыдно. Да и не его это воины. И пусть они также идут в бой, надеясь на победу над врагами, — это будут его враги, но не его победа. Поэтому не стоит расходовать силы на пылкие речи, достаточно молча кивнуть, откинувшись на мягкие подушки. Кто знает — поймет, остальные придумают что-нибудь, потому что сейчас главное — выступить в путь. Битва ждет, враг ждет, и пусть успех похода не определяется первым шагом, его все-таки нужно сделать. Значит, идти на юг все равно придется, а приступ...

Приступ скрутил немощное тело утром, сразу после тяжелого разговора. Сразу после того позора, которым обернулся первый разговор с заклинателем и убийцами, чудом отыскавшими его в хаосе войны. Тогда они стояли перед его постелью, опустившись на колено, смотрели в запавшие глаза своего кумира и ждали — правды, пусть даже горькой, и приказа, пусть даже последнего. Тщетно. Он не мог открыть им правды, не смел, потому что судьба страны важнее гордости правителя. И он не имел права отдать им приказ, который рвался с потрескавшихся губ, — это ничего бы не изменило. В конце концов, что могут сделать несколько воинов против нескольких тысяч? Славно умереть? Хватит уже бессмысленных смертей. А потому взгляд, как за стеной, укрылся за пеленой боли, а стыд — за пригоршней ничего не значащих, насквозь лживых фраз.

Приступ пришел вместе с тихим стуком двери, закрывшейся за спинами растерянных друзей. Приступ обернулся душной волной, перекрывшей дыхание, и невыносимой болью, скрутившей и без того исковерканное тело. Почему он не умер в этот раз? Почему выжил, несмотря на обреченные взгляды лекарей и отчаяние в глазах визитеров? Что удержало его на краю, не дав перейти грань между миром живых и миром теней?

Повозка двинулась в путь, и тихий скрип колес смыл роившиеся вопросы, оставив лишь один. Самый главный. Самый сложный.

Что важнее — достойно жить или достойно умереть?

Жить или умереть?

Жить?

Умереть?

Под равнодушный скрип тележных колес.

Часть 1. Встреча

Здесь дороги прямой больше нет,

Лишь развилка и поворот.

Говорят, слева — Тьма, справа — Свет,

Впрочем, может быть наоборот.

И неважно, куда ты пойдешь,

Сам пойдешь или спросишь совета,

Слева ложь, справа ложь, всюду ложь.

В этом мире не видели Света.

Мор. Избранные цитаты. Глава "Alter ego".

Глава 1.

День сто девятый. Неделя почтительного молчания.

Чьи идеи, того и гроб.

Мор. Избранные цитаты. Глава "Парадоксы".

Горы остались за спиной, вокруг проносились заросли высокой желтой травы, а впереди уже показалась темная полоса леса, за которым неширокий ручей — граница земель Толокана. Отряд двигался быстро, несмотря на лишний груз. Двадцать лошадей несли двадцать пять всадников — мы выторговали максимум, забрали всех, кого смогли. Отдав за девятерых мужчин и шестерых женщин десять скакунов под седлом, добавив к ним захваченные оружие и доспехи. Неимоверно много по меркам Рорка, для Таррен-Па это была отличная сделка, но верить работорговцу Рорка даже в таком случае глупо. К плате за рабов он с удовольствием присовокупил бы и их самих, а также десяток новых в нашем лице. Да и два десятка лошадей тоже не были бы лишними. Кто этих Рорка знает, а потому, посадив выкупленных рабов за спины тех солдат, что наиболее уверенно сидели в седле, сразу же двинулись в обратный путь. С короткими привалами, без обеда, с ужином в седле, практически без сна, на износ. Пока вокруг земли Рорка, нельзя отдыхать. Таррен-Па согласился на сделку? Отлично. Но он не единственный делец в округе, падкий на бесхозную дичь. И потому только вперед, скрестив пальцы и, раз за разом, оглядываясь через плечо.

Мы успели уйти далеко, прежде чем из-за очередного кряжистого склона, оставшегося за спиной, не стали появляться черные точки преследователей.

Три — четыре десятка, с такого расстояния не узнать точно. Тридцать врагов — не три тысячи, но все равно слишком много, и мы еще сильнее пришпорили и без того вымотанных лошадей. Глаза прикованы к мокрой гриве коня, желудок сворачивается в такт движению, руки уже давно не в состоянии удержать поводья, в этот момент меня в седле удерживали только левая рука, вцепившаяся в гриву, да ремни, которыми я пристегнулся заранее, — опыт недельной давности не прошел даром. Не с моим здоровьем участвовать в скачках, да и конкур с выездкой, пожалуй, тоже не для меня, так что скакал, притороченным к коню, словно бурдюк с водой. Впрочем, не я один.

Сколько длилась эта безумная скачка? Полчаса? Час? Тело кобылы под седлом заметно дрожало, пена, укрывшая бока не предвещала ничего хорошего. А впереди все та же полоса леса. И все те же черные точки всадников Рорка за спиной. Близко? Далеко? Оторвались? Приблизились? Каждый поворот головы, это потеря концентрации, а значит лязг зубов и головная боль. А не оглядываться невозможно — страх точит силы и душит надежду.

Лошади хрипели, если упадет любая из них, подсаживать всадника практически не к кому, да и нет времени. Впрочем, все равно не уйти, слишком не равны силы. Там — Рорка, привыкшие к седлу, практически рожденные в нем. Здесь — люди, причем не казаки-разбойники, а так, пешеходы, волею судьбы и бредовыми идеями превратившиеся во всадников. Измотанные, обреченные. Бессмысленно. Но делать что-то надо, не становиться же посреди степи и складывать руки?

Меченый скачет рядом, злой, хрипящий в такт своей лошади. Тоже тот еще наездник.

— Не уйти, капитан.

На скаку говорить то еще удовольствие — короткая фраза чуть не лишила языка.

— Терпи, Мор. Должны успеть.

Должны? Меченый косится на мои руки. Нечего на них смотреть. Правая висит плетью, терпеть боль раскуроченной Варином ладони уже выше моих сил. Левая зарылась в гриву, но плечо дергает болью почти так же невыносимо. Правда, уже нет сил взглянуть назад, и то хорошо.

Мы все-таки успели, гибкие ветви деревьев стали нещадно хлестать по лицу, стволы — проноситься мимо, сливаясь в неровную коричневую стену. Что мы выиграли, добравшись до леса, — не знаю. Рорка заметно приблизились, казалось, еще немного времени, и можно будет рассмотреть детали.

— Терпи. До ручья немного.

И лес расступался, швыряя листья навстречу, стегая ветками по лицу, рукам, коленям, рассекая кожу в кровь, оставляя многочисленные ссадины. Пот и кровь из царапин на лбу застилали глаза, пена белого пота укрыла бока лошади драным покрывалом. И уже давно хочется остановиться и будь что будет. Но все держатся, значит, я тем более держусь. Что сделаешь, такая дурная натура. Когда нет сил сделать шаг — делаю два. А потом еще один, назло. Если нет сил встать — танцую, даже если после этого падаю навзничь. И плевать, что окружающие недоуменно пожимают плечами и крутят пальцами у виска, потому что нет ничего более преходящего, чем мнение окружающих. До сиреневой звезды мне их мнение — самоуважение дороже. А значит, пальцы правой руки снова хватают шею животного, назло врагам, обстоятельствам, собственным слабостям.

Боль выбила слезы в глазах? Отлично, это повод еще крепче сжать пальцы и захохотать в голос. Засмеяться, чтобы не разрыдаться — это тоже выбор. Когда-нибудь я так окончательно двинусь рассудком, но это будет потом. А сейчас привстать в стременах, задорно свистнуть, расправить плечи и весело сдохнуть, оставшись довольным собой.

Бравада? Глупость? Накатившее безумие? Нет. Глупая бравада — это лишь способ трусливого человека преодолеть свой страх, отрезая себе пути к отступлению. Навсегда, бесповоротно. По крайней мере, иногда. Я тоже трус. Я боюсь боли, смерти, унижений, будущего. Особенно — такого будущего, каким выглядит настоящее.

Крики людей и дикое ржание упавшей лошади разорвали марево перед глазами. Когда-то это должно было случиться, удивительно только, что случилось только сейчас, а не намного раньше. Меченый попытался остановить коня и подать руку рухнувшему на землю солдату. Сейчас он — командир и бросать своих людей не в его духе. Но Мышок, лучник, спасший мне жизнь, и девушка за его спиной так и остались лежать под сломавшей ногу лошадью. Их крики не могли изменить очевидного: им уже не помочь — нет времени. Спасать нужно тех, у кого еще есть шанс, а не обреченных. Я пролетел мимо, даже не взглянув, сцепив зубы и приказав себе не думать. Чем я смог бы помочь? Я даже самостоятельно слезть с исступленно хрипящей кобылы и то, не факт, что справился бы. Да и бог с ней, с девицей. А Мышок? Прости, лучник, но если я останусь, то будет не два трупа, а три трупа, вот, пожалуй, и вся разница.

Лес расступился неожиданно, мгновение назад казалось, что покрывало разноцветной листвы и коричневых ветвей повсюду, и вот уже впереди вода, неширокий, но быстрый и полноводный ручей. Почти река, по крайней мере, за один прыжок даже на лошади не перепрыгнешь. Впереди люди спрыгивали с коней, брали лошадей под уздцы и переводили измученных животных через полосу воды вброд. А потом снова в седло и вперед.

Меченый спрыгнул с коня, оставив его на второго седока, и приказал тому уезжать прочь. После чего помог мне перевести мою лошадь.

— Мор, тут хорошее место, один человек может задержать многих. Вы уходите.

Я проморгался — искры боли и проступившие в который раз разноцветные точки рябили в глазах. Непонимающе посмотрел на капитана.

— Садись за мной.

— Нет, Мор, всем не уйти, да и не хочу я так. Поэтому я остаюсь, а ты уходи. Ну же, давай, — и он стегнул лошадь по крупу. Уговаривать коня не пришлось, усталое животное двинулось с места и, не торопясь, потрусило вперед.

Самопожертвование? Здесь? Не верю. Этого не может быть. Люди — овцы на этой бойне. Разве можно представить, чтобы одна овца, самая крепкая и выносливая, специально пошла в логово волков ради остальных. Невозможно. Но это случилось, значит, есть шанс и не все потеряно. Там, где нашелся один пример, их может быть много. Нужно только время и подходящие обстоятельства. Сейчас главное — просто выжить, а возможность разгадать эту загадку найдется. Почему-то в этом я был уверен.

А потом пришла еще одна мысль и вытеснила все остальные. А как же я? Такой правильный. Такой умный. Самый хитрый. Самый ценный. Единственный и неповторимый. Уезжаю на усталой кобыле, даже не подумав остаться. Я знаю, что у меня есть иные цели, и никто, кроме меня, их не сможет достичь. Я знаю, что умирать рано, а выжить там, на берегу ручья, нельзя. Я знаю, что никто из беглецов не стоит этого. И о том, что есть призраки в моем шкафу, за которых я должен отомстить, я помню. Потому что за них некому больше отомстить.

И то, что в войне побеждают не храбрые, а расчетливые, — знаю. Никто не скажет мне ни слова упрека — знаю. Никто не оценит такого поступка — тоже знаю. Но я живу не для других, а для себя. И для себя я — главный судья, а все эти "нужно-ненужно", "важно-неважно" — чушь. Можно не любить себя, не нравиться себе, не доверять или даже бояться себя. Презирать себя — нельзя. А потому я вцепился в поводья, натягивая их до предела, до гневного ржания возмущенной лошади, и повернул обратно. Не думая об очередной ошибке, а настегивая коня в надежде успеть. Назло. Как всегда.

Никто не повернул вслед за мной. Но эти усталые, забитые жизнью и проповедями люди — всего лишь рабы обстоятельств. По-настоящему свободный человек здесь только один, он стоит на берегу безвестной речушки и готовит лук к бою, а себя к смерти. В этот день он не должен остаться в одиночестве.

Меченый уже занял позицию за стволом самого крупного дерева, с удобной седловиной, закрывающей стрелка.

— Помоги слезть.

— Уходи, дурило.

Но я уже сам непослушными пальцами стал расстегивать тугие ремни. Капитан буквально вытянул меня из седла, а потом стегнул животное по крупу, отправляя прочь. Вовремя — на берег ручья выезжали Рорка. Тоже взмыленные, уставшие, злые. То, что они увидели нас, не вызывало сомнений.

Форсировать реку всадники не спешили, заметив прыгнувшего за дерево лучника, Рорка отступили под прикрытие деревьев. И уже оттуда донесся знакомый голос:

— Эй, обезьяны. Ничего не потеряли по дороге?

Таррен-Па собственной персоной. В который раз его рычащий акцент резал ухо, но не мешал понимать смысл сказанного. Впрочем, чему удивляться? И в нашем бренном мире работорговля — занятие для полиглотов.

— Почтенный Таррен? Какая встреча, — проорал я из-под какой-то коряги. Береженого, как говорится. Нас разделяло слишком маленькое расстояние, чтобы рисковать, шагов сорок, максимум пятьдесят. Опытный лучник с такого расстояния, не знаю как в глаз, но в личико чересчур смелой обезьяны попадет точно. — Проходил мимо? Или забыл чего?

Моего бородатого юмора Рорка не понял, но беседу продолжил в том же ключе:

— О, знакомая обезьяна.

Это было уже слишком. Какая я ему обезьяна?

— Я — не обезьяна. Мое имя — Мор, Рорка, — к чему этот цирк, если все равно нас только двое, причем по-настоящему опасен только Меченый, и шансов попросту нет.

Я уже пробовал дотянуться до вражеских сердец — без толку. Слишком далеко. И все, что мне остается, — трепать языком и надеяться, что беглецы успеют оторваться, а преследователи не захотят удаляться от границы своих территорий. Не то чтобы жизни рабов и солдат из отряда мне были столь дороги. Но умирать, осознавая свое благородство, все же проще, чем понимая собственную глупость и тщетность принесенной жертвы.

— Обезьянамор? Это какой-то новый вид обезьян? — заржал Таррен из сплетения ветвей на том берегу. — Выходи к речке, поговорим.

Ага, вышел один такой. Куком звали. Тоже поверил, доверился, можно сказать. Вот интересно, по-английски "кук" — готовить. Случайно? Или увековечили ненароком? Нет, мне таких почестей и даром не надо.

— Только после тебя, почтенный Таррен. Выходи сам к речке, а я за тобой подтянусь.

Повисла пауза, после которой с коротким смешком прозвучало:

— Это все обезьяны трусливые или только ты?

Слова. Просто слова. И время, уходящее сквозь пальцы преследователей. Да, десять-пятнадцать минут не дадут решающего преимущества, но если среди беглецов остались неглупые люди, у них хватит понимания сменить направление и заставить Рорка блуждать по лесу. А там уж как удача улыбнется.

— Только я, почтенный. Но ты тоже не спешишь выходить, я смотрю.

— Хорошо, я выйду. Но мои воины снимут с каждого из вас кожу живьем, если кто-нибудь рискнет причинить мне вред.

Ветви деревьев на той стороне ручья раздвинулись и выпустили две фигуры. Таррен-Па был в длинной черной куртке, когда-то, видимо, дорогой и красивой. Теперь же куртка была порвана, измазана смолой и листьями. Темно-серое лицо работорговца было исцарапано в несколько местах, ссадины сочились кровью. Ну что же, у меня вид еще нелепее. Мы стоили друг друга. Переговорщики. Бизнес-партнеры. Враги.

Второй Рорка был невысоким, ниже меня, похоже, молодым, в длинном распашном цветастом халате. Или это плащ такой? Внимательные глаза. И мутное пятно вместо огненного костра в груди.

— Ты раздвоился, почтенный Таррен? Или это у меня что-то с глазами? — я тоже вылез из-под облюбованной коряги на белый свет и спустился к ручью.

Так и встали по разные стороны широкого ручья.

— Зачем ты гнался за мной, Таррен? Вон даже лицо порвал в кровь. И хорошую куртку испортил, — я демонстративно сдвинулся в сторону, чтобы не перекрыть обзор Меченому.

— А что же ты так убегал от меня, что рожу исцарапал, Обезьянамор? — насмешливо ответил вопросом на вопрос Рорка. — И ты загнал мою лошадь, и испортил моих рабов. Как расплачиваться будешь, ничтожный?

— Запомни, почтенный, я рабов порчу только с их согласия. И рабы те были мои. А лошадь — тем более. И это я жду плату, Таррен. И объяснений. Ты устал от денег? Ты хочешь умереть, а не жить, купаясь в богатстве?

Я уже давно перестал смеяться. Голос сорвался на шипение, хорошо хоть слюной не брызгал, и то только потому, что не умею.

Вместо ответа Таррен-Па негромко обратился к своему спутнику на своем родном языке. Большая часть слов была незнакома, они проходили мимо, не задерживаясь в сознании, но кое-что цеплялось, находя отклик в памяти. И это кое-что приносило обрывки смысла.

— Что ты видишь ... он ... ?

— Нет, не вижу, но ... точно.

— Он опасен? Сможешь ... ?

— Легко, Таррен-Па.

Сытое урчание переполненного водой осеннего ручья скрадывало звуки, приходилось напрягать слух, чтобы услышать хоть что-нибудь, но последнюю фразу я понял отчетливо и однозначно. Что ж... Зачем им обычные рабы, лошади и мечи, если можно взять бриллиант, чудо света, которого никто и никогда не видел, — обезьяну-мага. И размытое пятно вместо факела в груди второго Рорка сразу стало понятным — это пресловутый шаман почтил меня вниманием. "Легко, Таррен-Па". Легко? Нет, легко я не сдамся, и я отчаянно рванул синие нити вокруг себя, закручивая в узел. Что-то рявкнул шаман, напрягся Таррен.

— Ты торопишься с выводами, Обезьянамор, — он перестал кривляться. — Ты хорошая добыча, но я не готов пока откусить такой опасный кусок. Им слишком просто подавиться. Не понимаешь? Появление такого товара на рынке приведет к катастрофе, так что не бойся. По крайней мере, сегодня, — и Рорка обнажил свои клыки в широкой усмешке. — Твой телохранитель не помог бы, но сегодня тебе повезло.

Ну, повезло так повезло. Интересно, чего он опасается? Что его самого на запчасти разберут, пытаясь выяснить, где он меня достал? По какой причине он здесь? Если не по мою душу, зачем гнать нас по полям, да по перелескам?

Я устало опустился на холодную землю, положил руки на колени.

— И на том спасибо, почтенный. И что тогда тебе нужно?

Сидеть было неудобно, но стоять после такой бешеной скачки то еще удовольствие — кожа на внутренней стороне бедер горела огнем. Можно ли так разговаривать с Рорка? Ему все равно, с какой пальмы с ним разговаривает низшее существо? Что с обезьяны взять? А может, сев первым в присутствии работорговца, я нанес ему несмываемое оскорбление? Откуда мне знать? И не у кого спросить.

— Мне нужен ты, Обезьянамор. И твои товары мне тоже пригодятся. Но товары потом, а пока мне нужен рассказ о том, как тот кинжал попал в твои грязные руки. И я готов подождать, пока ты будешь говорить.

Рассказ? Кинжал? Все это ради нескольких пустых слов? Бешеная гонка, загнанная лошадь и Мышок с пропавшей девушкой — только плата за нежелание поговорить? Нет, это не мир, это сплошной фарс.

— Нет, Рорка, так не пойдет. Если хочешь говорить, переходи на мой берег, кричать через реку я не буду, и приготовься платить — я не рассказываю истории просто так. Да, идти к тебе не предлагай, не пойду.

Рорка фыркнул.

— Ты забываешься, обезьяна, я могу убить тебя легко. Твой лучник и твои жалкие умения тебе не помогут. Ты это понимаешь?

Убьет? Счас. Таррен-Па не похож на того, кто отдается воле чувств, забывая о выгоде. Какая ему выгода от моей смерти? Дурная обезьянья голова, которую он сможет выставить на обозрение? И брать деньги за просмотр? Убивать меня глупо, к тому же моя смерть лишит его будущих выгод.

— Понимаю. Хорошо, ты меня убедил, можешь оставаться там, почтенный. Только платить все равно придется. Я расскажу тебе то, что ты хочешь, но мне нужны две лошади, мой воин и та рабыня, которые пропали из-за тебя, Таррен-Па. Я за них платил, а значит, они должны быть здесь.

Рорка вскинулся.

— Ты совсем потерял голову? Дурная обезьяна, где я возьму тебе ту рабыню? Она так и осталась лежать в лесу. И две лошади — это перебор за пару слов.

Раз торгуется, значит, ему что-то нужно. А раз так, значит, он готов платить — простая логика, и какая разница, Рорка ты или человек. Таррен-Па был мне понятнее прочих, он слишком сильно напоминал мелких дельцов моего мира.

— Не две, три лошади, почтенный. Одну ты мне должен и так. И у меня есть время, воина и рабыню я подожду.

Рорка вскипел.

— Кто так торгуется? Ты растерял остатки мозгов? Мне проще прибить тебя здесь, чем искать по лесу твою рабыню. Одна лошадь — моя плата. Или смерть. Выбирай сам, обезьяна, и не тяни время.

Я снова поднялся на ноги. Я готов умереть. Я пришел сюда за этим. А получив нужную информацию, он все равно может меня убить, а потом еще успеет догнать остальных беглецов.

— Смерть? Зачем мне смерть? Но из уважения к тебе я повторю. Мне нужен мой воин. Я прошел с ним слишком многое, чтобы оставлять его в твоих руках. И моя рабыня, стоившая мне слишком дорого. И еще три лошади. И это последняя цена, Таррен. Не нравится? Вот он я, а вот твой шаман, что легко сравняет меня с землей. Но если он вдруг, ты только представь, вдруг не успеет, ошибется, я заберу твою жизнь. Или мой лучник заберет. Решай, Таррен. Или сделка, или не будет никакой сделки.

И я, не разворачиваясь, шагнул назад к полосе еще не полностью облетевших деревьев, стараясь не пропустить мгновения. Потому что рорскский шаман размажет меня по берегу ручья, даже не сильно напрягаясь, но я все-таки попробую успеть. Не закрыться, так нет шансов, а ударить раньше. Как тот старый одноглазый Рорка, что бился с Глыбой в Валенхарре. И пусть у него не получилось, возможно, получится у меня.

Таррен-Па что-то коротко обсудил с шаманом, не отводя от меня взгляд, а потом ушел к лесу, бросив мне напоследок:

— Ладно, ты получишь своего солдата. Это не плата. Рабыню искать по лесу я не буду — она уже испорченный товар, хочешь ее искать — ищи сам. И я дам тебе две лошади. Две! Но взамен в следующий раз ты будешь платить за рабов дороже, гораздо дороже, ничтожный. Ты выиграл медь, а потерял золото. — И скрылся за занавесью ветвей.

Ходить по краю пропасти страшно в первый раз. И во второй. И в третий. Но рано или поздно приходит время, когда бездна под ногами перестает пугать, а начинает манить. Опасностью. Преодолением. Победой. Я знаю, что когда-нибудь ошибусь, возможно, это случится скоро. Возможно — завтра, но точно не в этот раз. Потому что в этот раз Таррен-Па пришел не убивать, а пугать, а еще — делать деньги. И для этого ему необходима информация, пусть даже приукрашенная или неполная. Таррен-Па не дурак, все отлично понимает, он заработает на ней всяко больше жалкой обезьяны и двух взмыленных лошадей.

Нужно совсем немного времени, чтобы беглецы стали недосягаемы, а значит, в любом случае, все не зря. Меченый посмотрел мне в глаза, а потом хмуро хлопнул по плечу и произнес: "Прям, орел". Странные ощущения, словно медаль на грудь повесили, — и я, расправив плечи, ответил: "А то".

...

Копыта уставших лошадей месили грязь. Недавние дожди смешали серую землю с золой и пеплом, превратив ее в черную кашу. Никто не задавался вопросом, откуда здесь пепел — весь мир превратился в пепелище. Одним клочком земли больше, одним меньше — удивляло другое. Откуда в этом, обычно засушливом краю в это время года было столько дождей? Словно само небо топило мерзость происходящего слезами.

— Здесь раньше роща олив была, вон там, справа, — Малый показал рукой на невысокий холм. — Я проезжал этой дорогой пару лет назад.

Только мало было в этой короткой фразе удивления и много печали. Странной для неунывающего помощника Ллакура и от того режущей посильнее ножа. И не остатки вырубленной рощи были тому причиной.

— Да? — Бравин не знал, что ответить Карающему. Представить эту безлюдную землю, превращенную войной в пустыню, цветущим садом оказалось не так легко.

— Нам еще часа три езды и будет виден Валенхарр.

Бравин посмотрел на тянущуюся вдаль нитку дороги, поправил высокий воротник куртки и спросил:

— Какой он, этот Валенхарр?

Не то, чтобы было особенно интересно, но если Малый там был, то почему бы и не узнать подробности.

— Паршивый, грязный, никчемный. Не город — болото. И хозяева там такие же — никчемные.

— ??

— Точно говорю — никакие. Серые. Недостаточно подлые, чтобы их ненавидеть, недостаточно сильные, чтобы их бояться, недостаточно верные, чтобы на них рассчитывать. Я бы на месте Родника выкорчевал бы их как эту рощу. С корнями.

Бравин задумчиво кивнул в ответ. Отряд не спешил, хоть могло показаться, что все в мире несется вскачь. Довезти Энгелара живым было важнее нескольких дополнительно потраченных дней или недель. Куаран выстоит эти дни, никто из воинов в этом не сомневался. Выстоит, иначе вообще нет смысла идти на верную гибель.

Бравин задумчиво кивал в такт суровым словам Малого, но думал о другом. Что стало с судьбами неизвестных ему Алифи, управлявших этим провинциальным городишком, ему было не интересно. Какая разница? Тем более, если верить рассказу командира гарнизона форта у переправ, какие-то отморозки захватили город, ложью и коварством заманили отряд воинов Лаоры внутрь, спрятались за их спинами во время боя с Рорка, а потом ударили исподтишка, перебив большинство спасителей. Чего еще ждать от людей? Правда, что-то не складывалось в этом рассказе, что-то царапало и не давало родиться праведному гневу. Нет, то, что люди могут быть трусливы, что предадут при случае — очевидно. Да, трусливы. Да, предадут. Но вот в то, что люди могут быть настолько коварны, Бравин не верил. Коварным может быть только тот, кто считает себя равным. Или даже более достойным. Люди? Нет таких людей. Ладно, город покажется скоро, а там будет видно, эта загадка не стоила долгих размышлений.

Тяготило Бравина другое. Зачем старого, разбитого, живущего последние недели Энгелара тянули с собой на войну? Фактически, в пекло сражений. Ведь все понимали, что экипаж с умирающем Владыкой не просто замедлял войско, он заставлял его плестись со скоростью задумчивой черепахи. Нет, мир не спасают так. Не спеша. С ленцой. Почему?

Ведь каждый лишний день в пути не только снижал шансы отряда, он еще и неумолимо укорачивал нить жизни самого Владыки. Ладно бы сам Хрустальный Родник, немощный, умирающий, но не сдавшийся, рвался в битву. Ярость старого волка, уже не имеющего сил свалить добычу, но все еще верящего в удачу была бы понятна. Вот только Бравин каждый день смотрел в глаза своего кумира и не видел там ярости и жажды боя. Усталость — да. Тоску — да. Отчаяние — может быть. А ярость — нет. Впервые в жизни в глазах Энгелара виделась железная клетка и смирение. Невыносимое. Убивающее надежду тех, кто шел за Владыкой.

Тогда зачем тянуть его с собой? Ради чего? И почему лаорцы не отходят от него ни на шаг, не дают остаться одному со своими Карающими? А Валенхарр... Малый прав, это просто серый, никчемный, никому не интересный городишко, чтобы там не рассказывал расфуфыренный, как павлин, лаорец.

...

Через распахнутую настежь дверцу экипажа виднелась полоса пожухшей травы, пеньки не так давно вырубленных деревьев и кол, торчащий около разбитой дороги. Обычный деревянный кол в кулак толщиной с длинным заостренным концом и исклеванной стервятниками головой наверху. Птицы постарались на славу, пытаясь утолить ненасытные желудки дармовым мясом, вырвав глаза, язык, щеки. Узнать эту голову, наверное, не смог бы сейчас и сам хозяин, если бы ему кто-нибудь предоставил такую возможность. Всплывшая перед глазами картинка безголового Рорка, пытающегося опознать свой потерянный в бою череп, почему-то не показалась забавной. Скорее глупой.

Барр Геррик поежившись забрался внутрь и захлопнул за собой дверь.

— Видели?

Странный вопрос, учитывая, что безглазая голова торчала прямо напротив лежавшего на подушках Энгелара. В то, что возница случайно так остановил лошадей, Владыка не верил — подчиненные Геррика ничего не делают случайно.

— Видели что?

Они оба знали, кто из них победитель. Этот вопрос был уже давно решен, Энгелар сам сделал тяжелый выбор, положив на чашу весов свою свободу, честь, судьбу дочери ради надежды. Игра давно не имела смысла, но Геррику все еще нравилось делать вид, что он — почтительный слуга, заботящийся о великом Владыке.

— Голову Рорка, конечно. Кто-то отпилил и насадил ее на палку. Варвары. Вы не знаете, кто бы это мог быть?

— Может, он сам себе голову отрезал и на сук нахлобучил? — большинство эмоций давно покинуло Энгелара, но раздражение то и дело давало о себе знать, вмешиваясь в разговоры короткими вспышками. Судя по виду лаорца, такие мгновения доставляли ему особое удовольствие. Змея, забавляющаяся с кроликом, а не Алифи.

— Интересный вариант, милорд, — в последнее время Геррик редко так обращался, видимо, уже примерив данный титул на свои не слишком широкие плечи. — Я думаю, это люди, причем — Ваши люди. Кстати, вернулись разведчики — ворота города закрыты, а нас ждут оборванцы с копьями на полуразрушенных стенах. Так что мне пригодится Ваша помощь.

— Правда? Ну, так проси.

Неожиданно для самого Владыки, раздражение вышло из-под контроля и захлестнуло мутной волной. Раздражение? Нет, ненависть. К этому приторному лаорцу, пользующемуся моментом, выкручивающему руки. К судьбе жалкого калеки. К такой жизни. К собственному бессилию.

— Просить? — Геррик сощурил взгляд и нарочито медленно наклонился к правителю Куарана. — Зачем? Мне казалось, что мы друзья, и Вы сами захотите оказать мне услугу. Что-то изменилось?

Энгелар скрипнул зубами, с трудом сдерживая себя.

— Ты забыл, лаорец, кто здесь еще Владыка. Напомнить, зачем ты таскаешь меня с собой? Или ты думаешь уговорить мою дочь выйти за тебя по любви? Тогда успехов, наивный наш. Но если вдруг ты все-таки решишь, что нуждаешься в моей помощи, тогда молись, чтобы я забыл твои слова. И проси. Падай на колени, лобызай мне пятки, умоляй. Иначе не видать тебе ни победы, ни трона. Так и будешь до конца жизни исполнять чужую волю.

Хрустальный Родник откинулся на подушки и с трудом разжал пальцы, вцепившиеся в шерстяной плед, укрывающий неподвижные ноги.

— Я ничего не забыл, милорд, — барр Геррик быстро преодолел замешательство. — А вот Вы, похоже, забыли. Ничего, травмы, трудная дорога, я все понимаю. Вы здесь, потому что на кону Ваш ненаглядный Куаран, Бабочка Востока. Или она уже не важна?

Это было ошибкой. Нельзя было задавать такой вопрос в такую минуту. Когда собеседник руководствуется не разумом, а сердцем, нельзя обращаться к логике и рассудку. Сердце не будет считать, что важнее, потому что не умеет считать. Сердцу просто может стать на мгновение невыносимо больно, и тогда собеседник примет решение, скажет слова, которые потом будет поздно менять.

Геррик внезапно осекся, знаком прерывая тяжелый разговор. Открыл дверцу и вышел наружу.

— Позови мне Ллакура, — бросил ему в спину Энгелар.

Геррик приторно усмехнулся и с подчеркнутой издевкой ответил:

— Попросите меня, милорд. На досуге.

Он захлопнул двери и подал сигнал кучеру — экипаж медленно тронулся. За крохотным окошком проплыла вдаль голова Рорка. Желтая кость да застарелые потеки крови на черной от копоти палке. Вновь красное на черном. Энгелар закрыл глаза. Эти цвета теперь сопровождали его везде. Красный — цвет крови. И черный — цвет ночи и Тьмы. Тьма неумолимо приближалась, кровь лилась рекой, а привычный мир корчился в предсмертных судорогах.

Глава 2.

Дни сто девятый — сто десятый. Неделя почтительного молчания.

Капля правды, приправившая ложь, стоит больше капли лжи, подмешанной в правду.

Мор. Избранные цитаты. Глава "Отражения".

Я сидел на берегу ручья и рассказывал хромому Рорка о последних событиях будничным тоном, словно вокруг ничего и не происходило. Словно не было связанного по рукам и ногам Мышка, только что брошенного возле нас, или двух Тхонга, натянувших луки и приготовившихся стрелять. Ну, бросили, ну, приготовились. Главное, Таррен-Па все-таки слушал и задавал вопросы, а не пинал носком сапога мое стынущее тело. Нет, конечно, все еще могло случиться, но с другой стороны... Мало ли что случается в этом суетном мире? Вот, например, вокруг война, кровь льется рекой, а работорговец и бывший раб сидят друг напротив друга и мирно обсуждают особенности торговли.

Мой вольный пересказ был полон героических поступков, победоносных сражений и презрения к врагу. И выходило из моего рассказа, что Вождь Клана Заката правильно сделал, что не пошел на Валенхарр сам вместе со всем своим войском, иначе я бы торговал сейчас и его кинжалами.

— Ты уверен, что младший наследник Мер То мертв? Я должен это знать точно.

Зачем ему это знать? Какую пользу он из этого знания извлечет? И как он может мне верить?

— Уверен, Таррен. Абсолютно. Всем оставшимся в живых взбешенный Вождь поотрубал носы, уши, языки и вырвал по одному глазу, а потом отправил к нам снова.

Рорка сидел рядом, он все-таки рискнул перейти реку и сейчас, пристально вглядываясь в мое лицо, уточнил:

— Может, и доспехи его есть? — так спросил, что осталось облизнуться только. На аукционе он их выставить хочет, что ли?

Но врать можно много, а вот завираться не стоит.

— Нет, почтенный. Его сотник успел забрать тело, и я не получил ничего, кроме проблем. Я с удовольствием продал бы тебе его доспехи, даже его уши, если тебе бы они понадобились, но у меня их нет. Прости. Зато у меня есть доспехи других шаргов. Много, разных. И мечи тысячников с вырезанным орлом на рукояти, и мечи сотников с ястребом. И вся экипировка Тун Хара тоже есть. И даже его левое засаленное ухо, если тебе оно интересно.

Рорка покачал головой, но высказался одобрительно:

— Интересно, Мор, тебя же так зовут? Ты не похож на остальных обезьян, и думаю, мы сработаемся, — а потом, выдержав небольшую паузу, добавил. — Я показал кинжал знающим, и мне дали неплохую цену. Очень неплохую.

Рорка ухмыльнулся.

— Этот кинжал — единственный, Таррен.

— Плохо, но я найду кому продать и другие твои безделушки. Сколько рабов ты можешь купить?

Неожиданно оказалось, что рыба намертво заглотила наживку. Казалось уже, что все, взбешенная акула решила поохотиться на самого рыбака, благо зубы острые и сил достаточно. Ан нет, ей просто захотелось добавки. Много-много добавки. Дорогой подарок оказался ключом к этому хитрому Рорка. Он продал его не заморачиваясь, но вырученная цена заставила его сердце биться чаще, а мозги — соображать быстрее. И главное, весь мой рассказ заиграл новыми красками.

— Тысячу. Две. Пять. Столько, сколько у тебя есть.

Рорка недоверчиво посмотрел на мои руки, осмотрел мою одежду.

— Врешь, обезьяна.

Достал он уже с обезьяной.

— Есть тут только одно "но" — я рисковать больше не буду. Штаны отстирывать каждый раз — то еще удовольствие, одного раза мне хватило, — Рорка ухмыльнулся. — Хочешь торговать, приходи. Можешь сразу пять тысяч вести, можешь по сотне — твое дело. Я куплю всех здоровых мужчин и женщин, и даже подростков. Дети и старики не нужны, они плохо работают и быстро мрут. И калеки, и больные. Остальных — веди. Только сам понимаешь, за сильного мужчину я заплачу много, за женщину мало, а за подростков — еще меньше. Где Валенхарр, думаю, знаешь. Перед визитом пришли любого раба, город мой.

Он кивнул.

— Есть еще один вопрос, ничтожный, — Таррен-Па внимательно рассматривал мое лицо, жевал толстую нижнюю губу и старательно подбирал слова. — Такие, как ты... Откуда? Сколько вас? И..., — он прищурил глаз. — Приведи мне пару похожих на тебя, мужчину и женщину — я хорошо заплачу.

Он неожиданно подался вперед.

— Очень хорошо, Мор.

Я вдруг почувствовал, что горло пересохло, судорожно захотелось сглотнуть, и, пытаясь хоть как-то не выдать собственные эмоции, бросил в ответ:

— Новый бизнес, уважаемый Таррен?

В глазах Рорка полыхнуло пламя — полыхнуло и нехотя осело, усмиренное волей.

— Не задавай опасных вопросов, ничтожный. Твое счастье, что мне еще от тебя что-то нужно.

Он ушел первым, а мы стали собираться только после того, как ветви перестали качаться за спинами врага, растворившегося в лесу.

Пока Меченый осматривал животных, я подошел к Мышку, разрезал путы, присел рядом, поинтересовался, может ли тот ходить, за что получил в челюсть. Буднично, словно по сто раз на дню зуботычины получаю. Нет, в принципе-то все логично, но все равно было неожиданно. Я ж, вроде как, ему жизнь спас.

— Придурок, ходить можешь или тебя тут бросить?

В принципе, вторая зуботычина вправляет мозг лучше первой, так что был риск встретиться с увесистым кулаком злющего лучника еще раз. Но Мышок, похоже, был лучше меня, он просто сплюнул на землю и молча попытался подняться.

...

Их никто не встречал. Никто не торопился открывать грязные, давно не ремонтировавшиеся ворота, нести цветы и падать на колени при виде могучего воинства Света. Никто не махал приветственно руками и не целовал пыль дороги. С другой стороны, никто и не угрожал копьями с обугленных и полуразрушенных стен, не строил воинов, готовясь атаковать уставших лаорцев. Пустота. Даже не так. Запустение. Не город — заброшенные руины, вот только створки старых ворот были заперты.

Основная часть отрядов, собранных Лаориссом, уже двинулась дальше на запад, только одна тысяча выстраивалась ровной цепью в ожидании приказа. Воины не ждали боя, но если будет нужно... Когда это низкие стены останавливали Алифи?

Уже вернулись двое человеческих солдат, отправленных к воротам в качестве переговорщиков. Они стояли чуть впереди и что-то пытались объяснить хмурому Геррику. Что? Бравин не мог ответить на этот вопрос, уже давно стало понятно, что союзники не спешат делиться информацией и планами на будущее. Да и союзники ли? Такой вопрос уже пару недель как не казался немыслимым и безумным. Наоборот, с каждым днем ответ на него казался все более важным и насущным. Тем более, что и поведение Энгелара было подозрительно нелогичным — не спешил Владыка привечать своих верных подданных. Будто и не было их рядом, будто и не шли они к нему через огонь войны.

Бравин за долгие годы жизни во дворце видел своего правителя разным. Кипящим, как ночной прибой, и спокойным, как утес, о который бессильно разбиваются штормовые валы. Хмурым, как грозовая туча, и веселым, как ветер, рвущий покрывало туч в клочья. Задумчивым. Гневным. Строящим свои планы и разрушающим чужие. Вот только замкнутым и потерянным Владыка никогда не был.

Бравин тряхнул головой. Резкое движение позволило отвлечься от невеселых дум — не то время и не то место. Обугленные стены и странная тишина и пустота впереди. Он бросил поводья одному из Карающих и подошел к Геррику — один, в последнее время советник очень настороженно относился к Ллакуру с подчиненными.

— Что там?

Лаорец недовольно повел плечом, но все-таки решил ответить.

— Похоже, то, что рассказывал барр Таттур, правда, и люди, убившие моего капитана, еще в городе. И они не спешат нести свои головы на плаху, — барр Геррик бесцеремонно развернулся к двоим разведчикам спиной и пристально взглянул Бравину в глаза. — Это же ваш город? Так командуйте. Иначе я отдам приказ, и эти руины окончательно сравняют с землей.

— Это угроза, советник?

— Это предупреждение, мастер. Мне проще разрушить эти стены, чем уговаривать преступников. Проще и намного быстрее, так что или Вы открываете ворота своими талантами, или у Вас не будет ворот.

Бравин опешил. Он готов был ко многому, но вот такая, практически ничем не прикрытая угроза оказалась неожиданной. Геррик ничего не делает случайно, никогда. Он мог быть каким угодно — хитрым, циничным, коварным, но хамства за ним не наблюдалось. А значит... Что это значит? Картина происходящего начала трещать по швам, и нужно было понять, что творится вокруг.

— И какие же из моих многочисленных талантов Вы имеете в виду?

Он оставил возможность советнику Владыки Лаорисса перевести все в шутку. Не его вина, что не вышло.

— Говорят, Вы, барр, неплохой дипломат и заклинатель. Действуйте — меня устроит любой вариант. Главное, чтобы все было сделано быстро, — лаорец саркастично улыбнулся. Что ж, армия за спиной — неплохой аргумент в споре. И добавил. — Приступайте, мастер, время идет.

Приступать? Он, что, только что указание отдал?

— И что потом будет с этими людьми?

— Какими людьми, барр? Там нет людей, там только преступники, которых мы должны покарать. Бешеные твари, кусающие своих учителей и спасителей, не имеют права на жизнь. Я, конечно, приглашу вас на суд, но вы и сами знаете результат.

— Я вынужден Вас разочаровать, советник. Там наши подданные, и решать их судьбу будет Владыка Куарана, а не Вы. И судить их будет только он. Если...

— Оставьте свои глупости, Бравин. Владыка уже решил — умрут все.

Вот так просто. Уже решил. Но как он мог сделать такой выбор? Умертвить всех — немыслимо. Женщин и детей? Алифи же не Рорка. Владыка Куарана Энгелар Хрустальный Родник — воплощенные справедливость и достоинство. Как? И, если это правда, то куда исчез правитель, который всю жизнь для Бравина был образцом и примером? Не вспомнить. Не понять. Кстати, а когда он вообще в последний раз разговаривал с Энгеларом? Просто видел? Три дня назад? Больше? Жив ли он еще, Владыка Куарана, блистательный правитель, превратившийся в дряхлого, дрожащего старика?

— Я должен поговорить с Владыкой, советник, поскольку мне нужно убедиться...

И вновь саркастичная улыбка лаорца.

— Я поговорил с ним вместо Вас, мастер. Мои слова — его слова.

— И все же. Я должен его увидеть. Сейчас.

Накатившее ледяное спокойствие остудило гнев. Спокойствие перед боем — его не возможно ни с чем спутать и ошибиться. Бравин подходил к Геррику, чтобы задать вопрос, а пришлось готовиться к схватке. Он не стал скрываться, какой смысл? Если вокруг тысяча воинов Лаоры, и шансов все равно нет. Бравин привычным жестом рванул ткань бытия, входя в тахос, "пространство-что-рядом". Тень, пробежавшая по лицу Геррика, дала понять — лаорец увидел достаточно.

— Как это понимать, барр?

"Молча", хотелось ответить Бравину. Сказать "молча" и броситься в омут схватки, не задаваясь таким лишним в этот момент вопросом: что будет потом.

— Все просто, советник. Я хочу убедиться, что Владыка Куарана жив. И как я уже сказал — сейчас.

— А иначе?

Напряжение сковало черты лица лаорца, стерев нелепую улыбку с губ.

— Нам лучше не обсуждать, что будет иначе, советник. Не будет никакого иначе. Вы сейчас прикажете, и сюда принесут носилки с Энгеларом. Хрустальный Родник примет решение, а я потом принесу извинения, и только после этого буду разбираться с городом.

Где-то рядом заклинатели Геррика также вошли в тахос и зачерпнули энергетические нити. Двое. Нет, трое. Впрочем, отвлекаться нельзя, сейчас не заклинатели решали, куда повернуть на развилке судьбы. Решал вот этот невысокий Алифи с колючими северными глазами.

Геррик демонстративно завел руки за спину и сделал шаг навстречу Бравину. Вплотную. Глаза в глаза.

— Я ведь не забуду, барр.

— Очень надеюсь, советник...

...

— Я привел тебе всех, кого смог, Вождь. Три с половиной тысячи ничтожных — продай я их торговцам с востока, мог бы нанять собственный отряд.

Мер То хмуро кивнул.

— Без головы не так просто это сделать, Шео Ма.

Воин хохотнул и, подойдя вплотную, положил руку на плечо вождя. Немного осталось в клане Заката шаргов, что могли бы решиться на такое безумство. Шео Ма — мог.

— Что не так?

— Все не так, — Мер То бросил короткий взгляд на толпу ничтожных, испуганно взирающих на кипевший вокруг лагерь Рорка. — Мой сын нужен мне здесь. И Орео Хо тоже. Но больше всего мне нужны те тысячи, что они увели с собой.

— Вождь, Шин-то ушел дальше на запад. Ему нужна победа, а не эти тысячи пленных. Ничего, он вернется скоро.

— Шео Ма, с каких пор ты разучился понимать то, что тебе говорят? — Мер То стряхнул державшую его руку.

Воин сделал полшага назад. Полшага — достаточно, они не лизоблюды Алифи, чтобы падать ниц перед своими правителями.

— Почему разучился? Есть же отряд Тун Хара, должны подойти хува — сил для начала хватит, а потом и Шин То вернется.

Мер То жестко смотрел на своего старого друга, в глазах вождя стыл лед.

— Нет больше Тун Хара. И его отряда — нет. Ни гонца, ни последней клячи. Хватит — забудь про него.

— Как — забудь? — Шео Ма непонимающе развел руки. — Три тысячи воинов — забыть?

— Ты задаешь много лишних вопросов. Слишком много. Я недоволен, Шео Ма. Всё. Иди, готовь своих Рорка к штурму.

Лицо воина, старое, укрытое густой сеткой морщин и глубокими следами ритуальных шрамов, покраснело. Он не собирался уходить так просто, смех растворился в подступающей волне гнева. Немногие видели веселого Шео Ма таким — он убивал и даже умирать собирался с улыбкой.

— Я — шарг, Вождь. Если я виноват — отправь меня в битву. Тебе нужен Орео Хо? Отправь меня, я первым поднимусь на эти проклятые стены. Думаю, старые кости ей подойдут не хуже молодых.

Мер То не выдержал и усмехнулся.

— Ты старый, плешивый мерин, Шео Ма. Какая тебе еще стена?

— Мерины не бывают плешивыми, вождь.

— Ты — первый. Вечером зайди ко мне, расскажешь о том, как воюет мой сын.

Тун Хара не вернуть. Где бы он не исчез вместе со своим отрядом, этого не изменить. Лучший, самый надежный помощник ушел к демону Ту, не попрощавшись. Но нельзя долго смотреть назад. Смотреть надо вперед, и Тун Хара там нет, а Шео Ма — есть. И Шин То. И Орео Хо. И вот этот город с высокими неприступными стенами. А значит, все еще будет.

Мер То окинул взором грозные крепостные башни. Обязательно будет. Причем скоро.

...

Ветер бился в могучие плечи башни Владыки, рвался внутрь и бессильно оборачивался эхом протяжных хрипов и диких стонов. Сегодня ветер сошел с ума, заставив Фольмара отказаться от ежедневного обзора города с высоты собственного балкона. С одной стороны — не так страшно, все равно подступавшая ночь грозила принести не тишину и хорошую погоду, а лютый холод. В такое время выходить на смотровую площадку, в общем-то, не имело смысла — все равно ничего не видно и не слышно. От такой прогулки только одна радость — уши отморозить. Но с другой стороны... Каждый день Фольмар Яркий смотрел вниз, на большую площадь у подножья башни, на изломанную каменную фигуру Алифи на высоком постаменте. Вспоминал. Думал. Чтобы после этого возвращаться к работе и помнить плоды былых ошибок. Странный ритуал, родившийся незаметно, за последние недели стал почему-то особенно важным.

— Возле Тимаэля видели первые отряды Рорка, — новый мастер битвы был еще недостаточно опытен, еще не чувствовал, когда стоит произносить те или иные слова, а когда лучше дождаться более подходящего момента. Провинциал, что с него взять?

Впрочем, Владыка сам такого искал и нашел только среди командиров немногочисленных наемных отрядов, польстившихся на большие деньги и рискнувших остаться в Валлиноре. Да, наемники, не становятся надежной стеной, не закрывают своей грудью сердце правителя, но, по крайней мере, правду говорить не боятся...

— Про недоумка ничего не слышно?

Кого Фольмар имел в виду, он не стал уточнять, но мастер битвы догадался сам. Понятливый, еще один плюс, сейчас это может понадобиться особо.

— Про Владыку Веллигара? — наемник улыбнулся. — Нет. Сгинул мне на радость.

— Твои там что, дворцы сейчас грабят, что ты так радуешься?

— Милорд, на войне как на войне. Нам с Вами в Тимаэле не жить, так что, если можно, оставьте эту маленькую радость мне в счет оплаты будущих рисков. Там сейчас такое творится, что одним грабежом больше, одним меньше.

Фольмар хмыкнул, и, кивнув собеседнику, бросил:

— Налоги с награбленного имущества внесешь мне в казну, уплатишь пошлину как с трофейных, но это так, на будущее, если вывезти успеешь. А вот про "там такое творится" можешь поподробнее.

Мастер битвы — высокий, худой, с крашенными в белое длинными прядями волос и чересчур острым неприятным взглядом, кивнул.

— Там все просто, милорд. Когда пришла весть про гибель войск правителя...

— Это до сих пор только слух, его никто еще не подтвердил.

— Этого и не нужно. Достаточно того, что этот слух очень похож на правду. Отряды Веллигара словно испарились, а вот Рорка уже на подступах к городу. Разминуться они не могли, так что Мелкого Глотка можно списывать со счетов. Был и перестал быть, — мастер битвы достал из вороха заранее приготовленных карт одну и продолжил. — Смотрите, вот план Тимаэля, я отметил цветом районы города, которые мы контролируем. Но карта могла устареть — ситуация меняется слишком быстро.

— Ты всегда такой запасливый? — одобрительно отозвался Фольмар, подходя к столу.

— Приходится, время такое, милорд. Как Вы наверняка знаете, у них давно назревали проблемы — Тимаэль практически банкрот. Долгов много, друзей мало, денег еще меньше. Богатые семьи давно уже выехали в провинции, где Солнце светит ярче.

Фольмар кивнул, не став уточнять, что в проблемах соседей есть толика и его участия. А может, и не толика. Незачем это знать случайно приближенному искателю приключений. Опасное это знание.

— Остались те, кому ехать некуда, не за что, и те, кто готов рискнуть и попробовать поймать удачу за тощее брюхо. В основном — нищие, оборванцы, твари и отморозки.

Владыка поморщился, эпитеты собеседника с непривычки резали ухо.

— Продолжай.

Теперь поморщился уже собеседник — командир вольного отряда, конечно, намного менее денежная должность, но и подчиняться раньше никому не приходилось.

— Хорошо, милорд. Богатый может позволить себе быть милосердным, нищий — нет. Проигравший богач может уклониться от схватки, сбежать или купить защиту, у бедняка таких возможностей нет. Там идет война, где каждый — только за себя, где союзники вбивают клинок под ребра не хуже врагов.

— Им же нечего делить, тем более — скоро придут Рорка и уничтожат всех.

— Придут или не придут, это как Свет решит — пока стоит Бабочка, у всех есть шансы на жизнь. А вот про то, что делить нечего, Это Вы, милорд, зря. Голодные собаки за тощую кость дерутся яростнее, чем сытые за шмат мяса. Им нечего терять, а война все спишет. Шанс перестать быть никем и стать хоть кем-то выпадает не так часто. Сейчас в Тимаэле идет розыгрыш главного приза. Смерть — просто ставка, не более того, так что, если мои подчиненные уведут из той мясорубки пару-тройку сундуков с припрятанным барахлом...

Фольмар резко перебил наемника.

— Хватит. Теперь у тебя другие подчиненные — и это мои отряды. Да, уважаемые мной Алифи дали тебе неплохие рекомендации. Да, они обещали, что ты непредсказуем на поле боя, напорист и умен, но еще немного, и я пожалею о сделанном выборе. Тебе все понятно, или напомнить, как закончил предыдущий мастер битвы Валлинора?

— Извините, милорд, виноват. Напоминать незачем, тело своего предшественника я видел сам. Поэтому предлагаю забыть про барахло и вернуться к Тимаэлю, — ни расстроенным, ни испуганным воин не выглядел.

Владыка пристально смотрел на подчиненного, решая, что лучше — забыть на время былые традиции, наплевав на преклонение и пиетет, или поискать другого полководца. Закрыть глаза на советы знающих друзей, убедивших, что вот этот мало кому известный наемник способен в любой битве сотворить чудо... Келлир, со странным вторым именем — Белое эхо. Как эхо может быть белым? О чем думал мастер ритуалов, дававший такое прозвище?

— Ты откуда сам?

Фольмар знал ответ, по крайней мере, легенду, которой наемник придерживался. Проверять и запрашивать Книгу Имен не было времени. Да и кто знает, тот ли это Келлир?

— Из Ромона, милорд. Из края ледяных волн и заснеженных холмов, — ухмыльнулся наемник. — Мне продолжать?

— Нет, все понятно, остановись лучше на том, что делать дальше.

Келлир кивнул и отметил.

— Хорошо. Я был в Тимаэле, этот город имеет слабые укрепления.

— Слабые и старые.

— Именно так, милорд. Готовить его к обороне в условиях, когда одна часть города активно шинкует другую, — глупо. Я вижу одно решение — бросить. Увести оставшиеся там отряды, забрать все оружие, разоружив остатки гарнизона. Арбалеты и мечи — не ахти какая ценность, но нам они понадобятся больше.

— Как же они тогда будут защищать город?

Мастер битвы покачал головой.

— Они все равно не смогут его защитить, милорд, — там паника, никто не думает о будущем. Поэтому вывозим все, забираем ценности, уводим свои отряды. Солдат Веллигара из тех, что пока остаются в казармах, а не превратились в мародеров, тоже лучше забрать. Дадим им надежду выжить в грядущей бойне — пойдут за нами с песней. Город предлагаю сжечь. Если кто-то из оборванцев, что сейчас режут друг друга, захочет править руинами — пусть правит, пока Рорка не подойдут.

— Все?

— В основном. Есть некоторые детали.

Фольмар жестом прервал разговор.

— Детали потом. Я тебя выслушал, теперь слушай ты. И каждое мое слово -приказ. Тимаэль оставить. Все отряды Веллигара, включая гарнизон города, — разоружить. Будут сопротивляться — уничтожать, мне нужны солдаты, а не бунтари. Тех, кто сдаст оружие, — можешь забрать с собой. Вместе с женами, детьми — бери всех и веди сюда. Запомни, люди сейчас важнее непокорных Алифи, нарисуй себе это на веках, Келлир. Люди могут умереть за меня. Алифи, что сейчас там воюют за власть, за меня умирать точно не будут.

— Люди сбегут, милорд, не успев за Вас умереть, — ухмыльнулся наемник.

— У них просто не будет такой возможности, потому что ты им такой возможности не дашь. Город не трогать, не жечь, не грабить. Привези мне только остатки казны, если там еще что-то есть, и все. Остальное — пусть грабят, пусть режут друг друга — это не наше дело. Мое имя не должно быть связано с пожарами и гибелью Тимаэля. Я уведу часть людей и стану спасителем, а не стервятником, позарившимся на труп соседа. Тем более, что и Рорка, обнаружив только золу и пепел, могут пойти дальше.

— Вы думаете, милорд, что добыча заставит их остановиться?

— У каждой охоты, наемник, должна быть цель, и нет ничего хуже, чем возвращаться с нее с пустыми руками. Рорка, что сейчас идут к Тимаэлю, — это только разведка, все основные войска кланов сейчас грызут стены Куарана. Им нужно дать повод вернуться. Добыча и победа — отличный повод, подари им его, иначе они придут ко мне слишком рано, а мы к этому не готовы...

— Вам не нужны деньги, милорд?

— Мне нужны деньги, но их я найду и без твоей помощи. Ты же должен дать мне другое — время. Сейчас оно стоит намного больше денег.

— Они ведь все равно вернутся, милорд. Рано или поздно, — задумчиво произнес Келлир.

— Конечно. Только лучше поздно, чем рано. Гораздо лучше.

...

— Что дальше? — Меченый не в первый раз задавал мне этот вопрос, и каждый раз приходилось на него что-то отвечать. Скрипя зубами и проклиная упрямого капитана. Кстати, несмотря на многочисленные побои, мытарства и неурядицы, зубы как раз практически не пострадали. Одна выбитая Рорка пятерка да обломанный передний — вот и все потери.

Что отвечать капитану в этот раз — я не знал. Мы сидели на склоне невысокого холма и смотрели на заходящее Солнце, а за нашими спинами устраивался лагерем немногочисленный отряд — те, кого мы все же смогли собрать по дороге домой. Странно, но разоренный, практически стертый с лица земли, пропахший кровью и смертью Валенхарр воспринимался всеми как дом. Хотя, что в этом странного? Там были люди. Побитые, потрепанные, нищие и голодные, но свои. А здесь... Беглецы до сих пор то и дело оборачивались назад, пытаясь убедиться, что все опасности уже позади, присматриваясь к каждой тени и прислушиваясь к каждому звуку.

Мы все-таки смогли вырваться с территорий, где разгуливали ловчие отряды Тхонга. Пройдет немного времени, и сами горы, за которыми стоял Толакан, перестанут виднеться на горизонте. Еще дней пять-шесть, и придется отчитываться Глыбе о достигнутых результатах. Стало горько. Каких результатах? Из тех, кто вместе со мной вышел из развалин крепости Валена и двинулся на юг, осталось чуть больше половины. Большую часть того, что везли на обмен, мы потеряли в безумных скачках или отдали Рорка в обмен на пленных. Сами пленные... Большинство из них затерялась в предгорьях Толакана, и я не верил, что они найдут дорогу. Тех же, кого мы с Меченым все-таки нашли, догнали или встретили по пути, едва хватало на то, чтобы восполнить потери отряда. Но погибли-то воины. А пришли бывшие рабы — кузнецы, плотники, крестьяне, прачки да потаскухи. Хороший размен.

— Дальше? — я переспросил, не собираясь отвечать на вопрос. Не в этот раз. — Понимаешь, капитан, у нас почти не было шансов вернуться. Будем честными, мы все должны были там остаться, в этих горах. А мы с тобой здесь, причем не одни. Так что, считай, хорошо сходили.

— Так разве я спорю? — похоже, Меченый искренне удивился. — Отлично сходили. Я такого борова завалил, что Глыбе и не снилось. И зубищи каких-то тварей с него снял. Теперь продам и заживу.

Капитан сплюнул.

— Крокодил.

— Что?

— Крокодил. Тварь, зуб которой ты, капитан, себе на шею повесил. По крайней мере, мне так кажется. На юге живут, — разговаривать о смертях и потерях не хотелось, да если честно, и надоело за последние пару месяцев, а вот о животных я бы поговорил. Или о природе. Или просто о чем-нибудь, кроме войны.

— Еще южнее?

— Намного. Там очень жарко. И такие же люди ходят, только с черной кожей.

— Дурило ты, Обезьяна Мор, — Меченый насмешливо покачал головой. — Нет там никаких людей. Ни белых, ни синих, ни черных. Если этот урод там зубы с твоих крокодилов выковыривал, то людей там точно больше нет.

Вот так, поговорили, значит, о природе...

Глава 3.

День сто пятнадцатый. Неделя безмолвия.

Жалуешься, что по уши в дерьме? Радуйся, что плешь чистая.

Мор. Избранные цитаты. Глава "Диалоги".

Мягкие хлопья снега торопливо ложились на волосы, лица, плечи и тут же таяли, испуганно превращаясь в холодные капли. Я смотрел на затянутое покрывалом метели небо и ловил себя на странной мысли — не верю. Этому ненастоящему небу — не может одновременно стелить снег и светить солнце, почему-то не разгоняющее белое марево. Этому ненастоящему снегу — не может он падать хлопьями и стремительно превращаться в грязь под ногами. Я соскучился по родным снеговикам с тонкими ручками-ветками, по белым крепостям и мелким ребятишкам, штурмующим снежные цитадели. По шутейным войнам, где поражение — всего лишь снег за воротником, а не внутренности под ногами.

Местный снег не приносил умиротворения или спокойствия, он всего лишь делал видимость хуже, а людей еще злее — быстро мокнущая одежда не лучший спутник хорошего настроения. Так и получалось, что по мере приближения к Валенхарру люди вместо того, чтобы приободриться, впадали в еще большее уныние. Меченый попробовал затянуть песню, его лучники подхватили простые слова, но над холмами поплыли не лихие раскаты казачьего хора, а нестройный испуганный шепот. Ненастоящий снег давил на плечи, падал на лица и стекал по изможденным щекам ручьями ненастоящих слез. Или настоящих? Испуганные взгляды постоянно озирающихся рабов не давали забыть, кто мы и, главное, где — на узкой дороге из одного ада в другой.

Город встречал нас черными полями, так и не выветрившимся полностью запахом пепла и гробовой тишиной. Песня оборвалась, так и не дотянув до последнего куплета, — трудно петь поеживаясь. Обугленные кости, перемешанные с грязью под ногами, — все, что осталось от тех Рорка, что сгорели на подступах к городским стенам. Небрежно набросанные кучи белых костей — останки шаргов, погибших внутри городской черты. Их было некому хоронить, а может, и незачем, их попросту вывезли и выбросали, словно прошлогоднюю листву. Птицы и грызуны уже давно очистили их от остатков гниющей плоти, оставив нетронутыми только кости. Берцовые. Тазобедренные. Лучевые. Всякие.

— А черепа где? — я недоуменно осматривал очередную груду останков, пытаясь найти искомые части тел. Скорее из научно-исследовательских, практически антропологических интересов, нежели из простого любопытства.

— Как где? — Меченый непонимающе уставился на меня. — Думаю, там, где и раньше.

Выверт его логики мне показался не очень понятным, и пришлось на всякий случай уточнить.

— Капитан, насколько я понимаю, раньше они были на плечах. А теперь — плечи здесь, а голов нет.

— Не могли же они сами с кольев посниматься да сюда в кучки пристроиться? — он смотрел на меня почти весело. — Так что искать их будем там, где оставили — вдоль дороги на север. Забыл, что ли?

Забыл? Может, и забыл. А может, и не знал — дни сразу после боя мне помнились достаточно смутно.

— Ага. А зачем они там?

Меченый почесал давно не бритую щетину, ругнулся вполголоса, а потом мне тихо пробормотал.

— Ты меня не пугай. Если у меня умишко за горизонт побежит, то ничего, трое— не факт, но пятеро удержат. А тебя кто держать рискнет? Сумасшедшего магика мне на мою старую лысину не хватало.

— Чего-то я тебя не сильно понимаю, капитан.

— А что понимать, если ты сам это предложил?

Похоже, мы начинали играть в загадки, причем по правилам мне совершенно не понятным. Чего я там предложил-то? И когда успел? Я почувствовал, как в глазах плывет. Провал памяти? Лихорадочно перебирал не такие уж и давние события. Бой. Алифи. Ритуал прощания и вазы с пеплом. Пьянка с Меченым. Стоп. Может, тогда что сболтнул?

— Ладно тебе подначивать, лучше напомни, что я предложил. Серьезно, ничего не помню.

Меченый пристально посмотрел, покачал головой, но ответил:

— На колья головы Рорка насадить и вдоль дороги к Аюр расставить. Чтоб, значит, "если пойдут силы Света нас убивать, то почтением и пониманием прониклись", — он деланно продекламировал чьи-то напыщенные слова. Это что? Я так на самом деле разговариваю? Меченый снова ухмыльнулся. — Бред, само собой, больно надо лаорцам то почтение, но Глыба поддержал, так что не найдешь ты тут черепов, не ищи.

Ну, не ищи, так не ищи. Тем более, что старые, обветшалые ворота и черные, как уголь костра, стены города были уже близко, правда, никто не спешил их открывать и спешить нам навстречу. Повымерли они там, что ли? Или так непогоды испугались? Учитывая то, как мы расстались с офицерами Алифи, пришедшими на свою беду нам на помощь, могло случиться что угодно.

— Что-то тихо, — Меченый, словно читая мои мысли, тоже внимательно осматривал тонущую в белой пелене городскую стену. Ни малейшего движения, ни случайной головы — пусто. — Странно все.

Он подал знак и отряд остановился. Каков в этом смысл, учитывая, что прятаться все равно было поздно, не знаю. Мы стояли как на ладони, даже в такую погоду не заметить нас было сложно. Но, с другой стороны, кто здесь офицер со стажем? Ему видней. Так что никто не оспорил, не задал вопрос. Остановились. Стреножили лошадей прямо на дороге, за несколько сот шагов до ворот.

— Значит так, Мышок, отведи людей назад, до поворота, и жди нас. Мы с Мором пройдем вперед, глянем, что да как. Если до вечера не вернемся, в город не заходи, уводи отряд в леса. Все понял?

Мыш хмуро оглянулся на меня, но возражать не стал, только пожал плечами. После падения с лошади лучник изрядно хромал, кособочился и во сне то и дело стонал. Ему бы к доктору, а не отрядом командовать. Но что ты сделаешь, если положиться больше толком-то и не на кого. А Мышок хоть и не слишком опытный, но, по крайней мере, понятливый и надежный. А что побит малость, так и остальные далеко не корнишоны, вот на том свете к врачу и сходим.

Вообще-то, идти в город на разведку всем дружным командным составом было, прямо скажем, нетривиальным решением. Но, в кои-то веки, я не стал спорить. Лучше Меченого вряд ли кто из нас разобрался бы что к чему, а я... В конце концов, кто еще здесь маг — гроза шаманов? Вместе шансов вернуться здоровыми было заметно больше. Да и сработались мы с ним уже.

— Пошли, — он не спросил согласия, знал, что пойду. После того, как я вернулся к нему возле ручья на границе Толакана, было бы странно, если бы здесь отказался.

Я и не стал отказываться. Зачем? От старушки судьбы все равно не спрячешься, а на фортуну с некоторых пор мне жаловаться было не за что — мог бы отдать концы уже много раз, а вот смотри-ка, все еще коптил белый свет. Значит, не зря. Значит, планы на меня у нее какие-никакие оставались. Ну а то, что периодически бьет наотмашь, так значит, битый я ей нужней, чем здоровый.

Додумывать мысль я сознательно не стал. Знаю, как важно вовремя остановиться...

...

— Ну, что ломануть? — я устало привалился спиной к мокрой створке неказистых ворот и посмотрел на Меченого. — На стену я не залезу, не проси.

— Я тебе ломану. Ты потом щепки обратно в ворота соберешь?

Риторический вопрос. Конечно, соберу. По сто раз на дню собираю — щепки в ворота и обратно. Та еще, видимо, забава.

— Тогда сам лезь, открывай.

Мы стояли под оплавленными городскими стенами и дружно не понимали, что происходит. Нас никто не встречал — ни хлебом с солью, ни стрелами с топорами. Тишину нарушали только мягкий шелест падающего снега и далекое поскрипывание — чья-то дверь, видимо, не вполне подружилась со старыми петлями и поддавалась порывам сильного ветра.

Меченый раздосадовано цокнул языком.

— Обожди, — и вполголоса добавил. — Сначала калитку проверим.

Узкая дверца с правой стороны покосившейся привратной башенки для Алифи и Рорка не представляла особой ценности — просто щель, в которую только что голову засунуть да арбалет навести, но вот для людей была каким-никаким, а проходом.

— Тоже закрыто. Ладно, жди.

Капитан подошел к своей лошади, порылся в поклаже, выудил оттуда веревку с завязанным железным крюком и направился к стене. Я с любопытством спросил:

— Ты что, ее все это время с собой таскал?

— А что такого? Почему бы и не потаскать полезную вещь? Веса в ней мало, а сейчас где бы нашел?

Озадачив меня пригоршней вопросов, Меченый метнул крюк наверх и, кряхтя, полез на мокрую стену.

...

Тон Фог сидел на низком неказистом стуле, откинувшись на спинку и вытянув свои тощие ноги в изрядно поношенных сапогах вперед. Руки, скрещенные на груди. Взгляд, блуждающий по пыльным потолку и стенам. Он увидел, как мы зашли в плохо обжитую комнату, покачал головой и вновь стал рассматривать стены — водилось за ним такое меланхолично-безразличное настроение. И пусть психологи со стажем говорят, что такого не бывает, — врут. Правда, учитывая, как долго нас не было, и то, как мы выглядели, то даже для него это было чересчур.

— Тощий, ты совсем охренел? — похоже, что лучнику такая встреча тоже показалась странной.

Тон Фог медленно сфокусировал взгляд, пожевал нижнюю губу и вместо приветствия спросил:

— Через южные ворота заходили?

Я промолчал, не вполне понимая, что здесь происходит, а Меченый только хмыкнул и утвердительно качнул головой. Входили мы в город, действительно, с юга. А откуда еще мы должны были возвращаться в пустой, безлюдный Валенхарр? Мы с Меченым изрядно натопались по грязным узким переулкам, пытаясь найти хоть одну живую душу, но в городе словно все вымерли. Только в здании нашего старого штаба нас ждали Тон Фог и несколько его солдат.

— Тогда пошли.

Он решительно поднялся со своего стула и, обогнув нас по дуге, вышел на улицу, даже не подумав убедиться, идет ли кто-то за ним. Нам не оставили выбора, пришлось идти. Мы двинулись по направлению к северным воротам, через которые еще недавно ворвался в горящий город отряд Алифи. Пустые улицы. Слепые окна домов. Тоскливое поскрипывание плохо закрытых дверей и ставен. Холодный ветер, продувающий не слишком плотные, изрядно отсыревшие куртки. Распахнутые створки ворот впереди и две шеренги столбов с висельниками на них.

Алифи — не Рорка, они не испытывают радости от страданий отправляемых на смерть людей. Поэтому никаких колов, распятий и потрохов, разбросанных по округе. Только столбы и петли, затянутые на шеях несчастных. Мужчин, женщин. Детей, стариков. Солдат и гражданских — Алифи было, в общем-то, все равно, кого развешивать в назидание.

Меченый двинулся вдоль длинного ряда, всматриваясь в распухшие, раздутые, местами исклеванные птицами лица, пытаясь опознать своих. А я просто остановился в проеме ворот. Мне незачем было идти дальше — не страшно, не мерзко, просто незачем. Куда шагать, если уже сорвался в пропасть?

— Высшие?

Пустой, ничего не значивший, риторический вопрос. Кто еще? Кто еще способен потратить столько сил лишь на то, чтобы вот так обыденно вывесить десятки трупов людей вдоль пустой дороги? Зачем? На кого рассчитано это безумие? На городских крыс? Собак? Воронье?

Тон Фог оглянулся на меня, но не удостоил ответом. Пустой, мало что выражающий взгляд, за который не получилось зацепиться. Я готов был увидеть там укор, неприязнь, желание посчитаться, даже брезгливость или презрение. Все что угодно, но я увидел там только пустоту, серую пыль и холод.

— Глыба?

Прозвище командира, произнесенное на фоне столбов с висельниками, прозвучало нелепо. Здесь не могло быть глыб. Здесь вообще было не место для камня. Здесь место только для трупов.

Капитан не стал отвечать, отвернувшись от меня и сделав несколько шагов вперед так, словно и не заметил вопроса.

— Где он?

Голос внезапно охрип, сорвался, как птица, сбитая на взлете. Признак слабости? Волнения? Страха? Я сделал шаг вперед. Мне просто надо было узнать, где он, чтобы потом подойти к висящему телу, заглянуть в выклеванные глаза и спросить "как же так?". Или "как ты мог?". А может, просто попросить прощения — не знаю. Я нуждался в ответе, но капитан даже не повернулся.

— Это был вопрос, капитан.

Ярость разорвала сомнения и неуверенность, наполнила силой голос и заставила Тона Фога остановиться.

— Где. Он.

В этот раз пауза не тянулась долго и поединка не получилось. Двум безумно уставшим людям, не так давно стоявшим плечом к плечу, нечего делить в мире, превратившемся в ад.

— Они забрали его с собой, Мор...

— А ты?

— А я? — На его лице натянулись скулы. — Я жду тебя.

Он подошел ко мне вплотную и ударил, коротко, без замаха. А потом еще. И еще...

...

Наверное, так было надо. Чтобы болела челюсть. Чтобы язык царапали обломки двух зубов, которые в этом мире мне уже не восстановить. Чтобы кровь струилась по лицу из разбитых и мгновенно распухших губ. Чтобы мир раз за разом превращался в цветной калейдоскоп, а земля забавно покачивалась под ногами. В конце концов, это небольшая плата за урок.

Тон Фог с распухшей физиономией сидел неподалеку. Лишь Меченый, наспех обтерев кровь с разбитых костяшек своих пудовых кулаков, ушел за оставшимися за городскими стенами людьми...

Наверное, мне было больно. Возможно, холодно, мерзко на душе и тоскливо. Но я сидел на корточках, размазывал потеки крови по собственным щекам и смеялся. Я, наконец-то, понял визитную карточку этого мира. Его фишку.

Этот мир — наказание. Мир — насмешка. Мир — пародия. Но главное, этот мир — паутина, в которой чем больше дергаешься, тем сильнее вязнешь. И спасение в том, чтобы ничего не делать, сложить лапки и молиться, чтобы паук набил свое брюхо кем-то, кто перестанет барахтаться чуть позже тебя.

Я смотрел на озадаченного Тона Фога и пытался понять, где же мне найти того, кто будет трепыхаться дольше меня? Где в этом мире водятся такие идиоты?

Ау? Вы где?

...

Энгелар полулежал на высоких подушках и внимательно смотрел на стоящего на коленях собеседника. Человек — высокий, крепкий, пожалуй, даже слишком высокий и сильный. Стоил ли он хотя бы части понесенного позора? Сомнений, что теперь преследовали Владыку? Тех хрипов умирающих висельников, что неслись с почерневших столбов? Владыка вглядывался в чужое, словно наспех вытесанное из камня лицо. Глыба? Так его зовут? Иногда даже люди могут дать точное имя, заглянув в самую суть.

Ссадины и синяки на лице не могли ввести Владыку в заблуждение — стоявший перед ним не смирился. Такие не умеют быть смирными и покорными, и пусть пленник повел связанными за спиной руками, а потом не выдержал и отвел взгляд — даже в этом не было страха, скорее, привычка. Хороший экземпляр, стоящий. Если бы было много таких людей, может и не понадобились бы опасные эксперименты с призывом.

А может, прав был покойный Толариэль, и селекция дала бы нужный результат? Если бы за основу взять именно таких, стойких да упрямых? Энгелар покачал головой, словно отвечая собственным мыслям. Селекция — это тупик, проходили уже. Рано или поздно начинается вырождение. Внуки становятся покорнее и трусливее дедов, а правнуки — внуков. Остаются только такие исключения, сначала один на сотню, потом один на тысячу. Нет. И это не выход.

Говорят, в чужих душах не увидеть Света — это не так. Просто слишком мало тех, кто хочет видеть, и еще меньше тех, кто умеет смотреть. В этом экземпляре, несмотря на мрачный вид и неприветливый взгляд, Свет был.

— Как зовут?

Человек не стал молчать, грубить или отпираться, как сделал бы на его месте последний призванный демон из далеких миров. Этот только поднял глаза и твердо ответил:

— Капитан Логор, милорд.

Его голос не дрожал, не хрипел, не заискивал. Хороший голос, правильный. Хрустальный Родник мысленно одобрил, но вслух лишь усмехнулся.

— Капитан? Капитаном ты был в далеком прошлом, мой забавный. Тогда, когда был верным слугой, пока шел дорогой Света. А сейчас ты так, мелкая тварь, ползущая во тьму. Но оставим пустое, лучше ответь своему Владыке, Логор. Ты знаешь, благодаря кому ты стоишь здесь, а не болтаешься на столбе?

Человек напрягся, поджались губы, сошлись к переносице густые брови. Энгелар словил себя на мысли, что наблюдать за внутренней борьбой, происходившей в душе этого капитана, было почти интересно. Почти. Невозможность подойти к коленопреклоненному офицеру, положить руку на его широкое плечо, насмешливо потрепать непокорную, черную как уголь шевелюру, возвращала старого Алифи в скучную реальность.

— Думаю, благодаря Вам, милорд.

Пленник все-таки принял решение. Разумное, предсказуемое, правильное. Скучное. Вот только все надо доводить до конца, а потому Владыка кивнул двум его охранникам, приставленным еще в начале пути Герриком, и усталым жестом приказал им выйти. Мгновение казалось, что они откажутся, ведь еще неделю назад солдаты даже не шелохнулись бы — приказ своего Алифи им был несравнимо важнее просьбы чужого Владыки. Однако, после того, как Энгелар сдал Геррику свой город, разрешив казнить, да виновных, да достойных того, но все-таки своих подданных, отношение советника к пленнику изменилось. Ему стали разрешать чуть больше, присматривать чуть меньше, в конце концов, послушная собака заслуживает награды. Пусть так, но Хрустальный Родник без колебаний оплатил чужими жизнями лишний глоток свободы и не жалел об этом. Потому что все имеет свою цену, а слабому всегда приходится платить больше.

Часовые нахмурились, переглянулись, и, сильнее затянув веревку, которой были связаны руки Логора, все же вышли, Напрасная трата времени, Энгелар не верил в коварство этого офицера, но и вмешиваться не стал. Хотят подстраховаться — пусть, главное, чтобы вышли.

— Догадываешься, почему я приказал оставить тебя в живых?

Человек напротив чуть пожал плечами, а потом, словно сообразив, что от него ждут прямого ответа, произнес:

— Не совсем, милорд.

Врет? Или действительно не понимает?

— Думай, Логор. Я спас тебя одного, променяв твою жизнь на жизни всех остальных. Знаешь, сколько их было? Бродяг, прятавшихся по подвалам? Семьдесят три, но спас я одного тебя. Так что в тебе такого ценного, солдат?

— Ничего, милорд. Я такой же, как все.

— Ты не хочешь думать, капитан, ты не слушаешь и не слышишь вопросов, -Энгелар перешел на яростное шипение, и то, лишь потому, что кричать нельзя. — Мне не нужен ты, как не нужны и те семьдесят висельников. Но отличить волка от дворовой псины я еще в состоянии...

Владыка всю свою жизнь играл до конца, до победы, до предсмертного вздоха последнего врага. Будучи сильным и презирая слабых, без страха глядя в будущее и не веря, что время может изменить все. Может. Теперь сила в прошлом, смерть рядом, а смелый взгляд означает поражение. Как бороться, если ты прикован к постели? Когда всё, что ты видишь в глазах окружающих тебя, — презрение. А иногда — жалость. И неизвестно, что бьет больнее — презрение в глазах врагов или жалость во взглядах друзей. И всё, что тебе остается, — сдаться и сдохнуть. Вот только и этого делать нельзя: смерть остановит отряд Геррика — тому уже незачем будет рисковать. Из всего этого затянувшегося кошмара нет выхода. Нет идей и положиться не на кого. Бравин и Ллакур, безусловно, верны и пойдут за своим Владыкой хоть по дороге к Свету, хоть во Тьму, вот только... есть кинжал, но нет рукояти. Геррик не дурак, он осторожен, а рисковать нельзя.

— Только ты можешь знать ответы на мои вопросы. Твоя ценность в ответах, Логор. Для начала, мне нужно узнать, где человек, убивший воинов Алифи. Оставшиеся в живых лаорцы говорили, что он был магом. Мы все знаем, что это невозможно, но только ты имеешь представление о том, как это объяснить.

Он ждал, что человек будет сомневаться, увиливать или уклоняться от прямого ответа. Впрочем, такие, как этот капитан, не увиливают. Прямой взгляд не дрогнул. Вопрос своего Владыки для него всё ещё значил намного больше собственных представлений о чести.

— Это правда, милорд, он — маг.

— Это невозможно, — верить в то, что устои мира, стоявшие тысячелетиями, вдруг перевернулись, причем выбрали для этого захудалый, никому не интересный, разграбленный и сожженный городишко, Энгелар не спешил.

— Он спас мне магией жизнь, милорд.

Сейчас было не лучшее время упоминать такие детали, но капитан упрямо смотрел на Алифи.

— Я хочу на него посмотреть, где он?

Капитан напряг избитую плетьми спину — Геррик отдал пленника, но не отказал себе в праве назначить наказание. От того количества ударов кожаных ремней большинство бы умерло, благо хоть этот выжил.

— Хоар? Я не знаю, милорд. Он ушел к Рорка.

Энгелар склонил голову, глядя на коленопреклоненного человека. Он мог видеть, где правда, где ложь. По глазам, по интонации, но главное — по биению огненного клубка в широкой груди. Это нетрудно, если знаешь, на что обращать внимание.

— Как ты его назвал?

— Хоар.

— Ты врешь. Как его настоящее имя?

Пленник упрямо ответил:

— Хоар, милорд. Мой сержант.

— Хорошо, мой забавный друг. Прежде, чем ты мне ответишь, посмотри мне в глаза и не отводи взгляд. Вот, так лучше, а теперь запомни. Если ты мне соврешь еще раз, я позову часовых и ты умрешь, потому что будешь бесполезен, поэтому ты больше не будешь мне врать, Логор по прозвищу Глыба. Ты расскажешь мне обо всем: его имени, ваших планах, об убийстве Высших и казни Рорка, потому что мне не нужна смерть, ни твоя, ни твоего сержанта. Запомнил? Кивни. Хорошо. Теперь я повторю вопрос. Как его имя?

Что-то важное происходило в этом холодном шатре, что-то значительное. Хрустальный Родник чувствовал это и не мог отступить. Хотя бы здесь. Хотя бы сейчас.

— Я жду, Логор.

Пленник тряхнул головой, повел плечами и выдохнул сквозь зубы — пропитанная кровью рубаха легла на еще не затянувшиеся рубцы.

— Мор, милорд.

Мор? Мор?? Логор не умел говорить тихо, а это имя нельзя было произносить громко. Впрочем, никого из тех, кому оно могло что-то напомнить, рядом уже не осталось. Мор. Пришелец из прошлого. Призрак, давно уже сошедший в могилу.

— Не верю.

Энгелар не замечал, как просел голос, как удивленно вскинул голову человек напротив.

— Не может быть. Ты врешь.

— Милорд? — человек подался назад. — Он так назвался.

Назвался?

— Еще ходили разговоры, Милорд, что он Ваш сын. От человеческой женщины, — Логор неожиданно смутился и покраснел.

— Сын? — поперхнулся Владыка.

Сын? Глупость, вот только... Человек-демон. Человек-маг. Не бывает таких совпадений, а значит, он все-таки оказался прав, пусть напоследок. Пусть даже это знание уже никому не способно помочь, но Призыв — правильный путь, меняющий соотношение сил. Жаль только, что поздно. Жгучая волна ненависти стала медленно подниматься в душе Владыки. Они забрали не победу — побед в его жизни было достаточно. Они забрали надежду. Своими кознями. Своими интригами. Малодушием. Тщеславием. Коварством.

Они. Не люди, не Рорка — Алифи. Рыцари, забывшие дорогу к Свету.

...

— Он останется жив, Геррик.

Собеседник безразлично пожал плечами.

— Это мы уже оговорили раньше, милорд, незачем повторять очевидные вещи. Он — часть нашей сделки и поэтому будет жить.

Сделки? Можно ли считать сделкой замену веревки, которая заставляет двигаться марионетку? Вот только Владыка — не дешевая кукла в бродячем балагане.

— Я не закончил, советник. Он останется жив и получит свободу.

— Это невозможно.

Простая констатация фактов, не более того. Из них двоих только Геррик мог определять степень допустимого, и только он мог отвергать чужое решение.

Так было раньше.

— Я все еще не закончил, мой коварный. Этот человек останется жив, получит свободу и будет прислуживать мне.

Геррик внимательно посмотрел на прикованного к постели Алифи, не торопясь нарушить повисшую паузу. Равнодушие медленно покидало холодный взгляд.

— Я же сказал, что это невозможно, милорд. Если хотите, могу повторить еще раз. Не-воз-мож-но. А значит, этого не будет.

Большая игра всегда стоит денег, и нужно быть готовым платить. Золотом. Если нет золота — чужими судьбами. Если не хватило их, будь готов поставить на кон свою жизнь.

— Этот человек останется жив, получит свободу, будет прислуживать мне, а твои сторожа больше никогда не посмеют заходить ко мне в шатер.

Если твоя ставка — золото, ты можешь отступить, если твоя ставка — собственная жизнь, то некуда отступать. Сделав шаг, нужно идти до конца, потому что одного глотка свободы слишком мало, да и двух глотков хватит ненадолго.

Геррик пожал плечами и поднялся с походного стула на ноги.

— Я сказал все, что имело значение. Все остальное — Ваши иллюзии, не более того.

Он развернулся к больному спиной и сделал шаг к выходу.

— Ты не спросил, что будет, если ты откажешься, мой торопливый друг.

Лаорец остановился и, развернувшись к Владыке, сделал шаг к его постели, потом еще один.

— Что же тогда будет, милорд?

Ему было забавно. Смешок вырвался через поджатые губы, сощуренные глаза, приторно-сладкий голос. Геррик склонился над Энгеларом, положив свои холодные руки на плечи Владыки.

— Вы встанете и поведете мой отряд за собой? Или в одиночку спасете Куаран? А может, Вы просто плюнете на судьбу своей страны, как когда-то мне угрожали? Что может сделать наш достославный Владыка?

Еще вчера Энгелар не нашел бы, что ответить на эти простые вопросы. Вот только это было вчера — сегодня он чувствовал единственно правильный ответ сердцем.

— Твой достославный Владыка может просто сдохнуть, Геррик. Например, сегодня. Например, сейчас. И что ты тогда будешь делать, герой? — Владыке в кои-то веки было искренне интересно.

— Вы хотите умереть? А как же Ваш долг? Ваши подданные? Ваш город? — Геррик засмеялся. — Правитель Куарана пока Вы, а не я. Так что не надо мне угрожать — я пострадаю меньше всех тех, кто Вам дорог. Хотите умереть — попробуйте, уверен, это будет исключительно трогательная сцена.

Уже прошло время, когда можно было уйти с ощущением выполненного долга, а покидать этот мир лишь с чувством собственного бессилия — глупо. Уходить надо так, чтобы каждый мечтал тебя остановить, и вот тогда можно будет предоставить им такой шанс.

— Договорились.

Единственное слово и волна сломала хрупкие скрепы в груди Владыки. Энгелар Хрустальный Родник, великий правитель и слабый маг, использовал крупицы накопленной силы не на врагов — на себя. И пусть так не принято. И пусть кто-то потом назовет трусом, кто-то — глупцом, а остальные — безумцем. И пусть лепестки цветов дикой вишни весной ложатся на чье-то другое траурное ложе. Пусть. Всю свою усталость, пережитое отчаяние, свой позор и свою боль он вложил в этот удар. Удар, опрокинувший свет и бросивший Энгелара во тьму.

"Еще нет", — упрямо возразил Рок, сидя где-то за горизонтом и почесывая давно небритую щетину. — "Еще рано".

И барр Геррик, уже примеривший чужой плащ Владыки и желавший несравнимо большего, бросился на вцепившуюся в собственную грудь руку Энгелара, руша потоки силы.

Лаорец успел вовремя, вот только потом, давая наставления армейскому лекарю, он почему-то не чувствовал вкуса победы — только непривычный, едкий и кислый вкус неудачи и ощущение, что его все-таки обманули.

...

Сутки глубокого сна не принесли мне ни хорошего настроения, ни хорошего самочувствия. Пожалуй, только спать хотелось чуть меньше да голова кружилась чуть слабее. Казалось бы, грех жаловаться — есть свет, чтобы видеть мир, есть морозный воздух, чтобы сделать вдох, есть узкая улица, чтобы сделать шаг. И есть сильный ветер, чтобы унести рвущиеся с губ слова:

Дорога моя бесконечно под ноги стелется

И в лютую стужу, и в самую злую пургу.

Все изменится, точно изменится, знаю — изменится.

Вот только, увы, я дождаться уже не смогу.

Я шел вперед по пустому, разрушенному войной и брошенному людьми городу. Он уже умер окончательно, перестав пыжиться и делать вид, что все еще у него будет — и детский смех, и базарный день, и блестящие панцири многочисленной стражи на новеньких, отстроенных стенах. Останутся только три сотни беглецов, уведенных Тоном Фогом незадолго до визита лаорцев, да пара десятков из нашего с Меченым отряда — измотанных и оборванных, убивавших и убегавших, людей, не веривших ни во что.

Только Логор с небольшой группой тех, кто наотрез отказался менять тепло своих домов на холод леса, остался ждать в городе. Гостей. Или расплаты. На что надеялся суровый капитан, о чем думал в последние дни? Уже не узнать — воины Лаоры вошли в город легко, потому что никто не защищал закрытые ворота, — хватило двух Алифи, без всякого труда преодолевших осевшую стену и открывших покосившиеся створки. Лаорцы вошли в город и собрали тех, кто остался внутри, чтобы повесить вдоль дороги.

Теперь только тьма правила руинами города и душами его последних обитателей. Тьма да еще наша троица — Меченый, Тон Фог и я. Куда нам было теперь идти? Некуда, да и незачем.

И все же я шел вперед, а тяжелые слова продолжали рваться наружу из тесной клетки стынущей души:

Замерзла душа, ноги стерты, глаза запорошены.

Исчезли мечты и забылись счастливые сны.

И нет, мне не горько. Слезы не увидишь непрошенной.

Я просто из тех, кто не смог дошагать до весны.

Судьба блестела не сильно, но разбилась все равно вдребезги. Последние осколки — тела, качающиеся на деревянных столбах. Я словно раскачивался вместе с ними, хрипел вместе с ними сломанной гортанью:

Теперь пусть другие идут, пусть другие тревожатся.

Их тревоги просты, их мотивы просты, их задачи просты.

Нужно только дойти до весны, остальное приложится.

Обязательно быть среди тех, кто дождался весны.

Я шел вперед, не разбирая дороги и не поднимая взгляд. Брел и кричал холодному ветру, пользуясь тем, что некому обернуться. Триста шагов до перегородивших улицу развалин, что заставят остановиться и повернуть назад. Триста шагов горечи и отчаяния...

Глава 4.

День сто семнадцатый. Неделя безмолвия.

Помогать надо сильным, слабые должны заботиться о себе сами.

Мор. Избранные цитаты. Глава "Отражения".

Барр Геррик ходил по кругу. Шатер не давал простора и приходилось укорачивать шаг, но даже такое движение успокаивало. Слишком много мрачных мыслей и одиночества. Пожалуй, впервые за долгие годы лаорец пожалел, что не с кем посоветоваться. Тот, кто рвется к настоящей власти, не должен искать советов — это понятно, вот только иногда... Геррик покачал головой и, сжав зубы, стал массировать перебинтованную руку. Все-таки лезть под поток силы — не самое безопасное для здоровья решение. Это хорошо, что из нынешнего Энгелара маг, как из драной кошки — ловчий леопард, и все же, и все же... Рисковать было нельзя, но пришлось.

Что теперь делать? Этот старый осел едва не расстался с жизнью по своей безумной прихоти, и, казалось бы, пусть бы отправлялся к себе за горизонт, там давно уже ему отдельное облако приготовили. К сожалению, на кону не только жизнь Энгелара, на кону все: планы, надежды, мечты. Если Хрустальный Родник погибнет раньше времени, придется делать всё то же самое — идти навстречу Рорка и сражаться, война на истребление не даст отсидеться в стороне. Вот только сейчас на кону трон Владыки, а без Энгелара останется бороться только за собственную жизнь. Нет, умереть Родник не должен.

Хуже всего, что скрыть произошедшее не удалось. Куаранцы уже предъявили требования допустить их к Владыке, и попробуй теперь откажи. Можно, конечно, попросту удавить неудобных союзничков, но при их подготовке... Да и не выбрасывают острый меч перед боем. Вот после боя — другое дело. Надо терпеть, хотя это и сложно делать, наглеть бабочки стали в последнее время.

Вдобавок, двух часовых, охранявших так и не пришедшего в себя Владыку, ночью кто-то зарезал. Хотя, почему кто-то? В том, что это работа Карающих Энгелара, Геррик не сомневался. Только что им предъявишь? На одинаково узких ранах не написаны имена убийц. Теперь Хрустального Родника будут охранять десять часовых, но решает ли это проблемы? Нет, не решает.

Что теперь делать? Двигаться вперед или поворачивать назад? Повернуть назад несложно, но так нельзя рассчитывать на победу. И на трон взойти, постоянно пятясь назад, не выйдет. Вперед идти? С полутрупом, всей жизни в котором вдох да выдох? Зачем он нужен в таком состоянии? Нужны были его власть, его имя и влияние, его способность убеждать и отдавать приказы. Вот только какие приказы может отдать полутруп? Да и ползти навстречу Рорка так, как ползли раньше, попросту опасно — у Куарана, конечно, толстые стены, но их защищает слишком мало воинов. Если совсем не торопиться, то можно и не успеть.

Если... Если... Если...

Барр Геррик был недоволен, и это выводило его из себя. Чувство неудовлетворенности — худшее чувство. Оно бессмысленно точит силы и заставляет сомневаться, а сомнения мешают получать удовольствие от того, что ты делаешь. Ощущать, как мир меняется благодаря твоей воле, твоей интриге, твоему желанию. Как всё, что ты задумал, превращается из смутной идеи в реальность. Быть творцом и вершителем судеб. Жить. Это важнее всего — Жить. Процеживать окружающий мир тонкими струйками через соты своей души.

Барр Геррик мерял шагами узкое пространство походного шатра и пытался понять, в какой момент близкая победа сначала превратилась в рутину, а потом — и вовсе в тяжелую ношу. Ведь всё просчитано, соизмерено, и риски были понятны и допустимы. Энгелар мог умереть в пути? Да. Отряды Итланы могли не выполнить приказ или не суметь прорвать осаду Маинваллира? Снова — да. Куаран мог не выстоять и пасть, так и не дождавшись помощи? Конечно. Но к этому советник владыки Лаоры был готов — в конце концов, что за игра без риска? К тому же Хрустальный Родник любил жизнь, Итлана — отца, а куаранцы — свободу.

Тогда почему сердце сжало предчувствие необратимо уходящего времени? Дни падали в омут вечности друг за другом — "сегодня" вслед за "вчера", как "завтра" рухнет туда вслед за "сегодня". И снова ничего не изменится. Отряды воинов Лаоры все так же будут ползти по Беллорскому тракту, не смея ускориться, а Энгелар — тихо умирать, прикованный к походной постели. А где-то далеко на севере вершились судьбы мира и происходили события, на которые барр Геррик не мог повлиять. Хотел, но не мог.

...

Бравин стоял, кутаясь в холодный походный плащ. Пронизывающий северный ветер рвал полы одежды и выбивал слезы из глаз. Мешал смотреть и словно принуждал вернуться.

— Нужно было теплее одеться, — просипел Малый.

— Предлагаешь пойти обратно?

Конечно, можно развернуть лошадей, чтобы попробовать найти в этом белом мареве Ллакура — он, скорее всего, уже прикопал преследователей толстым слоем перепревшей листвы и уходил обратно в лагерь лаорцев. Вот только каков в этом смысл? У старшего Карающих сейчас своя задача.

— Предлагаю дружно заткнуться и поберечь здоровье, — никакого пиетета перед Мастером Карающий не испытывал. Впрочем, ничего странного — столько времени рядом. — Поехали, если не передумал.

Не передумал. И пусть рядом почти никого — не страшно. Двое — тоже сила. И пусть то, что они собрались делать, не очевидно, а, возможно, и попросту бессмысленно — не страшно. Это лучше, чем не делать ничего. Потому что в последние дни барр Бравин, Мастер заклинаний и верный сын Куарана слишком остро чувствовал, как надежды растворяются в пелене чужих решений и поступков.

....

— Зачем ты меня, вызвал? — Не в традициях Тхонга преклонять колени или расхваливать правителей. Властители приходят и уходят, оставляя после себя лишь короткие воспоминания, а этого и помнить никто не будет. Шелуха, а не правитель.

Таррен-Па зло скривил губы, даже не пытаясь скрыть эмоции. Зачем, если они знали друг друга слишком долго, чтобы прятать очевидное.

Правитель, свободно раскинувшийся в широком, богато расписанном на восточный манер кресле, весело взглянул на работорговца, чем еще больше вывел того из себя. Таррен привык, что его уважали, опасались, но никак не насмехались. Осмелел бывший приятель, вдоволь напившись власти.

— Старина, ты все-таки решил зайти ко мне? Соскучился, небось? Нет? А я тебя вспоминал вчера. Понимаешь, Тарри, мне уборщик нужен — люди даже мусор собрать нормально не могут. Вот ты бы и собирал. А? Как тебе предложение?

Таррен побелел — плюнуть бы на все да всадить в брюхо этого забавляющегося урода поллоктя хорошей стали... Нельзя. Рано пока умирать. Не время.

— Как-нибудь в другой раз.

— Не будет никакого другого раза, Тарри, потом я не предложу тебе и этого, — Правитель внезапно нахмурился. — Мне донесли, ты начал рабов покупать? Всю жизнь продавал, а тут скупкой занялся? Совсем свихнулся?

Таррен напрягся. Нельзя, ни в коем случае нельзя, чтобы кто-то заподозрил, чтобы начал следить или мешать. Любые помехи — это впустую потраченное время и деньги, а ни того, ни другого нет. Скоро аукцион и рисковать нельзя.

— Я пытаюсь сделать хоть что-то, или ты предлагаешь мне просто сидеть и смотреть, как другие будут пытаться занять мое место в Совете? Ты же знаешь, гильдия торговцев людьми распалась, трое из пяти уже в бегах, остались только я да старый Коши, тот тоже пытается ...

— Коши — дурак, и на его попытки спасти свою мелкую торговлю мне плевать, а вот ты, Таррен, дураком никогда не был. Понимаешь, о чем я? — Правитель пнул раба-подростка, съежившегося у ног, и отослал жестом прочь. — Здесь не осталась свидетелей, Тарри, только ты и я. Я хочу знать, зачем тебе рабы. Что ты задумал?

— Ничего. Я попробую их придержать, чтобы перепродать с наваром позже.

— Продать с наваром на войне? Ты меня совсем за идиота держишь? Ты купил уже тысячу людей. Удивлен, что я много знаю? Девятьсот пятьдесят три человека только за последние дни. Всю последнюю партию, что привели с запада, и большую часть того, что приводили в прошлый раз. Ты практически не покупаешь женщин — только сильных мужчин, бывших солдат. Не калек — только здоровых, пусть даже тебе и приходится переплачивать. Зачем так бессмысленно тратить последние сбережения? Подумай, прежде чем ответить.

— Я член городского Совета, и не обязан тебе отчитываться, — разговор кожаной петлей затягивался на шее, угрожая уничтожить тот единственный шанс, что мог привести его к успеху.

— Пока не обязан, Тарри. Пока. Но я подожду. А чтобы ты не решился на глупости, я запрещаю тебе держать рабов внутри города. Следи, чтобы между твоими ничтожными и Толаканом было не меньше дневного перехода. Нет, двух переходов.

— Как же я тогда их продам?

— А ты их и не продашь, глупец. Все кончено. Теперь иди...

Бывают такие разговоры, после которых и якобы победитель, и якобы проигравший уходят с улыбкой. Первый — потому что ему кажется, будто это было последней точкой, подчеркнувшей его триумф. Второй — потому что знает, что от триумфа до катастрофы слишком короткое расстояние. Таррен-Па уходил от правителя, ссутулив плечи и пряча широкую улыбку. Только что ему дали ответ на не дававший покоя вопрос: под каким предлогом увести тысячу ничтожных на север.

...

Как это ни странно, но обновив мне физиономию и отполировав с помощью Меченого свою, Тон Фог успокоился. Он больше не смотрел волком, не игнорировал вопросы, не ходил тенью. Даже лечебные отвары мне приносить начал. Заботливым, значит, стал. Кстати, что за отвар я пил по три раза на день и двойную порцию перед сном, я не знал. Как и то, кто его готовил-заваривал. Может, травница местная, бабка на вид стапятидесяти лет отроду, чудом пережившая штурм города, может, Меченый что-то из своих былых навыков вспомнил, а может, и сам Тон Фог замешивал — кто скажет? Но я честно пил едкое, непередаваемо горькое пойло и каждый раз просил добавки. А что еще оставалось делать? Здоровье, сильно подкошенное постоянными побоями и ранениями, не давало пространства для маневра. Если кто решил отравить, так я и без их помощи могу дуба дать — за мной не заржавеет. А так, смотри, полегче станет.

Вот и в этот раз капитан принес стакан славного напитка, но не ушел, как обычно, а пододвинул стул к моей кровати и, пощупав украдкой фингал под собственным глазом, сказал:

— Слушай, Мор, ты на меня зла не держи.

Ему было неловко, и говорить он не хотел. Не хотел, хмурился, но продолжал выдавливать из себя слово за словом:

— Просто время сейчас такое.

Жидкие, пепельно-серые брови на узком, костлявом, усеянном морщинами лице. Сколько ему? Сорок? Сорок пять? Война многих старит раньше срока.

— Не парься, Тони. Лучше ответь, у тебя дети есть?

Неожиданная смена темы заставила капитана удивленно поднять брови. Две узкие серые полоски, только что практически слившиеся в линию, разошлись домиком. Оказывается, это забавно — пристально разглядывать человека, не смущаясь, не отводя взгляд.

— Зачем тебе? — он попытался найти подвох.

— Интересно. Так есть?

— Двое.

— Далеко?

— Севернее столицы. Там хорошая деревня, да и хозяин — Алифи. Богатый, но людей бережет.

Он ответил спокойно, впрочем, на севере, действительно, было безопаснее, чем здесь.

— Не бросит?

Зря я это спросил — брови капитана снова потянулись к переносице.

— Нет, если надо — позаботится.

Он встал, бросил мне невнятное "будь", а потом развернувшись, пошел к выходу. И, уже закрывая дверь, равнодушно посмотрел мне в глаза и сказал:

— Меченый просил передать, что если ты оклемался, то поднимайся, некогда лежать, — и ушел, так и не захватив пустой стакан.

Ужасы войны действуют на каждого и меняют любого. Беспощадно. Безвозвратно. Чтобы пережить их, выстоять и не сломаться, мало быть смелым, нужно уметь защищаться, смотреть на мир через призму собственных иллюзий. Или цинизма. Или равнодушия.

Я смотрел на опустевший проем двери и думал, что действительно пора вставать. А еще о том, как хорошо было бы и самому завернуться в кокон равнодушия.

Нет. Не смогу.

...

— Замерзнем же так.

Было холодно и жутко неуютно, костер только разгорался и тепла давал даже меньше, чем света.

— Я-то точно не замерзну, — глубокомысленно заметил Малый, пододвигая поближе к кострищу заготовленные сырые ветки.

— А я?

— А ты, мастер, терпи. Если будешь чувствовать, что совсем дубеешь — меня буди.

Бравин слегка опешил.

— Что значит "буди"? — он привык, что ночные смены начинал Карающий, доверяя мастеру заклинаний только несколько предутренних часов.

— Буди — это слово такое. Ты ж все равно замерзнешь, так что хоть я высплюсь. Все, да наступит Свет, — Малый демонстративно закрыл глаза, и склонил голову на грудь. Сидя. Бравина постоянно шокировала способность Карающих засыпать почти мгновенно и в любой позе.

— Подожди ты спать. Слышишь? Костер еще не разгорелся, да и не поели еще.

— На утро больше останется, — ответил Малый, не открывая глаз. — Все, не мешай спать, а то мне еще яму копать.

— Ладно, спи. — обреченно подвел итог беседе продрогший Бравин. А потом спохватился и запоздало спросил. — Подожди, а какую яму тебе копать?

— Что? Какую яму? Так ты ведь замерзнешь. Не оставлю же я тело друга валяться на дороге, закапывать придется. Так что ты не переживай, все будет путем, — Карающий широко зевнул. — Когда уйдешь к Свету, не забудь нашим привет передать.

И засопел...

...

— Напомни мне, зачем мы туда возвращаемся?

Малый оказался отвратительным собеседником.

— Ты издеваешься? Я ж тебе уже сто раз объяснял.

— Мастер, я хочу тебя огорчить, — возразил Карающий. — Ты разучился считать: семь раз, а не сто. Семь. А теперь объясни в восьмой, и на этот раз докажи, что твои планы не глупость.

— Куда рассказывать, когда Валенхарр скоро? — говорить на ветру Бравину не хотелось.

— Скоро, — покладисто согласился Малый. — Значит, говори быстрее, а то не успеешь.

Бравин зарычал, но потом сделал глубокий вдох и постарался успокоиться. Да, Карающий был таким — язвительным и упрямым, но еще, вдобавок ко всем своим немалым умениям, верным и умным, так что... Оставалось терпеть, хоть это было и непросто.

— Ладно, слушай. У Владыки был приступ, Геррик так нам сказал? Он соврал. Причем, непонятно зачем. Ему известно, что проникновение в тахос я не почувствовать попросту не мог. Зная почерк Энгелара, я работал с ним много раз, гарантирую — это был он. Дальше включаем логику. Больной, умирающий Алифи тратит последние крохи здоровья на то, чтобы зачерпнуть немного силы и... Что и? Ради чего? И почему советник перебинтован, как младенец? Что у него с руками?

— Родник пытался убить лаорца?

— Увы, непохоже. Владыка любил с сердцем работать, ювелирно, красиво. Нет, руки могли пострадать, если только Геррик подставился под удар сам или вмешался во что-то. Не дал ударить. А потом мне соврал и к потерявшему сознание Роднику не пустил. Это, так сказать. первая вводная и повод задуматься.

Казалось бы, перетирание перетертого — беседа ни о чем, но почему-то размышления захватывали.

— Продолжим? Нас перестали к Энгелару пускать давно, даже в присутствии часовых. И Владыка не противился. Он вообще кто? Владыка? Командир, пусть номинальный? Или пленник? И мы там были в роли кого?

— Ну, нас ведь взаперти не держали.

— Прогулки в пределах лагеря — это не свобода, у канареек тоже бывают клетка, Малый, и в ее пределах они свободны. С нами так же. И постоянную слежку сбрасывать со счетов не будем. Вот ты бы следил за другом?

— Само собой, — лениво заметил Карающий.

Бравин поперхнулся, сбившись с мысли.

— Извини, забыл. Ты, наверняка, и за мамой следил?

— А как же, по ночам. Особенно когда папа приезжал. И знаешь, что я тебе скажу? Это непередаваемые воспоминания. Папа у меня был прямо огонь.

— Ладно ты, с папой своим. В общем, я склонен думать, что Геррик нас боится. Вот только почему? Думаю, лаорец знает что-то очень важное. Энгелар это понимал, поэтому к Владыке нас и не допускали. Чего союзники опасаются? Что мы можем узнать сами? И что тогда изменится?

— Это только вопросы, Бравин.

— Нет, это не просто вопросы, это второй повод задуматься. Пойдем дальше. Ллакур ночью с боем прорвался к Роднику в шатер.

— По крайней мере, он так говорит.

— Да, он так говорит, но я ему верю. Если не верить другу, то кому тогда верить? Он зарезал двоих Алифи и проскользнул внутрь. Владыка оказался жив, но без сознания, и привести его в чувство Ллакуру не удалось. Зная его способности, уверен, что не удалось бы никому. Теперь, что произошло на утро?

— И что произошло на утро? — вздохнул Карающий.

— Чего-ты вздыхаешь, сам же просил рассуждений, теперь терпи.

— Да я терплю, терплю, ты не отвлекайся.

— Хорошо, на чем мы остановились?

— На утре.

— Да. На утро не произошло ничего. Просто убрали трупы и поставили новых часовых.

— Только больше.

— Да не важно, что больше, это мелочи, намного важнее другое. Мы главные подозреваемые, имевшие повод, средства и время. Но нас никто никуда не вызывает, не допрашивает, все тихо и мирно, будто и не было ничего. Дальше буду предполагать — Геррик знает, кто это сделал, не может не знать. Понимает, что убийца входил в шатер и видел Энгелара без сознания. А значит, убивать больше нет смысла. Мы все видели, узнать ничего не смогли и больше не опасны.

— А вот это уже твои фантазии. Смогли — не смогли, опасны — не опасны.

— Хорошо, — поневоле согласился Бравин. — Попробуем иначе. Есть что-то, чего мы не знаем, но знает Энгелар, что-то, что может превратить лаорцев из союзников во врагов. Мы прорываемся к нему, но Владыка в таком тяжелом состоянии ничего нам рассказать не может. Очевидно, что пробившись к нему через трупы, мы дали знать, что происходящее нас не устраивает, что мы ищем ответы на вопросы. Значит, мы попробуем еще раз, и пять рыцарей остановят нас не больше тех двоих. Но Геррик ничего не предпринимает, а о чем это говорит?

— И о чем?

— О том, что, сколько бы мы не пробивались в этот проклятый шатер, Энгелар нам ничего не расскажет. Я вижу только такой ответ. Его специально будут поддерживать в состоянии овоща. Это следующая вводная. Дальше...

Бравин перевел дух, поплотнее укутался в плащ, благо ветер давно стих и мерный шаг лошадей не сильно мешал разговаривать.

— Итак, дальше. Энгелар знает что-то важное, но сказать не может. Впрочем, и раньше не особо стремился — мог бы уже десяток раз дать знать, но не дал. Значит, либо не видел смысла, считал, что помочь мы ничем не сможем, либо чего-то боялся.

— Родник не умеет "бояться", дружище.

— Тот Родник, которого мы знали в Куаране, не умел бояться. Тот Родник, которого мы оставили за спиной, жил страхом, по крайней мере, у меня такое ощущение. А я, Малый, верю своим ощущениям. Но продолжим. Энгелар нам не поможет. Переубедить Владыку не получится — он не в состоянии говорить, а среди нас нет лекарей, способных побороть недуг. Значит, остается Геррик. Но к нему не прорваться даже нам. Да и что делать, если прорвемся? Пытать? Не забудь, он ведет войска нам на помощь и без него они уйдут к демонам, а не на битву с Рорка. Значит, Геррика мы заставить отвечать на наши вопросы также не можем. Тупик?

— Тупик, — согласился Карающий.

— Не совсем, — возразил Бравин. — Понимаешь, когда мы пришли в Валенхарр, Владыка отдал вешателям Геррика всех жителей, но их командира забрал себе. Самого виновного, самого опасного приказал оставить в живых. Почему? Подумай, он — Хрустальный Родник, справедливый, честный, достойный, — пожертвовал детьми и стариками, а сохранил жизнь убийце. Что в этом преступнике такого особенного? Важного? Я уверен, что знаю ответ на вопрос, потому что я вспомнил имя этого капитана. Логор. Мы слышали его раньше — там, на берегу Аюр. Это командир человека, которого Владыка искал. Ради которого отправил нас на переправы.

— Тот человек давно мертв, ты сам это говорил.

— Возможно, вот только Энгелар считал иначе. И кто-то сначала уничтожил сотни Рорка в Валенхарре, а потом убил Алифи. Понимаешь? Дезертиры не воюют с врагами, а герои не убивают спасителей. Я думаю, этот человек — ключ. И он, возможно, рядом, так почему бы не проверить, тем более, что Владыке мы пока ничем помочь не можем, а просто ждать и ничего не делать — опасно.

— Но мы там уже были и никого не нашли.

— Мы не искали, а сейчас поищем.

...

Всюду горел огонь. В окнах нелепых каменных домов, в проемах неказистых ворот, на шпилях почерневших минаретов. Пламя рвалось к небу, унося жизни горожан жадными струйками черного дыма. "Это пепел и копоть", — сказали бы глупцы. "Это Тьма забирает свои жертвы", — удовлетворенно выдохнул Инаро Тун, рубящийся по левую руку Шин-То.

Всюду раздавались звуки. Гортанные крики палачей из Клана Заката и хриплые, дикие вопли обезумевших ничтожных, умирающих под кривыми мечами шаргов. Так кричать перед смертью могут только безмозглые звери и люди, что, впрочем, почти одно и то же. "Это от боли и страха", — сказали бы глупцы. "Это демон Ту вышел нам на встречу", — радостно крикнул Орео Хо, прикрывающий сына своего Вождя справа.

Город встречал Рорка жаркими объятиями хорошей схватки, умоляющими взглядами умирающих врагов и диким, ласкающим душу страхом. "Тимаэль, город обреченных", — утром испуганно пролепетал посланец-Алифи и пообещал открыть ворота в обмен на жизнь, свободу и деньги. "Хорошо, я дам тебе даже больше", — ответил тогда Шин-то. Потому что жизнь Алифи — хуже смерти, свобода Алифи хуже рабства, а деньги... Какой шарг из Клана Заката думает о деньгах? Теперь тело этого шута висело на открытых им самим воротах, свободно покачиваясь на ветру и открывая взорам любопытных вспоротое брюхо, набитое медяками. "Это может заставить яростнее биться врагов", — сказали бы глупцы. "Враги — пыль", — спокойно заметил Шин-то.

Где-то за спиной с грохотом осела громада чьего-то уродливого дворца, похоронив под собой неудачливых защитников. Было на удивление мало тех, кто пытался умирать с оружием в руках. Их рубили весело, с лихим задором, нарезая мелкими частями, последней отрубая ту руку, что держала меч. А потом бросали еще живыми, чтобы дать Демону Ту насладиться чужой смертью, напиться чужой крови, бьющей толчками из агонизирующих тел. "Смелость заслуживает милосердия", — сказали бы глупцы. "Милосердие? Что это такое?" — спросил бы любой шарг из тех тысяч, что вошли в город и превратили его в пепелище.

А потом — назад, к отцу. Он ждет вестей. И победы. Обязательно победы. Тысячи пленных и телеги с награбленным — лишь дополнение к ней, не более того. Бурдюк имеет цену только тогда, когда в нем плещется вино.

"Это еще не победа", — возразили бы глупцы. "Скоро", — усмехнулся бы отец.

...

Старый Джонир опустился на пол, пытаясь воспользоваться короткой передышкой, чтобы восстановить дыхание. Дряблые губы подергивались от напряжения, красные пятна усыпали лоб и щеки, пот тек ручьями. Последний бой давался мастеру меча слишком тяжело.

— Ну что, учитель, повоюем еще?

Их осталось мало, тех, кто не погиб в кровавых распрях, не ушел со стервятниками Фольмара на запад и решил встретить варваров с обнаженным мечом. Тех, кто предпочел обрести славу и сохранить честь, отдав за это самую малость — жизнь. Еще до начала штурма все было ясно, оставалось только выбрать место, где предстоит умирать. Пусть никто не мог предугадать, что какие-то безумцы откроют ворота Тимаэля, разом обрушив оборону города — и без этого выдержать яростный натиск Рорка вряд ли представлялось возможным.

— Повоюем, милорд, — короткий ответ безумно уставшего, израненного Алифи. Что делать, если отдыхать можно только так, ловя мгновения между атаками врага? Джонир прижал наспех закрепленную повязкой руку к телу, судорожно выдохнув от боли.

Говорили, что покойному Веллигару не повезло с наследником. Серый, ничем не примечательный, невзрачный, нерешительный, недалекий — такие эпитеты в лучшие дни Тимаэля можно было услышать чуть ли не на каждом углу. Здесь никто не боялся собственного Владыку, а презирать его сына было даже модно. Признак хорошего тона — усмехнуться за спиной принца. Особый шик — усмехнуться в лицо или даже показательно отвернуться. Что поделаешь, Тимаэль — родина свободы.

Прошло совсем немного времени, и те, кто смеялся, многозначительно качая головой, в большинстве своем уже кормили воронов, а сын Владыки после тяжелого боя спокойно вытирал белым платком лезвие окровавленного клинка. Смотрел в разбитую бойницу на приближающихся Рорка и строил планы на будущее.

— Знаешь, что я тебе скажу, мастер? — принц отошел от проема узкого окна вглубь комнаты. — Если мы выживем сегодня, я построю вместо Тимаэля новый город.

Небольшой отряд наследника трона не стал занимать оборону во дворце — просторные коридоры, многочисленные ажурные лестницы оставляли мало шансов защитникам. И в узкие, темные казематы тюремного комплекса спускаться они не стали — наследник Владыки наотрез отказался прятаться в норах, словно крыса. Они заняли древнюю сторожевую башню, памятник событиям тех эпох, когда Тимаэль был небольшим фортом, контролировавшим тракт между Куараном и Иллариэлем. Могучие стены, толщиной в несколько шагов, узкий проем единственных ворот, укрепленных решетками, глубокий подвал и скрытый воздуховод на случай пожара — возможно, предки умели строить лучше своих потомков.

— Милорд, скоро шарги пойдут на новый штурм и, боюсь, он будет последним. Если они ворвутся внутрь, мы их не удержим.

— Удержим, учитель. Сегодня — удержим, а завтра они уйдут. Зачем им горелые стены?

Джонир скрипнул зубами, не дав прорваться болезненному стону — стрела, застрявшая под ключицей, жгла старого воина огнем.

— Им нужны наши души, милорд. Наши жизни.

Принц усмехнулся.

— Ты думаешь, потомки скажут, что в этот день погиб безмозглый наследник глупого Веллигара? Ты ошибаешься. Потомки скажут, что в этот день я только родился.

Джонир смотрел на принца и думал, что серый, невзрачный, нерешительный и недалекий — это все было сказано совсем про другого Алифи, чей образ уже стирался из памяти вместе с деталями боя. Нет, перед сиятельным Владыкой Тимаэля нельзя сидеть на полу, и мастер меча стал подниматься на ноги, медленно, но непреклонно.

Глава 5.

День сто восемнадцатый. Неделя безмолвия.

"А у нас в квартире газ, а у вас?".

Мор. Избранные цитаты. Глава "Черные вести".

— Вот же отрыжка Тьмы, — Карающий ругнулся вполголоса, громче было нельзя, тише — обстоятельства не позволяли.

Они проникли за ветхие городские стены Валенхарра глубоко за полночь, когда часовые уже вовсю зевают, а солнце еще даже и не думает о том, чтобы появиться из-за горизонта. Входили через южные ворота — Бравин настоял на том, чтобы сначала осмотреть внешний периметр города. Там было на что посмотреть. Горы костей, зола и пепел под ногами, длинные рвы, уродливыми шрамами резавшие запорошенную снегом равнину, и оплавленные, перекошенные остатки городских укреплений.

— Представляешь, этот урод обделался при одном моем виде, — Малый не торопился успокаиваться.— Обосрался, но так и не поднял тревогу, боец.

Часовой — неказистый, заросший длинной щетиной простолюдин, сидел тут же и тихо поскуливал.

— Жить хочу. Я ж не виноват ни в чем. Я же не отсюда даже.

Короткая оплеуха остановила истерику.

— Молчи, засранец, — прорычал Малый. — Никто тебя вешать не будет, с нами пойдешь. Где командир остановился, знаешь?

Новость о том, что никто его прямо сейчас не потащит на виселицу, слегка привела часового в чувство.

— Знаю, Высший. Там капитан Тон Фог, который с тех пор, как Глыбу поймали, у нас за старшего. С ним еще Меченый, капитан лучников.

— Так, потише говори. Этот Меченый опасен? — хороший лучник мог создать проблемы.

— Вам-то никто не опасен, Высший, тем более какой-то человек. Тьфу там, а не лучник. По сравнению с воинами Света, почитай, пустое место — этот Меченый.

Малый не утерпел и вновь зарядил часовому подзатыльник.

— Это же твой командир, он же тебя в бой вел, паскудник. А ты его так.

— Да не мой он командир, я тут вообще ни при чем. Я ж сюда с комендантом форта, что на переправах, пришел, а оно вот как вышло. Коменданта убили, Рыцарей Алифи выгнали, а нас в гарнизон к этим недоумкам забрали.

— Сам ты недоумок. Все, больше никого там нет?

Человек съежился, замялся, а потом неохотно ответил.

— Магик там еще.

Бравин замер.

— Какой-такой магик?

— Говорю ж, магик. Они с Меченым уже пару дней как откуда-то с югов вернулись.

Малый вплотную приблизился к пленнику, взял его за отворот теплого, неожиданно добротного кафтана, но потом сморщил нос, и, влепив очередную затрещину, отодвинулся подальше.

— Слышь, засранец, там что, Алифи нарисовался?

— Да какое Алифи, Высший. Если б. Там человек-магик. Урод, Светом проклятый. Он все затеял, он коменданта убил. Темный он человек, страшный.

Бравин хотел задать еще вопрос, но Карающий остановил его жестом.

— Двигаться пора, на улице долго стоять — только неприятности ловить. Там на месте разберемся. Поведешь нас с мастером к командиру, только снимай штаны свои обделанные, а то полгорода на запах сбежится, голожопом пойдешь.

— Так холодно же, Высший, — взмолился часовой.

— Что? Отморозить чего боишься? — Малый издал короткий презрительный смешок. — Руками грей, недоделок. А не убережешь, так и не велика потеря, нечем будет дальше засранцев плодить. Всё, снимай и пошли.

Почувствовав сталь в голосе Карающего, человек стал развязывать тесемки штанов. Судорожно, но молча. Иногда страх может быть полезен, но до чего ж противно.

Бравин покачал головой и медленно двинулся вперед.

...

— Точно здесь? — тихо переспросил Карающий. — Почему часовых нет?

— Какие часовые, когда людей не осталось, — пленник говорил с трудом, зубы то и дело выбивали барабанную дробь от холода.

— Тем лучше, — вмешался Бравин. — Ждите, я осмотрюсь.

Он еще не успел договорить, как полуголый проводник обмяк и лег бесформенной массой рядом с дверью.

— Не обращай внимания, мастер, он свое дело сделал и хватит.

— Мертв?

— Конечно. Дело за тобой.

Мастер заклинаний кивнул и равнодушно отвернулся от трупа, еще пару мгновений назад щелкавшего зубами и строившего планы...

...

Два засова — один большой и ржавый, второй так, скорее не засов, а защелка, слетели с возмущенным дребезгом, и дверь в черный коридор открылась нараспашку. Первым туда метнулся Карающий. Не заклинателю учить профессионального убийцу, как ориентироваться в кромешной темноте в незнакомом месте. У Бравина была своя задача. Руки привычно захватили энергетические нити, стянули чужие жизни в огненные пульсирующие клубки — нужно всего лишь мгновение, чтобы два сонных человека отправились во тьму. Навсегда. Одна из задач Малого: если понадобится — дать заклинателю это мгновение. Вот только убивать нельзя, а значит, надо чуть сжать пальцы, до слитного всхлипа двух человек в противоположных комнатах первого этажа, и ждать, пока Карающий выполнит свою работу — убийцы Куарана могут не только отбирать жизни, у них множество самых разнообразных талантов. Например, знание точек на теле Рорка, человека и даже Алифи, при нажатии которых противник превращается в растение.

Пальцам заклинателя не могут помешать ни темнота, ни картонные стены, отделяющие комнаты жертв. А глаза уже нашли третьего: второй этаж. Что ж, толстое каменное перекрытие могло бы скрыть биение чужого сердца от менее опытного мага. Умно, если предположить, что тот, кто выбирал себе такое место, думал именно о скрытности.

Бравин почувствовал, как одна из жертв осела на пол, энергетические нити в теле человека поблекли и рассыпались — время начало свой равнодушный счет. Если не вывести из этого состояния до утра, то потом можно уже и не торопиться — смерть не отпустит законную добычу. Но это проблема Карающего. Бравин выбросил руку и попытался сковать следующую жертву. Умение работать с энергиями в разных плоскостях — один из обязательных уроков любого начинающего мага.

Встречный удар был неожиданным, резким, болезненным. Жертва отказывалась ждать, пока пальцы Карающего превратят человека в овощ, у жертвы оказались острые зубы. Что ж, тем интереснее. Левая ладонь Бравина напряглась, длинные пальцы потянули далекие нити к себе, осторожно, чтобы не переусердствовать. Атака неизвестного была не слишком опасной — не самоучке пробивать защитный кокон Мастера заклинаний Куарана.

Бравин легко снял боль в груди, всего лишь расширив кокон защиты. Пока хватит и этого, нужно подождать еще несколько мгновений — как только Карающий обездвижит второго капитана, можно будет заняться этим магом всерьез. Вот оно. Сейчас.

Чуть ослабить защиту, дав противнику поверить в возможность победы, заставив вкладываться в удары полностью, не таясь и не экономя силы. А потом атаковать самому. Враг пытается забрать твою жизнь, а тебе убивать нельзя? Это тоже добавляет интереса.

Опытного врага Бравин взял бы измором, но сейчас в этом не было нужды. Хватит одной из многочисленных ошибок — маг сверху атаковал чересчур рискованно, открываясь и не экономя силы. Зря. Так не сражаются мастера, умудренные опытом ритуальных поединков, так бьются новички, еще не чувствующие пределы своих возможностей или...

Бравина неприятно резанула еще одна мысль — неправильная и совершенно неуместная. Так мог бы биться Алифи, который не рассчитывает на победу. Биться зло, отчаянно, наплевав на смерть. Только здесь нет Алифи, Мастер заклинаний знал это уже абсолютно точно. У каждого живого существа свой рисунок силы, его не подделать и не изменить. Он дается Светом или Тьмой на всю жизнь, с рождения и до смерти. Этот рисунок Бравин уже видел однажды -жгучий, яростный, только бравады в нем стало намного меньше.

...

Они зашли в незапертую дверь раскованно, так, словно в комнате их ждали старые друзья и выпивка с праздничным столом. Переговариваясь. Посмеиваясь. Незнакомые темные силуэты, впрочем, может ли быть силуэт знакомым? Может ли вызывать смутные ощущения "дежавю"? Не знаю, по крайней мере, две тени, появившиеся в сумраке ночной комнаты, никаких чувств, кроме злости во мне не вызвали. Злости на себя, на бессилие и собственную бездарность, а еще на то, сколько возможностей было упущено. Возможностей стать сильнее, умнее, опытнее, чтобы отчаянно сражаться за победу, а не только за собственную гордость.

— Ну, здравствуй, беглец, — чужой голос, незнакомые интонации.

Алифи, хотя это и не имело особого значения. Сейчас любые визитеры — к смерти, а кто хуже или лучше — вопрос на любителя. Рорка садят на кол и спускают шкуру, Высшие муруют живьем в каменные мешки — при любом исходе приятного мало.

— Привет.

А что отвечать? Когда зубы сцеплены от напряжения, когда все остатки сил брошены на то, чтобы продержаться еще мгновение. Потом еще одно. И еще. В который раз время распалось на короткие обрезки — от вдоха до выдоха. А потом от выдоха до вдоха.

— Надеешься? — мне некогда было оценивать иронию незнакомца, играючи забирающего мою жизнь. Каплю за каплей.

— А то.

Так короче, чем долгое "надеюсь" или желательное "не дождешься". И сил на такой ответ нужно меньше.

Незнакомец издал короткий смешок и бросил:

— Лампу зажги.

Это он кому? Если мне, то зря, я подняться на ноги был уже не в состоянии — чудовищная тяжесть сдавила со всех сторон, тисками сжимая тело...

...

Человек, которого они искали так долго, сидел на смятой постели, спустив босые ноги на пол и вцепившись руками в деревянную раму кровати. Может, ему так было проще концентрировать энергию, а может, бороться с болью, — кто знает. Но зеленые глаза зло смотрели на нежданных визитеров, опускать или отводить взгляд он, похоже, не собирался.

И пусть человек еще не сдался, стянув контур защиты до небольшого узла наиболее важных органов собственного тела, но на большее сил у него уже не хватало и на контрудары он не претендовал. Даже если не наращивать давление, усталость все сделает сама. А еще боль, которая должна была заставлять противника корчиться и молить о пощаде. В теле человека рвались нити силы, принося мучения и представляя угрозу жизни. Самое меньшее, что может произойти, — сплошной кровоподтек на утро. Альтернатива — смерть. От болевого шока или от отмирания поврежденных тканей — уже будет не важно. Пока этот процесс только начался, остановиться еще не поздно, а значит, пора заканчивать этот цирк.

— Не переживай, мастер, я все сделаю, — Малый одним движением сместился за спину хозяину комнаты и, банально стянув руки человека за спиной, поставил точку в поединке магов. Лучше так, чем тратить силы, а потом разглядывать труп противника. Пусть такая победа — не самая честная и красивая, так о ней никто и не собирался рассказывать вечерами восторженным гостям. Есть и более захватывающие истории.

— Схожу, тех двоих принесу.

Карающий вышел из комнаты, а Бравин подошел к сидящему на кровати человеку, чтобы рассмотреть получше. Тот сильно изменился — усталое, исцарапанное, побитое жизнью лицо, истощенное тело, искореженные ранами руки. Последние месяцы дались любимцу Энгелара чересчур тяжело, пожалуй, заметь Бравин его в людской толпе, не узнал бы. Да и так надежной уверенности нет. Может, это и не он вовсе? Вот только не бывает людей-магов, и не должно быть в принципе. Если и вправду есть такой побочный эффект, то это может многое изменить. Отличный аргумент на Совете, надо обязательно Владыке сообщить...

Мысль о Владыке вернула в реальность — Роднику теперь не до экспериментов, и не за этим они здесь. Хотя... Человек-маг — отличный козырь в рукаве, и не только как довод в споре.

...

Суровый воин-Алифи в блестящем и влажном от растаявшего снега плаще свалил двух офицеров на пол. Как бревна бросил. Потом ногой откатил тела к стене, сбросил плащ и присел на стул.

— Спасибо, Малый, — сказал второй, смутно знакомый.

Где-то я его видел. В Иллионе? Или, может, вообще во дворце? Стянутые веревкой кисти рук думать не мешали, хотя не ко времени зачесавшийся нос начал доставлять серьезные неудобства.

— Тяжелые, — возмущенно сказал воин — высокий, крепко сбитый даже для Алифи, играюче набросивший двух капитанов на плечи и поднявший их на второй этаж. Малый? Так вроде его назвали? Кто ж тогда Большой?

— Я так понимаю, это и есть наша пропажа? Пожеванный какой-то, — у воина оказался низкий, чуть сиплый голос. — Слышишь, чудак, ты зачем от нас бегал?

О чем это он? Я проигнорировал вопрос, даже не пытаясь разобраться в хитросплетениях чужой логики.

— Еще будет время задать вопросы. Входную дверь хорошо закрыл? — смутно знакомый Алифи, видимо, переживал, что кто-нибудь ворвется и нас с капитанами выручит. Некому выручать, да и поздно. Меченому с Тоном Фогом уж точно.

Лучника было жаль. По-настоящему, до скрежета зубов и закушенных губ. Вся его вина была в том, что он оказался рядом со мной.

— Нет. Я ее наоборот нараспашку открыл и табличку написал.

— Какую табличку? — не понял второй.

— "Убиваем бесплатно", — усмехнулся Малый. — Закрыл, конечно.

Мне на мгновение показалось, что с иерархией у них было не все в порядке, но хмурый Алифи только кивнул и обратился ко мне.

— Помнишь меня?

Я отрицательно мотнул головой. Алифи пояснил:

— Дворец. Галерея. Ты тогда еще прыгать вниз собирался.

— Да не собирался я никуда прыгать, — я наконец-то вспомнил чопорного Алифи-поэта с серебряной серьгой в ухе.

Этот Алифи был единственным, кто проголосовал против моей смерти.

— Зачем моих друзей убил, Высший? Не надоело убивать?

Мне больше некуда было идти и нечего бояться. Прошло столько времени в этом мире, а я так ничего и не приобрел, оставшись, словно дед из русской сказки, у разбитого корыта. И золотой рыбки нет. И уже не будет.

— Слышишь, Высший? Зачем ты их убил? Или тебе все равно — кого, лишь бы потроха на ветер?

— Уймись, буйный, — прервал меня воин. — Нечем барр Бравину больше заниматься, как о твоих приятелей руки марать. Вот я с ними побеседовал немного, это — да, но мягко, бережно. Ты ж посмотри на меня, разве я могу кого-то убить? — чуть насмешливый голос вернул спокойствие. — Ничего, поспят немного и в себя придут. Хочешь, я им даже сказку расскажу. Ты, главное, сделай то, зачем мы сюда пришли, и все будут живы. И даже ты.

Я непонимающе уставился на Высшего. Он что, предлагал мне сделку? Мне, связанному словно кулек с подарками? Что я мог ему дать? Чем помочь? У меня не было сил искать ответы на вопросы. Ни сил, ни желания. Кончились. Все. Alles, который капут.

— Что тебе надо, Высший?

— Что нам нужно, я расскажу, когда время придет. А пока давай, сядем поудобнее, — учитывая, что стул в комнате был один, заклинатель не мудрствуя лукаво устроился прямо на невысоком столе, смахнув рукой толстый слой пыли. — И ты тоже, давай, не стесняйся. Убивать тебя сразу мы не будем, не переживай. Так, руки. Ты же неприятности нам устраивать не будешь?

— Не буду, — буркнул я.

— Нет, не верю. Мутный ты тип, Мор, поэтому со связанными руками посидишь. Ну что ж. Есть у меня россыпь ответов на твои незаданные вопросы. Чтобы не затягивать время, я себя их задам и сам отвечу. Почему мы сюда пришли? Очевидно, за тобой. Я думаю, ты понимаешь, что кроме тебя здесь нам никто не интересен. Предупреждаю сразу, если надо будет пожертвовать городом и всеми его жителями — я на это пойду, даже не задумываясь. Так что буянить не стоит. Теперь, что в тебе такого особенного? Ответ на этот вопрос, мне кажется, ты уже знаешь сам, но не всё. Дело в том, что ты успешный результат одного очень важного эксперимента. Единственный успешный. И нам важно знать, что в тебе такого особенного, какое сочетание обстоятельств позволило тебе стать тем, кто ты есть.

— Изучать меня хотите? — почему-то стало смешно. Смешно и горько.

— Можно и так сказать, но и это еще не все. У нас проблемы, Мор. У Владыки, у меня, у моей страны. И у тебя, я вижу, тоже проблемы. Я хочу с твоей помощью попробовать решить наши общие проблемы, поэтому тебе все равно пришлось бы идти с нами. Как раз в пути и побеседуем. Мне нужно немногое — твое послушание и готовность сотрудничать.

Я смотрел на худого Алифи, кивал в такт его словам, думая о том, что так просто послушаться, закрыть глаза на все и передоверить свою жизнь, свою судьбу в руки других, более достойных, более умных и более сильных. Например, этому магу, так легко поставившему меня на место. Показавшему, чего стоят мои возможности и умения. И оказалось, что цена им — полмедяка, достаточно, чтобы в мирное время в цирке с фокусами выступать. Или вот этому воину, что присел напротив. Его насмешливые глаза не давали оснований сомневаться в его способностях, его силе. Быстрый. Опасный. Пожалуй, самый опасный из тех, кого я здесь видел.

Может, действительно, они лучше знают? Забыть про все и согласиться?

— Я не могу, Высший.

Вышло время для бунта, и я ответил тихо, чуть слышно. Но Алифи услышал и вопросительно поднял брови.

— Мор, мы же договорились, все вопросы и ответы даю я, ты просто слушаешь. Ты, вообще, себя в зеркале видел? Тобой сейчас только детей пугать, не навоевался еще? Не наспорился? Ладно, добавлю тебе вопросов на сладкое. Что будет с ними? — он кивнул в сторону двух тел, лежащих возле темной стены. — Твои друзья умрут к утру, и только в наших силах их спасти. Ты же понимаешь, что просто так мы помогать не будем, нам нужна веская причина. Ну, и еще один повод идти с нами самостоятельно, а не волоком за лошадью, — я могу тебя научить правильно использовать силу ... А теперь спроси: кто еще, кроме меня, способен тебя научить, и главное, захочет это делать?

— Я не пойду по своей воле, Высший, — я вновь перебил заклинателя. Знаю, что нельзя. Знаю, что не в том положении — не имеет значения.

— Тогда ты пойдешь по нашей воле, — усмехнулся молчавший до того Малый и поднялся на ноги.

— Ты задал много вопросов, но забыл задать главный, Высший.

Я обращался не к воину, он был мне незнаком, еще непонятен, и не было времени в чем-то или в ком-то разбираться. Я говорил с Бравином, спасшим меня однажды во дворце и пришедшим за мной еще раз. С магом, философом и поэтом. С Алифи, который мог понять, что человек — не собака.

— И какой же вопрос я забыл задать?

— Почему я не согласен? Что я теряю?

Воин подошел ко мне вплотную, поднял длинными узкими пальцами мой подбородок и, глядя прямо в глаза, медленно произнес:

— Не зарывайся, мелкий. Твои потери здесь никому не интересны. Ты хочешь жить? Чтобы твои приятели остались живы? Тогда ты побежишь вприпрыжку за нами и через каждые два прыжка на третий будешь спрашивать, чем помочь.

— Подожди, Малый, дополнительная информация редко бывает лишней, — барр Бравин повернулся ко мне. — Ты хочешь нам что-то рассказать? Говори, только быстро.

Я не стал смотреть ему в глаза, это ничего не решило бы. Казалось, судьба, наконец-то, выбросила мне две шестерки в кости, что еще нужно? Неожиданные покровители. Учеба, настоящая, а не та пародия, что была во дворце. Но странная обреченность так и не дала родиться радости. Апатия. И горечь.

— Сюда идут Рорка, Высший. Я сам пригласил их. Понимаешь? Сам. Теперь, если я уйду, у всех этих людей не останется шанса. Ни одного.

— А с тобой, получается, у них шансы есть? — Бравин скептически посмотрел на мою скрюченную, помятую физиономию.

— Нет. Но я эту кашу заварил, мне и расхлебывать.

— Ты понимаешь, что сейчас решаются судьбы мира? Жизни нескольких десятков людей — не более, чем капля в том потоке крови, что зальет землю.

— Я все понимаю, Высший, — я попытался подняться на ноги, но затекшие мышцы подвели, и все, что получилось добиться — нелепо опрокинуться на холодную кровать. Пару месяцев назад я бы попытался еще раз. А потом — еще. И встал бы, я верю в это. И плевать мне было бы на насмешки в глазах наблюдающих Алифи. Теперь же я просто сел обратно и вскинул голову. Сколько еще нужно пройти времени, чтобы я вообще остался лежать?

— Вы воюете за судьбу своего мира. Но что для меня ваш мир? Что в нем мне может быть ценным? Боль, которую он мне принес? Потери? Унижения? Что я получил от вашего мира? Кроме горя? Если он сгорит весь, я не расстроюсь, Высший. Это ваш мир, не мой, и моим он не станет. Мне незачем идти с вами.

Бравин медленно подошел вплотную, стал на одно колено прямо на деревянный пол, положил ладонь мне на затылок и с силой потянул к себе. Лоб в лоб. Глаза в глаза. Отвернуться не получилось.

— Не твой мир, говоришь? А где он, твой мир, чужак? Ты еще грезишь прошлым? Твой мир здесь. Твой мир — это мы.

Нет, не все так просто.

— Мой мир — это люди. Жалкие. Слабые. Никчемные. Никому не нужные. Ни на что не способные. Они сейчас жмутся в страхе по подвалам и руинам. И вот эти двое, что вы бросили, как мешки с мусором. И сотни, тысячи таких же. Они, а не вы. У каждого из нас своя война, Алифи.

— У нас общая война, Мор. Если падет мой мир, то и от твоего ничего не останется.

— Помоги мне, Высший. С вами у этих людей есть шансы. И эти люди имеют право на жизнь. Подари им надежду. Я отплачу. Я отдам все, что имею. Расскажу все, что знаю. Сам. Я помогу — советом, опытом, знанием, своей жизнью — если будет надо. Дай этим людям шанс, Алифи.

— Мастер, ускориться надо, иначе утром уходить придется.

— Уйдем и утром, Малый, некому тут нас удерживать, — Бравин встал. — Так, Мор? Сколько в городе людей?

Я сполз на пол, откинувшись на жесткую деревянную раму кровати. Слезы медленно высыхали на ресницах, не спеша сорваться вниз.

— Человек триста, я думаю.

— Солдат?

— Треть, может, четверть, точнее не скажу.

— Видишь, умеешь, когда надо. Люди останутся здесь, мне все равно, но ты пойдешь со мной...

...

— Почему мы остались?

Малый сидел напротив и строгал толстую, незадолго до того срезанную ветку. Медленно, никуда не торопясь, вел бритвенно-острое лезвие походного ножа по древесине, снимая замысловато гнущиеся стружки, чтобы наиболее тонкую из них взять потом в зубы, задумчиво пожевать, и начать резать следующую. Необычный ритуал Карающего в начале пути вызывал у Бравина улыбку, потом вопросы, а сейчас превратился в нечто само собой разумеющееся. В конце концов, у всех бывают странности. Бравин вот любил сидеть в библиотеке и листать старые фолианты, водить ладонью по истертой коже переплета и чувствовать, как останавливается время. Почему бы Карающему не любить жевать свежую стружку? Бравин улыбнулся собственным мыслям.

— Сложный вопрос. Возможно, выбора у нас было не так много, как кажется.

Карающий кивнул, поплотнее перехватил нож и, хитро прищурив глаз, продолжил:

— Поясни.

— Что тут пояснять? Все на самом деле просто. Мы шли сюда, чтобы найти этого человека, мы его нашли. Отлично? Вроде, неплохо, но вот дальше-то что? Возвращаться с ним в лагерь к Геррику опасно — человек не может убить Алифи, если его опознают — казнят. Устроит нас это? Нет. Значит, возвращаться назад с ним вместе пока нельзя. Пусть отпустит бороду для начала, вряд ли кто-то будет всерьез рассматривать человека. Так что, неделю, две, все равно пришлось бы подождать. Это — первый вариант моего ответа. Продолжим?

— Ну, давай.

— Зачем нам возвращаться и куда спешить?

— Спасать Энгелара, например. Как тебе, мастер, такая цель?

— Хорошая цель, только сам Владыка не жаждал нашего участия в его спасении. А теперь и подавно ни о чем больше не мечтает. Он знал, что делал, видел, что происходит, и соглашался. Никогда, понимаешь, никогда Хрустальный Родник, которого я знал, не отдал бы на смерть своих людей без суда. И тут неважно, виновны или нет, важно то, что это его подданные.

— Люди, — поправил Карающий.

— Нет, в первую очередь — подданные, Малый.

Карающий срезал новую щепку, задумчиво повертел ее в руках, потом выбросил под ноги и отложил нож в сторону.

— Он отдал, — в короткой фразе не было возражения, простая констатация факта.

— Да, Малый, отдал. Жизни всех в обмен на одну жизнь. Зачем? Я уверен, что мы с тобой нашли то, что искал он, точнее кого, но вот на вопрос "зачем" мы так и не ответили.

— Ты знаешь ответ?

— Нет, но я готов поискать ответ, а на это нужно время. Поэтому мы не будем спешить. Это — второй вариант моего ответа.

— Есть еще? — Карающий усмехнулся. — Давай, мастер, коли истину, как белка — орехи.

Бравин скривился, но продолжил.

— Есть и еще. Что нам делать в лагере? Наша помощь пока не нужна, даже если отряды Геррика встретят Рорка, их сил достаточно для легкой победы. Пока — достаточно. Шарги далеко на севере, основные войска их союзников — тоже. Все, что Геррик может встретить по пути — отряды мелких племен, что тянутся сейчас по дороге на Куаран в надежде на добычу и старую месть, а это не очень опасный соперник. Давай посмотрим правде в ее старые умные глаза, мы с тобой не такая уж великая сила, изменить ход сражения в одиночку не в состоянии. Лаорцы обойдутся без нас, а кроме того, я не верю Геррику. Раз мы там не нужны, а я не доверяю союзникам, то зачем нам туда стремиться? Это третий ответ.

— Ладно, хватит.

— Нет, Малый, не хватит. Мне нужен этот человек. Те тайны, которые он скрывает. Те способности, которые у него есть. Те знания, которые он сохранил. Он должен мне рассказать многое, а у меня нечего предложить ему взамен. Что мы можем ему предложить?

Карающий пожал плечами.

— Жизнь?

— Что стоит жизнь, подаренная на войне? Лишний день? Два? Это не достаточная причина. Он не такой, как остальные, не забывай этого. Пусть он выглядит как последний оборванец, он не продастся за медяк.

— Жизнь — медяк?

— Меньше, Малый. Для него — меньше. Понимаешь, я не знаю, что ему нужно. Что для него ценно, за что я могу купить его помощь. Мне нужно время на то, чтобы разобраться в этом. Кроме того, получив мою помощь, возможно, он будет доверять нам чуть больше. Это — тоже неплохой вариант ответа на твой вопрос. Но на самом деле, есть главный ответ. Самый важный.

Малый не стал задавать уточняющий вопрос, знал, что Бравина в такие мгновения не остановить, он сам будет нести свет своих мыслей во тьму невежества окружающих. И спрятаться негде.

— Этот человек — маг. Слабый, неопытный, ничего толком не умеющий, но маг. И это — не пустяк, это шанс для всех нас. Но еще важнее деталь, которую ты не знаешь. Я не почувствовал, как он входил в тахос. Вообще. Понимаешь, Малый, если меня можно сравнить с острым мечом, то его с иглой. Тонкой, хрупкой, но никому не заметной. Он — оружие, пока сырое и не готовое к бою, но он может быть опасен. То есть, — Бравин на мгновение замолчал. — Я сделаю так, чтобы он стал опасен.

Глава 6.

День сто двадцать третий. Неделя поиска истины.

Смерть бегает за глупыми, умные находят ее сами.

Мор. Избранные цитаты. Глава "Парадоксы".

Странное время. Пять дней, упавших, словно бумажный самолет в глубокий колодец, тянулись долго. Неясные воспоминания. Тяжелая, будто налитая свинцом голова. Подкашивающиеся ноги. Какие-то малознакомые люди, чуть ли не насильно укладывающие в кровать. Мутные, даже тягуче-муторные сны. Однообразная безвкусная каша, больше похожая на тюремную баланду. То ли такая еда — единственное, что осталось в этом проклятом месте, то ли специально ею кормили только меня. За какие заслуги мне такое счастье? Возникший поначалу слабый интерес бесследно растворился в накатившей волне апатии.

Дни — призраки. Дни — тени. Ненастоящие. Иллюзорные. Бессмысленные...

Каждый день ко мне заходил Бравин. Наверное, по утрам. Возможно, днем. Или вечером. Тяжелые шторы закрывали хмурое, неприветливое, укрытое тучами небо, мешая определять время.

Он подходил ко мне, смотрел в глаза, хмурился и, ничего не говоря, уходил обратно. Первые дни — спокойно. Потом — озабоченно. Вчера — раздраженно. Что-то видел в моих глазах Высший, что-то, заставлявшее его уходить молча.

Я не пытался спрашивать. Молча ел. Тихо спал. Вставал только для того, чтобы дойти до закрытого горшка в углу. А потом — снова спать...

В этот раз заклинатель тоже зашел, заглянул в глаза, положил руку мне на лоб и впервые кивнул. Мне или своим собственным мыслям?

— Ты готов?

Я удивленно посмотрел на уставшего Алифи. Я почти забыл, что у него тоже есть голос. О чем это он? Готов к чему? Воспоминания нахлынули неожиданно, обрушившись, словно штормовая волна на надувной матрас, разметав странное спокойствие и апатию. Что я делал эти дни? Почему? Как так случилось?

— Так ты готов работать? Действие лекарства заканчивается, и тебе пора вставать. Хватит спать.

Лекарства? Я мотнул головой. Какие лекарства? От чего?

— А у меня, что, есть выбор?

— Есть, остаться неучем.

Неучем? Это была интересная альтернатива, жаль только, уже пройденная, оцененная и взвешенная. И цена этой альтернативе — грош, если не меньше.

— Готов, Высший, — я уже не мог дерзить, как прежде, был неожиданно вежлив и послушен. Может, потому что этот Алифи мне был по большому счету симпатичен, может, потому что был нужен, а скорее всего просто потому, что для этого все еще не было сил.

...

— Насколько я понимаю, что такое энергия Тахо — ты уже представляешь, самостоятельно обнаружил в себе способность, попробовал применять, что-то даже получилось. Поэтому начнем мы с несколько простых правил работы с силой, — Бравин попытался поудобнее устроиться на старой деревянной скамье, единственном более-менее целом предмете мебели, найденном нами в этом полуразрушенном доме. — Энергия Тахо нематериальна. Ее нельзя сложить в заплечный мешок, передать по наследству или уничтожить. Тахо есть везде: внутри любого существа, предмета и вокруг них. Она есть в тебе, во мне, в дереве и камне, в воде или воздухе. Итак, первое правило, о котором я тебе расскажу, — парадокс Лиандра Мудрого. Тахо неисчерпаема и конечна. Ее слишком много в мире, но возможности любого мага ее использовать ограничены. Представь себе море и Алифи с ложками, пытающихся ее вычерпать. Каждый может набрать лишь столько, сколько вмещает его ложка.

— Или черпак, — я понимал к чему клонит этот любитель странных аллегорий.

— Именно, или черпак, — усмехнулся Высший. — Или кубок — неважно. Нельзя вычерпать море, но каждый может управлять только строго ограниченным объемом этой силы, и возможности у всех заклинателей разные.

— Подожди, давно хотел спросить, почему заклинатель? Ведь для управления силой не надо ничего заклинать? Тогда почему так?

Алифи пожал плечами.

— На самом деле, есть очень простое объяснение — традиция. С давних времен, что скрыты в пелене времени, когда суть силы еще была точно не известна. Всё — оттуда. Заклинания. Ритуалы. С другой стороны, это достаточно удобно. И звучит неплохо, — он снова усмехнулся. — Продолжаем. Тахо бесконечна, она есть везде, но вот распределена неравномерна. Второе, что ты должен запомнить, это шесть неравенств Лиандра Мудрого.

— Опять его?

— Ну, не мог же он просто так носить имя Мудрого, правда? Итак, неравенства. В сильных энергии Тахо больше, чем в слабых. В здоровых — больше, чем в больных. В живых больше, чем в мертвых. В мертвых — больше, чем в никогда не живших. В горячих — больше, чем в холодных. В движущихся — больше, чем в стоящих на месте. Поясню. В Алифи силы больше, чем в людях, но в живом человеке больше, чем в мертвом Алифи. В мертвом человеке все же больше, чем в никогда не жившем камне. В горячей воде больше, чем в куске льда. Наконец, в потоке ручья больше, чем в таком же объеме стоячей озерной воды. Но сила есть везде. Запомнил?

Я кивнул.

— Итак, мы с тобой выяснили, что энергия Тахо есть везде, но распределена неравномерно. Третье правило Лиандра Мудрого — энергия может рассеиваться и накапливаться. Простой пример: уходит жизнь, вместе с ней рассеивается Тахо. Не моментально, но с каждым мгновением в мертвом теле ее становится меньше. И наоборот, если есть навык, можно концентрировать силу в себе — так работают заклинатели. И ты тоже, Мор...

Высший о чем-то задумался, а я не стал перебивать. В кои-то веки мне говорили вещи, которые давали ответы на мои вопросы, говорили без насмешки, без издевки, излишней патетики и назиданий.

— Ладно, продолжим. Следствие из третьего правила — энергией Тахо можно управлять. Забрав у кого-нибудь силы слишком много, можно убить. Отдав силу, можно помочь выжить. Не знал? Тахо не устраняет причину болезни, но может помочь справиться с ней. Выбросив сжатый поток Тахо, можно разрушить.

Я по старой привычке поднял руку. Даже самому забавно стало, когда понял.

— Подожди. Забрав силу, я могу убить, направив силу — разрушить, в чем разница?

Бравин кивнул.

— Обрушивая сжатый поток силы на противника, ты сминаешь, разрушаешь связи в его теле, тем самым убивая. Забирая силу потоком из его тела, ты так же ломаешь устоявшиеся связи, только изнутри. Однако, вытягивать силу можно и медленно, не нарушая оболочки органов, но вместе с Тахо уходит и энергия жизни. Сердце начинает биться медленнее, температура начнет опускаться, сопротивляемость снижается. Силой можно управлять, забирая у одних тел и направляя в другие. Следующее, что стоит запомнить, это парадоксы Треока Насмешника. Он был учеником Лиандра и высмеял учителя в старости, отсюда прозвище. Но вернемся к парадоксам. Дело в том, что Треок проводил эксперименты с Тахо и показал, что важно знать не только то, в чем энергии больше, но и то, откуда ее проще собрать. Оказалось, что сильный сопротивляется действиям заклинателя больше, чем слабый. Слабый — больше, чем мертвый или никогда не живший. Из мягкого забрать силу проще, чем из твердого, из горячего — проще, чем из холодного, а из близкого — проще, чем из далекого. Как видишь, пока ничего сложного.

Он на мгновение отвлекся — тренирующиеся за окном с луками горожане перешли на такую отборную брань, что поэтическая душа Алифи не выдержала. Бравин поднялся, хватило одного вида его фигуры в проеме окна, чтобы ругань стихла. Заклинатель снова подошел ко мне и привалился к обломкам стены.

— Пока достаточно, сейчас мы отойдем от этих доходяг, чтобы они окончательно не померли со страха, и займемся простыми упражнениями. Сегодня ты будешь входить в тахос.

— И все?

— И все. Я должен знать, как ты работаешь, чтобы дать правильные советы. Потом ты будешь зачерпывать Тахо — из живых и мертвых, сильных и слабых, горячих и холодных, чтобы почувствовать разницу и понять, что тебе по силам. Первый урок для заклинателя всегда один и тот же: научить видеть границы возможного. А я — вновь буду наблюдать.

Я скептически пожал плечами.

— Хорошо, а потом?

Алифи усмехнулся.

— Потом будет вечер и мы пойдем ужинать, а после ужина ты отправишься спать. Потому что есть еще одно важное правило, о котором я забыл тебе рассказать. Дело в том, что управление силой — тяжелая работа, и нужно хорошо питаться и много отдыхать. Иначе все уроки пропадут даром.

— Что, без еды не пойму? — я не хотел иронизировать, но привычка — великое дело.

— Без еды просто некому будет понимать, — спокойно ответил Бравин и, приказав жестом следовать за ним, двинулся вглубь пустого, разрушенного города...

...

Ну что? — Мер То Карраш был привычно хмур, густые черные брови сошлись над переносицей, кожа обветренного лица натянулась, обострив тяжелые скулы.

— Как ты предупреждал — ничего полезного, — весело ответил Шео Ма.

Тысячник чувствовал: под покрывалом настороженности и плохого настроения Вождя скрывается непоколебимая уверенность в себе — никто не умел скрывать свои чувства лучше Мер То. В повороте головы, в изгибе сжатых, посеченных ветром губ, в суровом взгляде читались тяжелые думы, и только самые близкие друзья и соратники увидели бы там нечто большее. Например, удовлетворение. Или ожидание.

— Опять начали со споров, потом Косорукий обвинил нас в трусости, его шавки начали брехать не по делу. Хува ответил, слово там, слово здесь... Потом драться полезли. Табархан проломил кому-то голову.

— Кому? — Мер То был спокоен, вожди Рорка собирались уже в третий раз, и каждый раз это заканчивалось мордобоем. Странно было бы, если бы сейчас вдруг что-то изменилось.

— Толкался какой-то плешивый, а потом всё — мозги по шатру разбросал и кровищей заляпал. Так, один из мелких лизоблюдов.

— Скажи Табархану, пусть угомонится уже, есть дела поважнее, чем дурные головы плющить. Договорились до чего?

Шео Ма развел руками.

— То-то и оно, что повеселиться — повеселились, а проку — чуть. Тени завтра пойдут на ночной штурм, доказывали, что мы должны наше крыло Бабочки вместе с ними ломать. Пусть демоны заберут их с такими дурными затеями.

Мер То кивнул.

— Лишнего не сказал?

Тысячник раздул ноздри и тяжело выдохнул.

— Вождь, я по молодости один раз сболтнул дурное, теперь ты мне уже двадцать лет вспоминаешь. Не говорю я больше лишнего.

Мер То кивнул и резко сменил тему.

— Гонец от Шин То прискакал, сын идет сюда с богатой добычей, рабами и победой. Скоро будет здесь. Так что ночью, как только Тени атакуют, вышли несколько групп из тех, что позадиристей, пусть защиту города прощупают, после пригодится, да и Косорукий оценит, — в этот раз Вождь не выдержал и издал легкий смешок. — Шпионов Теней, что он ко мне в лагерь заслал, сегодня же посади в требушет, только до вечера не запускай, пусть себе на городской стене место "присмотрят". Я хочу лично посмотреть на их полет. И потом не говори мне, что Тени не могут быть полезны. Дальше, прикажи освободить тоннели, пусть оттуда выгонят рабов, я сам спущусь, посмотрю.

— Погано там, в этих паскудных тоннелях. Воздуха мало, дышать нечем, каменная крошка в нос набивается. Темно. Тесно. В кишке демона Юо и то приятнее, — Шео Ма передернул плечами.

— Бывал там? — пожалуй, только в разговоре со своим старым приятелем Мер То мог позволить себе такой вопрос. Вождь клана — слишком серьезная ноша, чтобы размениваться на глупости.

— Конечно, — Шео Ма хохотнул. — Она у него тоже с поворотами. Юо он такой забавник...

Шарги не какие-нибудь суеверные Тхонга или Гхоро, они сами кроят свою судьбу, оставляя демонам Тьмы лишь сомнительное удовольствие смотреть с ночного неба вниз и завидовать. Обязательно — завидовать.

...

Тяжело раненная женщина лежала на толстом покрывале прямо на полу под ногами. Пожилая. Иссушенная временем и страданиями. Некрасивая. Незнакомая. Еще живая.

— Смотри, ее Тахо уже развеивается, а нити силы потускнели. Обрати внимание, что вокруг раны плоть уже мертвеет и Тахо другого цвета. Попробуй потянуть ее силу на себя, сначала из неповрежденных участков тела, потом из уже мертвеющей плоти. Несильно, иначе можно убить. Твоя задача всего лишь почувствовать разницу.

— Ей можно помочь?

— Ей? Как? — Бравин был искренне удивлен. — Мы не в силах оживить мертвое, Мор. Чудес не бывает.

Вот так, и здесь то же самое. Хочешь чудеса — пиши сказки. Яркие, веселые, смешные сказки, где капля воды поднимает мертвых. Увы, в сказке, куда попал я, с чудесами оказался не фонтан.

— Ты же людям сказал...

Я не успел продолжить.

— Что я сказал твоим людям, Мор? Что посмотрю, можно ли чем-то помочь? Я посмотрел — нельзя. К тому же, я мог им прямо сказать, что мне нужно ее тело, тогда они бы сами принесли ее мне в нужном виде. Целиком или по частям — в каком запросил бы. Так что давай оставим ненужные сейчас рефлексии, не мы ее убили.

— Но она еще жива.

— Она уже мертва, Мор, пусть еще и пытается дышать. Именно поэтому я выбрал ее. Это отличный учебный экземпляр, ее смерть позволит тебе узнать больше чем ее жизнь. Так, возвращаемся к сути, попробуй потянуть нити силы в ее теле, почувствуй разницу между живым и мертвым.

Она лежала с открытыми глазами, и тяжелые крупные слезы стекали по морщинам на пол.

— Она все слышит?

Я знал ответ на этот вопрос, он читался в обреченном взгляде несчастной.

— Так надо, Мор. Всё, приступай.

Ее Тахо была блекло-желтой, дрожащей и слабой, словно больной котенок, выброшенный на автостраду. Нити силы рвались от малейшего натяжения, вызывая вскрики раненой и недовольное шипение Бравина.

— Аккуратнее. Почувствовал? Теперь ложи руку на рану.

Я послушно стал на колено, склонившись над женщиной, и положил правую ладонь на сочащиеся кровью тряпки. Здесь Тахо была другой — серой, липкой, мерзкой. Я отдернул руку.

— Противно? Терпи, солдат. Хорошо, теперь сними бинты и верни ладонь обратно. Я хочу, чтобы ты потянул силу на себя, — голос заклинателя не предполагал споров. — Время быть сильным, Мор.

— Если я сделаю то, что ты просишь, она умрет, — я не понимал, за что держится жизнь в этом искалеченном теле, но было очевидно, что мои действия неумолимо сокращают время, отведенное ей судьбой.

— Конечно, умрет. Так или иначе, но ее жизнь оборвется сегодня, вопрос только в том, сколько она будет страдать.

— Нет, Высший. Вопрос только в том, кто ее убьет, я или вот эта рана, — я взял протянутый Алифи кинжал и аккуратно срезал края тонкой ткани, закрывающий рану. Резким движением сорвал бинт и, положив руку на черную, вонючую корку, потянул силу.

Женщина выгнулась дугой, хриплый крик заполнил небольшую комнату, а темная, грязно-бурая кровь мощными толчками стала рваться из кошмарной раны на боку, заливая мои пальцы.

— Слушай музыку Тахо, Мор. Это — песня смерти. Чувствуй ее, вбирай ее в себя, запоминай.

Волна паники, страха и отчаяния захлестнула неожиданно, выбив потоки слез из моих глаз. Краски померкли, окружающий мир обернулся в черное, полупрозрачное покрывало. Вот искаженное болью темное лицо женщины на темном полу, вот темное окно и призрачный свет вокруг. И только фигура Алифи продолжала полыхать огнем. Женщина умирала, и с каждым толчком крови, с каждым мгновением накатившая паника становилась тише, страх — меньше. Высохли слезы на моих щеках, развеялось черное покрывало, остались только странное ощущение обиды, горечи и фантом боли. Обиды на мужа, что остался жив, горечи на злую судьбу и фантом боли в правом боку.

— Убирай руку, Мор, — голос Бравина вернул меня к действительности. — Уже можно.

Я отпустил еще теплое тело, закрыл окровавленной ладонью остекленевшие глаза и с трудом поднялся на ноги. Меня трясло.

— Тахо всегда несет информацию об источнике. Всегда. О живых и мертвых. Вот только голос умирающих легче услышать. Не доверяй песням смерти, Мор, иногда они уносят за собой рассудок.

...

— Мерзко тут, — вся веселость Шео Ма осталась наверху, голос старого тысячника гулко ухал и словно тонул в пустом, черном, тесном тоннеле, почти не отражаясь от неровных, укрепленных деревянными подпорками земляных стен.

Мер То пожал плечами, даже не подумав повернуть головы.

— Показывай.

Они пошли вперед вдвоем, сгибаясь и не поднимая голов — высота свежевырытого тоннеля была невелика.

— Копали по плану. Пять шагов вглубь скалы на двадцать шагов в сторону стены. Дальше ровный участок на двадцать шагов. И снова уклон.

Они дошли до развилки.

— Тхонга сказал, что это лучшее место для поворота. Порода здесь сильно глушит звуки и Алифи будет непросто понять, что направление тоннеля изменилось.

— Сколько тоннелей? — Мер То был краток. Зачем тратить много слов, если все уже обсудили задолго до того и нужно было лишь своими глазами увидеть результаты?

— Основных — две ветки. Обе уводим влево от реки, а направо ведем шумовую, — Шео Ма повернулся и неосторожно приподнял голову, рассадив затылок о деревянную балку. — Ыы. К демонам бы эти тоннели, Вождь. Может тут расскажу, дальше они еще ниже становятся.

Мер То знаком приказал остановиться и, привалившись к сухой земле, опустился на корточки. Дело было не в усталости, просто выходить из ямы в земле с развороченной о деревянные перекрытия головой — не лучший вариант.

— Рассказывай.

— Тхонга работают точно по плану. Как договаривались, снаружи бой барабанов глушит звуки земляных работ. Мы еще и трубачей из племени Микоро используем.

— Вот, — перебил тысячника Мер То. — За эти мерзкие дудки ты ответишь особо. Когда начнется штурм всех трубачей отправь в первую линию.

— Хорошо, — Шео Ма, в общем-то, было все равно, что будет с трубачами славного, но слишком малочисленного племени. — Пойдут в атаку первыми, с дудками наперевес. А что? Всех врагов вокруг себя соберут. Я не представляю Алифи, что отказался бы от удовольствия лично засунуть дудку в глотку микоро.

Мер То посмотрел на многословного, вечно улыбающегося тысячника и в который раз словил себя на мысли, что Тун Хар был надежнее, полезнее, а главное, никогда не раздражал.

— Ничтожных дохнет много?

— Да не так, чтобы сильно, — Шео Ма осклабился. — Другой вопрос, что самых ленивых и больных приходится закладывать в требушеты и в назидание отправлять домой. По воздуху. Каждый день с десяток ничтожных запускаем. Ну, и трупы, само собой, тоже. Может, сегодня после тоннелей лично запустишь? Вместе с тенями, чтобы шавкам Косорукого скучно не было.

— Там посмотрим. Пленных точно хватит?

— Хватит, а если Шин То еще рабов приведет, так и останутся.

Вождь клана Заката кивнул, а потом поднялся и пошел к сужающемуся темному проходу. Не потому, что шарги не отступают, а потому, что настоящий шарг всегда доходит до конца.

...

Мы сидели на завалинке возле вполне себе симпатичного домика, радующего глаз неожиданно ярким голубым цветом каменных стен. Что-то среднее между цветом летнего солнечного неба и полуденной лазурью чистой морской воды. Как только сохранилось такое вызывающе жизнерадостное строение на всеобщем пепелище? Бирюза дома в царстве черной копоти?

Впрочем, зная тягу Алифи к красоте, не удивлюсь, если Бравин сутками напролет искал нечто подобное — несмотря на то, что Валенхарр был городком небольшим, узкие улочки могли скрывать и не такие образчики местной архитектуры. Хотя, может, он сам и покрасил?

Мы сидели, прижавшись спинами к холодному камню практически неповрежденных стен и говорили так, словно ничего не произошло? Словно не в мой лоб угодили только что мелкие кислые яблоки, запущенные опытной рукой Бравина. Сначала одно, потом второе, за ним третье, разваливаясь на фруктовое крошево с обидным хлюпаньем.

— Я же тебе сказал, почувствуй силу. Управляй силой — она везде, даже в летящем яблоке. Просто нужно успеть.

— Ты бы еще в упор меня расстрелял. Вот тогда я б точно успел, — больно мне не было, скорее досадно.

Вытерев до сих пор липкую от яблочной мякоти физиономию, я устало выдохнул.

— А если надо будет -забросаю и не яблоками. Например, камнями. Или лошадиным навозом, — Бравин ухмыльнулся. — Это отличная идея. Завтра с навоза и начнем, может, его прочувствуешь быстрее. Ладно, вернемся к теории, раз с практикой не складывается, хоть что-то полезное сделаем. Итак, заклинатели тоже бывают разные.

— Угу. Синие и красные, — буркнул я, почесав многочисленные синяки.

Алифи обидно усмехнулся.

— Ничего, через пару дней нормальным будешь, а пока терпи. Так вот. Есть заклинатели-пауки, и весь мир для них — эдакая паутина силы. Они чувствуют каждое движение, каждый шорох силы внутри своей сети. Если паук чувствует врага, он просто дергает нужной нитью, сминая сопротивление. Внутри своего мира такой заклинатель становится не просто опасен, он становится богом. Он там может все. Он волен дарить жизнь и смерть, вот только размер его паутины, как правило, невелик. И чем слабее маг, тем меньше его мир, даже не мир — мирок. И главное в таком случае, чувствовать границу и всего лишь не попадать в его паутину. Запомни, паук очень опасен, но только в пределах небольшой зоны, в которой он хорошо чувствует силу.

Я скептически хмыкнул.

— Что хмыкаешь? — прервался Бравин.

— Слова это, Высший. Паук, паутина.

— Не понимаешь, похоже. Смотри. Вот твоя рука, а рядом камень. Для тебя пока — просто камень, если присмотришься, увидишь силу в камне, не более того. А вот для паука этот камень — продолжение его руки. И стена. И земля под ногами. И воздух. И даже ты. Он чувствует силу в тебе, лучше, чем ты сам. Такой заклинатель — эмпат. Его преимущество не в могуществе, а в уровне восприятия, в качестве понимания. Его слабость — в масштабах. Ты не паук и никогда им не будешь. Для этого твой уровень эмпатии крайне низок, Мор. По сравнению с таким заклинателем — ты слеп. Увы.

— Увы, — согласился я. Сожалений по этому поводу, я, если честно, не испытывал. — Но если я буду слеп, то как узнать, что соперник — паук? Или они сам обычно рассказывают?

Бравин кивнул.

— Ты прав, рассказывают. Становятся перед трупом противника и делятся воспоминаниями.. Как правило, сила заклинателей-эмпатов похожа на облако, границы которого с внешним миром размыты, а контуры слабо очерчены. Ты не увидишь там пылающего костра нитей, только зыбкое марево. Паутину.

В памяти всплыли недавние события, горный ручей, хромой Рорка и его странный спутник в нелепом халате. Их разговор с едва понятными мне обрывками: "он точно ...?", "сможешь?". И уверенный ответ: "легко, Таррен-Па".

Легко?

— Когда придут Рорка, Высший, с ними будет эмпат. Это — точно.

Бравин наклонил голову и взглянул на меня с неожиданным интересом.

— Я вижу, ты кого-то узнал. Рассказывай...

Что ж. Я обещал, а потому осталось только кивнуть в ответ и описать подробности не слишком приятной встречи. К тому же и скрывать там особо мне было нечего...

...

Узкая полоса дороги, зажатой между двумя высокими холмами, убегала за горизонт. Желтая, давно высохшая трава, изломанная под ударами ветра и тяжестью недавно сошедшего снега, резала глаз и навевала тоску. Геррик неожиданно словил себя на том, что даже он, всю жизнь проводивший в чужих городах времени намного больше, чем в родной Лаоре, способен испытывать чувство ностальгии. Тянущее, бередящее душу и сжимающее сердце желание увидеть родной дом с его каменными статуями поверженных демонов перед массивной двустворчатой дверью, с уютными комнатами, наполненными еще детскими воспоминаниями, с девушкой-служанкой, подающей большую кружку горячего липового чая. Там сейчас, наверное, глубокие сугробы сверкающего под лучами зимнего солнца снега. И тишина.

Все это барр Геррик встречал и в других местах, в любых количествах и бесчисленное количество раз: статуи на Аллее побежденных в воинственном Куаране, тенистые липы в торговом Валлиноре, уютные комнаты в небольшом особняке, купленном в Тимаэле, а белый снег ... Нет снега белее, чем снег, пушистым покрывалом накрывающий неприветливый и непонятный Ромон. Вот только детских воспоминаний больше не было нигде.

Геррик тряхнул головой, сбрасывая наваждение, — будет еще время для воспоминаний. Когда-нибудь, не сейчас. Здесь и сейчас тишина бежала от звона прямых лаорских мечей, ржания лошадей и криков расстающихся с жизнью Рорка. Этому племени не суждено будет омыть сапоги в священной воде Аюр, а увидеть белые стены Бабочки Востока они смогут только с высоты дряхлой тучи, что лениво ползла на север.

Темная лента всадников Алифи уже скрылась за кромкой возвышенности по правую руку, теперь только далекие крики и лязг металла напоминали о том, что битва не закончилась. Геррик проводил глазами вооруженных солдат, направившихся к раненым Рорка для того, чтобы добить. С вызывающей озноб сноровкой перерубить шею или вонзить клинок в глазницу поверженного врага. Так, чтобы наверняка. И под счет.

Геррик не вмешивался. Он поручил командовать боем Эенелю, капитану рыцарей Света — молодому, а потому жаждущему славы. Пусть искупается в горячих лучах быстрой победы, в решающих битвах пригодится. В конце концов, не ему же самому браться за рукоять клинка и вести воинов в бой? Каждый должен делать то, что ему предначертано судьбой: воин — воевать, дипломат -убеждать, а правитель — править. Бывают, конечно, исключения, и тогда бывший советник может набросить на свои плечи бархатный плащ Владыки...

Геррик остановил полет мыслей — еще не время. Будущее не определено, а настоящее полно опасностей. К тому же, хорошие интриги не терпят грез. Интриги требуют хитрых планов и неожиданных решений.

Отрядам нужно было почувствовать кровь врага на своих руках? Услышать мольбы уходящих за горизонт Рорка и поверить в свои силы? Он дал им все это. Пусть заблудившееся в южных степях племя — не шарги, кровь последних не удастся пролить так просто, а молить о пощаде воины с кровавой каплей на песочном стяге попросту не станут. Но вера в себя может делать чудеса, так что, узнав от разведчиков о Рорка неподалеку, Геррик ни мгновения не колебался. В бой, и пусть Тьма принимает своих неприкаянных слуг.

Тем более, что потрепанный, но так и не сломленный гарнизон Берлоги уже собрался в кулак и покинул неприступную крепость. Куаранцы прорвали поредевшие порядки осаждающих Рорка и двинулись на север, навстречу Геррику. И большой отряд лаорцев уже направлен на соединение с ними, потому что уставшим, истощенным долгой осадой воинам нужна помощь.

А потом... Потом Маинваллир, где сдерживает атаки Рорка неистовая дочь Энгелара — для совершения задуманного советнику Владыки нужны были все силы, все, кто еще не опустил оружие, не сбежал и не упал духом. Но еще больше нужна была она, Итлана, дева битвы и наследница трона...

Глава 7

День сто двадцать шестой. Неделя поиска истины.

Если гора не идет к Магомету, то и ко мне она тоже не пойдет.

Мор. Избранные цитаты. Глава "Отражения".

Владыка Фольмар уверенно шел по узкому темному коридору, время от времени прикасаясь ладонью к укрытому белым мхом камню стен. Давно он не спускался в этот замысловатый лабиринт, что создали предки внизу под городом, под дворцами и парками, городскими стенами и крепостными валами. В лабиринт, ставший легендой задолго до самого Фольмара.

— Не заблудимся? — Келлир шел рядом, освещая путь факелом.

Владыка проигнорировал вопрос. Мастер битвы, наемник со стажем, боится потеряться в этих бесчисленных поворотах? Тем лучше, пусть проникнется чувством собственной уязвимости, пусть задастся вопросом, чего еще он не знает об этом городе и его правителе. А заблудиться Фольмар не боялся — много лет, почти все свое детство он грезил этими узкими, пугающими коридорами, он бегал сюда и исчезал надолго, пытаясь понять и составить карту, чтобы найти сокровища. Здесь он сражался с воображаемыми Рорка и не менее призрачными заговорщиками. И терялся, куда ж без этого, причем и не раз, и не два. Он возвращался сюда и после, уже будучи наследником трона, чтобы разгадать загадки этих замшелых стен, этих непредсказуемых, трудно запоминающихся поворотов, развилок и тупиков.

Фольмар уверенно повернул направо на очередной развилке, и через несколько шагов желтый песчаник гладких стен сменился покатыми, плохо обработанными глыбами.

— Уже скоро.

Незачем наемнику знать детали, впрочем, как и план подземных тоннелей, — лишнее это знание. Фольмар остановился и, подав жест рукой, прислушался. Тишина. Мертвая, звенящая, давящая тишина, в которой слышны только сдавленное дыхание, учащенное биение сердца да потрескивание догорающего факела. Почему-то именно здесь, в этом самом месте, тишина становилась абсолютной, еще пару десятков шагов вперед или назад и появляются пусть не звуки — смутные тени приглушенных звуков, но здесь...

— В этот лабиринт есть только один вход, Келлир, и нет выходов. Когда к городу подойдут Рорка, семьи Алифи можно будет отправить вниз и наглухо замуровать единственный проход. Я дал приказ подготовить проводников, которые отведут беглецов в жилые коридоры и научат их жить в условиях подземелья. Там будет затхлый воздух, поступающий по старым каменным желобам, и теплая, кислая, вонючая вода из источников, но это будут воздух и вода. Заготовлены десятки тысяч факелов и сотни бочек масла, солонина и сухари. Это будет несладкая жизнь, но это лучше, чем смерть.

Наемник прищурил глаза и неторопливо спросил:

— И сколько ртов способно прокормить это подземелье?

— Много, Келлир, много. Треть города, включая людей, а к чему ты спрашиваешь?

Келлир усмехнулся.

— Мочь и сделать — разные вещи. Я предлагаю предоставить доступ сюда только тем, кто готов заплатить. Много заплатить, причем за каждую голову отдельно. Захотят взять с собой слугу? Друга? Любовницу? Пусть раскошеливаются. Каждый горожанин должен приносить пользу Валлинору своей жизнью или смертью: богатый — платить за спасение, а бедный — погибать на стенах.

Владыка скептически хмыкнул, но так и не сдвинулся с места.

— Что им помешает сбежать, как сбежали тысячи из Куарана и Тимаэля? Мир большой, в нем места хватит всем.

Наемник кивнул.

— Да, мир большой, бежать есть куда. Вот только с сегодняшнего дня каждый выезжающий из города с имуществом должен будет платить Вам пошлину, и моя задача обеспечить ее неукоснительный сбор. Половина всего вывозимого добра должна реквизироваться в казну города. Это важно. Половина, но не меньше полусотни золотых за каждого Алифи и двух золотых за человека. И после того, как Рорка уйдут, каждый сбежавший потеряет право вернуться.

— Это проще сказать, чем сделать, Келлир. Знать начнет роптать, а мятеж накануне боя — это предвестник гибели.

— Вы не дослушали, милорд. Хотят бежать, отделавшись малым? Особняки и родовые гнезда не унесешь с собой. Я слышал, Мастер памяти составил реестр жителей? Пусть каждый проходящий через ворота города, отмечается в списках. Каждый, кто будет отсутствовать в городе на момент объявления осадного положения, лишится всей недвижимости в черте Валлинора. Навсегда, без права обратного выкупа.

— И все-таки это плохая идея, потому что у каждого должен быть путь к отступлению. Знать, загнанная в угол, не будет платить, они бросятся на меня, — Фольмар Яркий выдохнул, яростно сжав кулаки. — Начнется мятеж, Келлир.

— Это моя задача — предотвратить мятеж. Именно поэтому Вы мне платите такие деньги. А если начнется бунт, все добро бунтовщиков нужно пустить с молотка, причем половину вырученного отдать тем, кто останется Вам верен, — Келлир снова улыбнулся. — Простой расчет, милорд. Если какой-нибудь лорд пожалеет половину, то он не сможет дать наемникам больше, чем Вы. А если ему не жалко денег, то проще не поднимать мятеж, а заплатить Вам.

Фольмар внимательно рассматривал северянина, пытаясь понять, чего еще можно от него ожидать.

— Что ж, для этого я привел тебя сюда. Не каждый готов быть героем, и лишаться всего тоже готов не каждый. Хорошо, место в этом подземелье будет стоить дорого, но это все равно будет дешевле половины всего и намного дешевле смерти. Пусть платят, а потом живут, словно крысы, пока не придут те, кто сможет выкопать их отсюда. И еще, когда начнется мясорубка...

— Вы хотели сказать, если, — с вежливой улыбкой поправил мастер битвы.

— Я всегда говорю только то, что хочу сказать, — с такой же улыбкой ответил Фольмар. — Когда начнется мясорубка, в этом подземелье должны оказаться и пару сотен рудокопов на случай, если извне выкапывать окажется некому.

— А Вы? Не хотите остаться здесь? В безопасности?

— Я? Из этих каменных коридоров ничего не видно, Келлир. Ничего. Валлинор — мой город, от башни и дворца до последней мусорной кучи в Пепельном квартале. Если мой город будет умирать, я должен это видеть.

...

— Я тебя поздравляю, ты стал крушителем основ. Стоишь один против целого мира, и он вынужден отступать перед твоим гневом.

— Кто он? — разговор начинал меня раздражать.

— Мир, конечно, — похоже, Высший забавлялся. — Друзья сплотились, тучи развеялись, а враги в ужасе забились в норы.

— В берлоги, — поправил я.

— В какие берлоги? — в этот раз не понял Алифи.

— В большие и темные, — я постарался поточнее сформулировать мысль.

Мы спорили ни о чем, сидя на камнях, греясь под лучами неожиданно разошедшегося сегодня солнца. Зимнее солнце редко бывает приветливым. Выглянет из-за туч на пару минут, взглянет на промозглый мир под собой и вновь возвращается обратно. Может, дом у него там? Сидит себе, попивает кофеек да посмеивается над несчастными смертными. Только изредка, вот как сегодня, выглядывает наружу и начинает топить снег, засучив рукава.

Алифи сидел к Солнцу спиной, я — лицом. Что может быть лучше, чем солнечная ванна зимой? Пусть витамин Д образовывается, говорят, для костей хорошо. Да и под теплыми лучами все тяготы жизни, пусть на несколько мгновений, но все-таки отступают, чтобы потом вернуться.

Бравин не дал мне окончательно уйти в себя и продолжил:

— Так ты считаешь себя революционером?

— Я не понимаю вопроса, Высший.

— Большая часть из того, что ты мне рассказал о себе, о своем пути в эти развалины, своих решениях и поступках, — попросту глупость, — в этот раз с каким-то нажимом возразил Алифи. — Это не борьба с судьбой, это — отчаяние. И поэтому ты не революционер, воюющий за идею, ты...

Он запнулся, подыскивая более точный эпитет. Я не стал его перебивать, перестав понимать, чего он хотел добиться этим разговором.

— Тебе не нравится то, что ты видишь, и тебе не терпится вмешаться. Проблема в том, что ты ничего не предлагаешь взамен. Идеи — нет. Цели — нет. Поэтому и результата тоже не будет.

Я кивнул. Настроение, откликнувшееся было на призывно светящее Солнце, вновь стало ухудшаться.

— Послушай, Высший. Вот только сделай милость, ответь честно. Зачем ты здесь со мной маешься? Я ведь понимаю, что ты сейчас должен быть совсем в другом месте, делать совсем другие вещи, а ты бросаешься огрызками и философствуешь...Смысл?

Он поднялся на ноги, не отводя взгляд.

— Потому что ты мне нужен. Ты. Мне. Малый должен скоро вернуться, день-два, не больше, а потом — одно из двух. Или ты был прав, и сюда идут обещанные тобой Рорка. Или нет, и тогда ты попросту отправляешься со мной. Но и в том, и в другом случае мне нужны от тебя качества, которые я видел раньше, и которых я не нахожу в тебе сегодня. Упрямство. Ярость. Злость. Презрение к смерти. Готовность идти до конца.

Я внимательно посмотрел на сапоги Алифи и неожиданно даже для самого себя ответил.

— Презрение к смерти тебе от меня надо? Злость? Все будет, Высший, не переживай. Как только, так сразу, ты мне, главное, маякни, когда.

Я не стал подниматься вслед за Алифи, наоборот, откинулся назад, прикоснувшись затылком к каменной стене. Чтобы, закрыв глаза, посмеяться. Над ним, но, прежде всего, над собой. Над четким пониманием, что ничего не получается. Ни-че-го...

И вот так, подставив лицо под теплые лучи солнца, не открывая глаз, я начал говорить. Не задумываясь о том, кому мои слова могут быть интересны. Может быть, солнцу? Или свету, желтым сполохам, пробивающимся сквозь плотно закрытые веки?

— Представь себе человека, Высший. Абстрактного человека, простолюдина. Из тех, кого не жалко. Тварь слабую, от страха дрожащую. Представь, живет такой бедолага в маленькой комнатушке и никогда не выходит на улицу. Никогда.

— Так не бывает, — спокойный голос сверху как нечто само собой разумеющееся.

— Бывает, Высший. Бывает. Так вот, кто-то приносит ему еду, кто-то — воду, а он просто живет и иногда смотрит на двор через единственное окно. Узкое. Грязное. С закопченным стеклом. И вот так год, два, десять, всю жизнь. И весь мир для него — вот эта комната, вот это окно и далекий двор за мутным стеклом. А потом... в глубокой старости его выводят наружу посмотреть на настоящий мир. Мир влекущих запахов и ярких красок, мир ветра и свободы. Как ты думаешь, Высший, это было бы благом?

— Какая разница? Нельзя жить в клетке.

— Именно. В клетке — понятной, привычной и родной. Своей. Разрушив ее, так легко превратить все предыдущие годы в фарс. Как жить дальше, постоянно задаваясь вопросом "зачем"?

И вновь пауза, вот только набежавшее облако закрыло солнце, разрушив иллюзию покоя.

— Я не понимаю, о чем ты, — голос Бравина не показался мне задумчивым. — Ты хочешь сказать, что вы все такие же? Что вы смотрите на мир через грязные, закопченные стекла и боитесь узнать правду? Что вам с этими мутными образами, заменяющими реальный мир, привычно, а узкая клетка близка и понятна? Что дверь... она может быть даже не заперта, но вы всё равно боитесь выйти из плена собственных грез? Потому что может оказаться, что всё, ради чего вы жили, — глупость и фальшь?

Я открыл глаза и с трудом поднялся на затекшие в неудобной позе ноги.

— Ты задал мне очень много вопросов, Высший. Я же хотел сказать нечто другое. Весь этот мир — моя клетка. И, в отличие от остальных, я видел свободу. Я знаю ее запах. Я помню ее вкус. Вот только двери нет. И нет другого ответа на вопрос "зачем", кроме "незачем".

Бравин не стал спорить, он просто насмешливо посмотрел мне в глаза и бросил:

— Ладно, философ, пошли работать...

...

— Ты безнадежен. Ты пропускаешь удары, потому что входишь в тахос слишком медленно. Понимаешь? Слишком медленно. Если ты хочешь выжить в поединке, нужно быть гибким и быстрым, — Высший смотрел на меня обвиняюще.

— Ты сам признаешь, что если я вхожу в твой треклятый тахос заранее, я становлюсь похожим на горящую свечку в темной комнате — меня могут увидеть все заклинатели в округе. А если пытаюсь реагировать на атаку, то просто не успеваю. И не могу успеть. Так научи меня, а то я, словно идиот, тыкаюсь в нору, когда есть дверь. Ведь должна же быть? Не могут же все Алифи и Рорка грезить о боли каждый раз, когда хотят зачерпнуть силу? Правда ведь?

— Научить предлагаешь? А зачем ты мне будешь нужен, если станешь таким, как все? Вся твоя ценность, в том, что ты нашел свой путь в тахос. В нору, ты сказал? Отлично, пусть будет "в нору", но это твоя нора и только твоя, в то время как дверь, ведущую к силе знают все остальные. Нет. Я не стану тебе показывать другой путь к Тахо, не жди. Будешь входить в тахос через самобичевание или как ты там этого добиваешься? И будешь делать это быстро, если захочешь жить.

Бравин жестом остановил мои возражения и продолжил.

— У нас слишком мало времени для того, чтобы делать из тебя настоящего мага. Но и двигаться дальше, не заставив тебя стать быстрее, нельзя. Работай над собой, человек. Лучше это сделать сейчас, потому что потом будет поздно.

Я устало кивнул. Сил оставалось слишком мало, последние дни мы работали на износ, и даже мое врожденное упрямство начинало барахлить и отказывать. Что делать, если с такой скоростью работы с силой надеяться на что-то бессмысленно, а ускориться не получается? Вообще. И как быть?

— Слушай, ты просто мне скажи, что от меня нужно? — я забыл добавить "Высший", а Бравин забыл сделать мне за это замечание. Или не посчитал нужным. А может, ему попросту было плевать на такую формальность. — Ты мне ответь, а там мы придумаем что-нибудь. Вместе. Я просто должен знать, к чему ты меня готовишь.

— Сказать тебе? — Алифи отошел к занавешенному окну, но не стал отодвигать шторы, а так и застыл, видимо, обдумывая предложение. — Не могу, слишком рано.

Никто не любит, когда его используют втемную. Никто, и я не исключение.

— Хотя бы часть правды, Высший. Если, конечно, ты хочешь чего-то от меня добиться, а не просто размолотить о мою физиономию содержимое местного амбара.

— Часть правды также может быть опасной, Мор.

— Тогда нет выхода, Высший.

Алифи повернулся ко мне.

— Выход всегда есть, Мор. Остановимся на том, что ты можешь пригодиться для убийства шамана Рорка. Неожиданность дает преимущество.

Я кивнул. Дает, вот только я, конечно, глупец, но глупец с большим стажем. И привычкой задавать неудобные вопросы.

— Знаешь, Высший, в этой информации нет ничего опасного. И знаешь, какой из этого вывод? Что убить кого-то, может, и понадобится, только этот кто-то — не Рорка.

Бравин сделал ко мне шаг, потом еще один — спокойно, даже буднично и насмешливым голосом спросил:

— А кого тогда?

— Не знаю. Не Рорка. И не человек. Остаются только Алифи. Но прежде, чем ты сделаешь какие-то выводы, я дам ответ — я согласен. Причем, не важно — кого. Согласен. И да, я понимаю, что это опасно.

Я не стал продолжать логическую цепочку, хотя мог бы. Например, отметить, что внезапность нужна при атаке Алифи-мага, или Алифи, которого прикрывают маги. А значит, это какой-то очень важный Высший. Очень. Важный. А следовательно... Я помню, что открывшись, становлюсь похожим на свечку в темной комнате. Значит, скрыться после внезапной атаки не получится... Меня готовили к поездке с билетом в один конец.

— И чем нам поможет твое понимание? — Бравин был все так же насмешлив. — Как это научит быть тебя быстрым?

— Никак. Быстрота нужна для того, чтобы защититься. Мы с тобой просто оставим эту формальность, Высший. Я тебе нужен не для защиты, а для неожиданного удара. Одного. Вот и учи меня удару. Там не нужна скорость, там нужна сила, давай сосредоточимся на этом.

— Ты понимаешь, что это будет значить?

Я пожал плечами.

— Как ты там говорил? Пойдем работать, Высший, — и не дожидаясь ответа, направился к двери.

— Как твое настоящее имя? — вопрос, брошенный в спину, заставил остановиться.

— Меня зовут Мор. Теперь — навсегда. Вы же верите, что имя рассказывает о предназначении, Высший? В моем мире мор означает смерть. Так что это имя мне подходит намного больше старого... Больше всех остальных...

...

Молодой Алифи стоял на усыпанном телами участке крепостной стены и устало вытирал кровь с лицевой стороны щита рукавом дорогого камзола, безжалостно вымарывая его в кармине и багрянце. Впрочем, одежда уже была безвозвратно испорчена, теперь ее только на выброс или в личную коллекцию, на память. Повесить рядом с изрубленной кривыми роркскими мечами кирасой, что валялась неподалеку. Помощник старался не попадаться на глаза, но его осуждение Римол чувствовал кожей. Пусть.

Мастер битвы стирал кровь врагов с неоднократно спасавшего ему жизнь щита и невольно ловил отражения угасающей битвы в десятках сверкающих граней — бой еще не закончился, он просто прокатился по крепостной стене, пролился, словно ливень, в близлежащие кварталы и рассыпался на сотни мелких схваток. Сегодня он сознательно дал шаргам прорваться внутрь города, задержав контратаку. Для чего? Чтобы почувствовавшие слабость защитников Рорка вложились в эту атаку, бросив в прорыв значительные силы, — Римолу до смерти надоели бесконечные комариные укусы, не оставляющие ощущения победы, но уносящие жизни. Рискованно? Конечно. Имело ли смысл?

Алифи оглядел участок стены, где шарги на короткое время прорвали защиту. Сейчас об этом напоминали многочисленные трупы под ногами: закованных в броню рыцарей, изрубленных людей и Рорка. Жертв было все-таки слишком много: один защитник на двух нападавших — не самый лучший размен. Впрочем, в самом городе, в ловушке каменных стен и без поддержки за спиной, Рорка гибли, как мухи. В целом, не так уж и плохо.

— Они быстро оправятся, — командор отрядов Ордена был скуп на эмоции. Так, простая констатация факта. Да. Оправятся и ударят снова. Кто ж спорит-то? Вот только тех, кто пойдет в следующую атаку, будет уже чуть меньше.

— Ты должен был быть на своем участке, — Римол развернулся к рыцарю и, не скрывая отношения, сделал шаг навстречу. Он все помнил. И то, что церковники открыли ворота и сдали ему город без боя, означало только отсрочку возмездия. Общий враг заставил на время объединить силы, но потом...

— Скучно там, — командор насмешливо скривил губы. — Все самое интересное — здесь. Клан Теней оказался отчаяннее Клана Заката, кто бы мог подумать.

— Ты ради этого явился? На представление? Тогда возвращайся. И еще, раз вам там скучно, отправь мне пять сотен своих бойцов. Людей, рыцарей можешь оставить себе.

Ухмылка, словно пена откатившегося прибоя, сошла с костлявого лица собеседника.

— Вам напомнить, как мы договаривались, мастер? Мои отряды остаются со мной. Я выполняю Ваши приказы, но своими подчиненными распоряжаюсь сам. Так было, и так будет.

Он не посмел добавить слово "иначе", обозначив его только интонацией и долгой, тягучей паузой, но Римол услышал достаточно.

— Так распорядись. Пять сотен людей, запомнил? Не две, не три — пять. Сегодня. Сейчас же.

Римол подал сигнал и за плечами рыцаря Света проступили две тени, возникшие, словно из ниоткуда. Кто виноват, что немногих оставшихся в живых Карающих приходится использовать для несвойственных им задач? В качестве охранников, а не шпионов? Телохранителей, а не убийц? Но воевать с врагом, имея отряды Ордена внутри городских стен и не позаботиться о собственной безопасности — глупость. Потому что костлявый урод, пересекший реку только для того, чтобы посмотреть представление, позлорадствовать и присмотреться, остается опасен. Можно на пару с леопардом отбиваться от стаи гиен или на пару с гиеной от леопардов, главное в этом случае — не забыть, кто прикрывает тебе спину.

Церковник не стал спорить, только развернулся и, пренебрежительно оттолкнув одного из Карающих плечом, двинулся внутрь города. Пять сотен — не две тысячи, люди — не Алифи, а за спиной — убийцы, а не друзья. Он выполнит приказ и пришлет солдат. В этот раз. А значит, у потенциального противника будет меньше верных ему бойцов, а у Римола — больше расходного материала, который он, не задумываясь, бросит при следующей атаке на самый тяжелый участок. Потому что Тени оказались куда настойчивее Заката, а хитрому Косорукому, похоже, победа была нужнее, чем грозному и бескомпромиссному Мер То. И что-то здесь было не так, что-то заставляло Римола все чаще оглядываться на реку, на запад, на второе, горное и неприступное крыло Куарана, где стояли немногочисленные части гарнизона и отряды Ордена, ждать от которых можно было чего угодно.

Римол прищурил взгляд, провожая высокую фигуру командора. Пойдет ли он на открытый мятеж? Рискнет ли, когда враг под стенами, а помощи ждать неоткуда, разорвать бабочку на два крыла, установив контроль над своим? Нет, не должен. Потому что все запасы продовольствия — здесь, а единственная переправа — канатная дорога и центральный форт — под охраной, сломить которую даже воинам Ордена не под силу. Именно там — лучшие силы города. Если церковники хотят есть, а не питаться исключительно Светом, будут шелковыми, и, вроде бы, беспокоиться не о чем, вот только...

Неужели Клан Заката пришел под стены Куарана только для того, чтобы неделю за неделей пить самогон, дудеть в дудки и лупить в барабаны? У рыжих бестий не бывает страха, но всегда есть план, значит, что-то будет. Что? Жаль, нельзя самому отправиться на стены западного крыла, чтобы посмотреть, попытаться понять, оценить угрозы. Увы, за свою безопасность на территории, что контролировал костлявый командор, Римол не дал бы и мелкого медяка...

...

— Я не понимаю, отец. У Теней мягкая земля, но они атакуют стену, у нас же под ногами сплошная скала, но мы грызем ее почище дождевых червей. Почему? Мы же шарги, а не рудокопы!

Шин То хмуро смотрел на жесткое, словно высеченное из куска гранита лицо отца в поисках ответа.

— Ты хочешь сказать, что я забыл, кто мы?

Мер То слегка улыбнулся, но только глупец повелся бы на мягкие интонации, с которыми был задан вопрос.

— Нет, я просто хочу понять. Каков план, отец? Прорыть тоннель и прорваться внутрь крепостных стен? Но несколько десятков рыцарей, закованных в броню, смогут удержать любой тоннель. Там не будет пространства для маневра, для фланговой атаки или ложного отступления. И стрелы не сыграют особого значения, только сила на силу. Что мы сможем сделать против горы стали?

Мер То улыбнулся снова.

— У тебя все?

Сегодня он был терпелив. Хорошее настроение или скорый штурм был этому причиной? Неважно. Он с легкой усмешкой рассматривал своего сына и сравнивал его с ушедшими к демону Ту братьями. Старший сын, павший еще в самом начале похода, не стал бы задавать вопросы — ему было все равно, где и как убивать врагов. Месть была его домом, а кровь врагов — любимым блюдом. И какая разница в таком случае, где именно ее проливать? Шин То старший был рожден для войны. Младший... Шин То Карраш-да тоже не стал бы задавать вопросы, он просто выбрал бы ночь потемнее и попытался бы сам пробраться на стену. Если надо — в одиночку. Младший сын презирал врагов и жаждал славы, а был зарезан ничтожными, как овца.

— Нет, отец, не все. Они же могут просто обрушить тоннель, но даже не в этом дело. Там, — Шин То Карраш-го на мгновение задохнулся. — Там же не видно неба. Как умирать в каменном мешке?

— С улыбкой, сын. Но не волнуйся, тебе не придется высматривать Демона Ту среди серых камней. Тоннели нужны для других целей.

Сын кивнул, словно ожидал такого ответа.

— Хорошо, но я все равно не понимаю, отец. Если тоннели нужны для отвода глаз, тогда зачем их нужно было рыть целых три. Рабы мрут как мухи, кого мы тогда бросим на стены в первой волне?

— Вон Шео Ма просился, вот его и бросим.

Сегодня Мер То мог позволить себе казаться беззаботным. Кривая улыбка пробежала по лицу сына.

— Пусть так, но тогда получается, что наша цель — гора, которую насыпают под крепостной стеной? Шео Ма сказал, что туда забрасывают всю породу, что вынимают из тоннелей.

— Из трех тоннелей, — поправил Мер То. — А еще трупы всех ничтожных, что дохнут в тоннеле. А еще трусов и шпионов. Всё в дело. Мы не можем сделать низкой стену? Значит, мы сделаем высокой землю.

Он засмеялся.

— Я смотрел на это место, отец. Там, конечно, стена уже не так высока, но...

Шин То замялся, оборвав фразу на середине.

— Говори.

Сегодня Мер То мог позволить себе быть великодушным.

— Алифи же не глупцы, отец. Они все видят и ждут. Мы навалим кучу камней и земли, но останется крутой подъем, стоят холода, а воды из реки — бери не хочу. Что мы будем делать, если они догадаются залить ее водой? Атаковать вверх по ледяному склону? Как?

— Как? Пустим старого Шео Ма, он грозил тряхнуть сединой. Вот пусть на льду и трясет, а мы посмотрим.

Сбитый с толку, растерянный Шин То смотрел на улыбающегося Вождя.

— Думай, сын. Сильные и смелые воины мне нужны, но умные воины мне нужны больше. Походи по лагерю, поднимись на смотровые башни, спустись в тоннели — думай. А потом приди ко мне и расскажи, как бы ты брал неприступные стены непобедимого города. И помни. Если враг увидел твой план — ты проиграл. Даже если враг увидел тень твоего плана, ты все равно проиграл. Враг не должен увидеть ничего.

— Но, отец. Что, если враг умеет смотреть? Если у него сотни зорких глаз?

— Вот тогда, сын, надо сделать так, чтобы враг увидел то, чего нет. Это тоже способ. Верный способ.

Глава 8.

День сто двадцать девятый. Неделя легкой суеты.

Со Временем играют не на победу, а на самое долгое поражение.

Мор. Избранные цитаты. Глава "Парадоксы".

И снова в бой. Никогда не думал, что придется с завидной регулярностью вспоминать эти патетические слова. И пусть сегодня не смерть на кону, и не приходится чувствовать, как жизнь тонкой струйкой утекает из безмерно уставшего тела, — неважно. Все равно никто не оставляет тебе времени на то, чтобы отступить и вздохнуть облегченно.

Бравин раз за разом пробивал мою хлипкую защиту, чтобы в последний момент остановиться и сделать новый заход. Продавить мой спешно выстраиваемый кокон силы и добравшись до сердца, сжать — до боли, до хрипа и крови из прокушенных губ.

— У меня нет времени готовить тебя к бою долго и последовательно, поэтому терпи. И запомни, с каждым разом я буду останавливаться позже. И когда-нибудь ты не выдержишь — это, к сожалению, не исключено. Все серьезно, младший, и риски велики.

И вновь удар, и резкий переход от филигранной работы с нитями Тахо к атаке по площади, когда внезапно закрученное энергетическое копье рвется из рук Мастера заклинаний и сминает барьер защиты вместе со мной. Потом? Потом приходится искать в себе силы хотя бы для того, чтобы подняться с приютившей на пару мгновений земли. Встать. Ругнуться. Зло посмотреть на Высшего. И все-таки начать заново, понимая, что в реальном бою некому было бы подниматься. Пыль не умеет вставать на ноги.

— Мне не нужно одноразовое оружие, это слишком дорогое удовольствие. Меч сперва закаляют, а только потом им рубят. И ты сначала должен научиться защищаться, убивать ты научишься позже

Мне не было стыдно за то, что я в нем ошибся. У меня, в общем-то, не было ни сил, ни времени на стыд. Ошибся и ошибся. Не захотел Алифи меня сразу укокошить ради каких-то своих, только ему понятных целей? Отлично, значит, я ему нужен. Вот только отправить меня на смерть он всегда успеет. А сейчас оставалось вставать, скрипеть зубами и мучиться дальше.

— Не бери на себя больше, чем сможешь выдержать. И запомни, Тахо, сжатая волей заклинателя в шар, опасна. Шар, встретив барьер, разрушается и высвобожденная энергия уничтожает все вокруг, поэтому такие удары лучше встречать на дальней дистанции. Сила, стянутая в луч или копье опасна другим. Она легко пробивает барьеры за счет концентрации энергии в одной точке. Такой удар очень сложно сдержать, но можно уклониться или по касательной увести в сторону.

— А если в этой стороне будут стоять Алифи? — я сознательно не стал упоминать людей. Кому в этом мире интересны люди? Вот Алифи — другое дело. — Все равно уклоняться или отводить удар на них?

Бравин прервался, остановив свой замысловатый танец.

— А какая разница, кто там, за тобой? Люди, Высшие, бойцы или дети — не имеет значения. Запомни, Мор, простую истину. Если в битве Тахо гибнет заклинатель, все остальные гибнут за ним в очень короткие сроки. Все. Поэтому на войне заклинатель стоит больше любого простого Алифи. Всегда...

И вновь удар, прямо так, не закончив фразы. Яркая плеть снесла с ног, выбив дыхание и протащив по земле добрую пару шагов.

— У опытного заклинателя широкие возможности и много доступных инструментов. Ты, возможно, думаешь, что мне просто нравится над тобой издеваться? Нет, что-то в этом, конечно, есть, но основная моя задача — показать основные типы атак. Ты еще не видел энергетические сети: они требуют огромной траты сил и Рорка используют их крайне редко. Но если вдруг... Беги, прыгай, ныряй — что угодно, только не оставайся в зоне действия заклинания. Если у автора хватило сил на создание невода, то не тебе, человеку, его останавливать.

— Понял, — а что здесь, в принципе, непонятного? Если что — бежать? Так это мы завсегда, с превеликим удовольствием. Это всяко проще, чем без конца шкрябать пятками по камням, пытаясь устоять перед ударом.

— Хорошо, но промежуточный итог я все-таки подведу. Сферы встречаешь на расстоянии, от плетей уклоняешься, копья уводишь в сторону, из сетей попросту бежишь. На самом деле все индивидуально. Например, простой энергетический шар использовать в бою против другого заклинателя практически не имеет смысла — его слишком просто заблокировать, причем затратив на это намного меньшие силы. Но достаточно поместить одну сферу внутрь другой и полученную комбинацию остановить будет чрезвычайно сложно. Поэтому запомни, схватка заклинателей — это всегда противоборство не только энергий, но и собственных сил. Растратил их раньше времени и все, ты труп. Может быть, умный, сильный, талантливый, но труп. Важно быть не только сильным, но и расчетливым, тратить данные тебе ресурсы бережно. Даже не так, очень бережно. Поэтому, атакуя врага, помни, если он на защиту потратит намного меньше сил, то ты ничего не найдешь, только потеряешь.

Я пожал плечами, и возразил:

— Не факт.

Старая привычка, ничего личного. Но Алифи остановился и предложил мне пояснить.

— Простое предположение, Высший, ничего более. Я исхожу из того, что пределы моих сил противнику не известны, но он думает также, как ты. Что все должны тратить силы расчетливо, бережно. Я же урод, ты ведь помнишь? Диво дивное, никем не виданное. Чего от меня ждать? И если я черпаю силу бочками, швыряю ее не считаясь с потерями, может, это признак моего могущества, а не слабости? Неуверенность порождает ошибки, Высший.

— Слишком большой риск, Мор, но при определенных обстоятельствах в этом может быть смысл. Жаль только, никто тебе заранее не расскажет, те ли это обстоятельства, а платить придется собственной головой. Так что послушай хороший совет, относись к собственным силам бережно, а к собственным возможностям — скептически.

Бравин на мгновение задумался.

— Есть еще кое-что, имеющее значение, Мор. Среда вокруг заклинателя. Понимаешь, лучник, стреляя из лука, убивает врага стрелой, но тратит на это собственные силы. С Тахо — такая же история. Ты тратишь собственные силы на то, чтобы собрать энергию, придать ей форму, задать направление и скорость движения, но саму энергию ты берешь из среды. Окружающий мир, пронизанный Тахо, и есть твоя стрела. Поэтому, если вокруг тебя люди, Алифи или Рорка, причем живые, а еще лучше — умирающие, кричащие от боли, выплескивающие эмоции в мир и не готовые защищаться, то твои шансы победить в битве заклинателей велики. Потому что энергии вокруг много, а собирать ее просто. Если же вокруг тебя только камень или стоялая вода, и больше никого и ничего — беда. Потому что энергии вокруг — крохи, а чтобы собрать ее — нужны значительные силы.

— И что же делать в таком случае? Тоже бежать?

Бравин усмехнулся.

— Понравилась идея? Нет, Мор. Если вокруг тебя никого, то и бежать поздно. Поэтому запомни. Существует источник энергии Тахо, который есть всегда, — ты сам. Зачерпни свою энергию, но знай, это будет короткая битва. И, возможно, последняя. Потому что Тахо нельзя собрать быстро без потерь. Твои потери — рвущиеся сосуды, лопающаяся кожа, рассыпающиеся в труху кости. Иногда это все равно имеет смысл, вот только...

Он замолчал, а я не стал нарушать затянувшееся молчание. Потому что основная мысль была понятна — черпать энергию из себя можно, но это все равно, что стрелять во врага собственным пальцем. Убить сложно, а палец потом не пришьешь обратно.

— В общем, Мор, оставь себе шанс на жизнь, сохраняя свое Тахо в неприкосновенности, или, по крайней мере, не бери ее слишком много. Там твой последний запас, последний глоток перед смертью.

Солдат, нерешительно выглянувший из-за угла, прервал беседу. Хмыкая, смущаясь и покрываясь почему-то красными пятнами.

— Это... Капитан просил передать, что мастер Карающий вернулся, это... Высшие...

Бравин хрюкнул, чем окончательно вверг бедолагу солдата в ступор. С чего бы это? И я, мысленно пообещав себе налить на досуге человеку Тона Фога кружку пойла покрепче, двинулся за поспешившим в наш штаб Алифи Куда ж теперь без меня? Высшего...

...

Десятки костров горели, разгоняя холодную мглу своими огненными языками. Искры поднимались в черное, неприветливое небо, стремясь к пелене, закрывшей от глаз смертных чертоги демонов. Скрываться было поздно, да и как скроешь тысячу безмозглых, ни к чему не способных, косолапых ничтожных? Гремящих цепями, стучащих колодками и хрипящих от усталости? И с кострами и безо всяких костров новость о скором визите отряда Тхонга дойдет до обезьяны Мора или его хозяев, а скорее всего, уже дошла.

Таррен-Па протянул озябшие ладони к потрескивающему пламени и теплая волна побежала по телу, разгоняя тревогу. Утром караван выйдет к городу и станет окончательно ясно — был ли во всем этом безумии хоть какой-нибудь смысл. Если странный ничтожный со смешным прозвищем обманул его, то...

А что тогда? Таррен сглотнул комок, внезапно подступивший к горлу. Он сознательно старался не задавать себе этот вопрос, уклоняясь от простой истины до самого последнего мгновения. Вот только это мгновение уже наступило, точнее наступит завтра, а значит придется давать ответ. Что тогда?

Если вспомнить, что Коши, старого и хитрого, грезившего еще пару лет назад о месте правителя и поставившего на торговлю живым товаров все до последнего медяка, нашли в петле за пару дней до выхода отряда в поход? Случайность? Слаб оказался хитрец Коши? Может быть.

А если к этому добавить слухи, что двоих сыновей знаменитого когда-то работорговца Уррен-Та, бежавших за пределы Толакана в надежде начать привычный бизнес в более спокойных местах, нашли с одинаковыми кровавыми улыбками на дряблых шеях? Случайность?

А как же другие детали? Насмешливая улыбка ростовщика? Твари, отказавшейся ссудить деньги даже под бешеный процент, предложенный Тарреном, и согласившейся выдать ссуду только под заклад любимого поместья. Еще морщился, урод, набивая цену. Знал, что у Таррен-Па не будет возможности вернуть? Или презрительный взгляд тучного Правителя и его прощальное похлопывание по плечу? Или ...

Сколько таких "или" набралось? Случайности? Совпадения? Не бывает таких совпадений. Таррен-Па скосил взгляд на широкую спину своего капитана, что пошел встречать разведчиков, вынырнувших из черной ночи. Разведчики, конечно, важны, но еще важнее сейчас точно оценить шансы.

Кто-то, пользуясь тем, что рынок рабов стало лихорадить, а цены на ничтожных рухнули вниз, решил перекроить торговлю под себя? Устранив главных конкурентов, уничтожив или разорив, выдавив из Совета и превратив в изгоев. Кто? Правитель? Кто-то, вовремя подсуетившийся и отправивший собственный отряд вместе с кланами шаргов на север?

— Таррен, ты должен это услышать, — баши бесцеремонно прервал размышления хромого купца. Хотя он и раньше никогда не церемонился, характер не тот.

Таррен поднялся на ноги, решив для себя, что выбор между безумством и позором всегда прост. Безумство может привести к победе, позор — только отсрочить поражение. Ненадолго. Завтра сделка не должна сорваться, а потом... Тхонга усмехнулся, и ближайший Рорка отшатнулся, увидев эту гримасу.

...

— Там нет города, только развалины, что охраняют ничтожные. Много лун назад там шла большая битва, Таррен. Много воинов ушли к демонам ночи, плохо ушли, обгорелые кости до сих пор лежат вдоль дороги.

— Шарги?

Таррен-Па знал ответ на этот вопрос, но удостовериться было не лишним, вот только разведчик молча развел руками. Кости не умеют разговаривать.

— Что стены?

— Нет там стен, Таррен, сплошные руины. Если бы нам воинов побольше, взяли бы еще до утра.

— Часовые? — это баши подал голос, оценивая шансы на случай схватки. Сделка сделкой, но к бою надо быть готовым всегда — недобросовестный партнер зачастую опаснее честного врага. За это Таррен и платил своему начальнику охраны двойную плату на протяжении многих лет. За постоянную готовность, а не за преданность. У преданности не бывает цены.

— Много, — ответил разведчик, сорвавшись на хрип. — Но слепые, как землеройки на солнце. Ничего не видят, не слышат. Не солдаты — ничтожные. Дай приказ, и я тебе пару потолковать приведу.

Мысль была заманчивой. Взять пленника и выпытать все, что могло оказаться ценным, получив за один раз ответы на все вопросы. Кто правит в городе? И главное, как все-таки были повержены непобедимые шарги? Клан Заката, рыжие бестии, не знающие страха и жалости. Двигаться вперед, туда, где полегли намного более сильные и достойные, вслепую не хотелось...

— Мне не нужна пара, приведи одного. Тихо. И получишь за сегодня тройное жалование. Запомнил? — Таррен-Па внимательно смотрел на пожилого Тхонга в маскировочной раскраске. — Главное — тихо. Справишься?

Он знал этого разведчика давно — опытный и умелый, этого достаточно.

— Справлюсь, Таррен, — Рорка ответил спокойно, не сомневаясь в успехе. — Там нечего справляться. Там бабы на стенах.

И ухмыльнувшись, скрылся в ночи, не обратив внимания на изумленное выражение на лице Таррена...

...

— Отец, мне кажется, что мы воюем не с врагом, а с Кланом Теней. Они совсем зарвались. Окопались под стенами, окружили себя союзниками и рабами и забыли о мести.

Сегодня барабаны молчали, потому что врагу нужно было напомнить вкус тишины, дать прочувствовать его, насладиться, чтобы назавтра безжалостно забрать, — пусть северяне вспомнят, что потеряли. А сейчас даже тугая ткань полога шатра, хлопающая на ветру, перекрывала шум лагеря, отбивая рваный ритм так, будто кто-то хлопал в ладоши. Мер То смотрел на горящий в очаге огонь, всматривался в серый дым, клубами расползающийся вокруг, и вдыхал расширенными ноздрями запахи горящих можжевеловых веток и плавящейся смолы.

— Тени ходили на штурм, сын, трижды. Они уже положили под стенами города несколько тысяч воинов. Косорукий не любит рисковать, но он не трус.

— Не трус? Тогда почему он отказывается от нашего плана? Он не хочет славы?

В который раз совет Вождей собирался только ради того, чтобы поспорить и переругаться. В этот раз Мер То также не пошел на него сам, отправив вместо Шео Ма сына — он знал, что договориться не получится.

— Он отказывается, потому что план предложил я. Тени не пойдут за воинами Заката, потому что считают, будто уже выросли из детских штанов. Не забывай, их больше. А если считать его лизоблюдов, то больше намного, это придает ему спеси.

— Что мы будем делать, отец? Нам не взять крепость одним, а то, что предлагают Тени, — глупость и самоубийство.

Штурм могучих стен в лоб, что может быть глупее? Косорукий не дурак, он сам должен был понимать, что это безумие. Мер То хмуро покачал головой.

— Он не собирается заваливать телами город, это предложение — всего лишь кость, которую он мне бросил.

Шин То Карраш-го упрямо сжал губы и, не выдержав, поднялся с уложенного возле очага настила.

— Как мы можем такое терпеть, отец?

— А мы и не будем терпеть, сын. У Бабочки Востока два крыла, и каждое из них — достойная награда. Мы не можем взять весь город, но самую укрепленную часть разрушить нам по силам. А потом... Твои разведчики доносили, что путь дальше на запад свободен? Значит, мы пойдем туда, оставив огрызок Куарана Теням. Пусть Косорукий берет его как захочет и сам управляет войсками. У нас будет иная цель.

Сын остановил свое нервное кружение по пространству шатра, развернулся к Мер То и, выждав паузу, спросил:

— Но это опасно. Если Косорукого разобьют, у нас за спиной останутся большие силы врага. Мы не сможем вернуться, отец.

— Если, сын. Только если.

Полог шатра поднялся, пропуская высокую фигуру Орео Хо. Рукав черной куртки был в крови.

— Царапина, Вождь. Мне передали, что ты меня звал?

Мер То медленно поднялся на ноги.

— Я разве спрашивал тебя о здоровье? Ты воин, а я не твоя сиделка, чтобы слушать о порезах и царапинах.

Вечно довольный, развязный и неуступчивый тысячник опустил голову.

— Прости, Вождь.

— Выйди вон и смени часового перед входом в шатер. Будешь стоять до ночи и охранять покой своего Вождя. А потом зайдешь, если я позову. А если забуду позвать, будешь стоять и ночь. Ты стал слишком часто забываться, воин.

Орео Хо поклонился и тихо вышел, оставив после себя запах морозной свежести с легкой примесью крови.

— Понимаешь, сын. Тени до сих пор думают, что север — барсук, спрятавшийся в нору, и нужно только выманить его наружу. Это не так. Север — это медведь, спящий у себя в берлоге. У него могучие плечи, страшные когти, крушащие все зубы. Взбешенный медведь сильнее и опаснее льва, которым мнит себя Вождь Теней. Косорукий стоит перед оскаленной пастью этого зверя и пытается отрубить ему голову — пусть. Мы попробуем найти брюхо. У медведя оно такое же мягкое, как и у льва, и точно находится не здесь.

— А где? На Западе?

— Ты сказал это сам, Шин То. На западе.

...

Раненый человек стоял на коленях над скрюченным телом Рорка и пытался вырвать, выкрутить что-то из рук мертвеца. Суетился, всхлипывал, но застывшие пальцы трупа цепко держали свою добычу.

Геррик подошел сзади, рукой хлопнул по плечу солдата и жестом приказал подниматься. Он не любил мародеров, к тому же давно прошли те дикие времена, когда добычу делили по принципу — кто взял, тот и владеет. Сейчас брать мог кто угодно, а владеть — только Мастер битвы. Владеть, а еще распоряжаться и делить захваченное имущество согласно заслугам и проявленным достоинствам. В идеале, конечно. Вот только наказывать раненого Геррик тоже не видел смысла. Во-первых, судя по дыре в боку, жить человеку тоже оставалось не так долго. Так что, там, куда собирался уходить несчастный, мечи да драгоценности не особо в чести. Ну, а во-вторых...

Геррик обвел взглядом широкую развилку двух давно заброшенных дорог: тракта к разрушенному столетия назад Беллору и дороги, убегающей пугливой змейкой к обугленным стенам Валенхарра. Забытые тропы к городам-призракам. Вокруг лежали мертвецы. Победа оказалось легкой, будничной и попросту скучной. Она встала в очередь за ворохом таких же непримечательных побед, которые сотрутся из памяти быстрее, чем лицо этого солдата. Все главные силы врага — на севере, а вокруг только запорошенная степь и редкие отряды Рорка, встречающие войска Геррика не с жаждой мести, а с удивлением. Вот и этот мертвец, что зажал в руках меч, так приглянувшийся молодому солдату, выглядел не свирепым, а удивленным. Не страшным — смешным.

— Зачем тебе сейчас железо, человек?

Солдат, так и не поднявшийся с земли, всхлипывая и размазывая слезы по грязным щекам, сбивчиво ответил:

— Это мой клинок, Высший, мне его папаня на войну дал. Как я теперь обратно вернусь, без меча?

— Никак, — равнодушно ответил Геррик. — Ты вообще не вернешься.

И, переступив через тело Рорка, шагнул вперед. Громкий хруст заставил советника развернуться. Это Эенель, его капитан и полководец, усмехаясь, отсек руку трупа у локтя, бросив человеку.

— Забирай свое наследство. Только когда к "папане" своему понесешь, второй рукой внутренности придерживай, чтобы не выпали. Или ты без них дойти хочешь?

Шутник он, оказывается.

— Прошу меня извинить, барр Геррик, за то, что отвлекаю, но дело может быть срочным. Карающий Энгелара пропал. Во время боя был впереди, а потом исчез.

— Трупы осмотрели?

Это был бы удобный выход из положения, очень удобный. Жаль только, Эенель закачал головой.

— Нет его среди трупов. И человека, которого мы в Валенхарре взяли, тоже нет. Я думаю, Ллакур увел его с собой.

Геррик кивнул. Это было ожидаемо. Нежелательно, но вполне очевидно. Ллакур, потерявший своих друзей, не мог идти с отрядом вечно. Можно было, конечно, прирезать его ночью... Каким бы великим воином он бы ни был — нет таких воинов, что выстоят в одиночку против тысяч. Можно было, и даже хотелось, вот только проку с такого шага — ноль. Незаметно убить уже пытались — тщетно. А заметно убивать... Глаза всем не заштопаешь, а Итлана и спросить может. Нет, пусть бежит, пусть говорит, что вздумается, — сейчас не важно. Доказательств у него нет, а домыслы, они и в устах Карающих все равно остаются домыслами. Так что, пусть.

— Что ты предлагаешь?

— Сегодня остановимся здесь, солдатам нужен отдых. А завтра двинемся к Аюр.

Геррик покачал головой.

— Не завтра, а сегодня. Время не ждет.

Глава 9.

День сто тридцать первый. Неделя легкой суеты.

Кто не торгуется, тот не ест.

Мор. Избранные цитаты. Глава "Отражения".

Он пришел к воротам города ближе к полудню. Хромой, избитый человек в грязных лохмотьях. Еще кровивший обрубок языка не давал возможности рассказать больше, чем было записано в коротком письме, привязанном к его шее. Страха в глазах бедняги было больше, чем ненависти.

"Этот — подарок. Если хочешь получить остальных в лучшем виде, выходи за северные ворота". Нехитрый текст, изобилующий ошибками не был подписан, но его авторство не вызывало сомнений — Рорка.

Что ж, северные ворота так северные ворота, благо в Толакан не пригласили. Мы вышли за городские стены небольшим отрядом: я, Мышок, Меченый и несколько его людей. С пустыми руками и неясными планами. Бравин и Малый еще засветло ушли за пределы Валенхарра, оставив обмен на мои пожеванные плечи.

Группа Рорка стояла не очень далеко от города: тысячу шагов, может полторы, вряд ли больше, — достаточно для того, чтобы успеть вскочить на лошадей и скрыться, если что-то пойдет не так. Чуть поодаль сидело несколько десятков пленников, приготовленных для обмена.

— Чем ты собрался платить, обезьяна? — Работорговец сидел на невысоком вороном с длинной, иссиня-черной гривой. Красивая лошадь и безобразный всадник. Хам к тому же.

— За что платить, уважаемый? За те ходячие трупы, что ты приволок? Я же просил тебя сильных мужчин, а не умирающее отребье.

Меченый со своими людьми не стали подходить близко, остановившись за сотню шагов, а мне пришлось идти вперед. Хриплый шепот Мышка за плечом — то ли запоздалое предостережение, то ли молитва. Заунывный, неподходящий к моменту ветер, поземкой поднимающий тонкий слой недавно выпавшего снега. И пронизывающие, презрительно-насмешливые взгляды Тхонга, гарцующих на степных лошадях.

— Что ты понимаешь в сильных мужчинах, обезьяна? Любой из тех, кого я привел сейчас, завяжет тебя узлом и выжмет сок из твоего тщедушного тела. А те, кого я приведу после, сделают это еще в два раза быстрее.

Я проигнорировал ничем не прикрытое оскорбление, в конце концов, магов не по тщедушности тел меряют, да и ухмыляющийся Таррен-Па тоже не Геракл какой-нибудь.

— Сколько здесь человек, и сколько ты за них просишь, уважаемый? — Меня не учили обращаться к торговцам Рорка, так что пришлось подбирать эпитеты из своего уходящего в туман забвения прошлого.

— Прошу? Сумасшедшая мартышка, Тхонга не умеют просить. Здесь сорок пять отличных рабов, за которых тебе придется отдать сорок пять скакунов, иначе лошадей я заберу бесплатно вместе с твоей жизнью.

Сегодня Таррен был в ударе, разбрасывая угрозы и насмешки, словно семена на грядку. Говорят, если посеешь ветер, пожнешь бурю. Что он хотел собрать, посеяв такую гремучую смесь из глупых оскорблений и пустых угроз? Мне не было страшно, где-то здесь Бравин, а с ним Карающий, они прикроют мне спину. И не только спину, если понадобится. В конце концов, не для того тащил сюда рабов торговец, чтобы с головой бросаться в авантюры.

— С каких пор доходяги стали зваться отличными рабами, Таррен? Сорок пять скакунов стоят дороже всего твоего каравана с тобой в придачу. Так что я дам тебе пять отличных коней за всех и добавлю пару полных доспехов воинов клана Заката. А хочешь, приложу к ним и кости бывших владельцев — бесплатно.

Тхонга засмеялся:

— Зачем мне кости мертвецов, глупец? Если так, то я лучше возьму твои кости, причем ты будешь их преподносить мне сам, по одной. Сорок лошадей — моя последняя цена, а ржавое железо и рваные куртки оставь себе.

Шел торг, обычный торг, скрашенный воинственной риторикой и не лучшим чувством юмора. Я не специалист в этом непростом, но интересном деле, но и выполнить эту работу за меня некому. Не стал бы Рорка говорить с незнакомцами, а даже если б и стал, то где их найти, желающих постоять со мной рядом и поторговаться с рабовладельцем?

— Уважаемый, у тебя сегодня отличные шутки. Я доплачу тебе за них и дам семь лошадей за твоих рабов, больше не смогу, даже если ты станцуешь мне на горячих углях. Я бы, конечно, мог бы добавить доспехами или украшениями, но раз ты не хочешь...

— Какой идиот учил тебя торговаться, мартышка? Семь кляч за сорок пять великолепных рабов, причем бывших воинов? Они умеют работать, а если понадобится, то им можно дать в руки меч, и они смогут защитить тебя от врагов. Поэтому, сколько ты там назвал? Семнадцать? Добавь еще столько же и забирай, только не забудь сказать мне спасибо за невиданную щедрость. Кстати, украшения можешь мне показать, я выберу себе подарок на память. В качестве платы за мое терпение.

— Я сказал семь, Таррен. Семь. Но если ты хочешь, отдам их вместе с упряжью. И добавлю семь отличных рыцарских клинков Алифи. Я лично снимал их с трупов рыцарей Света.

— Ты врешь, ни одна обезьяна не поднимает руку на своих хозяев.

— Хочешь узнать подробности, Таррен? Я расскажу тебе детали дешево, почти даром. Пять рабов за рассказ, это выгодная сделка.

День предстоял долгий, особенно если учесть, что это только первая партия рабов из многих, причем, очевидно, не лучшая. За следующих он будет торговаться еще жестче, выбирая из наших и без того не столь многочисленных запасов все — лошадей, украшения беглых Алифи и мертвых шаргов, утварь из вскрытых поместий, вина из опустошенных погребов. Потом пойдут и ржавые доспехи, и рваные куртки, все — до дна. Добавить к этому время на то, чтобы привозить плату и уводить спасенных людей, доставлять на место торга новую партию и снова торговаться, торговаться, торговаться. Главное, чтобы умудренный годами Рорка не понял, что это — последние сделки в его жизни. Благо, не мне решать, когда место для торга превратится в поле боя...

...

Небо уже затянули сумерки, след луны появился за левым плечом, а мы с Тарреном все меняли людей на вещи. Товар на товар. Надежду на надежду. Хриплыми, стертыми до дыр от холода и дикой усталости голосами.

Силы заканчивались, ноги подкашивались и два перерыва на отдых остались в памяти одним смазанным пятном. Скоро конец. Почти восемь сотен рабов, мужчин и женщин, к этому времени уже отправились под защиту полуразрушенных городских стен Валенхарра. Еще три десятка сидели неподалеку и тряслись от холода — к вечеру здорово похолодало. Ничего, скоро все должно было закончиться.

— Послушай, мартышка, оставь себе эти драные портки, тряпье моих рабов стоит больше. Если нечего больше предложить, то остальных я уведу обратно с собой.

Наши запасы изрядно истощились, однако несколько интересных вещиц я приберег напоследок, вот только зачем торопиться? В конце концов, одной хорошей вещи найти применение проще, чем вороху плохих.

Было похоже, что Таррен тоже здорово вымотался и искал повод закончить торг. Ничего, мы упрямые, а расходиться нам было еще рано. Или поздно... Шум за спиной заставил поеживающегося под порывами холодного ветра Тхонга прервать разговор. Еще через мгновение я услышал предупреждающий выкрик невысокого Рорка в разноцветном халате, что занял место рядом с работорговцем еще три сотни рабов назад. Будь проклят мир, в котором время приходится считать вот так: не в часах, не в минутах, даже не в биениях сердца — в рабах, что перешли из одних рук в другие.

Удар шамана не стал для меня неожиданностью, я ждал его с самого первого взгляда на знакомого Рорка с мутным пятном вместо огненного клубка в груди. Свернутый в тугой жгут поток энергии я не успел остановить, а, возможно, и не смог бы — не с моими знаниями и способностями. Я сделал то, чему учил меня Мастер заклинаний, сбросил его по касательной влево и ушел перекатом в противоположную сторону. А потом, не тратя времени на попытку подняться, безуспешно попробовал ударить сам и вновь ушел в перекат. Мысли исчезли, идеи пропали, не успевая даже оформиться, размываясь волнами паники. И только слова Бравина стучали в мозгу набатом: "Главное — чувствовать границу и не попадать в его паутину, паук опасен только в пределах зоны, в которой он хорошо чувствует силу".

Где эта граница? Где?

Еще один удар шамана и вновь в последний момент успеваю уклониться, встречным потоком силы отбрасывая луч Тахо в сторону. И трудно зацепиться. Пусто вокруг. Синие ленты упрямо не желающей идти в руки силы и огненные точки бьющихся в страхе сердец. Глаза успевают заметить черные сполохи выпущенных стрел. Кто стрелял? В кого? С каким результатом? Вопросы, которые сейчас не имели значения — мутное пятно в груди эмпата наполнялось энергией, разгоралось, превращаясь в бушующее пламя. Бравин не рассказывал мне о таком. Что положено в таком случае делать? Бежать? Так поздно уже бежать.

Оранжевый, теряющий хлопья света шар я не смог заблокировать на расстоянии, пришлось броситься под него прямо на снег, чувствуя, как вскипает дикой болью и покрывается волдырями спина, походя задетая ударом шамана, как снег подо мной в считанные мгновения превращается в воду.

Я снова попытался собрать всю доступную энергию вокруг себя: каплю из холодного снега, две — из талой воды, больше — из огненных точек человеческих жизней, все остальное — из собственного тела. Всё в общий котел, в неясное, не до конца сформированное творение, брошенное навстречу Рорка. Что это было? Шар, словно побывавший под прессом и превратившийся в большую полусферу? Стена, встретившая препятствие и выгнувшаяся по краям? Продукт отчаяния, неопытности и судорожной попытки сделать хоть что-нибудь.

Тхонга в халате рассек мое творение лучом Тахо, отбросив обрывки заклинания в сторону деревьев. Пошатнувшись от напряжения. Зарычав. Захрипев. Но оставшись стоять на ногах.

Я увидел это вскользь, вновь бросившись на землю в попытке еще больше разорвать дистанцию. Плечом в неглубокий снег, приземлившись на разбитые о ледяную корку руки. Я был готов ударить снова, я чувствовал в себе силы, но внезапно мне перестало хватать воздуха. Я открывал рот, судорожно пытаясь вдохнуть хоть немного, — тщетно. Плыло в ушах, кровь набатом стучала в висках, а мир наливался чернотой. Смерть начала точить свою длинную косу, примериваясь для последнего удара.

Я не понимал, что происходит. Казалось, только что я атаковал сам, пусть и не с самым лучшим результатом, и вот уже падаю в снег, пытаясь хотя бы там найти глоток кислорода. Наплевав на логику и смутное понимание того, что причина моих страданий стоит неподалеку, кутается в свой разноцветный халат и наблюдает.

Бешенство. Черная волна, смывающая флер цивилизованности, вскипающая на рифах страха. Приходящая и рушащая планы, растворяющая веру, последнюю мою спутницу из знаменитой троицы. Бешенство бросает тело вперед, хотя горящие легкие и остатки рассудка вопят о том, что спасение там, за спиной. Вперед. Лицом к лицу. Глаза в глаза.

Ослепительно белый вихрь снес шамана Рорка с небольшого пригорка, на котором он занял позицию, вместе с верхушкой самого пригорка. Напрочь. Вернув мне воздух и способность думать.

Бравин спокойно поднялся на развороченный участок земли, ногой подцепил руку Тхонга в обугленных обрывках халата. И засмеялся.

— Это ты хорошо придумал: переть на эмпата, размахивая руками. Обнять его хотел, что ли?

Он повернулся ко мне и продолжил.

— Может, я зря вмешался, и он сам умер бы от удивления? Как думаешь?

Я ладонью растирал до сих пор сведенное судорогой горло и мрачно слушал, как издевается Алифи,.

— Остальные? — я не узнал свой голос, превратившийся в скрип ржавых дверных петель.

— Какие остальные? Рорка? Кто сбежал, кто со своими демонами поздоровался. Все, нет здесь больше Рорка, Мор.

— Так быстро?

— Почему быстро? Наоборот, твой хромой знакомый решил подстраховаться и разбил лагерь подальше, так что все заняло много времени. Как только охранники повели к тебе предпоследнюю группу, мы начали действовать. Часовых Малый снял, основную группу в лагере я положил лунной сетью.

Я непонимающе смотрел на Бравина.

— Не обращай внимания, это удар такой. От которого надо бежать, — он вновь засмеялся. — Если, конечно, успеешь.

— Кто-нибудь успел?

— Кто-то успел, — не стал спорить Бравин. — Я не всесилен, их командир скрылся и с ним несколько охранников. Ушлыми оказались.

— Еще торговец ушел, Высший, — Меченый подошел сзади. — Как только Мор с шаманом сцепился, хромой засранец развернул лошадь и усвистал на юг. Если бы лук не подвел, — он показал порванную тетиву. — Я бы его достал, а так — извините.

Бравин внимательно присмотрелся к капитану, а потом неожиданно серьезно ответил:

— Верю, лучник. Только это не важно, будущее решается не на юге, куда умчался ваш торговец, а на западе, куда уйдем мы. Пусть бежит, глядя, как земля под копытами его лошади превращается в пепел... А ты, — он вновь повернулся ко мне. — Идешь со мной.

Он поднялся на место, где еще недавно сидели рабы, сжавшись от страха и ежась от холода.

— Смотри, Мор, и запоминай.

Я подошел и посмотрел вниз, под ноги. На скошенный, будто развороченный снарядом, пригорок. На клочья тел, на кровавый снег.

— Знаешь, чья работа?

— Чья? — переспросил я.

Алифи пристально посмотрел мне в глаза, а потом ответил просто:

— А ты послушай песню смерти... Герой.

...

Освобожденных расставили в длинный ряд, он изгибался змеей и уходил за развалины ближайших домов. Почему Тон Фог, затеявший это представление, разместил спасенных именно таким образом и зачем ему это понадобилось, я не знал, а спрашивать не стал. Надо и надо, пройти рядом мне нетрудно. Бравин шел впереди, буднично кивал на слова благодарности и откровенно скучал. Я, по большому счету, — тоже. Люди хватались за мои руки, то и дело падали на колени, причитали, смеялись, плакали. Люди впервые за долгое время дышали воздухом свободы, который пьянил и заставлял светиться их серые, грязные лица. В основном, мужчин, изредка — женщин. Я шел мимо, кутаясь в покрывало излучаемой ими радости и почему-то не чувствовал удовлетворения. Только скуку.

— Спасибо, господин, мы теперь все — твои должники, — хрипящий голос высокого худого мужика, с красным, заросшим многодневной щетиной лицом.

— Только скажи, ты только скажи... — что я должен был сказать невысокому плечистому крепышу, я не расслышал, но все равно шагнул дальше.

— Я умею сражаться, дайте мне меч, — молодой, припадающий на правую ногу парень вцепился в рукав моей куртки. — Слышите? Дайте мне меч, я смогу...

Что именно он собирался смочь, я уже не расслышал, потому что стряхнул руку и сделал следующий шаг. Скука начала смешиваться с раздражением и злостью на капитана, устроившего это шоу.

— Господин...

Тихий, низкий женский голос заставил поднять глаза. Молодая женщина, смуглая, с черными, зачесанными назад волосами, была беременна. Она рукой придерживала уже заметно раздувшийся живот.

— Твоя дорога — длинна, твоя судьба — тяжела, я вижу. Ночь — позади тебя, тьма — вокруг тебя, но свет — есть. Ты найдешь к нему дорогу. Ты — найдешь, я — покажу.

Я остановился, удивленно рассматривая неожиданную прорицательницу. Бравин оторвался на несколько шагов вперед, Меченый подошел со спины, но не стал поторапливать, остановился рядом.

— Ты увидишь луч и пойдешь за ним. Это трудно, но ты — сможешь. Я помогу.

Спокойный взгляд небольших карих глаз. Полные, чуть изогнутые губы. Усталость, наложившая отпечаток на довольно симпатичное лицо. Она не обращала внимания ни на лучника, ни на мастера Алифи, заметившего нашу остановку. Она смотрела прямо мне в глаза и продолжала говорить.

— Удача — рядом, просто протяни руку, я — помогу.

Грудной голос завораживал, но надо было идти дальше. Мало ли вокруг сумасшедших людей? Вот только как ее, беременную, Таррен решил сюда привести? Не думал же он, что много заплатят, в конце концов. Или просто мужиков не хватало? Я отвернулся и сделал шаг.

— Протяни руку, — голос стал сильнее и настойчивее. Холодные женские пальцы легли на мою ладонь.

Я опешил.

— Не понял?

— Дай мне руку, господин...

Меченый что-то шепнул за спиной. Но я не разобрал деталей и открыл правую ладонь девушке. Сумасшедшей? Она не стала изучать мои линии судьбы, попросту плюнула мне в ладонь и сжала мою руку в кулак.

— Дуй!

Я обалдело смотрел на звезду пленительного счастья, только что смачно наплевавшую в руку человека, который ее, красавицу-ворожею, спас из Роркского плена. Нифига себе благодарность.

— Дуй!!

Брови новоявленной Ванги сошлись к переносице, она требовательно показала мне на мой оплеванный кулак.

— С ума сошла? — на большее у меня не хватило слов.

— Не смейся, господин. Нельзя смеяться — удачи не будет.

— Не связывайся, — предостерегающе зашипел Меченый и подтолкнул меня.

— Подожди, — я развернулся к женщине, сжимавшей мою руку. — Больше тебе ничего не надо? Дунуть и все?

Мне стало действительно смешно.

— Дуй, — требовательно сказала она.

Если весь мир сошел с ума, то почему бы и мне не сделать глупость? Я дунул.

— Все? Могу идти?

— Рядом с тобой мало света. Золото отталкивает свет, господин. Я — помогу. Отдай мне золото, я верну тебе свет. Даром верну. В благодарность за спасение.

— Угу, даром. За золото, — поправил я беременную.

— Золото — Тьма, — презрительно возразила она. — Золото — зло. Не жалей. Удача стоит больше золота. Свет стоит больше удачи.

— Давай, я лучше еще раз дуну, — я засмеялся. — Только не плюйся больше.

Я попытался высвободить руку из крепкого хвата женских пальцев — не тут-то было.

— Не смейся!! Нельзя смеяться!

— Иначе что? — я все-таки умудрился стряхнуть руку. Ну что ж, не прошло и полгода.

Лицо женщины застыло, веки поднялись, полностью обнажив коричневую радужку глаз, губы искривились презрительной улыбкой.

— Глупец. Судьба тебя била — но вела к Свету. Дорога была трудна, но я пыталась помочь. Теперь — поздно. Запомни! Судьба тебя будет беречь, но уведет во Тьму. Только во Тьму.

Она внезапно потеряла ко мне интерес и развернулась спиной.

Я, ничего не понимая, покачал головой и пошагал дальше, вытерев оплеванный кулак о штаны. И только в самом конце ряда спасенных нами людей меня догнал встревоженный Меченый и тихо, так чтобы никто не услышал, сказал:

— Зря ты ее разозлил. Дал бы денег, не было с собой — у меня бы попросил. Это же кранчи, прорицательница. Теперь точно удачи не будет.

Он был откровенно расстроен, я — разозлен, а наши судьбы сидели где-то в высших эмпиреях и озадаченно чесали затылки. Что теперь делать, они, похоже, не знали.

...

Мы устроились перед горящим в старом очаге пламенем и стали обсуждать детали произошедшего. Я и Бравин. Высший и ничтожный. Мастер заклинаний и никому не понятный урод...

— Ты осознаешь, что хороший заклинатель значит в битве больше сильного отряда? Пока у армии есть заклинатели, еще не все пропало. Если заклинатели погибли, а у врага — нет, то сражение обречено на поражение. Заклинатель — острое лезвие клинка, вот только у врага тоже есть клинки. Если война, впрочем, как и временный мир — качели, а точнее весы, где на одной чаше Алифи, а на второй — Рорка, то заклинатели — это очень тяжелый камень на чьей-то чаше.

— Или — или?

— Конечно, — Бравин развел руки. — Или мы, или они, других вариантов нет.

— Есть, Высший, ты просто слеп и не видишь. Ваш мир — мир бесконечной крови, где каждый шаг за счет твоего врага. Игра с нулевой суммой. Тупик.

Он остановился и положил руку мне на плечо, заставив развернуться.

— Я перестал тебя понимать, Мор.

Он не обвинял, не подначивал, он просто констатировал факт. Невиданный и нелепый в этом мире. Алифи перестал понимать то, что говорит человек. Высший, не понимающий ничтожного. Бред.

— Смотри, Бравин. У тебя есть яблоко. У меня — нет, и взять неоткуда. Если я хочу яблоко, мне придется кусать твое. Но чем больше я откушу, тем меньше останется тебе — вот это и есть игра с нулевой суммой. Твое больше — это мое меньше, или наоборот. Выигрывает только один или не выигрывает никто.

— Конечно, поэтому выиграю я, — Бравин внимательно смотрел на мою реакцию.

— Правильно, выиграешь ты. Вот только игра с нулевой суммой — видимость. Несуществующая и невозможная, потому что не учитывает затраты. Ты победишь меня и оставишь свое яблоко себе, но сил у тебя останется намного меньше. Ты уже потерял.

— Ну, во-первых, сил останется ненамного меньше, — скептически оценил мои способности заклинатель. — А во-вторых, ты все равно потеряешь больше — жизнь.

— Конечно, Высший, но речь-то не обо мне. Просто мы оба потеряем. Такая победа — видимость, за нее приходится платить высокую цену и теряют все. В играх с нулевой суммой, в большинстве случаев, сумма результатов отрицательна. Вот такой парадокс.

Бравин смотрел на меня и насмешливо покачивал головой.

— Это ты так ничего не помнишь из своего прошлого, Мор? Или ты хочешь сказать, что только что сам придумал?

— Не все. Но только что. И сам. Правда, есть третий вариант, Высший. Когда не вы. И не они.

— И кто тогда? Вы? Люди?

— В принципе, правильный ответ, но не правильный вопрос. Мы... Люди. Промежуточное звено. Третья сила, которая сейчас совсем не сила. Выход из тупика, билет в игру с ненулевой суммой.

Меня уже давно начало заносить, я забыл, в каком мире я нахожусь, с кем разговариваю и как нелепо выгляжу. .

— У тебя есть яблоко. У Рорка есть кривой меч, которым он захочет вспороть тебе живот, чтобы забрать это яблоко себе. У тебя есть Тахо, которым ты засунешь его меч в его же глотку, чтобы потом, обессиленному, смотреть на свое яблоко, безнадежно измазанное кровью врага. Ни ты, ни он не готовы к компромиссу, каждый из вас ненавидит настолько, что не видит иных путей.

— Ты хочешь сказать, что вы, люди, видите иные пути? Ни Свет, ни Тьму? Что твоя торговля с хромым Тхонга — не военная хитрость, а допустимая сделка? — мне не понравились его взгляд и его кривая улыбка. Нет, конечно, все Алифи далеко не красавцы, их улыбками у нас бы трейлеры к фильмам ужасов украшали, но даже с учетом этого — нет, мне категорически не понравилась его улыбка.

— Это была военная хитрость, Высший. Хитрость. Но ты не дослушал. Я возьму твое яблоко, чтобы отдать тебе мякоть, но забрать не нужные тебе семена. Взамен пообещаю позже отдать тебе еще одно. Возьму у Рорка кривой меч, чтобы вырыть яму и посадить эти семена, пообещав за это отдать ему такое же яблоко. Нет, не сейчас, даже не через год, но отдать.

— Кому оно будет нужно через год?

— Тогда я пообещаю ему ведро яблок, дело же не в этом. Дело в принципе. Я выращу дерево, с которого соберу много яблок. И даже если отдам одно ведро тебе, а другое — твоему врагу, мне останется еще немало. Ненулевая сумма. Понимаешь? Другой принцип. Другая жизнь.

Насмешка все еще гуляла на губах Алифи, но взгляд стал задумчивым, устремленном только в ему одну понятную точку.

— Плохой пример, Мор.

— Возможно, — я не стал отрицать очевидного. Конечно, плохой, даже если бы был хорошим.

— Плохой пример и опасные мысли, — продолжил Бравин. — Но смысл я понял. Энгелар мечтал о людях как о буфере. Ты идешь еще дальше. Люди как посредник? Какой может быть посредник между Светом и Тьмой, Мор?

— Какой? Желательно сытый. И толстый, — я обреченно махнул рукой.

И это Бравин — лучший из тех Алифи, что я видел. Умный. Терпимый. В Свете...

Часть 2. Судьба.

Прозрачные веки крашены кистью.

Черные тени брошены вниз.

За белыми стенами — желтые листья.

Над желтыми листьями — каменный фриз.

Умолкли шаги, едкий смех растворился.

Разбился под светом холодной луны.

Остался лишь голод и тот затаился

Под тонким слоем опавшей листвы...

Мор. Избранные цитаты. Глава "Alter ego".

Глава 10

Дни сто тридцать четвертый — сто тридцать пятый. Неделя незагаданных желаний.

"Ваше тело — наше дело". Ритуальное агентство "Новый дом". Постоянным клиентам — скидки.

Мор. Избранные цитаты. Глава "Объявления"

— Мне с тобой поговорить надо, — Меченый взял меня за локоть и почти что вытолкал за дверь неказистой комнаты, где собрался весь наш штабной бомонд: оба Алифи, я, Тун Хар, сам капитан лучников, а также пару мало знакомых мне мужичков, поставленных Бравином отвечать за жителей города и выкупленных пленников. По какому принципу он отбирал будущих командиров и чем ему приглянулись эти двое — я не представлял, но мне они оба казались серыми, мелкими и, вообще, друг на друга похожими.

— Пойдем, — Меченый был настойчив, впрочем, мне и самому надоело слушать рекомендации Мастера заклинаний и Карающего. Нет, как раз в необходимости таких инструкций никаких сомнений не возникало. Советы о том, как выжить, как прокормить набравшуюся ораву, как найти на них всех укорот, как сделать так, чтобы люди не разбежались по степи в поисках лучшей жизни, должны были помочь Тону Фогу дождаться весны, вот только... Почему-то чувствовал я себя не в своей тарелке, оставляя их здесь.

— Хорошо, пойдем.

Мы, вышли на улицу, плотно затворив за собой дверь.

— Что сказать хотел? — я поежился, ветер гулял под наспех наброшенной на плечи воловьей курткой, унося с собой остатки комнатного тепла.

— Сейчас, подожди, — Меченый откашлялся. Пару дней как его просквозило, причем, похоже, что на нашем импровизированном торжище, где стоять пришлось долго, а греться мало. Мое горло тоже заметно саднило, но предстоящая дорога не давала возможностей лечь и поболеть пару дней себе в удовольствие. — Плохо, что один уходишь.

— Почему один? У меня будет компания — двое Высших, а с такой крышей никакая буря не страшна.

— Высшие, это, брат, Высшие. Они, конечно, в Свете, но если понадобится, они человека простого и на поле оставят, и Рорка сдадут.

Я пожал плечами.

— А если непростого?

Меченый запнулся.

— Ну, ежели непростого... Я же с магом говорил, просил с собой взять, если не меня, так хоть Мышка моего — не согласился. Рисковать, сказал, не может. Тобой, значит, рисковать может, а лучником моим — нет. Ладно. В общем, иди, но чтоб вернулся, иначе для кого я все делать буду?

— Что делать? — я не очень-то понимал, о чем пожилой капитан мне только что толковал.

Меченый прищурился.

— Я тут вот что прикинул. Вы же уходите на запад, искать тех лаорцев, что людей, как ссаные портки, вдоль дороги развесили? Так? Можешь не отвечать, я кой-чего слышал, кой-что сам додумал, на тебя, бородатого да заросшего, посмотрел. Про риски вот послушал. Пусть останется все как есть. Не знаю, зачем ты Высшим понадобился, но ты у нас птица непростая, так что тут гадать не буду, не о них слово. Понимаешь, складно все получается. Чересчур складно. Ходили мы с тобой на юг к купцам Рорка, к демонам в задницу почти что. Считай, сами шеи на виселицы носили, а зады — на колья, места, значит, присматривать. И вроде не могли вернуться, а оно воно-как вышло — почти восемьсот пленников выкупили. За чужие цацки. И при этом сами цацки в кармане оставили — чистый выигрыш. Невозможный. Кто знал, что Высшие рядом нарисуются, нас не тронут да еще и помощь окажут? Вот кто мог знать? Никто, Мор, никто. И ты тоже никак знать не мог. А значит, права была провидица — судьба тебя ведет. Бьет, но присматривает. Думаю, слушал бы тебя больше Глыба, здесь бы вместо меня сидел, а не ворон бы веселил.

— Не торопись, может, он еще жив.

— Может и жив, — неожиданно покладисто согласился Меченый. — Только все равно слушать было надо, что знающие люди говорят. Понимаешь, если видишь человека, на которого судьба глаз положила, держись его — или утонешь вместе с ним, или выплывешь, но один ты точно утонешь. Ладно, не мастер я говорить. В общем, ты уйдешь, кто дело доводить до конца все будет? Кто людей подготовит?

— Дружище, ты меня извини, только я что-то совсем нить потерял. К чему подготовит?

Меченый вновь усмехнулся.

— Ты помнишь, о чем говорил? Там, на берегу ручья? Помнишь? Когда Мышка моего вызволял, да мне героически помереть не дал? Ты сказал этому уроду хромоногому, что возьмешь только мужчин — дорого, женщин вполцены, а детей и стариков вообще брать не будешь. Эта ж отрыжка Тьмы только о золоте думала, приволокла одних мужиков почти, да в самом соку. Чтоб мы дорого платили, значит. А я вот возьми, да вопрос себе задай. А почему тебе понадобились мужики? Не дети, чтоб спасти. Не бабы, чтоб долгой зимой утешили, да других детей нарожали. Зачем? Их же кормить особо нечем, бабам да детям меньше надо. Подумал я над твоей загадкой, да к ответу и пришел. Понимаешь?

— Не понимаю, — я ответил жестче чем следовало, но мои планы — это только мои планы. Не его — мои.

— Все ты понимаешь. — перебил меня капитан. — Глыба — дурак, тебя использовать хотел, а лучше бы спросил, как других использовать, больше прока было бы. В общем, я вижу только один повод мужиков собирать. Из века в век один повод — на войну идти. Магов с нами нет, так ты ж у нас заместо них будешь. Только вот ведь в чем вся штука-то, армия у тебя сейчас раскисшая, да ничего не умеющая. Дрянь, а не армия. Плевком десяток таких воинов зашибешь.

— И? — что было спорить? О чем? О несбыточных, не до конца оформленных или дырявых как платок Бабы Яги планах? — Что предлагаешь?

— Говорю же, я все сделаю. Спрошу, кто что умеет, у кого к чему склонность есть. Хороших копейщиков и мечников с этого сброда все равно не получится, а вот лучников да арбалетчиков — вполне себе подобрать можно. Там часть — охотники, часть — солдаты.

— Часть— дезертиры, — возразил я. — сбежали раз, сбегут еще раз. Долго ли умеючи?

— Ничего, троих поймаю, двоих повешу, третьему руки по ноги обрублю, а четвертый не побежит. Я этих уродов знаю. К любому подход найду, так что ты не задерживайся. И подмогу приведи, ведь с одним этим сбродом долго не повоюем.

Я пристально смотрел в усталое, красное от высокой температуры лицо капитана. Смотрел, не решаясь задать вопрос. А, была не была.

— Слышь, Меченый. Ответь мне только по большому секрету, а на кого ты войной с этой славной армией пойти хочешь? Кому бояться?

— А это ты мне скажешь. Как там хромой урод говорил? Обезьянамор? Я тебе подготовлю дружину таких обезьяноморов, ты, главное, план придумай. И цель укажи. И с нами вперед шагай, и тогда все будет. Мы шаргов били. Мы бойцов клана Заката положили. Справимся...

— Ну смотри, друг. Ты мне обещал, — я кивнул капитану и жестом предложил возвращаться в дом, в тепло, в какой-никакой комфорт. Сколько его еще будет, того комфорта?

А Меченый пусть работает с людьми, пусть ищет способ, как сделать воинов из рабов. Я не верил в их способность выдержать натиск Рорка так, как стояли мы — когда только тяжелый ростовой щит и слабая кольчуга отделяют от летящей на тебя смерти. Чтобы ни шагу назад. Чтобы волной тел встречать волну смерти. Не бывает в мире чудес. Но вот лучниками... Хоть плохими да завалящими. Тысяча стрел в небе, это уже кое-что. Надо только не забыть перед отходом попросить Малого поделиться с Меченым какими-никакими секретами. Капитан и сам не лыком шит, опытный, хитрый, много о своем ремесле знающий, но чем черт не шутит? Лук там более дальнобойный или тетива помощнее? Кто их, стрелков знает?

А Толакан... Потерпит еще Толакан. Никуда он с этой планеты не денется. Дожить бы до него...

...

Мер То задумчиво смотрел на тонущие во тьме стены города, вслушивался в гул то затихающего, то вновь разгорающегося боя и ждал. Это вечерняя схватка скоротечна, ночь же — время смерти, а ей, как известно, некуда спешить.

Где-то там, впереди, в этот момент рвались на городские укрепления Куарана сводные отряды Обреченных на забвение и Идущих за кланом. Первые — беглецы и преступники, воры и убийцы, которым дали право искупить преступления боем. Не Рорка — мусор. Но любой шарг прежде всего воин, а только потом — преступник. Обреченные на забвение бросались на врагов с кривыми ухмылками на татуированных лицах и с кривыми клинками в скованных короткой цепью руках — без щита и без страха.

Вторые — выходцы из других племен, пришедшие к рыжим бестиям за славой, за правом стать воином клана Заката. Они старались быть смелее смелых и безумнее самых безумных. И даже Орео Хо только недоуменно качал головой, глядя на подвиги Идущих за кланом. Первые искали смерти, вторые -почета, но и те и другие сейчас сражались во славу Мер То, добиваясь главного — они отвлекали внимание защитников крепости от иных, более важных событий. Они — жертва, брошенная на алтарь победы, не более того. Малая жертва. Но истовая, не вызывающая подозрений у врага и способная стать решающей. А если нет...

— Может, пора?

Средний сын не умел просить. И жаловаться не умел. Стойкий. Спокойный. Терпеливый. Вот только сегодня даже он пытался поторопить вождя, боясь не успеть, опоздать, слишком медленной реакцией на события превратить в насмешку главный бой в своей жизни.

— Рано.

Короткий ответ на короткий вопрос. И снова только хлопки боевых полотнищ под ударами злого, колючего северного ветра, да далекий шум боя в кромешной тьме. И бесполезно вглядываться в ночь, пытаясь угадать происходящее. Сегодня даже демоны отвернулись от земли, скрыв свои пронзительные взгляды за пеленой тяжелых туч. Но решения приняты, приказы отданы, задачи поставлены, а значит, все будет.

Где-то там, впереди, начали штурм центральных ворот недавно примкнувшие к Мер То воины племени кхуту. Огромные, безумные уроды с дряблыми от постоянного курения сон-травы лицами. "Гребаные фанатики", — сказал про них презрительно Инаро Тун. "Это не фанатики, а воплощение демонов", — возразил тогда Табархан. "Курцы", — хохотнул Шео Ма, и, пожалуй, он был ближе всех к истине. Они не знали страха, не чувствовали боли и не замечали врагов. Весь мир для кхуту делился на цель и все, что мешало дойти до цели. Не важно, помеха живая или мертвая — взмах тяжелого меча легко превращал первое во второе.

Шум схватки внезапно разорвал стройный рев сотен луженых глоток, затянувших походную песню.

— Микоро, — скривился Инаро Тун, стоявший за левым плечом. За левым, потому что за правым стоял сын, заслуживший это право недавними победами. — Дураки, они воют свои молитвы так, будто боятся, что их не заметят.

— Молодцы, — возразил Шин То. — Пусть стягивают на себя силы, чем больше северян услышат их песни, тем больше их соберется на этой стене. В одном месте.

Микоро наступали на самом сложном участке — вверх по рукотворной насыпи, образованной грудами извлеченной рабами из недр породы, перемешанной со стволами деревьев, огромными камнями и трупами ничтожных, загнувшихся в тоннелях. Насыпь, почти сравнявшаяся с краем крепостной стены, была хорошим шансом прорваться в город, поэтому в последние дни Алифи, видя опасность, выливали на нее воду. Неустанно. Днем и ночью. Бочка за бочкой. Превращая землю в лед, будущие атаки в безумие, а шансы в воспоминания. Ничего. Микоро справятся. Их задача — не занять близкие стены, даже не выжить. Их задача проще: вбить крюки в гору льда и закрепить лестницы, подготовив путь для тех, кто пойдет в атаку после них. По их телам и по обломкам проклятых дудок к победе. Лучшие воины клана Заката ждали приказа, пристально вглядываясь в темные волны наступающих и умирающих на склоне Микоро. Пусть ждут. Сегодня участь боя решали не они...

...

"Никогда не применяй одну и ту же военную хитрость в двух сражениях подряд", — этому правилу Мер То следовал всегда и неукоснительно. Потому что хитрость, использованная впервые, заставляет врага не только разводить руки, но еще и готовиться к ней в следующем бою. Так зачем же искушать демонов и давать врагам блистать своими домашними заготовками? Незачем. Однозначно и бесповоротно.

Вот только у каждого правила есть тени, и в каждой такой тени прячутся незаметные на первый взгляд смыслы. Так и здесь. Опасный враг читает сражение, а грозный враг читает тебя. И тогда твои правила становятся для него открытой книгой. Он начинает предсказывать твои действия, а твои задумки и планы вызывают у него лишь ироничную улыбку. Любое правило, ставшее понятным врагу, опасно. Потому все правила должны нарушаться хотя бы иногда. Почему не сейчас?

Порох уже занесли в тоннель. Давно. Две недели назад пороховые бочки разместили в самом коротком из трех узких рукавов, что тянулись под крепостные стены. После чего еще десять дней рабы долбили породу в двух оставшихся тоннелях, собственными жизнями прокладывая дорогу. К чему? К обману. К видимости угрозы. Пусть враг панически слушает упрямый перестук железных кирок под своими ногами и готовит отряды. Пусть принимает действия и борется с призрачными угрозами. Пусть...

Яркая вспышка разрезала темноту ночи так, словно острый кинжал прошелся по мягкому горлу жертвы. Под грохот взрыва и свист летящих камней крепостная стена рухнула вниз, открывая дорогу нападающим. Руины кладки оказались вровень с осевшей, но так до конца и не покоренной Микоро насыпью. Теперь не нужно будет карабкаться вверх на стену, теперь придется попросту идти вперед. В огненное безумие, что разверзлось вокруг. В одно мгновение демон Ту прибрал к своим холодным рукам даже не сотни — тысячи защитников и нападавших. Тех, кто горланил походные песни, идя на приступ, и тех, кто собрался резать атакующих, мстя за бессонные ночи, бесконечные страхи и испорченный слух. Ничего, демону Ту нет разницы, кого уводить за собой.

Казалось, дорога в город была открыта, вот только Мер То коротким жестом остановил преждевременную атаку. Потому что рано радоваться. Город большой, и любой квартал внутри крепостных стен — отдельная крепость. И брать каждую, преодолевая упорное сопротивление гарнизона, — непростая задача. Можно, конечно, атаковать город сразу, сходу, врываясь по еще полыхающим трупам и плавящимся от бушующего пожара камням, вот только Рорка горят ничуть не слабее ничтожных. Нужно время, которого нет.

Так что это еще не конец битвы, это просто первый глоток из бурдюка с будущей победой. Паника в стане врагов заставит их сначала делать глупости, а потом думать. Мер То не сомневался: сейчас половина отрядов Алифи и ничтожных стремится к обрушенной стене, ожидая решающего штурма. Что ж, пусть враг думает, что все пропало. Пусть мужественно бросается защищать пылающие остатки стен. Пусть стягивает резервы, готовясь к очевидной атаке. Пусть.

Они дождутся. Сегодня его клан пойдет на штурм развороченной взрывом стены не для того, чтобы решить исход схватки, а чтобы отвлечь внимание. Потому что настоящие планы похожи на зыбучие пески, что раскинулись на родине Мер То, — их красота всегда оборачивается коварством.

Вождь клана Заката никогда не обманывал себя. Ключ к сердцу Белого города был не в этом несчастном проломе, а в канатной дороге, что связывала две крепости. Форт, стоявший посреди реки — вот сердце города. Канатная дорога — вот аорта, перерубив которую останется только ждать, пока враг медленно истечет кровью. Иначе пройдет совсем немного времени и защитники опомнятся, удержат узкий проход сквозь образовавшуюся брешь в укреплениях, а получив подкрепления из восточного крыла города, отобьют обратно свои каменные мешки и горящие руины...

...

Двойной рев походного горна — Орео Хо начал свою безумную атаку вверх по неприступной, коварной и испещренной острым, словно бритва, стеклом стене центрального форта. Без шанса на победу — Мер То верил в своего лучшего бойца, в его демоническое везение, но взять форт вот так, с ходу, невозможно. Вот только и эта атака — всего лишь очередной круг на воде. Если атака пролома должна была отвлечь защитников, то атака форта — сковать возможные подкрепления. Потому что именно Шео Ма должен нанести разящий удар...

Сегодня именно они — два тысячника, две легенды должны были сделать невозможное. Орео-Хо, атакующий во главе своей тысячи неприступный форт, что словно каменный шип рос из пучины так и не замерзшей реки. И старый приятель, весельчак и балагур Шео Ма, что незаметно поднимался по каменной кладке причальной стены вместе с двумя десятками отчаянных храбрецов и тремя Изучающими сущее. Что могут решить двадцать воинов и три шамана? Что?

Все.

Абсолютно все.

Если они смогут подняться незаметно для врага на крепостную стену, вплотную к причальной башне, то им должно хватить сил. Мер То поправил себя, не если — когда. Только так.

Шео Ма, конечно, было жаль. Но ритуал принесения жертв проведен достойно, а значит, старый друг не уйдет к демону Ту в одиночестве. Вчера вечером, глядя на десятки связанных, умирающих Алифи, Шео Ма повернулся к своему вождю и сказал: "Это великий подарок. Я не подведу". И ушел, чтобы сегодня, шутя и улыбаясь, шагнуть к смерти. Он заслужил это право и он точно не подведет.

...

Мер То Карраш, Вождь и сын Вождя, шарг и отец шарга, стоял, открыв усталое лицо холодному ветру. С закрытыми глазами и кривой ухмылкой. И никто вокруг, ни старые приятели, ни верные соратники, ни единственный сын, никто не догадывался о думах и воспоминаниях, что сейчас тревожили пожилого Рорка.

Кровь к крови. Боль к боли. Смерть к смерти. Он все помнил. Детство ушло давно, развеявшись, словно дым ночного костра, отступив под тяжестью прожитых лет, выигранных сражений и поверженных врагов. Да и какое у шарга может быть детство?

Детство ушло давно и безвозвратно, оставив после себя только немногочисленных друзей — тех немногих, кому все равно, что перед ними вождь и сын вождя. Тем и ценны.

Мер То в грохоте боя услышал достаточно, чтобы понять — и без того полный карман его судьбы, в который она складывает победы, стал еще тяжелее, а второй карман, из которого судьба забирает друзей, почти опустел. Нет... Совсем опустел...

...

Мер То, почему то казалось, что огненный шар, что должен был уничтожить причальную башню, будет подобен кровавому Солнцу. А здесь... Короткая яркая вспышка, грохот рушащейся вниз кладки и легкое марево пожара. И все. С одной стороны, какой смысл тратить лишние силы на никому не нужные представления? К тому же троица Изучающих сущее — лишь жалкий огрызок полного круга, но...

Канаты подвесной дороги, связывающей Бабочку Востока в единое целое, лопнули с жутким свистом, рванулись гибкими змеями к стенам форта, обвились вокруг него, попутно отправив во Тьму десяток воинов Орео Хо.

Одним ударом Бабочка Востока оказалась разорвана на два отдельных крыла. Это можно было сделать только сверху, с крепостной стены и с единственной попытки. Потому что второго удара не могло быть — Алифи среагируют сразу, их заклинателям достаточно одного мгновения на то, чтобы расправиться и с шаманами, и с двумя десятками смельчаков во главе со смеющимся Шео Ма.

Нет больше Куарана, Белого города, оседлавшего оба берега великой реки Аюр. Есть только две рядом стоящих крепости, и защитникам одной из них остается лишь беспомощно наблюдать, как умирают защитники другой. Это — второй глоток из бурдюка с будущей победой.

Нет больше Шео Ма, весельчака и балагура. Есть только огненная вспышка и злорадная ухмылка демона Ту, который всегда забирает свое. Это — плата за проклятый глоток.

Мер То развернулся спиной к только разгорающейся битве на подступах и стенах обреченного города и двинулся вниз, к любимому скакуну. Сегодня он сам поведет своих шаргов в бой.

Потому что кровь к крови, боль к боли, а смерть к смерти...

...

Он скользил вниз, судорожно пытаясь найти камень, уступ, корень дерева, за который можно было бы зацепиться и удержаться на краю, — тщетно. Холодные камни стен рвали толстую кожу куртки, шерстяную ткань штанов, счесывая с мясом ладони, лоб, щеки. Кровь ручьями текла по лицу, когти ломались с треском, выворачивая пальцы в самых немыслимых положениях, но земля и острые валуны внизу неумолимо приближались. Там, под ногами, тела друзей и врагов, воинов и Изучающих сущее, рискнувших и добившихся своего. Они могли не успеть, но успели. Они могли не суметь, но смогли. И демон Ту сейчас уводил в свои владения две сотни довольных душ. Куда уходят шаманы, Шео Ма не знал, а своими предположениями ни с кем не собирался делиться. В конце концов, эти трое также были достойны ледяного рукопожатия вестника смерти.

Сам же Шео Ма, старый, опытный и упрямый, к демону Ту совершенно не стремился, а потому, уже сорвавшись, в последний момент, почти у самой земли, изо всех оставшихся у него сил ударил ногами в каменный монолит скалы, ломая стопу, но меняя направление падения. Настоящий шарг не боится демона смерти, но всегда борется до конца. Чтобы потом, уже внизу, чувствуя боль в переломанном теле и ничего не видя сквозь кроваво-красную пелену, закрывшую глаза, все равно крикнуть в голос:

— Так это кто здесь удачливый? Орео-Хо? — и засмеяться, громко, задорно. Как в далекой молодости.

Зря.

Теплый, шершавый, длинный язык аккуратно слизнул кровь с разорванной кожи лица. Невыносимый смрад дыхания мгновенно привел Рорка в чувство и заставил рвануться в сторону, схватив с земли безошибочно угаданный в тускло сверкнувшей полоске обломок любимого меча. Вот только от демона Ту не отобьешься коротким осколком стали, а боевые леопарды Алифи никогда не отпускают добычу. Будь то олень или Рорка — им все равно, чем набивать собственный желудок.

...

Сегодня на стенах восточного крыла Куарана царило затишье, неправильное и непонятное. Казалось, что племена, осадившие крепость на левом берегу, наоборот, ждали от Алифи распыления сил, метания между участками боя в попытках везде успеть.

Сегодня их планам не суждено было сбыться. Мастер битвы смотрел на зарево пожаров, бушевавших на противоположном берегу, кусал губы, упрямо встречал непонимающие взгляды помощников, но не собирался отдавать, казалось бы, очевидного приказа. Нет. Воины Куарана, много дней сдерживавшие силы клана Теней, не пойдут на выручку рыцарям Ордена света. Нет веры, нет доверия, слишком высоки риски. Пусть чванливый, лживый и презираемый командор сам исправляет собственные ошибки. Пусть рыцари, прижатые к руинам стен, наконец-то покажут, на что способны. Пусть свершится долгожданная ... нет, не месть, а справедливость. В конце концов, убийцы всегда сами становятся покойниками.

В западном крыле города полыхали пожары, кроваво-красными сполохами разгоняя темноту безлунной ночи. Крики, далекий звон оружия и грохот рушащихся стен не давали покоя. Сейчас, прямо на глазах рождалась катастрофа, способная перевернуть не только жизни отдельных Алифи и людей, но и всю историю. Сегодня Алифи не придут на помощь своим, бросив часть своего города, его защитников и жителей на произвол судьбы, укрывшись за широкой лентой реки. Сегодня...

Ладонь Мастера битвы, закованная в тяжелую латную перчатку, сжалась на рукояти клинка, до боли, до возмущенного скрежета металлических пластин. Нет... Нельзя. Поздно. Можно потерять укрепления. Можно потерять половину города. Только символ терять нельзя. А символ Куарана — его воины. Его защитники.

Римол повернулся спиной к реке и устало двинулся к крутой лестнице, ведущей с городских стен вниз, в город, в темноту. Он шел мимо ждущих приказа солдат гарнизона, горбясь под мрачными взглядами и впервые в жизни чувствуя себя... Трусом? Предателем? Стариком...

...

Четыре черненьких чумазеньких чертенка

Чертили черными чернилами чертеж.

Слова дурацкой детской считалки вспомнились ни с того, ни с сего, отказывались забываться напрочь и раз за разом скатывались с языка в такт размашистому шагу лошади. Почему именно эти фразы и именно в этот, не самый подходящий для словесных экзерсисов момент? Очередной осколок ушедшего в туман прошлого, один из тысяч таких же — бессмысленный и ни для чего уже не нужный. Окружающие косились молча, ни смысла, ни игры слов они понять не могли. Ну и пусть. Да и нас не четыре чертенка, а три потрепанных, видавших вида черта. Послушав Меченого, я действительно захотел взять с собой Мышка — себе в помощь, да и спокойнее вдвоем. Не дали. Бравин отвел мрачного лучника в сторону, переговорил о чем-то, а потом вернулся и отрицательно покачал головой: "Нет, Мор, он с нами не пойдет. Только мы". Что ж. Не мне выбирать.

Борода чесалась. Еще не очень густая, не слишком окладистая, чтобы можно было ею гордиться, но вполне пригодная для того, чтобы спрятать от чересчур любопытных глаз мою физиономию. Кто захочет смотреть на волосатую обезьяну? Всматриваться, искать в этой неряшливой копне волос знакомые черты? Так было безопаснее. Впрочем, от понимания очевидного она не переставала чесаться меньше.

Единственное, что раздражало больше, — слезящиеся глаза. Холодный ветер выбивал слезы, белая скатерть степи заставляла щуриться, а какая-то ересь, закапанная мне Бравином под веки, сделала глаза красными, а зрачки огромными. Что может быть хуже урода? Правильно, урод, проливающий ведра слез.

На этом фоне импровизированная накладка на плечи, давящая вниз и здорово сковывающая движения, заставляла слегка горбиться, но почему-то почти не портила настроения. Ну, горбун, делов-то. Плачущий и бородатый...

— Как объяснять будешь Геррику, где и зачем подобрал такого урода? — На коротком привале Малый решил поднять мучавший и меня вопрос.

— Какая разница? Захотелось подобрать, вот и все, — Бравин легкомысленно махнул рукой, потом присмотрелся ко мне и продолжил. — Не всем же красавцами быть.

— Нет, мастер, так не пойдет. Нужна причина, чтобы привести его в лагерь. Где мы его нашли? Зачем забрали с собой? Почему держать будем при себе? Иначе его или в общую казарму пристроят, или в шею вытолкают.

Бравин ненадолго задумался.

— Ладно, давай подумаем. На певца он не похож. Ты петь умеешь? — Это уже мне вопрос. — Нет? Совсем? Плохо. Бродячий менестрель был бы неплохим вариантом. Точно не умеешь?

— Точно, — я раздраженно буркнул под нос. При всей многочисленности своих талантов, такого среди них никогда не водилось. При рождении, может, кто на ухо наступил, вряд ли медведь, но вот акушерка, похоже, потопталась вдоволь.

— На мальчика для утех ты тоже не похож, — продолжил рассуждать Алифи.

— Сплюнь, — перебил Карающий. — Такого, да в постель... Жуть. Нет уж, лучше с козой, чем с этим.

— С козлом, — мрачно поправил я.

Малый заржал. Нужно признать, что смеялся он не столько заразительно, сколько обидно. Встречаются такие люди — начинают смеяться над чем-нибудь, а возникает стойкое ощущение, что над тобой смеются. Оказывается, нелюди тоже такими бывают.

— Это ты, у нас, дорогой, гроза козлов. А я уж, как-нибудь, сам определюсь.

— Ладно, прекратили. Воин из него тоже никакой. Лекарь? Зачем нам в лагере лаорцев лекарь?

— Нет, не поверит никто. Может, не будем ничего придумывать? Нашли себе уборщика-слугу и все?

Бравин покачал головой.

— Та же проблема. Ушли не прощаясь, вернулись неизвестно откуда, но с уборщиком на пару. Нет, не пойдет, — он задумчиво обернулся ко мне. — Ты ведь у нас умный? Может быть, у тебя и предсказать будущее получится?

— Чего? — не понял я.

— Не чего, а что. Будущее будешь предсказывать. Толковать Свет и Тьму. Помнишь весталку в Валенхарре? Ты должен вести себя так же.

— Точно, — перебил Малый. — Волосатый урод-прорицатель. Идеально. Я даже имя знаю.

И снова засмеялся, еще обиднее прежнего.

— Тебя же Мором звали? Мора мы тебе оставить, сам понимаешь, не можем. Опасно тебе Мором быть. А вот Заморышем — другое дело. И тебе привычно, и нам бонус к настроению. Звучит, опять же, хорошо: "прорицатель Заморыш".

Вмешался Бравин.

— Ладно, прекрати. Не время глумиться.

— Я говорю серьезно. Мастер, ну кто поверит в твою идею с прорицателем? А вот в безумца Заморыша, прорицающего неизвестно что, но верящего в свои предсказания, поверят легко. Мало ли где клоуна подобрали. Короче, — Малый повернулся ко мне. — Легенду себе до вечера придумай сам, но основа такая. Ты — слегка двинувшийся рассудком на почве Света-Тьмы, возомнивший себя вестником судьбы. Как твое имя — неважно. Мы, а потом и все остальные, будем звать тебя именно так. Заморышем. Не парься раньше времени, чем больше лаорцы будут смеяться над тобой и твои прозвищем, тем меньше они будут тебя подозревать. Запомни, верить в твои предсказания им не обязательно, главное, чтобы было видно, что ты сам в них веришь. Ну, и сам понимаешь, это должно быть смешно. Или страшно. А может, страшно смешно. В общем, думай, вечером покажешь, на нас потренируешься...

— Вы серьезно? Заморыш?

Бешенство стало медленно подниматься в груди, норовя смести хрупкие преграды, возведенные за последние недели здравым смыслом и признательностью за оказанную помощь.

— Заморыш, — утвердительно заявил Бравин. — Мне нравится. Серьезное прозвище, ко многому обязывающее. Справишься?

Они были серьезны. Они и вправду считали, что меня не будет парить, если каждый прохожий начнет смеяться надо мной. Ржать. Надо мной. Любое отребье.

— Не нравится? Так надо, Мор.

Надо? Пусть так. Я тяжело вздохнул и отвел взгляд. Я помню свои обещания. В мире, в котором моего практически ничего не осталось, есть еще мое слово. Они помогли, спасли людей, которые мне были дороги, попросив взамен немного — помощи. Заморыш на этом фоне — совсем уж мелочь. Бородатый красноглазый клоун-вещун, колдун-шут по кличке Заморыш.

— Не нравится? Почему же. Нравится. Очень, только если что, вы сами виноваты. С таким именем и за вашей спиной мне ведь нечего боятся, так? Тогда терпите. Вот вечером и опробуем...

Алифи переглянулись, Малый что-то шепнул мастеру заклинаний и мы стали собираться в путь. Некогда было рассиживаться. И обижаться некогда.

Глава 11

День сто тридцать шестой. Неделя незагаданных желаний.

Иногда "больно страшно" и "страшно больно" разделяют только несколько мгновений и одно неправильное решение.

Мор. Избранные цитаты. Глава "Воспоминания"

— Бей!

Бравин стоял напротив меня, выставив правую руку, от него веяло неприкрытой угрозой, но... Приказ есть приказ, и я ударил. Ну, раз товарищ просит, пусть получает Тахо прямо по своей недовольной физиономии.

— Не гладь, не играй в ладушки — бей! Вокруг тебя много силы, зачерпни ее и ударь, как следует.

— А если прибью? — мне было искренне интересно, все же Тахо — не игрушка, и даже не те деревянные палки, на которых учатся начинающие мечники. Тахо — это ого-го. Сила.

— А если прибьешь, то я лично проведу ритуал посвящения и сделаю тебе татуировку мастера. На груди.

— Так как же ты сделаешь, если уйдешь к Свету?

— Все, Мор. Хватит разговоров, бей, — похоже, Алифи начинал злиться.

Я ударил, в этот раз не сдерживая себя. Хлестко. Наотмашь.

— Что это сейчас было? Я же сказал тебе: бей со всей силы. Только помни, не с твоими возможностями размазывать удар — бей в точку. Ты — стилет, а не палаш. Копье, а не топор. Запомнил? Мое сердце — вот твоя точка. Бей!

Теперь начал злиться уже я. Что значит "бей"? А я тут чем занимаюсь? Я ударил. Толкнул силу, прошил рукой воздух, словно ножом сливочное масло. Хорошо получилось, смачно. Удар Тахо встретился с ладонью Бравина, забавно шмякнуло, и кокон силы развалился, так и не добравшись до сердца Алифи.

Бравин зашипел.

— Не думай, как будешь бить — бей. Не провожай удар глазами — ты и есть удар. Понимаешь? Сейчас Тахо вокруг тебя, твоя задача свернуть силу в иглу и метнуть в меня. Что может быть проще?

И снова.

Потом короткая пауза и вновь наставления...

— Зачем ты машешь руками, словно сумасшедший флюгер? Важен толчок, а не движение. Ты впустую тратишь свои силы, не получая взамен и толики потраченного. Пойми, движения рук только помогают подсознанию выполнить необходимое — собрать силу, сформировать контур, придать направление. Движения рук — рычаг, который упрощает работу, но главную роль играет разум. Именно с помощью разума ты определяешь цель, средства и управляешь Тахо. Ты же пытаешься контролировать собственные руки, превращая рычаг в костыль.

Удар. Удар. Злой хрип, рвущий из груди. И еще один удар назло.

— Смотри на врага. Формируй образ конечной цели, того, что ты хочешь сделать, руки вспомнят все сами, сделают сами, не отвлекайся на них. Простая цепочка. Враг — желание — средство — воплощение — результат. Враг — глаза, желание — сердце, средство — разум, воплощение — руки, результат на выходе. Пробуй.

Сжал зубы и попробовал. И еще. И еще.

И гневный возглас Алифи.

— Сколько уже можно? Ты не лук, чтобы гнуться, не катапульта, чтобы махать коромыслом, ты — путь Силы.

Сдались ему мои жесты? Ну что ты сделаешь, если я с детства так магию и представлял: махнул рукой — и пол поля врагов всмятку, махнул другой — и деревья вповалку. Так, помню, и махал, от бедра да с разворота.

— Но если мне так проще?

— А мне проще плюнуть на тебя, но я же мучаюсь? Вот и ты работай. Все. Продолжим. Бей!

...

Уставший после бесчисленных экзерсисов, я тихо сидел у костра, привалившись спиной к сырому, но чрезвычайно удобному стволу дереву.

— Ну, давай, твори.

— Что? — я не сразу сообразил, о чем мне говорит Карающий.

Мы остановились на ночь за пару лиг до Лорр, сложив небольшой костер и поужинав почти всухомятку.

— Предсказывай, давай, — Малый пристально посмотрел на меня, потом вытянул ноги поближе к огню и приготовился слушать. Бравин подошел поближе, присел на корточки и кивнул головой.

Ну, что ж, пора. Отдыхать ведь можно по-разному, почему бы и не так?

— Руку дай. — Для прорицателя не бывает Высших и низших. Для человека, верящего в то, что ему на ухо шепчет не безумие, а судьба, неважно, кому говорить и пророчить. Настоящему безумцу не дано выбирать.

Малый протянул мне ладонь.

— Только попробуй плюнуть! — предупредил он. Видели же все сами, сволочи, сами говорили: "На весталку равняйся", — а теперь в кусты? Впрочем, плевать в руки Алифи в лагере вряд ли придется. Такой плевок быстро может стать последним, так что лучше не перегибать палку.

Я взял его руку. Длинные пальцы. Узкая ладонь убийцы. Непривычные, чуждые линии, идентифицировать которые даже опытному хироманту было бы нелегко. Если линию жизни еще худо-бедно можно было различить, то пучок прочих морщин, глубоко врезавшихся в темную кожу, не вызывал вообще никаких ассоциаций. А с другой стороны... На кой мне вообще какие-то ассоциации? Вот только с чего начать?

— Хорошая у тебя рука. Крепкая. Сильная. Беспощадная. Холодом от нее веет. Холодом и могилой веет. Ночью и Тьмой.

Я отпустил чужую ладонь и пошел вокруг Карающего по неширокому кругу. Почти касаясь его могучих плеч, вглядываясь в его лицо, потом в копну волос на затылке. И вновь. И вновь.

— Узкая у тебя тропа, воин. И скользкая. В Свете скучно. Во Тьме тошно. Куда ты сделал шаг сегодня? К Свету? Или от него? А завтра? Куда идешь? Что в сердце твоем?

Малый с улыбкой смотрел на мои движения.

— Так ты мне и расскажи.

— Расскажу, воин, расскажу. Где счастье твое? В семье? Так нет у тебя семьи. Холодная сталь и утренний туман тебе семья. Может, в друзьях? И друзей у тебя почти что нет. Единицы остались и те ненадолго. Уйдут друзья, кто останется? Я знаю ответ, ты знаешь ответ. Враги. Во врагах твое счастье. Пока жив хоть один, есть смысл жить. Пока льется кровь врага, сердце радуется. Твоя жизнь — смерть. Твоя смерть — чья-то жизнь.

— Все? — скептически уточнил Малый. — Негусто.

— Негусто? — я двинулся на новый круг и остановился у Карающего за спиной. — Большего хочешь?

Меня начало заносить, линии Тахо, словно разноцветные конфетти, снова бросились в руки, закружились ярким хороводом, только в этот раз не было в них боли и страха. Казалось, протяни к ним руку и все узнаешь. И прошлое. И будущее. И то, что было. И то, что станет. Протяни руку, схвати нити силы, намотай чью-то судьбу на широкий кулак...

Краем глаза заметил, как напрягся Карающий, как подались вперед плечи Мастера заклинаний. Знаю, Высшие, знаю, что нельзя. Я и без Тахо обойдусь.

Глубокое дыхание стало сбиваться, в глазах поплыло. Ничего. Шаг. За ним еще один. И еще.

— Прошлое — дно пруда. Будущее — небо в вышине. А мы — песок под водой судьбы. Прошлое нам ближе будущего. Прошлое — вон оно, только протяни руку. Помнишь, воин, кто научил тебя держать меч? Кто отдал тебе первый приказ? Как хрипела твоя первая жертва?

— Он не хрипел, — поправил меня Малый. Улыбаться он перестал, но скепсиса в глазах меньше не стало.

— Он хрипел, воин. В ушах его близких, его друзей до сих пор слышен сдавленный хрип, но речь сейчас не о нем. О тебе. Будущее увидеть хочешь? Привыкнув смотреть на дно, на небо взглянуть захотелось? Не тщись. Твоя участь — дно. Твое предназначение — превращать чужое будущее в прах под твоими ногами. Так было. Так будет. Пока однажды ты сам не превратишься в пыль.

Я резко остановился и хлопнул в ладоши.

— В пыль. Был воин, станет тень. Был ужас в плаще, останется труп под плащом.

— Не самый плохой вариант, — Малый смотрел в кои-то веки с интересом.

— Тебе видней, воин, — это твое будущее. Не бойся стали. Не бойся ветра. Не бойся холодной воды и черных волн. Высоких гор опасайся. Желтых стен опасайся. От крепких объятий беги, — куда меня несло, я и сам уже не знал. Слова рождались и срывались с языка, не успевая быть осмысленными.

Малый щелкнул у меня перед носом, разорвав наваждение.

— Хватит.

Убедившись, что я начал остывать и успокаиваться, он развернулся к Бравину.

— Ну как? Вроде ничего, под конец даже страшновато стало, — и Карающий противно хихикнул. — "Крепких объятий бойся"... Ты мне потом расскажешь, о чем это.

Бравин внимательно смотрел на меня.

— Ты в Тахо заходил?

Он не был уверен. Не был уверен? То есть не знал наверняка? Мастер заклинаний? Маг, по сравнению с которым я — пушинка тополиная?

— Почти, — что я еще должен был ответить?

— Почти? Во-первых, не смей в лагере касаться Тахо даже вскользь. Понял? Входить — входи, трогать нити силы не смей. Только если я прикажу и тогда, когда я прикажу. И второе, секреты Тахо скрыты от глаз. Ты помнишь, ты слушал песни смерти? Тогда ты разговаривал с прошлым. Может быть, получится поговорить и с будущим, кто знает наверняка? Поэтому осторожнее, Мор.

— Заморыш, — твердо поправил я. — Тебе погадать?

Бравин покачал головой.

— Побереги силы. Завтра день трудный, спать пора...

...

Лорры встречали черными пятнами пожарищ, обнаженными первой оттепелью как будто специально для нас. Бесчисленными разводами сажи и копоти, перемешанными с еще не до конца растаявшим снегом. Обугленными остатками бревен и оплывшими, рассыпавшимися по округе камнями. Обгорелыми, похожими как близнецы, срубами — костями чьих-то жилищ. Куда бы не бежали от войны жители этого небольшого поселка, им некуда было возвращаться. Не осталось ни домов, ни засохших цветов в уютных дворах, ни самих дворов. Только память, услужливо подбросившая мне яркие картинки недавнего прошлого. Здесь были мои первые бои. Первое ранение. Первые жертвы. Первое предательство. Здесь я искал убийц и боролся с убийцами. Именно здесь...

Я помню свои долги, и если уж вышел случай пройти мимо этого жуткого места, что ж, почему бы не рассчитаться с кредиторами. Принц Белллора заключил со мной сделку. Талли? Так он, кажется, себя называл? Я привел ему максимум, на что он мог бы рассчитывать, — мага. Даже не так. Мастера. Алифи, который сможет подарить ему самый главный подарок — ритуал смерти. Тихий. Спокойный. Без ежедневного боя, без бесконечно возвращающейся схватки и раз за разом переживаемых потерь. Без огня вокруг и друзей, умирающих за спиной. Смерть — одну и навсегда вместо тысяч одинаковых смертей. Покой вместо дурацкой заезженной кинопленки.

Дом Алифи — каменное двухэтажное строение, на удивление, почти не пострадал в пожаре. Белые когда-то стены порыжели, местами покрылись тонким слоем копоти. Ставни, так и не поддавшиеся на мои усилия в прошлый раз, были вырваны с петлями и валялись неподалеку — рассохшиеся, словно старый хлам. Внутри было темно и, если честно, совершенно не хотелось туда заходить. Может, и не понадобится? Вот Мастер заклинаний, пусть разбирается, а я так, в стороночке постою.

Бравин рукой остановил нас с Малым.

— Ждем ночи. Суеверные говорят, что стражей нельзя беспокоить ночью, потому что они борются с Тьмой. Как будто с темнотой они набирают силы, и если нужно зайти в дом, охраняемый воином-стражем, то лучше сделать это днем. Вы должны знать, что все не так. Днем талли намного сильнее, а значит, опаснее. Мастера ритуалов объясняют это просто: стражи даже в своей призрачной жизни остаются созданиями Света, живут Светом и силу черпают в Свете. На самом деле, все проще. Днем теплее, а значит, силы вокруг больше. Стражи созданы силой Тахо и убивают с помощью Тахо.

...

Ночь выдалась холодной. Холодной и темной. Небо закуталось в низкое покрывало тяжелых туч, давящих на плечи и скрывающих свет растущей Луны, а снега, способного разогнать даже кромешную тьму, на земле и ветвях деревьев оставалось мало — слишком короткая в этих широтах зима. Впрочем, черные проплешины недавних пожарищ ночью все же покрылись тонкой серебристой коркой. Странное ощущение, словно уголь упаковали в подарочный целлофан.

— Почему я?

Я остановился, не дойдя несколько шагов до чудом уцелевшего дома Алифи.

— Нет, ну серьезно?

Бравин, двигавшийся в нескольких шагах за моей спиной, только подтолкнул меня в спину ладонью.

— А кто еще? Твой же друг, вот ты и иди, а я посмотрю.

— Мы так не договаривались...

Идти в темный провал двери совершенно не хотелось. До одури и мокнущих в холодной ночи подмышек. До липкого пота и постоянно пересыхающих даже на морозе губ. Было не столько страшно, сколько тревожно. Не раз до того подводившая интуиция выла в голос и требовала отказаться от очередного безумства.

— Тебе напомнить, о чем мы договаривались? — с неподдельным интересом спросил Алифи. — Твои люди остались целы, а Рорка отправились к демонам. Так что я свою часть сделки выполнил, теперь твоя очередь.

Моя, моя... Знаю, что моя, вот только что делать, когда нутро сжимается, предчувствуя катастрофу?

— И сколько еще раз потребуется совершать подвиги во славу Алифи и в уплату долга? — риторический вопрос, но Бравин рассмеялся. Весело так, задорно, словно это не перед нами зиял провал дома с вековыми призраками, оставленными неизвестными мне благодетелями охранять строение от таких, как я.

— Сколько еще? Ты даже не начинал. Все, заканчивай разговоры, время ночи не вечно.

Время никогда не вечно — захотелось мне возразить этому поэту-философу, но не сложилось. Может, как-нибудь потом, в следующий раз, в иных условиях и при иных, более спокойных, обстоятельствах. Сейчас же я мотнул головой, оставляя за собой право хотя бы такого несогласия с происходящим, плотнее сжал правой ладонью костяную рукоять длинного кинжала, неопределенно хмыкнул, сам не зная, как это должно интерпретироваться, и шагнул вперед. Выставив перед собой лезвие кинжала так, словно острая сталь тут могла кому-нибудь повредить. Глупо? Само собой — глупо. Но все равно спокойнее.

Вторая дверь, заботливо укрытая занавесью и обломками первой, отсекала входной тамбур от внутренних помещений. Этот тамбур я помнил — черный, словно глаз выколи квадратный колодец, в котором потерять ориентацию в пространстве даже не раз плюнуть — легче. Паскудный такой, тесный, темный коридорчик. В этот раз тяжелая, толстая входная дверь не закрывала полностью дверной проем, а лежала на боку, своей громоздкой тушей перекрывая путь в дом, пропуская толику света внутрь тамбура. А еще ветра. Легкий сквозняк шевелил старую, тяжелую занавесь, которая то открывала, то закрывала кованную ручку внутренней двери. Вот странно, парадную дверь я помнил, да и как забыть, если она спасла меня от болта, спешащего к моему горлу. Внутреннюю дверь я, конечно, помнил меньше — было темно и не было ни времени, ни желания ее рассматривать. А вот занавесь перед дверью не узнавал вообще. Как я в ней не запутался, ныряя внутрь при своем первом визите? Ладно, Тьма с ней, с драной, грязной занавеской, дальше-то что? Ручка двери, то и дело выглядывающая из-за разрывов ткани, казалась скорпионом, только и ждавшим касания. Не ужалит, так откроется, и еще не известно, что лучше.

В памяти всплыл образ молодого Алифи в странной одежде: широких шароварах и непривычной, чересчур куцей куртке, с шапкой набекрень. Его соратники запомнились хуже — туманные воспоминания. А вот принц... Принявший последнюю битву и умиравший изо дня в день, несчастный бедолага с опасными, горящими фанатичным огнем глазами. Как он там сказал? "Не приходи больше, в следующий раз я не смогу оставить тебе жизнь". И ведь не оставит, что ему еще одна жертва в бесконечной битве?

Но надо было идти, все равно надо. Да и не затем меня сюда вели куаранцы, чтобы вот так скормить злому духу. Нафиг им для этого я? Вон, Меченого бы взяли, или Мышка, или ту колдунью, весталку с дурной привычкой плевать в спасшие ее руки. Так что, прикроет маг, если что...

Уговорив себя, надавил на ручку и потянул на себя створку двери. Медленно. Осторожно. Затаив дыхание. Ожидая одного — удара.

Тишина. Ни шороха, ни дуновения ветра, ни случайного вздоха, только сердце, стучащее набатом в крови. Кстати, а почему дверные петли не скрипели? Не смазывал же их кто-то? Загадка, кольнувшая и развеявшаяся в облаке адреналина, захлестнувшем сознание. И пусть говорят, что встречаться со смертью страшнее всего в первый раз — неправда. В первый раз ты еще не знаешь, что смерть рядом, и что рядом — смерть. А вот во второй раз...

Тишина, темнота, даже линии Тахо оказались не в силах помочь — не было в этом месте силы. Пустые камни, голые стены, словно кто-то жадный выпил всю энергию этого места, ничего не оставив напоследок.

— Талли тоже...

Что там "талли тоже" я пытался понять в прыжке, уходя от голоса за спиной перекатом по жесткому полу. Под обидный смех заклинателя.

— Силен, человичище, — не мог успокоиться Бравин. — Ты от Рорка так же убегал? ОбезьянаМор, король акробатов.

— Я тут штаны чуть не порвал от страха, — я пытался прийти в чувство, но получалось плохо.

— За воздух зацепился, что ли? — продолжил смеяться Алифи.

— Если бы, за свое сердце зацепился, — буркнул я.

— В штанах?

Тут я не выдержал и послал Алифи куда подальше, закончив простой мыслью:

— Короче, ты, конечно, Высший и все такое. Но если сердце в пятки уходит, оно мимо штанов точно пролетает. Знаток, твою мать...

Боль и вмиг перекрывшая дыхание чужая воля быстро привели в чувства.

— Не зарывайся. Ладно, ученик, — Бравин вновь усмехнулся. — Запоминай. Талли живут благодаря силе и убивают силой. Они выкачивают Тахо из места, в котором живут, не отдавая ничего взамен. После боя с ними, остается только пустота вокруг. Ничего живого. Ничего бывшего живым — только мертвое. Только камень, и то... Это здание простояло сотни лет, но рухнет совсем скоро, потому что даже стены не способны выстоять там, где принял бой призрак Алифи.

— Вот и хорошо, — я не понимал, чего ждать, но то, что призраками здесь и не пахло, заметил. — Истратились наши талли на бой, будь они в Свете. Все, можно идти дальше.

— Не спеши, — неожиданно серьезным тоном остановил меня заклинатель. — Талли не так просто убить. Я чувствую одного, он слаб и уже не столь опасен, но мы пришли сюда ради него. Ради помощи. Так что шагай вперед и открывай следующую дверь.

— Следующую? — только тут я заметил ничем не примечательную небольшую дверку в дальней стене большого зала. Света, конечно, больше не стало, но пустые окна, лишенные ставней, и привыкшие к темноте глаза сделали свое дело. Черты разгромленного, развороченного помещения проступали, пусть и лишенные деталей.

Я невольно облизнул губы, ей богу, или по местному Свету, но выходить против Рорка не так страшно было. Ладно, следующую, так следующую.

Я осторожными шагами двинулся вперед. Что там в прошлый раз тут стояло? Большой круглый стол? Кресла? Портьеры? Остались только жалкие щепки и обрывки под ногами. Горы мелко перемолотого мусора. Каша из уничтоженной материи, пыли и деревянной стружки. И чуть заметное пятно двери впереди ...

...

Там кто-то был, я почувствовал это сразу, как только прикоснулся ладонью к обитой металлом внутренней поверхности двери. У нас похожие ставили закрывать небольшие помещения, вешали на них табличку "огнеопасно" и большой амбарный замок. Здесь замка не было, таблички тоже, но за дверью что-то было. Или кто-то.

И этот кто-то ждал. Уже почти потеряв надежду, он вдруг почувствовал, что еще все возможно, что случайные гости — вот его последний шанс. Мы — те случайные гости.

Толстая каменная стена, отделявшая меня от него, сразу показалась слишком уязвимой, словно это лист бумаги, а не камень. Что стены против его голода? Его жажды силы? Его дикой, неистовой жажды убивать? Нет, я не торопился открыть дверь — единственную преграду между моей жизнью и его желанием моей смерти.

— Смелее.

Это мастер заклинаний решил слегка поторопить события. Ему надоело ждать. Надоело? Так открыл бы сам, раз такой смелый и всемогущий. Я хмыкнул, но все-таки протянул руку к полотну створки. Где тут ручка? Защелка? Шпингалет какой? Что-нибудь, что можно было бы закрыть, если что-то пойдет не так.

— Толкай.

В голосе Бравина ощутимо прорезались нотки раздражения. Нетерпеливый какой. Как сам, так в кусты, а мне — толкай?

Я знал, что я несправедлив, что кому-кому, а этому магу не страшен тот мелкий призрак, что сидит за стеной. Что единственная причина, почему открывать дверь придется мне, не его страх, а его желание понять, на что я способен. Потому что дальше будет сложнее, враги опаснее, а страх сильнее. Он испытывал меня, зная, что я поневоле вспомню тот огонь, что рвал мое тело при первой встрече с призрачным принцем. Вспомню боль, предостережение, и... Все равно сделаю шаг навстречу угрозе. Ему было нужно именно это — моя решимость, а не сомнения. Где ее теперь взять?

Негде, но и отступать поздно. Отступать надо было намного раньше. В Куаране. В Лоррах. В Валенхарре. Сейчас-то какой в этом смысл?

Я толкнул тяжелую створку вперед и не стал отпрыгивать назад — хватит уже позориться. Чему быть, тому не миновать. Только приготовился черпать силу в единственном горящем источнике, что оказался мне доступен — во мне самом. Самое поганое, что мое тело — единственный источник силы, доступный и моему врагу, что скрывался по ту сторону...

...

Дверь медленно подалась вперед, открывая узкий проход в небольшую комнатку. Даже не комнатку — клетушку пару метров на пару метров, пустую, заваленную мусором и обломками мебели. Что там было раньше? Не знаю. Кладовая? Хотя какая может быть кладовая с выходом прямо из центрального зала? Каморка для слуг? Сейчас уже было не важно. Главное, узкое окно пропускало достаточно рассеянного света с улицы, чтобы видеть детали — обломки деревянного шкафа под ногами, перекошенный подоконник, опрокинутое ложе и драный, перекрученный матрац. Какие-то старые, непонятно кому принадлежавшие вещи: одежда, одинокий ботинок, разбитое зеркало. И рядом — зыбкую, плывущую, сливающуюся со стеной фигуру призрака-Алифи.

— Где твои помощники, принц?

Собственный голос развеял зловещую тишину, и я вдруг сообразил, что, разглядывая комнату, пытался не дышать, словно это могло бы помочь.

— Слышишь меня, Высший?

Нет ответа. Только глухая угроза, давящее чувство чужого голода и гнетущая, заставляющая горбиться и вжимать голову в плечи, тоска. Голод и тоска, разлитые в граненый стакан старой кладовой, — не самый привычный коктейль на моей памяти. Выворачивающий нутро коктейль, если честно.

— Ты еще живой, или все, коньки успел отбросить?

Нет ответа. Слышит ли он меня вообще? Или я разговариваю не с призрачной тенью, а с простой каменной стеной?

— Эй? Уважаемый, я тебе вот магика привел, как договаривались. Сейчас хоронить тебя начнет. А там смотри, может, и я чем помогу...

Глухая ненависть вскипела бурунами на острых рифах, захлестнула разделявшее нас пространство и ударила наотмашь обрывками синих нитей. Я ушел из-под удара, сбросив редкий поток чужой силы в сторону застывшего за моей спиной заклинателя из Куарана. В конце концов, он сам меня учил, так что не возникло ни малейшего чувства стыда. Он сильнее меня, что ему потуги безнадежно уставшего призрака?

— Виллар, не дури. Мы помочь тебе пришли, ты же сам про... — закончить фразу я не успел, ощущение чужого, даже чуждого прикосновения заставило заткнуться и отскочить в сторону, заполошно стягивая к себе остатки энергии в комнате. Последние крошки дармовой силы. Если их не хватит, остальное придется брать у себя.

Неожиданно показалось, что придется бороться за каждую каплю Тахо, удерживать чужое давление без особых шансов на то, что призрак принца остановится. Он не хотел помощи. Он хотел только смерти. И он не помнил меня. Казалось бы, интуитивный вывод, ничем не подкрепленная убежденность, но хорошо объяснявшая происходящее.

Второй удар талли — удар пустотой, удар ненавистью и собственным отчаянием я даже не стал отводить. И смеяться не стал — только выдохнул облегченно. Я был готов его встретить, сейчас я был сильнее и умел больше, чем при нашей предыдущей встрече. И раны мои худо-бедно затянулись. И кровь, источник дармовой силы для жадных призраков, не капала тонкой струйкой на грязный пол. Я был готов не только защищаться, но и ударить в ответ.

Капля силы в слежалом пухе развороченного, выпотрошенного матраца. Несколько капель в холодных, чуть проступающих на фоне комнаты углах стен. В деревянном каркасе кроватного ложа. В обрывках старой, рассохшейся книги на полу. А остальное — в призрачной фигуре, прижавшейся к стене напротив. Я выжал стража досуха, до основания, до дна, до протяжного, замогильного стона. Мне незачем оказалось бить. И не в кого.

— В прошлый раз, в этом же доме я столкнулся с принцем, яростным и не желающим уступать, с Алифи, танцующим свой последний танец. Сегодня я вижу только тень. Слышишь, тень, куда ты подевала своего принца?

И только тишина в ответ...

...

— Почему я не слышу его песни смерти?

— Это невозможно, — Бравин медленно пошел по кругу, обходя тень воина-стража, в последний раз умирающего на холодном полу. В ней еще смутно угадывалась фигура Алифи, но тень уже распадалась клочьями, растворялась под натиском небытия. — Талли — это и есть песня смерти, только облеченная в подобие формы и наделенная подобием жизни. Талли могут стать только те Алифи, кто недовоевал, недожил, недоубивал, песня смерти которых не спешит развеяться в пространстве. Нужен только сильный заклинатель, способный превратить ее в нечто, почти живое. Хотя... Тебе ли не знать...

Он отвернулся ко мне спиной, что-то доставая из глубоких карманов своего тяжелого плаща.

— Почему я должен знать? — мне эта оговорка не показалась важной, но тишина тяготила и заставляла ежиться.

— Ты? — Бравин повернулся ко мне. В темноте его лицо почти не было заметно. Тусклый, слабо различимый взгляд. Внимательный? Или насмешливый? — Ты ведь тоже, в некотором смысле, песня смерти.

— Не понял, — честно признался я.

— Ладно, Мор, потом, если будет еще интересно, объясню, а сейчас надо работать. Виллару Огненной Вспышке давно пора присоединиться к своей семье и своему сгинувшему в веках городу, — и добавил. — Ничто не должно быть вечным, даже ненависть. Особенно — ненависть.

...

Город погружался во Тьму, словно усталый ишак, заблудившийся в зыбучих песках — медленно, но неумолимо. Гасли огни, спадали красным платком зарева близких пожаров, утихали шум битвы и вопли раненых. Битва не закончилась — не было ей ни конца, ни края, она просто замерла до утра, до первых лучей солнечного света. Воинам надо было набраться сил для боя и потратить время Ночи для мести и запретных развлечений. И впервые за много лет Мер То дал согласие на первое и присоединился ко второму. Этот город забрал у него слишком многих стоящих воинов, чтобы вождь клана Заката согласился просто и хладнокровно убивать защитников.

Три десятка шагов городской стены за спиной заканчивались глубоким провалом, результатом взрыва пороховых бочек в подземелье — всего запаса, что он смог накопить и, вопреки логике и здравому смыслу, сохранить в тяжелом походе. Вождь оставлял порох до последнего, но потратил легко, не утруждая себя сомнениями. Порох — ничто, не будет его — найдутся другие пути к победе.

Два десятка шагов вперед приводили к завалу, одному из многих на этой узкой и кое-где совершенно неприступной стене. Завалы вместо низких башен, баррикады на месте развилок, где крепостные стены разветвлялись и уходили внутрь городских кварталов, нарезая единое пространство белого города на узкие ломти пережаренной лепешки. И каждый такой кусок — отдельная преграда, ловушка или место для бойни, отдельная возможность обломать зубы о неприступные камни. Проклятый город, в котором даже победа в любой момент все еще может обернуться поражением — сам демон удачи сторонился этого места.

Орео Хо, державший всю свою жизнь удачу за ее тощий хвост, понял это лучше прочих — он вторые сутки метался в бреду, воя от боли днем и рыча по ночам, не узнавая никого и пытаясь голыми руками душить знахарей и прислугу. Голыми, стесанными до костей ладонями. И это были самые малые из его ранений. Перекрученное, исковерканное тело его лучшего воина выловили из реки разведчики хува и срочно доставили в лагерь, вот только не в их и не в его власти обращать время вспять. Нельзя вернуть мощь исковерканной плоти и задор стремящемуся за край духу. Выживет ли он или ненасытный Демон Ту уведет молодого тысячника по следам его старого соперника и насмешника Шео Ма?

При мысли о погибшем товарище Мер То только плотнее сжал губы, прищурил веки. Плохо уходил Шео Ма. Еще до окончания первого боя вождь шаргов отправил небольшой отряд на поиски тела, но вернувшиеся лишь к утру воины положили к ногам Мер То рваные лохмотья доспехов, растерзанные до неузнаваемости клочья плоти и обглоданные кости. Нет, плохо уходил Шео Ма, и слишком суров оказался к нему проклятый демон смерти. Но не судьба старого друга сейчас тяготила вождя, а судьба собственного сына.

Шин То Карраш-го, средний и лучший из сыновей, единственный достойный продолжить род, лежал сейчас в большом походном шатре и вел свой самый тяжелый бой — за право жить. Жить, чтобы мстить. Потому что еще не все сделано, не все враги повержены и не все крепости пали. Сражался за жизнь так яростно, как умеют это делать только воины из рода Карраш, с кровавой пеной на закушенных от боли губах. Мер То приходил в шатер после каждого боя только для того, чтобы молча постоять, потом кивнуть сыну и выйти прочь, и уже там, за плотным пологом, будучи уверенным, что наследник не слышит отца, процедить лекарям зловещее "живите пока". Это "пока" заставляло видавших виды знахарей и шаманов Рорка белеть и вжимать головы в плечи, вспоминая самые первые слова вождя, увидевшего раны сына.

— Если он умрет — убью каждого, жен каждого и старших детей каждого. Средних детей закую в рабы, младших отдам своим тафурам для утех. Молитесь демонам, приносите жертвы, сжигайте травы, делайте настойки — мне все равно, но род Карраш не должен прерваться в этом проклятом месте. Вы всё поняли?

И последние слова пугали знахарей клана Заката больше всех предыдущих угроз, потому что Мер То никогда раньше не задавал риторических вопросов. Грань между жизнью и жуткой, мучительной смертью скрывалась в этих простых словах.

— Да, вождь, — чуть слышно шелестело в ответ. Пока еще можно было ответить утвердительно, еще не все было потеряно, израненный при штурме крепостной стены Шин То все еще танцевал свой танец со смертью, вот только сердца лекарей все чаще сжимались в недобром предчувствии. — Мы поняли, вождь...

Глава 12

День сто тридцать седьмой. Неделя незагаданных желаний.

"Я памятник себе..."

Мор. Избранные цитаты. Глава "Осколки памяти"

— Ради чего я вел ему помощь? Прошло бы еще пару недель, и он бы попросту развеялся в пространстве.

— Ты не совсем прав, Мор. Той капли силы, что он смог вытянуть и бросить в тебя, хватило бы на простого смертного.

— Любого? — спросил я.

— Простого, — с грустной улыбкой поправил Бравин. — И пока гость умирал бы под взглядом талли, тот пил бы его Тахо, пополняя собственные силы. Нет, призрачные стражи не развеиваются в пространстве так легко. Их можно убить, или они могут убить себя сами — другого не дано.

— Подожди. А как же ритуал? Как же третье имя, которое нужно знать, чтобы подарить призраку вечность?

Малый фыркнул, поднялся на ноги и ушел в ночь, а Бравин еще раз улыбнулся.

— Третье имя? Ритуал? Ты странный, Мор. Очень странный. Не ты ли обвинял старика Толариэля во лжи, слушая его истории про ритуалы? Или ты думаешь, что призраки не умеют лгать?

Я обескуражено смотрел на Мастера заклинаний, не зная, что ответить на эти простые вопросы.

— Понимаешь, талли, воины-стражи, действительно живут своим последним днем, убивая и умирая, раз за разом, год за годом. Ты бы хотел так жить? Нет? И я бы не хотел. И Виллар, а точнее то, что от него осталось, так жить не хотел. Вот только каков выбор? Как умереть бессмертному? Как умереть тому, кто не живет? Ты прежний не смог бы его убить, только мужественно умереть, подарив ему еще толику силы, продлив его агонию. Поэтому тебе предложили привести того, кто сможет победить стража, и доверили тебе единственное подтверждение, что всё не сказка, — настоящее имя беллорского принца. Что же в этом удивительного?

— А ритуал? — все также непонимающе спросил я

— Какой ритуал? Мор, убийство тоже может быть ритуалом. Точнее, не убийство, а развоплощение.

Я сидел, словно оплеванный, с силой сжимая отдающую острой болью правую ладонь.

— Получается, я вел тебя сюда, чтобы ты его попросту убил?

Бравин внимательно посмотрел на меня, потом поднялся на ноги, шагнул прочь от затухающего костра и уже оттуда, из темноты, сухо бросил:

— Нет, Мор. Ты вел меня сюда, чтобы показать, как убивать стража будешь сам...

Я кивнул невидимому в темноте собеседнику.

— То есть я герой?

Бравин вернулся, подбросил еще пару сосновых веток. Сырые, они больше чадили, чем давали тепла, но когда других нет... Он вновь повернулся ко мне, присел напротив и уже так, с отблесками язычков пламени в вертикальных, уже почти привычных зрачках, ответил:

— Героем ты был, пока не пошел со мной. Сейчас ты имеешь возможность стать не героем, а легендой. Первой легендой своего рода за долгое, нет, очень долгое время. И победа над непобедимым стражем Высших — не худшее начало.

Я хмыкнул, пытаясь понять, о чем на самом деле думает этот странный Высший, совершенно не похожий на других Алифи. Язычки огня плясали в его глазах, делая взгляд собеседника то веселым, то насмешливым, то безумным, то смертельно опасным. Смертельно?

— Подожди, Высший. Помнишь, ты сказал, что я тоже "песня смерти"? Это ты о чем, — вдруг вспомнилась странная фраза Бравина после боя с талли.

— Ты точно хочешь знать? Не каждое знание — благо, Мор.

— И все же, ты обещал объяснить, — смутные предчувствия сжали сердце. Я не хотел этого слышать. Не хотел, но и отступать не привык.

— Хорошо, Мор. Может быть, тебе пора получить ответ хотя бы на один вопрос. Может, это знание заставит тебя вести себя иначе? Посмотрим. Скажи, что стало с твоим прежним телом? С твоим прежним "я"?

Я пожал плечами, продолжая пристально вглядываться в Алифи так, словно пронизывающий взгляд сам по себе способен был дать мне ответы.

— Нельзя просто взять и украсть душу, Мор. Это невозможно. Но вот поймать в ловушку чужую песню смерти, квинтэссенцию души тех, кто недожил, недолюбил, недовоевал, — можно. Например, твою душу, или таких же, как ты...

Сердце ухнуло куда-то вниз, стало трудно дышать, и я поневоле потянулся рукой к воротнику, как будто была пуговица, которую можно расстегнуть и снова почувствовать себя нормально.

— То есть..., — голос охрип, слова пришлось выталкивать через силу.

— Да, Мор, да. Никто тебя не похищал, тебе просто в последний момент дали еще один шанс, шанс сделать нечто большее, чем в своем прежнем мире. Заслужил ли ты его? Не знаю, но из сотен и тысяч уходящих душ Судьба выбрала твою...

— А хозяина этого тела тоже никто не убивал? — я уцепился за соломинку, иначе все, чем я жил последние месяцы превращалось в пыль. Каков смысл тогда в ненависти? В желании отомстить? Кому тогда мстить и за что?

— Хозяина тела? Нет, его душу, конечно, пришлось уничтожить. И что? Какое тебе дело до того бедолаги? Ты готов умереть в память о нем? Нет? Тогда живи дальше и помогай жить нам.

Помочь? Чем?

— Поганая у вас тут жизнь, — мысли вслух, констатация факта, не более того.

— Поганая? — неожиданно Бравин завелся и повысил голос. — Пусть так, я даже не буду с тобой спорить. Наш мир — пустая оболочка с трухой внутри. Но это мой мир, человек. Мой. А теперь и твой. И другого — не будет. Так что у нас остается всего два пути: или смириться, или сделать этот мир лучше. Ты готов к смирению? Лично ты?

Я медленно покачал головой в ответ.

— Тогда у нас с тобой одна дорога, Мор, один путь. И некуда свернуть.

Он поднялся на ноги и, сделав шаг ко мне, неожиданно протянул руку...

...

Малый зал комендантской башни медленно заполнялся церковниками. Они входили молча, лишь изредка перебрасываясь короткими малозначимыми фразами. Жив? И то хорошо. Сейчас это была главная новость и единственное, что пока имело значение. Сам город был уже обречен, жить защитникам тоже оставалось недолго.

Штеван Младший смотрел на входящих с затаенной ненавистью, впрочем, не решаясь ни взглядом, ни жестом выразить свое отношение, — эти не будут церемониться. Помощник командира городской милиции не та должность, что может помешать рыцарям Ордена вздернуть его на флагшгтоке. Рассказывают, есть у них такая забава — вешать слишком дерзких завернутыми в знамя. Проверять, так ли это на собственной шкуре, Штеван не имел ни малейшего желания. Значит, глаза в пол, рот на замок, а там судьба вынесет. В конце концов, не раз уже выносила, почему бы и сейчас не помочь?

Штеван словил себя на том, что мысли о судьбе тоже не лучшее времяпровождение. Не баловала его судьба, чего уж врать. Папаша, будучи далеко не самым зажиточным и именитым Алифи в далеком Иллариэне, много лет назад умудрился повздорить с кем-то намного более влиятельным, что заставило все семейство спешно перебираться в другой город. Почему Штеван Старший выбрал именно Куаран, осталось для сына загадкой, но вот то, что жизнь на новой родине не задалась — это семейство Штеванов почувствовало сразу. Дом, на покупку которого была потрачена большая часть сбережений, сгорел спустя полгода после покупки, причем вместе со всеми ценностями и деловыми бумагами. Не доверял отец ростовщикам и банкирам, жаловался, что обдирают они честных Алифи, обгладывают состояние, как собака кости. Ну, после пожара некому больше стало жаловаться — сгорел Штеван старший вместе со своими жалобами, оставив малолетнего сына в чужом городе без средств к существованию. А потом...

Резкий голос разорвал паутину грустных мыслей и вернул к действительности.

— Быстрее рассаживайтесь, время не ждет.

Это барр Ламур, правая рука командора, решил поторопить подчиненных. Штеван тоже пристроился на неудобном деревянном стуле в самом углу помещения, рядом с узким окном, больше похожим на бойницу. Хотя почему похожим? Комендантская башня, может, и не так грозна, как внешние обводы крепостной стены и прибрежные форты, но взять ее с наскока тоже оказалось не так просто. Рорка уже дважды пробовали, обламывали себе зубы и уходили искать более легкую добычу. К сожалению, на смену одним всегда приходят другие...

На обреченный город уже давно опустился вечер, опутав спасительной темнотой. Уже которые сутки битва замирала на время ночи, чтобы вспыхнуть с новой силой с первыми лучами утреннего света. Защитники крепости, где роль бастионов и укреплений выполняли толстые стены казарм и оборудованные бойницами малая и главная комендантские башни, использовали короткую паузу с единственной целью — перевязав раны, упасть на жесткую солдатскую кровать и уснуть, может быть, в последний раз перед смертью.

Зачем рыцарям понадобилось нарушать сложившийся ход вещей именно сегодня, Штеван точно не знал, но чувствовал, что еще день, максимум два, и все закончится. Скоро Рорка прорвутся внутрь казарменного комплекса, и тогда последний бой придется давать прямо на центральном плацу. А что? Не худшее, в общем-то, место.

— Братья, — голос командора скрипел, словно давно и безнадежно проржавевшие петли старой кладбищенской калитки. — Сегодня великий день.

— Ночь, — мысленно поправил Штеван, что, впрочем, не добавило ему настроения. Улыбаться не было сил.

— Братья, сегодня мы в последний раз будем вкушать пищу в этой юдоли скорби. Склоним же голову в память о понесенных жертва. Давайте вспомним о причинах катастрофы, назовем виновных. И даже если завтра перед нами откроется будущее — нельзя смотреть в будущее, не простившись с прошлым.

Он сделал патетическую паузу, обвел горящим фанатичным огнем взглядом зал и продолжил:

— Как неприступные прежде стены этого города пали? Как колыбель нашей славы оказалась бессильной противостоять ордам наших врагов? Не потому ли, что те, кто должен стремиться к Свету, уподобились врагам, обращенным во Тьму? Алифи Римола, этого тирана и самозванца, не только не подставили нам плечо в роковую минуту, но ударили в спину, лишив нас запасов продовольствия и оружия. Все эти бесконечные дни и ночи мы стояли нерушимой стеной, мечами и собственной отвагой защищая стены чужого нам города. Но зачем? Разве для того, чтобы его жители и гарнизон смотрели с противоположного берега и смеялись над тем, как мы умираем?

Штеван Младший невольно поморщился, словив себя на мысли, что сам командор и раньше-то не сильно стремился умирать. Вон, на кирасе ни пятнышка, ни царапины. Сверкает, как и рожа этого долговязого хмыря. К тому же, милиция -это тоже в какой-то степени гарнизон и уж точно почти полностью — жители Куарана. Впрочем, сколько их осталось, ополченцев да солдат гарнизона на западном берегу? Сам Штеван, еще двое Алифи, десятка три людей, да небольшой отряд, еще вечером ушедший к городским докам. Всё? Пока рыцари готовили оборону казарм, ополченцы встречали напор основной массы отрядов Рорка. Своими жизнями дарили церковникам время. Вот она, благодарность Ордена. То, что и сам Штеван старался не лезть в гущу схватки, он благоразумно опустил, не став заострять на этом внимание. В конце концов, у него-то была действительно серьезная причина. Его ждали. Его невеста. Его Ариэлла. Его персональный луч света на том, безопасном берегу.

— Достаточно. Судьба Куарана должна остаться на совести его жителей, нас же ждут другие битвы. Завтра, — и вновь пауза, и вновь пронзительный взгляд, брошенный на несколько десятков собравшихся офицеров. — Завтра на рассвете добровольцы откроют ворота, и сокрушительный вал нашей конницы сомнет еще спящих врагов, втопчет в грязь отродья Тьмы, пробив себе дорогу к выходу из города. Я лично поведу войска. Во имя Света и навстречу славе.

Невысокий, коренастый Алифи встал, демонстративно проведя рукой по капитанскому эполету на правом плече — красному полю, окаймленному золотистым шнуром, по букве "К", вышитой серебристой вязью. "Пижон", -невольно подумалось Штевану, впрочем, от капитанского эполета рыцарей Света и он бы не отказался — Ариэлла была бы в восторге.

— Кто будет добровольцем, командор?

Тишина повисла в зале, словно все звуки растворились в вечернем сумраке и тенях, бросаемых на пол сотнями свечей.

— Кто этот счастливчик?

"Смертник" — поправил про себя Штеван, потому что открыть ворота просто, закрыть вот только потом не получится. Волна единорогов и боевых скакунов рыцарей, может, и взломает баррикады Рорка — все может быть, вот только озлобленные демоны потом отыграются на всех, кто не успел унести ноги.

— На этот вопрос не легко ответить, капитан, — с улыбкой ответил командор. — Защитники Куарана, конечно, как на подбор ничтожества и мусор, но оказывается, даже в мусоре можно найти изумруды. Вот и среди куаранцев встречаются достойные Алифи. Например, в городской милиции. Присутствующий здесь барр Штеван Младший выразил готовность совершить этот воистину геройский поступок. Не так ли, барр Штеван?

"Какой я тебе барр", — захотелось крикнуть Штевану. "Нет, не так", -захотелось рявкнуть на весь этот проклятый зал. "Идите вы все к демонам, уроды", — захотелось бросить прямо в костлявую рожу командора. Бросить, развернуться и уйти с гордо поднятой головой. Вот только взгляд командора не оставлял сомнений в том, что будет с этой головой сразу после опрометчивых фраз. Нет. Рот на замок. Глаза в пол. И судьба вывезет, как вывозила уже не раз.

Штеван молча поднялся и просто кивнул, чувствуя кожей облегченный выдох десятков рыцарей и насмешливые взгляды коренастого капитана. Легко смеяться, разминувшись со смертью. Ничего, время покажет.

— Я ему не верю, — коренастый капитан все так же, с насмешкой, смотрел на ссутулившуюся фигуру помощника командира городской милиции. — Странный он какой-то. Если Вы разрешите, командор, то я пойду вместе с ним. Так будет надежнее.

Командор удивленно вскинул брови:

— Капитан, Вы истинный рыцарь Света. Я распоряжусь, и Вашим именем назовут один из новых приходов в землях Ордена — страна должна помнить своих героев. А завтра... Конечно, капитан, Вы можете пойти вместе с барром Штеваном, так действительно будет надежнее — куаранцы не слишком смелы и кто знает... А сейчас... Сейчас, братья, время набираться сил перед боем. Выспитесь. Ешьте и отдыхайте — завтра понадобится быть сильными. И ждите утра.

Коренастый капитан кивнул и опустился на свое место.

...

Тени медленно поднимали засовы казарменных ворот, стараясь ни лишним словом, ни громким скрипом или стуком не разбудить защитников. Тех ждало славное утро, полное подвигов, а значит, большинству из них действительно нужно было выспаться. Зачем же тревожить воинов по пустякам? Другое дело — часовые, дежурившие во дворе и на площадке комендантской башни. Этих будить и не придется — мертвецы не встают по утрам от легкого скрипа хорошо смазанных воротных петель. Зачем мертвецам вообще вставать? Правильно, пусть лежат, радуют лунный свет перерезанными глотками и вываленными языками.

Тени отворили ворота, предварительно спрятав главный засов. Ювелирная, в общем-то, работа, засов — не спичка, а четверо Алифи — не дюжина солдат, чтобы играючи ворочать тяжелым, обитым железом бревном. Но если действовать не торопясь, слаженно и с точным пониманием цели...

Приоткрывшийся черный провал в стене остался незамеченным ни теми, кто спал в казармах, ни теми, кто караулил снаружи, опасаясь подходить слишком близко.

Четыре тени, молча вернулись обратно и скользнули в ничем не примечательную дверь. Подсобное помещение, заваленное сухими досками, кирпичом, строительным инструментом, — не лучшее место для ночного отдыха, если не знать, что за грудой ненужных вещей скрывается спуск в небольшой подземный тоннель. Не лабиринт, не катакомбы — так, ничего особенного, просто малый арсенал, оборудованный на всякий случай. Не рыцарям Света, случайным гостям в этой древней крепости, о нем знать. Другое дело, Алифи из городской милиции...

Три тени уже спустились, но последняя не торопилась. Коренастый Алифи подошел к лестнице вниз, посмотрел на спутников, пижонским жестом стряхнул пыль с капитанского эполета и усмехнулся. Потом снял с пояса короткий Роркский рог, подобранный во время одной из схваток, и длинный, протяжный, призывный сигнал разведчиков Хува разорвал тишину ночи. Капитан аккуратно повесил рог на пояс и закрыл пыльный люк уже над своей головой. Долго в этом склепе не высидишь, день-два, не больше. Но больше и не нужно. Не останется в казармах защитников, не будет особой причины рыться в них и Рорка — есть более выгодные для искателей добычи места, чем старое, недостроенное, заваленное мусором помещение в ничем не примечательной казарме.

— Судьба, — неожиданно даже для себя сказал капитану Штеван Младший, кивая на помощников, уже пытавшихся поудобнее устроиться на каменном полу подземного убежища.

— Судьба, — согласился капитан и добавил, присаживаясь на корточки рядом. — Ну что, родственничек, твоя очередь. Обещал на тот берег нас переправить? Тогда не подведи.

— Не подведу, — уверенно ответил Штеван.

И мысленно поблагодарил судьбу, Ариэллу, а еще ее сестру, влюбленную в капитана...

...

Сегодня впервые за долгое время Мер То призвал на совет своих союзников, дав им возможность услышать волю, узнать планы и высказать опасения. Не только сидящего возле правого плеча Табархана, от которого у него и так практически не было секретов, — всех. Союзников старых и новых, надежных и так, перекати-поле. За городской стеной все еще шли бои, но уже пора смотреть дальше, думать о большем. Потому что у каждого шага должен быть свой час.

— Город наш, — Хува говорил, весело оглядывая окружающих.

— Не весь, — мрачно возразил невысокий Рорка, сидевший к Мер То не ближе всех, но ближе многих. Гхоро. Пусть не сам вождь, а его средний сын, но все равно. Степные воины, даже растерявшие былую славу равных среди лучших и лучших среди равных, представляли грозную силу.

— Наш, — отмахнулся Табархан, ненавидевший всех союзников Косорукого, пусть даже бывших. — Осталось несколько углов, где прячутся Алифи, так пусть они с крысами воюют за отбросы, город для них закрыт. Отличное начало.

— Этого мало, — возразил Мер То.

— Разве Закат готов и у Косорукого забрать его законную добычу? — спрашивающий Гхоро посмотрел на шарга с вызовом, не скрывая своего разочарования. И злобы.

Кто ж виноват, что ближайший союзник Теней разобрался в ситуации и выбрал правильную сторону слишком поздно? Долго думал, мало взял — непреложный, впитанный с молоком матери закон, теперь только и остается, что злиться. А добыча Косорукого...

— Ты сомневаешься в моих силах, Мушита? — вождь не угрожал, но только совсем глупый или наивный стал бы отвечать утвердительно на этот вопрос. В конце концов, Белый город — вот он, лежит, словно овца, разделанная на жертвенном камне.

Сын вождя Гхоро не был ни глупым, ни наивным, вот только вместо желаемых богатств и крови Алифи на своих руках, он получил только пепел на подошвах и сажу на своей уродливой роже. А когда хочешь одно, а получаешь совсем другое... Раздосадованные Гхоро, не успевшие к Закату и потерявшие надежду вернуться к Теням, а потому обделенные добычей, пытались выторговать хотя бы что-то, хотя бы на потом.

— Гхоро сделали свой выбор, Мер То, поэтому мы здесь. Косорукий уже сточил свои зубы о Белые стены.

— Сточил? Тогда пусть грызет стены деснами, — презрение Инаро Туна, стоявшего за левым плечом Мер То, было невозможно скрыть да и незачем было скрывать.

— Прекратить, — вождь не повысил голос, не изменил интонации, но никто не попробовал оспорить приказ. Свободные племена и племена зависимые, союзники новые и проверенные временем — не имело значения, кто ты и кто идет за тобой, главное, что все шли в глубокой тени клана Заката.

— Я собрал вас здесь не для того, чтобы слушать эту чепуху, — насладившись тишиной вдоволь, продолжил Мер То. — Я собрал вас всех для того, чтобы дать вам новую цель. Хватит смотреть на то, что уже покорилось и упало под ноги. Добычу не получится собрать дважды. Но и ты прав, Мушита, негоже забирать у калеки последнюю надежду. Поэтому пусть клан Теней любуется высокими башнями своей части Белого города, пусть строит планы, пусть лазит по сто раз на дню на неприступные стены, он все равно их не возьмет. Никогда. Я хорошо знаю Косорукого, пройдет не так много времени, и он использует малейший повод, чтобы отступить. Не отойти на время, нет. Отступить. Уйти, уведя своих Рорка и своих союзников прочь от места своего позора. Мне с ним не по пути. А вам?

Он не ждал ответа, старый, умудренный годами и овеянный славой вождь, зная, что любой из присутствующих здесь соратников скорее согласиться уйти в объятия демонов, чем в уютные степи родного юга. Даже Гхоро. Даже Тхонга. Даже остатки и без того немногочисленных отрядов Микоро. Потому что кто они дома? Так, пыль на дорогах вечности. А кто они с Закатом? Сила, ломающая вечность через колено. Слава стоит много денег, а великая слава вообще бесценна.

— Мы уходим. Не домой, еще рано возвращаться — только караваны с ранеными и захваченной добычей уйдут к стойбищам. Воины же пойдут на запад. Куаран — это орех, с тощим ядром, но прочной скорлупой. Его мы раздавили сегодня. Западные города — те же орехи, только ядра там больше, а скорлупа тоньше. Их мы раздавим завтра...

Глава 13

День сто сорок первый. Неделя тревожных сомнений.

Если мысли — открытая книга, то люди — публичная библиотека.

Мор. Избранные цитаты. Глава "Парадоксы"

Короткая зима самого трагического на памяти нынешнего поколения Алифи года уходила в прошлое, растворялась в лужах под ногами вместе с остатками грязного снега. Она еще огрызалась ночными морозами, но и те только заставляли ежиться, а не пробирали до костей. Зима уходила, но весна не спешила ей на смену. Межсезонье — ни тепла, ни холода, ни травы, ни снега. Бравин поплотнее запахнул серый, как земля под ногами, плащ и бросил взгляд на спутника.

Человек тоже был под стать: какой-то скомканный, помятый, взъерошенный и нахохлившийся. Неряшливая, местами всклокоченная борода уродовала и без того не самое приятное лицо, а злой, пронизывающий насквозь взгляд и вовсе отбивал всякое желание общаться. Пожалуй, он действительно подходил под выбранный образ — эдакий беглец-бродяга, их в последнее время по обе стороны Аюр развелось, как блох. Они прячутся по глухим местам, не рискуя высунуть носа, потому что при встрече и с Алифи, и с Рорка их не ждет ничего хорошего. Первые отправят на дыбу за дезертирство, другие — просто ради удовольствия, вот только результат будет один и тот же. Затравленное, забитое войной племя. И этот такой же.

Только взгляд портил привычную для тех, кто работал с людьми, картину. Не должно было быть такого выражения глаз у бегущего от войны. Все вроде похоже — и злоба, затаенная на весь мир, и страх, и нотка безумства. Вот только все равно, чего-то не хватает. Покорности. Униженности. Безнадежности. Заморыш. Вещун-недоучка. Стрела без цели.

— Ты знаешь, куда точно мы едем?

— Я думаю, вперед, Высший.

Хмурый ответ хмурого типа, здорово побитого жизнью. Впрочем, найдется ли сегодня во всем мире тот, кто будет свеж и полон сил, энергии и оптимизма? Может, именно поэтому сегодня встали на ночлег пораньше — Бравин не стал искать повода, а просто отдал распоряжение удивленным спутникам. Ну, не объяснять же Карающему, всю жизнь проведшему в дороге, что нужен отдых. Он сам спешил вперед, как никто другой, но, поторопившись, можно и вовсе опоздать.

— Так, — Карающий подсел с противоположной стороны небольшого костра, разведенного в небольшой лощине. — Остаемся, здесь нас вряд ли побеспокоят. Мы отстаем от лаорцев на день. Если завтра выберемся пораньше, то есть шанс догнать арьергард Герррика уже к вечеру. Там впереди, кстати, лежат трупы Рорка, свежие. В соку. Так что, у кого есть желание посмотреть на отрубленные ноги-руки, головы там, кишки упокоенных Рорка — обращайтесь. Свожу недорого.

— Знаешь что, экскурсовод, — остановил его Бравин. — За это время я уже насмотрелся на фрагменты тел даже больше, чем следовало бы. Не предлагай свои варварские удовольствия нам, светлым магам. У нас есть дела и поважнее.

— Есть, — неожиданно мирно ответил Малый. — В том то и дело, мастер, что нечего нам есть. Пусто в округе. Тут и так зимой зверья не то чтобы много, так и тех побили. Сначала Рорка, потом охотники Геррика. Так что голодаем сегодня.

Удовольствия в пустом, требовательно бурлящем желудке, конечно, мало, вот только не тратить же и в самом деле короткий перерыв на поиски пропитания. Кто ж виноват, что запастись провизией в Валенхарре не получилось? Там и без этого голод на пороге. Поэтому Бравин лишь уточнил:

— Значит, Геррик уже рядом?

— Да вон за моим плечом, — осклабился Карающий, а потом добавил уже серьезным тоном. — Только мы не его догоняем, а собственные проблемы. Что ты собираешься делать дальше?

— Что я собираюсь делать? — Бравин машинально потянулся рукой к давно уже потерянной серьге, но, заметив внимательный взгляд Карающего, остановился. — Точно не знаю. Владыка умрет, доберусь я до него или нет, а учитывая известные нам с тобой детали, ему даже перед смертью не дадут придти в себя. По крайней мере, я бы на месте лаорцев не дал. Так что нет, я иду к Геррику не ради Энгелара. А вот зачем?

Мастер заклинаний на мгновение задумался, обвел взглядом костер, охапку сучьев, уставших спутников, и вновь остановился на костре. На пляшущих язычках пламени, превращающих мерзлое дерево в горячий пепел.

— Судьбу, почему-то принято сравнивать со старухой, так вот я знаю, чем она любит заниматься больше всего на свете. Судьба, Малый, ткачиха, она все свое время ткет полотно, имя которому История. Мы все, Алифи, Рорка, места и события, в этом полотне не более чем отдельные нити, вот только значение этих нитей для истории разное. Одни обрежешь, и ничего не изменится. Было — не было, никакой разницы. А потянешь другие — и все полотно изменится. Узлы истории. Мы с тобой не можем соткать полотно, но вот увидеть нужные нити нам вполне по силам. Я уверен, что Геррик со своей армией — такой узел, а мы с тобой принесем ножницы.

Малый скептически покачал головой.

— Мутно все. Узлы, нити, история. Нас там могут повесить вниз головой, предварительно накормив нашими же кишками. Что ты тогда будешь делать? Глядя, как внизу раскачивается земля, рассуждать об узлах? Единственные нитки, которые тебе в таком случае понадобятся, — хирургические, чтобы заштопать брюхо. Нет, Мастер, цель должна быть понятной. Если знаешь цель, можешь выбрать путь. Только так.

— Так, — согласился Бравин. — И не так. Все становится понятным тогда, когда выбор прост. Есть ты. Есть враг. Или ты его. Или он тебя. И тогда цели ясны, а сейчас как быть? Есть враг. И есть как бы друг. Или как бы враг? Кто он нам, Малый? Геррик, советник северной девы, объявившей себя Владыкой. Чего он хочет? Зачем творит то, что творит? Я смотрю на него и не вижу понятного ответа. Лишь одно я знаю точно: он преследует только свои цели, ему важны только его интересы — армия за спиной дает ему такую возможность. Сейчас все, что находится южнее ледяных вод Аюр, зависит от этого лаорца. Всё и все... Поэтому, если мы с тобой хотим не просто поговорить о войне, нам придется следить за Герриком.

— И слушать, — усмехнулся Карающий.

— И слушать, — кивнул Бравин...

...

Я съежился у костра и слушал чужой разговор, почему-то не чувствуя себя лишним. Было ли то, что Алифи обсуждали свои проблемы в моем присутствии, признаком доверия или, наоборот, безразличия? Не знаю, да и не в этом дело. Какой-то Геррик заставлял моих спутников кусать тонкие губы, хмурить брови и бросать гневные слова. Не Рорка. Не предполагаемый штурм Куарана кланами шаргов. Даже не скорая смерть старого Владыки — нет. Странный, не известный мне Алифи, советник ни разу не известной мне правительницы. Что ж в нем такого?

— Кто он, этот Геррик?

Бравин повернул голову ко мне и, сощурив глаза, переспросил:

— Кто он?

— Именно. Кто он? И не его ли я должен буду убить? Ведь ножницы — это же я?

Такой вариант развития событий мне казался логичным. Я верил своей интуиции, да и выводы, сделанные мной ранее, все еще казались логичными.

Бравин напрягся. Потом хмыкнул. Потом развернулся ко мне всем телом.

— Он, Мор, загадка, которую я пока не могу разгадать. Он ведет помощь и, по всем признакам, это единственное, что должно дарить нам надежду. Но тогда почему мне кажется, что в нем наша гибель? Он хитер, его план войны с Рорка необычен и может привести к успеху, но тогда почему я не жду от него победы, а опасаюсь предательства?

— Может, потому что завидуешь?

— Нет, Малый, не завидую. Я чувствую это сердцем, а я не из тех, кто отмахивается от своих предчувствий.

Разговор уходил в какие-то уж совсем дальние дали, а было нечто, что резало мне слух и требовало уточнения.

— Подождите, — и встретив удивленные взгляды Алифи, добавил. — Высшие. План. Здесь прозвучало что-то про необычный план войны. Не то чтобы мне это было интересно, но... Может, это важно?

— Важно, Мор, важно. Дело в том, что сил у Геррика слишком мало для того, чтобы выбить Рорка с севера и спасти Куаран ударом в лоб. Поэтому он повел войска Лаоры по такому странному маршруту. Карту представляешь?

Я пожал плечами.

— Он повел своих лаорцев не на запад под стены Куарана, а на юг, переправился через Аюр возле Валенхарра, по старому тракту прошел до разоренных Лорр, а дальше повернул снова на север в сторону реки. Зачем?

— Зачем? — переспросил я.

— Он идет к переправам, собираясь отрезать от дома всех Рорка на левом берегу Аюр. Уничтожая мелкие отряды, забирая награбленную Рорка добычу и угрожая ударить шаргам в спину. Он создает давление и заставляет противника поворачивать вспять, его отряд — достаточно серьезная сила, чтоб можно было справиться с ним просто так, походя. А если основная армия Рорка вынуждена будет вернуться к Аюр, у моего города появится шанс пережить эту суровую зиму.

— То есть он молодец?

Бравин поморщился.

— Именно он отдал приказ казнить людей в Валенхарре. Он молодец? Нет, Мор, он сукин сын. Просто сейчас спасение Куарана и в его интересах.

— Понятно, — я кивнул. — Ситуативный союзник. Так бывает. Враг врага — почти друг. Помогите ему добиться успеха, а потом просто не поворачивайтесь к нему спиной.

Алифи покачал головой.

— Если бы все было так просто, как ты говоришь. Видишь ли, я не знаю его конечной цели. Слишком много у него странных решений и непонятных поступков, заставляющих меня сомневаться.

— Не надо сомневаться, Высший. Сейчас мы попробуем расколоть твоего лаорца. Поверь, у меня еще с прошлой жизни большой опыт, вот только не спрашивай, откуда я это помню. Ты говоришь, будто не знаешь его цели?

Бравин медленно покачал головой.

— Хорошо. Тогда давай размышлять о его глубинных мотивах. Первопричинах его действий. Их всегда мало: деньги, женщины, слава, власть. Может быть, есть и еще что-то, но все всегда можно свести к этим четырем причинам.

— Странная философия.

— Человеческая, Высший. Давай продолжим. Ему нужны деньги?

— Деньги? Кому они не нужны? Но не думаю, что для Геррика деньги — основной мотив, так, приятное дополнение.

— Хорошо. Тогда женщины? Может, он герой, идущий на подвиг во имя любви?

Где-то за правым плечом хмыкнул Малый, Бравин же только развел руками.

— Ничего об этом не знаю. Геррик — перекати поле, как и все дипломаты. Сегодня здесь, завтра — там. Не думаю, что он так соскучился по женской ласке, и не думаю, что для этого ему понадобился бы такой сложный план. Да нет, чушь.

— Отлично, тогда слава? Может, он возомнил себя спасителем цивилизации? Рыцарем на белом коне, повергающем орды Рорка во тьму? Может, он мечтает о сотнях памятников в его честь?

Малый снова хмыкнул и добавил:

— Да что там памятников. Младенцев. Он мечтает о сотнях младенцев, названных его именем. А еще о десятках улиц и по кварталу в каждой столице. А что? Представь, Мастер, проходишь речной квартал и, прежде, чем свернуть к портовой дороге, выходишь на Аллею Геррика, идешь мимо статуи Геррика, под которой собираются молодые поклонники Геррика.

— По имени Геррик, — Бравин поневоле ухмыльнулся. — На самом деле, не смешно. Советник тщеславен, вот только власть он любит больше. Власть — вот его мотив.

Я кивнул. Власть, почему бы и нет. Сколько их вокруг, желающих насладиться властью? Тысячи. Десятки тысяч.

— Отлично. Теперь давайте сделаем так. Я не знаю вашего советника, поэтому мне будет проще. Вы рассказывайте о его поступках, а я буду объяснять их, предполагая, что он, в первую очередь, стремится к власти. Договорились? С самого начала.

Бравин только развел руками, но Малый неожиданно для меня согласился:

— Что мы теряем, Мастер? Время есть, свидетелей нашего позора — нет. Мы никому не расскажем, а это задохлик — тем более. Так что давай попробуем. Я начну, — это он уже мне. — Чем занимался Геррик до Куарана, я не знаю...

— Он год назад прибыл в качестве посла, приехал из Ромона, — перебил Бравин. — Помню, Владыка все удивлялся, зачем лаорцам понадобилось ни с того ни с сего менять дипломата. У него в Ромоне, вроде, и особнячок был, и любовница, и доход какой-никакой. Но это прихоть правительницы, против нее не пойдешь.

Я остановил его. Аккуратно. Вежливо. Зачем нам проблемы на ровном месте?

— Высший, если можно, интерпретировать буду прямо по ходу. Для меня ваш советник — деревянная чурка без лица и характера, мне проще. Если бы я стремился к власти, то что мне было бы делать в этом Ромоне? Бизнес — бизнесом, любовница — любовницей, но мы же определились: его мотив — власть. Насколько я помню лекции Наташи, — я превентивно вскинул руки. — Лектор у нас такой был. Так вот, насколько я помню, Ромон — торговый город, всей ценности в котором — порт и флот. Искать там дорогу к власти — безнадежная затея. А Куаран — один из столпов, твердыня Востока. Плюс, война — отличное время для движения наверх. Появляются новые возможности, умирают враги, остро нуждаются в чем-то друзья. Он пришел к вам, может и без плана, но с ворохом надежд — точно.

— Ладно, — покладисто согласился Бравин. — Допустим. Чем он занимался в городе до переворота? Интриговал, заручался поддержкой, кого-то подкупал, что-то обещал — обычная работа дипломата.

— Подожди, Мастер. Помнишь, когда Владыка письма с призывом прислать помощь по столицам рассылал? Все послы только кивали вежливо, один Геррик обещал помощь. Одни лаорцы прислали несколько отрядов к переправам.

— Каплю в море.

— Неважно, но они единственные, кто помог, остальные не сделали ничего, пока совсем поздно не стало.

Трудная работа — по обрывкам чужих воспоминаний восстанавливать общую картину. Ты, словно художник, рисующий фотороботы по скудным описаниям, делаешь один мазок тут, другой там. И, вроде, похоже, а не узнать. Можно, конечно, спросить, уточнить, вот только зачем я им тогда вообще буду нужен, если мне надо через каждое слово разжевывать?

— Ищите выгоду. Допустим, ему войска здесь были нужны. А еще признание и доверие. Я так понял из ваших рассказов, что в Куаране переворот был? На чьей стороне Геррик выступил?

Алифи переглянулись.

— Ни на чьей, но в той кровавой бане, что в городе закрутилась, лаорцы, в целом, не пострадали. Никто не рискнул их тронуть. Ни мятежники, ни гвардия. Отряды Лаорисса вышли из города сразу после мятежа и ушли на Восток.

— Вот и ответ. Значит, войска в городе были нужны для безопасности Геррика.

— Не совсем, — Малый подался всем телом вперед. — Не для безопасности, дружище, для верности.

Как-то приятно согрело мне душу его "дружище". Вот, кажется, ничего особенного, а поди ж ты.

— Если бы у церковников ничего не вышло, вмешались бы лаорцы.

— На чьей стороне? — Бравин все еще был настроен скептически.

— А я не знаю, на чьей, — пожал плечами Карающий. — Да и какая разница? На чьей бы стороне они не выступили, город упал бы в руки Геррику, как перезрелая слива. Думаю, так и было бы, вот только Толариэль чересчур быстро справился с сопротивлением, перерезал гвардию и все закончилось раньше, чем лаорцы успели вмешаться. А что? Интересный вариант получается, похожий на правду.

— В том-то и дело, что только похожий. Ладно, проехали. Геррик спас Энгелара, побитого и поломанного у себя пригрел. Вместе с ним и выехал к себе на родину. С одной стороны, словно трофей повез, но с другой... спас же?

Здесь пришла моя очередь пожимать плечами. Я понятия не имел, о чем говорил Алифи. Но моего участия уже и не требовалось. Умные. Матерые. Побитые жизнью, они, словно волки на охоте, чувствовали запах добычи. Шли по следу, уже не обращая на меня внимания.

— Спас, — Малый усмехнулся. — Или прихватил лишний аргумент в споре? Не вышло Куаран взять свеженьким, решил помариновать и забрать в лучшем виде. Какими бы титулами не называл себя Толариэль, пока жив Энгелар — он был только плевком на ветру.

Что-то склеивалось вокруг, возникала химия: мысли разных людей начинают дополнять друг друга, и вот уже не три головы думу думают, а суперкомпьютер задачи на раз считает.

— Подождите, — я вклинился в разговор. — А кто ему Энгелара вашего вообще отдал? То есть, если он был поломанный да побитый, значит до него мятежники все-таки добрались. Почему живым оставили, уйти дали?

Малый щелкнул пальцами, причем неожиданно сильно. Словно щепка треснула между длинными пальцами.

— Хороший вопрос. Ты мне, Мор, начинаешь нравиться. Только имя у тебя хреновое, но это так, дело наживное. В самом деле, как Владыка у Геррика оказался, Мастер? Толариэль должен был его первым делом к Свету отправить, что ж помешало? Или лаорцы с мечами тело отбивали?

Бравин сидел хмурый, не чувствуя нашей с Малым эйфории.

— Нет. Не отбивали. Я так понимаю, что его Геррику попросту отдали, а значит, было за что. Услуга за услугу.

— Цена Энгелара высока, значит и услугу Толариэль получил достойную награды.

— Убью, — Бравин медленно поднялся на ноги.

— Убьешь, только потом, когда догоним, а пока садись обратно, Мастер, будем дальше истину искать. Ушел Геррик с Владыкой нашим на Восток, а после смерти Толариэля начал и нас приманивать. Зачем?

...

— Сегодня будет последний урок, Мор. Не потому, что этого достаточно, а потому что я не хочу, чтобы в лагере лаорцев вообще кто-то знал о твоих способностях. Боюсь, даже подозрений будет достаточно, чтобы связать сумасшедшего прорицателя Заморыша с уродом, убивающим Алифи. Что ты на меня смотришь? "Уродом" не понравилось? Терпи, — Бравин отошел от костра и уже оттуда подозвал меня к себе. — Не смотри, что ночь и темно, словно в глазах у демона. Так даже лучше, потому что сегодня мы поговорим о маскировке. У опытных заклинателей есть способы, позволяющие сделать работу с Тахо почти незаметной. Если противник не ждет удара, он может увидеть угрозу только тогда, когда становится слишком поздно. У каждого мастера заклинаний свои приемы. Кто-то использует отвлечение внимания, кто-то размывает восприятие, кто-то создает ложный след в тахосе. Сейчас это не важно, все эти приемы сложны, неоднозначны и не гарантируют результат.

Не знаю, в силу особенностей призыва или специфики человеческого организма, но ты имеешь перед всеми нами неоспоримое преимущество. Ты входишь в Тахо, не оставляя заметного следа. Да, ты делаешь это медленно, да, недостаточно уверенно, но главное — незаметно. Это как с посетителями комнаты. Один открывает тяжелую дверь быстро, другой — не очень, а третий... Третий уже в комнате, потому что никто не видел, как он вошел в дверь. Ты — этот третий, Мор. Казалось бы, вот оно, тайное оружие, которое нам понадобится, бери, используй.

Есть в этом единственная проблема — когда ты начинаешь работать с силой, ты открываешься, а учитывая недостаток знаний и опыта, это может стать смертельно опасным. Поэтому я хочу посмотреть сам, и дать понять тебе, где твой порог. Где та грань допустимого, в рамках которой ты можешь что-то делать в тахосе, оставаясь незамеченным. Сегодня мы с тобой займемся простыми вещами. Ты будешь зачерпывать силу, понемногу, по капле, а я буду следить и стараться определить тот момент и то состояние, когда ты можешь оказаться замеченным другими. Ты правильно спрашивал про возможность использовать тебя, как убийцу. Так вот, мне нужен Карающий с ядовитым кинжалом, а не дуболом. Мне нужен тот, кто сможет ударить наверняка, оставаясь лишь тенью.

Я кивнул, хотя вряд ли в кромешной тьме Алифи мог это видеть, но все-таки спросил:

— Высший, ты так и не ответил на вопрос, почему тебе нужно, чтобы меня не поймали. Дуболома не надо готовить, он ударит один раз, а потом останется пустить его в расход и все. Не жалко. Почему нет?

— Мор, ты меня удивляешь. Ты же не глуп, а спрашиваешь о таких простых вещах. Скажи мне, если тебя раскроют, то кто же мне поверит, что я ни при чем? Кто поверит, что я не знал, кого с собой привел? Я всё же Мастер заклинаний самого Владыки, а не просто фокусник с проселочной дороги. Нет, Мор, у нас один путь. Если тебя раскроют, то и мне не уйти. Всё? Или ещё вопросы есть?

Да какие уж тут вопросы? Так лохануться это только я могу, философ. Два и два сам сложить не сумел? Не сумел. Ну и ладненько, ну и пусть. В следующий раз лучше получится.

...

Мер То смотрел на тысячника, оценивал и вспоминал прошлое. Он помнил отца Орео Хо, сильного, отчаянного рубаку, сгинувшего еще десяток лет назад в мелкой, ничего не значащей стычке. Он знал его мать, гордячку, каких мало, похищенную из кочевья Клана Рыси. Вот только самого воина Мер То сегодня не узнавал. Где в этом склонившем голову Рорка неуемная жажда боя, ярость и вера в удачу?

Пять дней назад, глядя как тысячник рвал зубами покрывало, наброшенное на искалеченное тело и выл, Мер То только кивал — иногда нужно выть, чтобы не умереть от боли, потому что нельзя уйти не отомстив, а теперь у этого шарга для мести появился еще один повод.

Два дня назад, глядя, как бледный, будто призрак, Орео Хо встал с походной кровати, сорвал зубами бинты с изуродованных ладоней и зашатался, заскрежетал зубами, Мер То отдал приказ лекарям — дать тысячнику еще пару дней на размышления. О многом предстояло подумать любимцу демонов. Хозяева ночного неба не знают постоянства, не помнят благодарности, вот и сейчас они спасли Орео Хо жизнь, но спасти ему руки не посчитали нужным. Ни лук, ни меч не лягут больше в широкую ладонь тысячника, не отзовутся приятными воспоминаниями и жаждой новых побед. Только болью. И жгучей ненавистью.

И теперь, глядя на баловня богов, что стоял перед своим Вождем, чтобы задать вопрос и выслушать решение, Мер То был мрачен, даже не скрывая этого.

— Говори.

— Скажи, часто ли я приходил к тебе с просьбами, Вождь? — голос тысячника треснул, словно сухая ветка под тяжелым сапогом.

— Никогда.

— Могу ли я попросить тебя сейчас, Вождь, — голос стал еще тише, и шарги, обступившие Мер То, затаили дыхание, чтобы не пропустить ни слова. Он мог бы принять Орео Хо и без лишних свидетелей... Мог бы, но не стал.

— Проси, воин.

— Я заслужил смерть в бою, а придется умирать в постели, словно последняя потаскуха. Подари мне смерть от своей руки, — голос неожиданно окреп, зазвенев каленым железом.

— Нет, Орео Хо, ты слишком многого хочешь. Тебе стало жалко себя? Тогда сдохни как плачущая девка, которой попользовались и выбросили на дорогу. Воин не может себя жалеть. Хочешь смерти от моей руки? Заслужи.

Орео Хо поднял воспаленные от бессонных ночей глаза и встретил взгляд Мер То.

— Как, Вождь?

— У нас много раненых, их жизни пригодятся Клану. У нас много золота, которое пригодится Клану. Есть мой сын, который должен повести Клан к будущим победам. И есть ты, который доставит его, раненого, обратно к кочевьям. Я дам тебе три сотни воинов — остальные пойдут со мной. А когда вернусь, я клянусь, что подарю тебе встречу с Демоном Ту.

— А если не вернешься? — никто не имеет права задавать такой вопрос. Никто, но вождь только усмехнулся, глядя на непокорного тысячника.

— Тогда смерть тебе подарит мой сын, когда ты посчитаешь, что он уже достоин. А до того ты станешь его советником и наставником. Не можешь стать его правой рукой? Стань глазами. Ушами. Голосом. Я все сказал, воин. А теперь иди и помни. Мой сын должен вернуться в Клан, чтобы воины Заката снова прошли по руинам севера. А я вернусь. Не сейчас, но скоро.

Глава 14

День сто сорок третий. Неделя тревожных сомнений.

В аду - тесно.

Мор. Избранные цитаты. Глава "Отражения"

Лагерь Геррика шумел, словно взбудораженный улей. Этим утром лаорцы смогли отбить большой обоз Рорка, направлявшийся под стены Куарана. Пять сотен охранников Рорка — приличная сила, но кто ж из них знал, что на юге теперь снова сменилась власть. Что по разбитым дорогам правого берега Аюр шагают отряды Алифи, казалось бы, безвозвратно отброшенные на заснеженные равнины северо-востока. Грозные воины, жаждущие реванша.

Пять сотен охранников Рорка сражались за жизнь ровно столько, сколько смогла отвести им насмешница судьба — три залпа лучников и одну кавалерийскую атаку. Боевые единороги и безжалостные клинки Алифи не оставили шансов никому — ни воинам Теней, ни нанятым караванщикам, ни женщинам, ни детям. В конце концов, что для стального клинка жизнь ребенка Рорка? Ничего, просто пара лишних брызг теплой карминовой крови.

Трупы врагов попросту сгрузили в кучи и оставили за спиной. Лишь три тела забрали с собой и уже в лагере выставили напоказ. Двух женщин. Похоже, молодых. Нарядно одетых: дорогие дорожные платья были измазаны потеками крови, остатки жемчужных бус аккуратно уложены на груди. Размалеванные непривычного вида румянами лица застыли в гримасах боли и страха. А еще долговязый подросток без руки. Отрубленная рука, все еще сжимавшая широкий палаш, лежала рядом. "Слишком тяжелое для него оружие", — равнодушно сказал Малый, бросив взгляд на труп. И вправду, слишком тяжелое, вот только будь оно хоть в три раза легче, все равно лежать бы ему рядом с трупом.

— Подстилки и выродок Косорукого, — потирая руки, объявил зевакам незнакомый мне офицер Алифи.

— Их что, убили после боя? — спросил Бравин. Эйфории ни от чужой добычи, ни от смерти врагов он не испытывал.

— Приказ советника, — отрезал офицер.

Подошедший Карающий тихо, только нам с Бравиным слышно, заметил:

— Похоже, сына убили в бою, не разобравшись, а за женами клан Теней не вернулся бы. От них мертвых пользы больше, чем от живых. Смерть обеих жен — плевок, который не так-то просто вытереть. Геррик сегодня здорово потоптался по репутации вождя клана, а такое не прощают.

— Что ж, — заметил заклинатель. — Если Косорукий узнает и решит мстить, то он вынужден будет отвести войска из-под стен Бабочки — это в наших интересах. Так что пойду, выскажу советнику свои поздравления.

— Зароешь топор войны? — я временами все еще забывал, что это не мой мир и понимать такие фразы с полуслова здесь некому.

Бравин посмотрел на меня вопросительно, но, не дождавшись пояснений, пожал плечами и направился к центру лагеря. А я остался с Малым — не бородатому оборванцу Заморышу ходить к прославленному дипломату и полководцу. А жаль. Очень-очень жаль, потому как хотелось посмотреть на лаорца хоть одним глазом. Я от сожаления чуть не перестал горбиться, правда схватил пинка от Карающего и быстро пришел в себя. Выходить из образа и вправду не следовало.

Я оглянулся на быстро удалявшуюся спину Бравина и вздохнул. Где-то там, в просторном белом шатре ждал мастера заклинаний таинственный Геррик. Дипломат. Советник. Чья-то надежда. Чья-то угроза. Потенциальная мишень.

Ничего, еще будет время, насмотрюсь...

...

— Зачем вернулся? — Геррик смотрел только на заклинателя, не удостаивая даже взглядом второго Алифи. Ну и что, что Карающий? Пусть радуется, что вообще за порог пустил. Вот заклинатель, это все-таки другое дело. Придворный. Родовитый. Породистый. И сильный, что немаловажно. С ним придется поосторожней.

— Зачем вернулся, спрашиваю?

Куаранец испытывал его терпение. Сначала пропал неизвестно куда. Соглядатаи, приставленные тогда к Бравину, исчезли, так и не рассказав подробностей скорого отъезда заклинателя. Геррик нисколько бы не удивился, если телами его людей уже давно волки да стервятники полакомились. Только пропал и пропал, Тьма с ним. Пусть бы и дальше бродил бы себе со своим Карающим, бороздил бы просторы юга, зачем вернулся-то? Цель какая?

— Спасибо за приветствие, советник, — иронично ответил Бравин. — За вежливость. За понимание.

— Тебе не понравилось мое приветствие? — Геррик сжал зубы. Надо терпеть. Итлана еще в пути, сил еще мало, и еще ничего не решено. Лучше ненадежный союзник, чем опасный враг. — Ну ладно. Давай иначе. Приветствую тебя, барр Бравин, придворный Мастер заклинаний, герой и слуга героя. Долог же был твой путь сюда. Я уж даже подумал — все, пропал наш маг, исчез. Переживал, людей посылал на поиски.

Слово "людей" Геррик сознательно выделил, пытаясь увидеть реакцию, вот только безуспешно. То ли не убивал Бравин никого, то ли актер хороший, то ли забыл попросту — кто их, заклинателей разберет. Мало ли чего с мозгами делает постоянное обращение с Тахо?

— Зря беспокоился, советник. Я и раньше не был домоседом, и сейчас не буду в твоем подчинении. Захотел — пришел. Захочу — уйду. У меня, советник, есть только один господин, но он под твоим чутким надзором и с твоим замечательным лечением ходит вдоль края могилы. Вперед-назад. Пока еще в могилу не сорвался, а как завтра будет, это никому не известно. Так что мне теперь самому приходится принимать решения.

— И как, справляешься? — тяжелый разговор, еще толком не начавшись, уже начинал выводить из себя.

— Как видишь. Вот, зашел поздравить тебя с успехом. Своими глазами видел, как ты Роркские юбки да пеленки посек.

Геррик побелел. Пожалуй, это было чересчур.

— Ты забываешься, барр. Еще одно слово в таком тоне, и мне надоест играть роль приветливого хозяина. Что бывает в этом случае, ты уже знаешь, поэтому не испытывай терпение. Я не стану тебя гнать, как бродячую псину, мне заклинатели нужны. Так что тебе дадут палатку, ужин и дрова для костра, пользуйся. А вот когда Рорка появятся, тогда — милости прошу, покажешь себя в деле. Все. Иди.

Он ждал едкого ответа, но куаранцы спокойно развернулись и молча вышли из шатра. Вот и хорошо, вот и славно. А за дерзость Бравину еще придется ответить, придет время, когда упрямый заклинатель начнет кланяться.

...

— Где вы убогого такого подобрали? Ну и страшная рожа.

— Так мы его не из-за рожи подбирали. Лично мне его рожа до серебряной звезды. Работает? Работает. Веселит по вечерам? Уже неплохо.

Малый лениво отвечал на вопросы подошедшего с визитом вежливости офицера лаорцев. Лагерь застыл в томительном ожидании событий: что-то должно было начаться, но всё не начиналось. Высланные на запад Герриком три тысячи уже помогли Итлане вырваться из кольца осады, и гарнизон Маинваллира через пару дней должен был добраться до места встречи. Командир гарнизона Берлоги, опытный барр Флорэль с остатками отряда также должен был подойти со дня на день. Разведчики на северном берегу доносили, что Рорка активизировались, Косорукий, не дождавшись семейства, рвал и метал, но все еще не принял окончательного решения. А может, и принял, только Геррику не отчитался. Вот и скучал лагерь, вот и ходили офицеры из гостей в гости, языком почесать, кошельком потрясти, побросать кости.

— Нет, Малый, не говори, — лаорец и не думал отставать. — Такой страшилец может веселить только в кошмарах.

И засмеялся над собственной шуткой.

— У меня в поместье такой был. Дровосек, причем во всех смыслах — пятеро детей настругал. Знаешь, они, которые страшные, всегда плодовитые. И баба у него была под стать — жирная, морщинистая. Я их выгнал, надоело на уродов смотреть. Дал в зубы подорожную, сказал: вон Запад, вон Восток, хотите — в Куаран шуруйте, хотите — к Рорка.

Малый кивнул.

— Понятно, в зубы и подорожную.

Пехотный офицер иронии Карающего не понял и поправился:

— Нет, ну сначала кулаком, конечно, в зубы, а потом уже подорожную. А нафиг они мне упали? Беззубые-то, — Алифи довольно хохотнул. — Я на их место быстро приличных людей нашел. Выбор сейчас большой.

Я молча таскал дрова, раскладывал костер, чтобы после пойти почистить Алифи обувь и, может быть, если останется, то пожевать остатки чужого завтрака. Слова незнакомого Алифи прошивали насквозь. Цивилизаторы, блин. Сволочи.

— Нет, наш особенный. Он забавный вещун. Правда, глаз тяжелый, вороний, так что смотри, может и тебе чего предсказать, если не боишься.

Лаорец скептически осмотрел мою горбатую фигуру, мою заросшую, постоянно слезящуюся рожу и покачал головой.

— Я не рискну. Не люблю я это дело, но вот идею подскажу. Давай, я зрителей соберу, а ты своего вещуна приведи, все равно им особо делать нечего. Пусть погадает за плату, деньги потом на двоих поделим.

— На троих, — перебил Малый. — Он не мой, он человек заклинателя.

Лаорец недовольно скривил губы, цокнул языком, закатил к небу глаза. Артист, право слово.

— Ладно, мне треть, но за меньшее я и браться не буду. Значит так, с меня зеваки и плата, с тебя шоу. Если сбудется что, так в следующий раз повторим. К ночи постараюсь справиться.

Малый обескураженно посмотрел на лаорца:

— Сегодня, что ли?

— А чего откладывать? Завтра могут нагрянуть Рорка или еще оказия случится. Деньги, Малый, они ожидания не любят. Так что готовь своего чревовещателя. Много в первый раз собрать не получится, но нам бы хоть начать. Пробу снять. Мало ли, не вещун он у тебя, а так, говорящая голова с горбом.

...

Круг собравшихся на представление был невелик — шестеро рыцарей Алифи и трое людей из числа командиров рот, впрочем, какая птица, такое и внимание. Как по мне, так чем меньше их, тем легче мне дышать, даже столько зрителей — уже перебор. Не то, чтобы страшно, но все же...

— Так, — в импровизированный круг вышел здешний антрепренер, а по совместительству капитан Марон, тот лаорец, что все это и затеял. — Провидцу не мешаем, ничего не комментируем, вопросы задаем только после окончания ритуала. Кулаками, если что, не размахиваем, ведем себя культурно.

— Кто моего Заморыша тронет хоть пальцем, тому все эти пальцы пообрываю и в задницу воткну, — вмешался Малый.

— Да ладно, — протянул один из собравшихся.

— А то, что "да ладно", оторву после, если пальцев мало будет. Все. Заморыша не трогать, — и уже в мою сторону. — Давай уже, не томи.

После такого весомого начала не томить оказалось намного проще.

Я вышел в центр, хмурясь и горбясь больше обычного, почти опираясь на кривую клюку — это я себе вытребовал посох для антуража. Слезы текли ручьем — это уже Бравин постарался, правда, сам участия в этом дурдоме принимать не стал, только отвел Карающего в сторону и дал ему какие-то инструкции, после чего озадаченный Малый вернулся ко мне, молча пожав плечами. Отменять представление заклинатель не решился...

...

Ночь. Свет угасающего костра. Одиннадцать зрителей -девять приглашенных, Марон да Малый. И я — в самом центре возле костра, так что только размер стопы отделял меня от горячих углей.

— Ну что, герои, сидите? Чего ждете? Что судьбу вашу узнаю да вам расскажу? Может и так... Только судьба, она у всех похожая и у каждого своя. У всех у вас, — из меня, может, не самый лучший диктор, тем более когда слезы заливают глаза, а рожа чешется, но когда выбора нет... — Если спросишь ты у Тьмы... не найдешь ответа... если хочешь знать ответ, спрашивай у Света... Свет все знает... Свет все скажет... Только он через меня вам и Тьму покажет...

Это я уже домашней заготовкой воспользовался. А дальше коротким шагом по узкому кругу, отбивая такт замогильным голосом и корявым посохом.

— Светлые души — достойные души. Кто из вас лучше? Кто из вас хуже? Чья же судьба перешла рубикон? Чью же судьбу смерть поставит на кон? Ты!

Молодой Алифи отшатнулся от выставленной почти ему в лицо палки.

— Или ты?

Разворот и клюка рванулась к лицу изумленного человека, рыхлого здоровяка со здоровенной бородавкой на губе.

— Разве ты ожидал встретить судьбы не улыбку, оскал? Грела она? Свет дарила она? Скоро придется ответить сполна. Скоро! Но, может, ты этому рад? — я встал на одно колено напротив него. — Видишь мой взгляд?

Я смотрел прямо в его ничего не понимающие глаза. Один темный-темный, похоже, карий, а второй глаз почти заплыл блеклой пленкой. Тот еще красавец.

— Видишь мой взгляд? — я перешел на угрожающее шипение.

Неизвестный мне офицер, растерявшись, промямлил:

— Ну.

— Что "ну", бедолага? Последнее "ну" ты скажешь, с оврага слетая ко дну.

Это, в отличие от предыдущего, уже была чистая импровизация. Кто ж виноват, что так срифмовалось-то? В конце концов, как там Малый говорил: "Кто моего Заморыша тронет, тому все трогалки пообрываю". Вот пусть теперь и обрывает, если что. Впрочем, некогда переживать.

— В смысле? — до человека начало доходить, что ему наобещали что-то не слишком хорошее.

Вот только я это уже слушал краем уха, вновь уйдя на круг.

— Где-то средь вас есть один, чья жена что-то должна. И кому-то должна, -здесь, спасибо, постарался Марон, решивший для подстраховки передать какие-никакие сведения о каждом, кто заплатил за представление.

На свою голову заплатили, я ж им не судья. Хотели представление? Получайте представление. Трое были женаты, еще двое жили с любовницами. Кому и чего должны их жены, это пусть они сами теперь додумывают. А я человек маленький, меня винить незачем, роль такая. Я встал в середину круга и внимательно осмотрел каждого, остановившись чуть больше прочих на двоих: седом, видавшем многое воине, как оказалось совсем недавно женившемся на молодой, и на каком-то сером типе, по словам Марона, обремененном большими долгами.

Незаметно для самого себя меня накрыло. Нити Тахо бросились сначала в глаза, потом потянулись к рукам. Возьми, воспользуйся. Вот они, все в твоей власти. Люди. Алифи. Хоровод оранжевых огней, и за каждым — своя судьба, своя история. Свет померк, остались только мутные лица по кругу, огненные пятна и я, словно Бог. И слова бросились наружу сквозь хрип, сквозь сжатые намертво зубы. Изменился голос. Сменился ритм...

— В темной комнате белая грудь, хочет вдохнуть ... но нет силы вдохнуть. Дай же ей силы! Пришли же гонца! Поздно, — меня вынесло из центра круга, — есть тело, нет больше лица...

Меня тянуло вперед, по кругу, шаг за шагом, мимо перекошенных, что-то кричащих мне ртов, вперед к одному лицу. Черты смазывались, превращаясь в смутные пятна. Вот он. Такой же, как все?

— Ты не такой. Ты совсем не такой. Светлый герой? Или темный герой? Чьи-то глаза у тебя за спиной. Чьи там глаза? — я закричал. — Все окутано Тьмой.

Мне неожиданно стало страшно, словно жуткий холод прошил тело, замерзли губы, свело челюсти, и вот так, сквозь дрожь и первобытный, леденящий душу страх, я прорычал последнее:

— Что ж ты наделал? Чего ты хотел? Я вижу тело...

Ударом из меня выбило воздух и швырнуло на сырую землю. Рыцарь Алифи с перекошенным лицом попытался добавить, но уже через мгновение рухнул, рыча и пытаясь высвободить руку, перехваченную Карающим — Малый никогда не бросал слов на ветер. Никогда.

— Все, представление окончено, — Марон махал руками, показывая, что продолжения не будет. Какое уж теперь продолжение...

...

— Что ты натворил? — Бравин говорил медленно, выделяя каждое слово. — Что. Теперь. Предлагаешь. Делать? Я же тебя просил, не испорти.

— Да ладно, мастер. Мне показалось, наоборот, все здорово. Натуралистично, как мы просили. Должно было быть или смешно, или страшно. Ты бы видел: глаза запали, одни белки торчат, сполохами подсвеченные. Красотища, -неожиданно за меня вступился Карающий. — Кровавые слезы по лицу. И голосом замогильным: "Чьи-то глаза у тебя за спиной. Чьи там глаза?".

Малый продолжил:

— Вот, не поверишь, обернулся за спину проверить, хоть и не мне вещали. Так что нормально все, завтра я им еще один повод подгоню. Пойдет слава. Слышишь, Заморыш, будешь знаменит.

Малый хохотнул, хотя никому было не до смеха.

— Нормально, говоришь? Твоими бы словами да дорожку к Свету. Нет, Малый, не нормально. Ты руку лаорцу чуть не сломал? Ты. Доволен он? Ничего подобного, мой друг, он не доволен. Сначала один урод его в каком-то непотребстве обвинил, а потом другой урод взял да едва калекой не сделал.

Малый хмыкнул.

— За что заплачено. Всем не угодишь.

Я молчал, пряча глаза, но не мог сказать Бравину самого главного — я чувствовал, что тогда был прав. Что всё, что я говорил в том странном состоянии — правда или тень правды. И я помнил страх, что колотил меня похлеще электрического тока. После всего, что я за последний неполный год насмотрелся — чтобы дрожь из меня выбить, это еще постараться надо. Так что сказки сказками, но непростой там рыцарь.

...

Мер То в одиночестве стоял на обломке одной из крепостных башен и смотрел на реку. На так и оставшийся неприступным форт, каменным клыком вспоровший брюхо кипящей внизу великой Аюр. На нетронутые боем громады крепостных башен на левом, таком далеком сейчас берегу. Там — Тени, и укрепления Алифи теперь только их проблема. Он сделал больше, чем мог, больше, чем кто-либо до него. Он оторвал крыло Бабочке Востока, прожевал и выплюнул под ноги кусками камня, обломками дерева и обрывками плоти. Он надругался над северными святынями, сровнял с землей дворцы и храмы, превратил в пепел парки и галереи. Все эти дни Рорка уничтожали город, превращая в пыль саму память о его великолепии и могуществе.

Конечно, сломать крыло и сломать хребет — не одно и то же. Сломать хребет Куарану — подвиг, после которого можно было бы остановиться и никуда больше не спешить, потому что не будет большей славы. Вот только не начинать же войну с Тенями? К тому же и Вестники не позволят. Бросить вызов всем ради возможности разгрызть вторую половину этого ореха Мер То не был готов. Да и от самого Клана Заката после еще одного такого штурма мало что останется.

Тяжело дался воинам Мер То Карраша штурм Белого города. Тяжело. Тысячи мертвых, еще больше пропавших, без счета раненых. Если бы не союзники, прикрывшие опасные направления, у Клана не осталось бы сил на будущие победы. Так что левое крыло Куарана — бельмо на глазу Косорукого и только его, а рыжих бестий ждет следующая цель. Запад, а не Север. Брюхо, а не кулак. Прямо сейчас за спиной вождя собирались шатры — Клан Заката начинал новый поход. Уже ушли вперед Гхоро, рвавшиеся к добыче и славе. Двинулись за ними десятки более мелких племен, бросившие Косорукого. Ушли на юг, домой, увешанные трофеями, почти не пострадавшие в боях Тхонга, а также остатки воинов Микоро, большинство которых так и осталось лежать под городскими стенами. Вокруг только шарги да верные хува, да и то ненадолго.

Мер То равнодушно окинул взглядом далекие крыши минаретов и дворцов, сияющих в отблесках заходящего Солнца, роняющих кровавые сполохи, словно предупреждения безумцам. Провел взглядом, чтобы после вычеркнуть из памяти и больше не возвращаться. Зачем зариться на чужой кусок, когда весь мир под ногами? Будет еще битва. И победа. И хрип умирающих под копытами любимого коня. Сегодня. И завтра. И каждый день до тех пор, пока ошалевший от счастья Демон Ту не встретит своего верного слугу с поклоном и не протянет ему холодную, как стылый камень, руку. То, что это случится, Мер То не сомневался. Еще не сейчас, но уже скоро...

...

— Шесть дней, милорд, максимум неделя, и они будут здесь. Мои разведчики сообщили — племена двинулись на Запад.

Владыка Фольмар скрипнул зубами. Рано или поздно это должно было случиться, если честно, он даже заждался этого дня. Страх перед грядущей катастрофой уже достаточно выпил его сил и забрал бессонных ночей. Казалось бы — хватит, ан нет. Новость ударила под дых, заставила сгорбиться и сжать зубы.

— Это точно?

Глупый вопрос, Келлир, при всех его недостатках, был не из тех, кто сеют слова, словно сорную траву. У него каждое слово по делу.

— Точно, милорд. Я думаю — шесть дней у нас будет.

— Мало, мне этого мало, город еще не готов.

Келлир устало пожал плечами.

— Я знаю, но город никогда не будет готов. К этому нельзя подготовиться, милорд. Вон, Куаран готовился веками, и что? Помогло ему это? Мы сделали многое: подняли выше стены, возвели дополнительные укрепления, поставили баррикады в городе, замуровали проходы, вырыли тоннели...

Фольмар вскинулся и бросил северянину:

— Зачем ты это мне говоришь? Я осматривал всё с тобой вместе. Я знаю. Это мой город. Я его поднял из захолустья. Я сделал его тем, что он есть. И я не позволю втоптать его в землю ордам кочевников.

Келлир также спокойно кивнул.

— Конечно, милорд, не позволите. Только здесь одна беда, Рорка не привыкли спрашивать позволения. Так что...

Фольмар пристально смотрел на советника и гнев медленно угасал в темных глазах. Не время. Этот пижон пусть и бесит, но по крайней мере, знает свое дело. Лучшего уже не найти — нет времени. Да и выбор не столь велик, как раньше.

— Дай мне еще неделю, Келлир. Лучше десять дней — внутренний периметр не готов.

Советник задумался. Тонкие морщины побежали по посеревшему от усталости лицу. Тяжело дались последние недели даже этому холеному Алифи. Черты заострились, худоба стала казаться болезненной, а взгляд то и дело отдавал безумием. Только голос — ровный, спокойный, чуть насмешливый оставался прежним. Раздражающим. И вселяющим надежду.

— Трудно, милорд. Десять дней — точно нет. Неделю... Дня три — попробую. Впереди идут не шарги, а так, охвостье всякое. Встречу на границе земель Тимаэля, там я видел хорошее место, можно потрепать самых зарвавшихся. Но дальше пойдут тысячи Мер То, а встречать их в поле — безумие. Три дня, милорд, попробую выгадать.

Шесть плюс три — девять. Пусть даже десять. Десять дней... Мало. Фольмар то и дело ловил себя на желании открыть северянину еще один кусочек правды — с юга идет помощь. Армия Коморэна с союзниками, прорвав заслоны кланов Рорка, возвращалась на Север. Нет, Владыка Валлинора не тешил себя иллюзиями — плевать Черному Дрозду сотоварищи на судьбу других городов и столиц. Вот только за превращенным в пепел Западом придет пора Юга, а там есть риск и не успеть вернуться. Так может оказаться, что некуда будет возвращаться южанам. Вот и развернул свои войска мнящий себя великим Дрозд. Вот и слал птиц в Валлинор, требуя держаться. Глупец, будто без его сообщений Фольмару было куда бежать. Нет, от судьбы не сбежишь. И лишних три дня это минус целых сто лиг дороги для возможной помощи. Так что, три дня — не три года, но сейчас и это кое-что.

— Хорошо, Келлир. Бери полки и действуй. Только помни: не рискуй понапрасну — армия должна вернуться, иначе кто будет удерживать город?

Советник кивнул и неожиданно ухмыльнулся.

— Не бойтесь, милорд. Вернемся. Мы всегда приходим за платой...

Глава 15

Дни сто сорок четвертый — сто сорок пятый. Неделя незагаданных желаний.

Брат брату — враг? Враг врага — брат? Время такое...

Мор. Избранные цитаты. Глава "Диалоги"

На утро лагерь бурлил. Люди, Алифи перешептывались по углам, а иногда и в полный голос обсуждали случившееся. Ночью капитан одной из рот, ни с того, ни с сего набравшись, хотя раньше особо не пил, вышел отлить и не вернулся. Только с рассветом его тело увидели на дне глубокой промоины. То ли поскользнулся, то ли кто толкнул — как шутил Малый, сломанная шея не дала офицеру выбраться обратно и рассказать о случившемся. И все бы ничего, если бы именно этому человеку я вчера не нагадал дно оврага. Ползли сплетни. Нашу палатку обходили стороной. Зашедший ненадолго Марон, с опаской взглянув на меня, сказал, что трое из вчерашних посидельцев, узнав о случившемся, пришли к квартирмейстеру с требованием отправить птиц в Лаорисс, узнать о семьях. Тот послал их в три загиба с их дурными желаниями, но в конце концов одного ястреба снарядил. Одного на всех.

Бравин, выпроводив лаорца, не стал ничего у меня спрашивать, а сразу развернулся к Карающему:

— Твоя работа?

Тот продолжил меланхолично чистить ногти острым концом небольшого ножа и только бросил в ответ:

— Чего это сразу моя?

Он был не очень удивленным.

— А чья?

— А ничья. Шел себе человек поссать, а тут раз яма. Он вчерашние слова вещуна нашего вспомнил, испугался, поскользнулся, рухнул. Вот и вся история. Правда, — он повернулся ко мне. — Слабоватый из тебя прорицатель. Никаких "ну" он в тот момент не говорил, так что неправда твоя.

Бравин закатил глаза.

— Так значит, все-таки ты. Зачем, Малый? Какого демона? Мало нам проблем?

Малый пожал плечами.

— А что такого? Не трогал я его, Светом клянусь. Ну так, пугнул слегка, а он обделался как малолетка, да и... И все, короче.

Зная возможности Карающего, не удивлюсь, что на месте погибшего офицера любой Алифи оказался бы в том овраге. Испуг — не испуг, это бабушка надвое сказала, а вот то, что Малый самосбывающееся предсказание оформил...

— К тому же, я ж вчера предупредил, что я дам им повод понервничать. Я ж держу свои слова? Сказал — сделал, правда немного не так получилось, как хотел, но тоже неплохо.

Бравин сидел, обхватив голову рукой.

— Слушай, ты, знаток психологии. Мы должны были Мора спрятать, внимание от него отвести, чтобы если вдруг понадобится... Отвели, в общем, внимание. Вот ты мне, как убийца, скажи, отравленный кинжал, он где должен быть? В рукаве? Или на стол его надо выложить и табличку "отравлено" рядом поставить?

Они разговаривали между собой так, словно меня рядом и не было. Словно речь сейчас шла не про меня.

— Да брось ты, Мастер. Кинжал — не кинжал. Сказки это все. Если ты на стол лопату положишь, и "воняет" напишешь, в ней тем более никто отравленного кинжала искать не будет. А с капитаном этим нехорошо получилось, кто ж спорит. Шутка это была. Не вышло. На этом предлагаю закончить тему. Давай думать теперь, как другие предсказания "сбывать". Нет, ну а что? Слава, она мимолетна, сегодня есть, завтра забудут. Надо подкреплять.

— Я тебе подкреплю, — Бравин перешел на рык и сопроводил тираду забористой бранью.

Давненько я его таким не видел. Пожалуй, что еще никогда. Молодец, интеллигент. Да и Карающий тоже, такие неизвестные мне грани таланта в спутнике открыл...

...

Следствие было коротким. На сырой земле остались отпечатки только одной пары ног — погибшего. По подошвам сапог сверили — сошлось. Никого там рядом больше не было. Ни рубленых ран, ни болта в груди... А вот место, где человек оступился, было хорошо заметно. А так... Шел, шел, поскользнулся, упал, очнулся — шея сломана. С кем не бывает?

Малый ходил гоголем. Бравин — мрачнее тучи. А я старался вообще не выходить из шатра и уж точно не удаляться от него далеко. Потому что стало страшновато за собственное и так не слишком светлое будущее. Я ж, помнится, не одному погибшему всякой хрени напредсказывал....

...

Отряды Итланы вошли в лагерь ближе к вечеру. Уставшие. Порядком измотанные долгой осадой, неоднократными штурмами Рорка и долгой дорогой из Маинваллира. Но и рыцари Алифи, и воины-люди шли, сохраняя достоинство и упрямую злость в глазах. Дева битвы не была побеждена и жаждала боя. Всадники Геррика на фоне защитников гарнизона выглядели пусть и более свежими, но намного менее опасными. Молокососы против уставших ветеранов? Она не поставила бы на первых. Единственное, что заставляло опускать глаза, — число вернувшихся. Тех, кто пережил осаду, было намного меньше лаорцев.

Итлана въезжала внутрь укрепленного кольями расположения лагеря на белом единороге, в оранжевом, горящем в лучах заходящего Солнца плаще и черных, как смоль, доспехах. Битва и непростой переход не повод изменять себе.

Дочь Энгелара, не останавливаясь, проехала к шатру Геррика, спешилась и прямо так, в походной одежде зашла внутрь, чтобы выйти оттуда намного позже с побелевшим лицом. Отдав указания помощникам, она двинулась к лазарету, к отцу.

Начальник лазарета, заступивший ей дорогу, не узнавший, а, может, и не пытавшийся узнавать, получил с ходу ладонью по лицу и ногой в пах, и уже так, скорчившись и стеная, наблюдал, как солдаты Маинваллира уносили на носилках своего Владыку — чтобы спасти, поднять на ноги и сделать так, чтобы старый герой вновь повел своих солдат на смертельную битву....

Тщетно. Все тщетно. Ллакур, пришедший вместе с отрядами Итланы, предупреждал, что оттуда, куда заглянул овеянный славой Владыка, не видно человеческих желаний и надежд. Оттуда остается только одна дорога — к Свету. Теперь дочь Энгелара знала это уже точно.

День и ночь гарнизонный лекарь, любимый лекарь Итланы, единственный, которому она доверяла лечить саму себя, колдовал над постелью Энгелара, пытаясь сделать хоть что-то — если не вылечить, то привести в сознание, понять причину столь странного недуга. Тщетно. В палатке девы битвы лежало лишь тело, по какому-то недоразумению всё ещё остававшееся живым.

— Может быть, если бы у меня было больше времени и трав... Но..., — измотанный бессонными сутками лекарь лишь развел руками. — Я не знаю, что это. Я никогда такого не видел, могу только предположить... Магия. Что-то похожее встречается после магических поединков. Плюс какое-то зелье, не давшее сознанию своевременно оправиться от последствия удара. Но я не уверен, госпожа.

Итлана только сухо кивнула и отослала всех: и лекаря, не сумевшего вернуть ей надежду, и Ллакура, не успевшего защитить отца. Тяжело терять близких, но еще тяжелее терять повторно, только-только получив надежду...

...

Итлана вошла в огромный шатер Геррика с ошеломляющим эффектом — охранявший проем входа ветеран Алифи покатился кубарем и со всей своей немаленькой массы врезался в двоих офицеров, направлявшихся к выходу. Лязг доспехов, звон кирас рыцарей, треск рвуще йся ткани. Геррик ждал этой встречи, но все равно оказался не готов к такому напору. Он с трудом сдержал гнев, выждал короткую паузу и только потом повернул голову, чтобы взглянуть на происходящее с интересом. По крайней мере, советнику представлялось, что его взгляд должен был быть именно таким — слегка заинтригованным. Ну, не бешенство же, бушующее в душе, он должен был отражать? Геррик словил себя на мысли, что он хотел бы увидеть себя в этот момент со стороны.

Дева битвы. Что ж ты с нее возьмешь? Кровь правителей закипает быстрее. Итлана с презрением перешагнула через чей-то сбитый в свалке наплечник, и, сделав еще один шаг навстречу сидевшему возле большого круглого стола Геррику, процедила сквозь зубы:

— Убери этих клоунов. Нам надо поговорить.

Ну, рано или поздно это должно было произойти, почему не сейчас? Конечно, антураж не тот, да и офицеры подвели, но он — не они, его этой бабочке-красотке так не бросить под ноги. Геррик, картинно вздохнув, выпроводил поднимавшихся с земли Алифи.

— Слушаю тебя.

— Тебя? — Итлана побелела от гнева. — Ты забываешься, лаорец. Ты, безродный пес, шваль без племени. Что ты сделал с моим отцом?

— Тихо, тихо, — вот сейчас Геррик успокоился. Оскорбления только усиливают вкус будущей победы, придают ей запах специй. — Твой отец слишком стар, он просто не вынес тяжести пути, так бывает. Но нам надо поговорить о других вещах, по сравнению с которыми здоровье твоего отца — мелочь. Удивлена? Мелочь. Пустяк. Мне только что сообщили, что перехвачен дозор Рорка. Знаешь новости? Нет? Правое крыло твоей Столицы пало. Ву-ух. Остались одни руины. Нет больше западной крепости, Куаран теперь не бабочка, а однокрылый урод. Пройдет совсем немного времени и левое крыло ждет участь правого. Всё, дорогая. Так что давай обсудим будущее твоего трона, а не прошлое. Давай обсудим, чье седалище будет протирать его завтра, а не то, кто восседал на нем когда-то. Время Энгелара прошло, но твое время — впереди.

Итлана сделала широкий шаг вперед, приблизившись к Геррику вплотную, и влепила ему пощечину. Наотмашь. Со всей силы. В глазах лаорца потемнело. Голова мотнулась, ноги подкосились и, если бы он не успел рефлекторно схватиться за край стола, быть бы ему там же, где и офицерам совсем недавно — под ногами этой взъяренной бестии. Ничего, тем лучше.

Геррик медленно поднялся на еще дрожавшие ноги, вытер рукавом дорогого дублета разбитые в кровь губы и усмехнулся. Он не стал отвечать пощечиной — зная умения Итланы, не факт, что попал бы, а выглядеть еще смешнее даже для привычного ко многому Геррика было бы чересчур.

— Довольна? Прежде чем ты повторишь, поясню. Еще один удар, и я прикажу своим солдатам тебя схватить, раздеть догола и выпороть на плацу. А потом попросту уведу войска, оставив тебя одну спасать твой городишко. Ты все поняла? Дура. И запомни, эту пощечину ты будешь вспоминать всю жизнь.

Он опустился на удобный, обитый кожей стул. Поход походом, но Геррик любил комфорт, а лишних пару стульев обоз не тянут. Откинулся на спинку и так, снизу вверх, не предложив наследнице трона присесть, напыщенно продолжил:

— Будущее, моя дорогая, будущее, вот о чём надо думать. В этом будущем нет места твоему городу. Твой трон поставит себе вместо нужника какой-нибудь захудалый вождь мелкого племени Рорка.

Итлана, не спрашивая разрешения, потянула второй стул на себе и села напротив, поставив обутую в тяжелый мужской сапог ногу на стопу Геррику. Сознательно. Расчетливо.

— Я воин, глупец, мне плевать на трон.

— Тебе — да. Но твоему отцу не было. И мне тоже. Я долго думал, как помочь дочери своего старого друга...

— Ты никогда не был моему отцу другом. Он презирал таких, как ты. Слизняков с гнилой душой.

Геррик с улыбкой посмотрел на гостью. Из рассеченной губы снова выступила кровь и потекла тонкой струйкой на подбородок. Пришлось с досадой доставать из кармана платок и прикладывать к углу рта. Под насмешливым взглядом дочери Энгелара.

— Ты ошибаешься. В последние месяцы мы с твоим отцом стали близкими друзьями. Он начинал каждый свой день с беседы со мной и заканчивал каждый день беседой со мной. Я действительно хочу помочь ему. Тебе. Ну, и себе, конечно. А кто у нас без греха? Маленькая компенсация за большие усилия, Итлана, не более того. В общем, я подарю тебе твой город, точнее его остатки, но это лучше, чем ничего. Взамен, моя дорогая, ты выйдешь за меня замуж, — Геррик с удовольствием отметил, как резко сузились зрачки собеседницы. — Ты останешься у трона, пока я буду отстраивать твой город. Ты же дева битвы? Ты будешь воевать. Громить противников, нагонять ужас. А власть — это такая тоска. Скучная, грязная, никем не оцененная работа. Ее я возьму на себя. Так что, у тебя простой выбор: править одной на пепелище или разделить со мной тяжесть управления процветающей страной. О, я верю, что она будт процветать — твоя энергия и мой ум могут совершить чудеса.

— Ты перепил, пес.

Итлана поднялась на ноги и двинулась к выходу.

— Я не закончил, дорогая, но ничего, мой секретарь сообщит тебе детали. И последнее, Итлана. Только тебе скажу. Ты была бы замечательной наградой и без трона, но с троном ты — лучшая в мире. Наши дети будут править миром. Радуйся...

Последние слова он говорил уже в пустоту, дочь Энгелара вышла с прямой спиной и несломленным видом, но... Геррик остался доволен разговором.

...

— Барр Бравин, — Карающий склонил голову.

— Брось, Ллакур, мы с тобой прошли слишком много, чтобы тратить время на поклоны, — Бравин подошел к Карающему и положил руку на плечо.

— Очень рад тебя видеть снова. Как ты, как все?

— Нормально. В Маинваллир прошли, как и в прошлый раз, по реке. Обратно прорвались вместе с солдатами гарнизона, ничего примечательного. Шарги и хува ушли на север, там некому стало воевать, — и переведя тему. — Вижу, Вас также можно поздравить. Это он?

Ллакур обратился к Бравину, точно оценив возможные варианты.

— Он, Заморыш, — и предвосхитив возможные вопросы, заклинатель добавил. — Так надо. Я не готов пока рассказывать детали, рано, да и опасно.

Он наконец повернулся ко мне:

— Это Ллакур, самый опасный Алифи из тех, которых знаю. Карающий. Знакомьтесь.

Я изобразил полупоклон.

— Высший.

Ллакур ответил легким, почти незаметным кивком и вновь обратился к Мастеру заклинаний:

— Мы что, будем говорить при нём?

— Да, при нём. Почему нет? Присаживайся.

Карающий пожал плечами.

— Некогда, Итлана требует тебя к себе. Прямо сейчас и настроение у нее такое, что я тебе не завидую.

Бравин внимательно осмотрел гостя.

— Что с тобой случилось? Я тебе напомню, Ллакур, у меня есть только один господин — мой Владыка, только он, не его дочь, и только его требования для меня закон. Мне почему-то казалось, что в этом мы едины. Я ошибаюсь?

Ллакур спокойно выдержал взгляд заклинателя.

— Ты прав. Вот только Энегелар при смерти, Итлана наследница трона, а Карающие служат трону. Поэтому я здесь. И тебе тоже лучше не задавать вопросы, а идти.

Бравин покачал головой.

— Дело не в том, идти или нет, сходить не трудно. Но сходить — значит отчитаться. А отчитаться раз, значит, отчитываться все время. Нет, я не уверен, что это хороший способ решать проблемы. На кону слишком много — я не могу тратить время на согласование с наследницей трона. Так ведь можно и не согласовать, и что тогда? Я напомню тебе, Ллакур, Энгелар еще жив, а последний его приказ — действовать так, как я посчитаю нужным. Именно этим я и собираюсь заниматься. И тебе, и твоим Карающим было только одно указание — повиноваться моим приказам. Только моим, не Итланы, как бы я к ней не относился. Поэтому я не пойду к ней, в этом нет нужды. Забирай своих ребят и устраивайтесь рядом с моим шатром, место есть, а ты мне будешь нужен. И если мои приказы вступят в противоречие с интересами Итланы, то я рассчитываю на то, что ты примешь правильный выбор.

Гость ответил, не отводя взгляд:

— Я тебя понял, вот только кто гарантирует безопасность дочери Энгелара? Ее жизнь сейчас — самый ценный трофей. Я понимаю так: жив правитель — жив город. С того момента, когда Энгелар отдал приказ, отправив нас на непонятные поиски, — он вновь бросил короткий взгляд в мою сторону. — Прошло слишком много времени и ситуация очень изменилась. Так что, извини, мы останемся там, где наше место — возле наследницы трона. И Малого я у тебя заберу.

— Стоп, стоп, стоп. Я тут причем? — Малый впервые подал голос. — Свои проблемы я буду решать сам.

— Ты солдат.

— Я убийца, причем неплохой, а солдатом я был вчера и даже сегодня, до того момента, как мой непосредственный командир, воин, на которого я равнялся, не нарушил приказ. Я так это понимаю, Ллакур. Неважно, может Энгелар принять решение или нет. Изменилась ситуация или нет. Правильно поступает Мастер или нет — это все не имеет никакого значения. Просто у нас нет власти отменить приказ Владыки. Есть у тебя такая власть? Нет. И у меня нет. И ни у кого нет такой власти, кроме нового правителя. И права вольно интерпретировать свои приказы Энгелар нам тоже не давал. Понимаешь? Поэтому ты уж не обижайся. Ты служишь трону, ты молодец. А я служу Куарану. И Энгелару, как бы хреново ему не было. Он был сукин сын, отослал нас за непонятной образиной в непонятные дали, заставил полмира обойти вместо того, чтобы его защищать. Но он мой сукин сын, которому я обещал служить и жизнь за которого обещал отдать. Так что забудь. Я сам определюсь, где мне быть, с кем мне быть и что мне делать.

Ллакур впервые развернулся к Малому лицом и хмуро ответил:

— Ты не сможешь вернуться, друг, я тебя обратно не приму. Но так уж и быть, если Бравину нужна помощь — оставайся. Я вижу, вы сработались, так что помогай ему и дальше. Пока мой правитель не отдаст тебе иного приказа.

И не прощаясь, Ллакур вышел, оставив обескураженного заклинателя, задумчивого Малого и меня, случайного свидетеля немой сцены.

...

— Да поторопитесь уже, увальни, — старый Джонир был зол на людей, собирающих трофеи так, будто это брюква, поспевшая на соседней грядке, а не трупы патрульных Рорка. Здесь не поторопишься вовремя, опоздаешь на всю свою короткую жизнь. — Последнего лично розгами выпорю, шкуру на ремни пущу.

Солдаты, бурча, но пряча взгляды, чуть ускорились. Их, в принципе, тоже можно было понять. Бой, а точнее бойня была скоротечной — Рорка даже понять толком не успели, откуда прилетела смерть — вот только попробуй ты высиди в засаде с раннего утра до раннего утра... Без сна, без нормальной еды, без возможности спокойно потрепать языком — кому-то и это важно. Так что понять уставших, измученных томительным ожиданием солдат было можно. Но не нужно, если по следам патруля прилетит более крупный отряд сиворожих...

— Да, чтоб вашу мать да ослу в жены, быстрее. Тела бросайте, хватайте провиант, оружие и вперед, хватит уже по чужим карманам лазить. Всё, что не успели собрать, пусть клопы да черви собирают. Всё, я сказал! Ты, — Джонир пнул не успевшего обернуться пехотинца. — Дуй наверх к господину, передай, что всё в порядке и пусть тоже готовятся — уходить надо. Наследили мы...

Человек, бросив короткое "да, Высший", начал карабкаться вверх по крутому склону, а мастер меча продолжил подгонять оставшихся.

— Куда ты его тащишь? Он же здоровее тебя в сто раз. Плюнь на него. Плюнь, я сказал. Какого демона ты на него харкнул, идиот? Ладно, получил удовольствие — дуй вперед. Вон, лошадей гони к Зеленой тропе, там их быстро на фарш пустят...

Судьба Джонира, собиравшаяся закатиться за горизонт еще совсем недавно, неожиданно передумала, предоставив старому мечнику еще один шанс. Принц Тимаэля был этим шансом, звездой, которая может вывести из кромешной тьмы. И капитан схватился за этот шанс обеими руками — правой, которой он с упоением рубил врага, и левой, висевшей на изрядно запыленной перевязи. Казалось бы, все кончено. Рорка сожгли город, по слухам взяли сам Куаран и неудержимой волной хлынули на беззащитный Запад. Всё. Надежды нет. Но душа пела, отвечая музыке боя, глаза горели огнем, а сердце упивалось возможностью мести — значит, есть смысл и в такой жизни.

Имение, построенное еще отцом Джонира, разрушено, превращено в пепелище? Ерунда, будет новое. Семья, брат с сестрами, племянники с племянницей убиты, порублены в клочья? Что ж, пусть теперь смотрят с ближайшего облака, как старый капитан будет мстить за них тем, кто посмел прийти на эту землю. И после каждого боя Джонир смотрел на небо и спрашивал: "Вы видели?". И отвечал себе: "Этого мало".

Мало. Десяток трупов там. Пара-тройка здесь. Мало. Будут ещё. Теперь Джонир знал это точно. Главное не попасться по-глупому — принц рискует, потому что молодость не ведает страха. Значит, старому Джониру есть о чем позаботится.

Он окинул взглядом разгромленную дорогу, трупы странных, татуированных Рорка — он уже давно перестал различать их племена и кланы, какая разница, если любой Рорка заслуживает смерти? Его солдаты уже растворились в утреннем тумане — кто вскарабкался наверх, а кто на захваченных лошадях умчался вперед к близкой развилке, чтобы по одной из троп уйти к походному лагерю в ближайших предгорьях. Пожалуй, и ему уже пора. Нечего тут стоять, дела ждали. Дела, а еще молодой, некоронованный Владыка уничтоженного и развеянного пеплом по ветру Тимаэля. Он отводил свой крошечный отряд назад, к границе Валлинора, и дальше — к самому богатому полису Алифи — вотчине Фольмара Яркого. Фольмара Коварного. Фольмара Губителя...

Принц шел к Валлинору, собирая остатки своих и чужих войск — по одному, по двое. Он вел их на Запад не только в поисках спасения или мести — Джонир знал это наверняка. Принцу обязательно нужно было прийти и посмотреть в глаза Фольмару, чтобы задать один вопрос и услышать один ответ. А дальше... Дальше — как судьба улыбнется. И единственный вопрос, мучивший самого капитана, — успеют ли они выйти к стенам под Башней раньше Рорка.

Глава 16

День сто сорок шестой. Неделя незагаданных желаний.

"И скучно, и грустно, и некому..."

Мор. Избранные цитаты. Глава "Осколки памяти"

Итлана вошла в шатер медленно, неторопливо обвела взглядом нехитрый скарб, кивнула Малому, поздоровалась с Бравиным:

— Ну, здравствуй, мой Брави, — ее насмешливый голос был непривычно сухим, треснувшим где-то на середине короткой фразы. — Далеко же ты забрался.

Бравин поднялся на ноги с небольшого деревянного чурбана, заменявшего ему стул, бросил привычную книжку на соломенный матрас и поклонился. Строгий церемониальный поклон был здесь не очень уместен, но дворцовый этикет не выбьешь с пылью дорог, он — навсегда.

— Моя госпожа.

— Ллакур сказал, что ты не захотел прийти. Я пришла к тебе сама. Теперь ты доволен?

Бравин вновь склонил голову.

— Моя госпожа, дело не в моих желаниях, ...

— Ты не ответил на вопрос, Брави. Ты доволен?

— Конечно. Очень рад.

— Хорошо. Тесно у тебя здесь. И воняет чем-то. Это от него? — она кивнула в сторону сгорбившегося у выхода Мора.

Бравин только сказал с укором:

— Госпожа, зачем так?

— Нет? Ладно. Нам нужно поговорить, мой мастер.

В этот раз он кивнул и жестом указал своим спутникам на выход.

— Нет, нет. Пусть они задержатся ненадолго. Когда мне будет необходимо поговорить с глазу на глаз, я скажу. Пусть пока останутся. К тому же... Это же тот человек, которого ты искал в моей крепости? Ради которого ты бросил моего отца без защиты?

Разговор, как и ожидалось, начинался нелегко. Он до последнего верил, что его можно будет оттянуть еще ненадолго, когда станут до конца понятны планы и перспективы, но этот визит смешал карты.

— Это он? Да или нет?

— Да, но сейчас не время это обсуждать.

— Сейчас самое время. Вокруг Карающие, так что можешь говорить смело. Что в нем такого? — она скептически осмотрела человека. Так покупатель осматривает гнилую рыбу, которую ему хотят всучить на рынке. Брезгливо.

— Он — призванный. Мы видим только внешнюю оболочку.

— Призванный? То есть у отца всё же что-то получилось? Игрушка, с которой он бегал последнюю сотню лет... Тогда все становится понятным. Он мог плюнуть на собственную безопасность ради мечты, но ты? Ладно, — она не дала Бравину ответить. — Я здесь не затем, чтобы сводить старые счеты. Я хочу, чтобы прошлое осталось за спиной. Ты же не против?

Бравин, все еще не понимавший цели этого визита, только покачал головой.

— Спасибо. Кстати, я слышала в лагере завелся пророк. Я так понимаю, это он?

Бравин кивнул.

— Приведи его сегодня ко мне, пусть напророчит. Это просьба, а не приказ, раз ты стал таким щепетильным. Ты же выполнишь мою нижайшую просьбу, Брави?

Сейчас насмешка уже была ничем не прикрыта, но заклинатель не представлял, как на нее реагировать.

— Конечно, госпожа.

— Вот и договорились. Теперь хватит о человеке, и так мы ему уделили слишком много времени. Не по статусу. Меня интересует другое. Что делать и что нам грозит. Понимаешь? Нам. Мне. Тебе. Городу, который нам не безразличен. Есть нечто, о чём ты должен знать, мой Брави, то, что выбило оружие из моих рук, и я не знаю пока, что предпринять. Удивлен? Извини меня за такую откровенность, но мне сейчас отчаянно нужны союзники. И надежда. Ты же подаришь мне надежду, заклинатель? Я хочу, чтобы ты ответил мне при своих друзьях, мнение которых тебе важно, Бравин, — она запнулась, но затем зло топнула ногой и с вызовом продолжила. — Бравин, ты опустил руки?

Заклинатель покачал головой.

— Нет, моя госпожа.

— Хорошо. Когда всё плохо, когда Куаран разрушен... Ты не знал? Западная крепость превращена в пепел, там камня на камне не осталась — клан Заката не знает поражений. Восточная еще держится, но надолго ли? Такие новости тоже не заставляют тебя опускать руки? Веришь ли ты в победу, когда она далека, как никогда?

— Верю. Знаю, что она будет. Вижу путь к ней. Госпожа, как тебе ещё объяснить, что единственная причина, почему я здесь — моя вера в победу? Я верю, что слава Куарана не в прошлом, а в будущем. А Клан Заката? Здесь сидит даже не Алифи, а "вонючий" человек, который развеял в пыль славу рыжих бестий, имея несопоставимо меньше сил, чем есть у нас. Мор, сколько шаргов пришло под стены Валенхарра?

Человек, прислонившийся к шесту, что поддерживал полог, поднял глаза и ответил тихо, но твердо.

— Три тысячи воинов Клана Заката, Высший.

Молодец, он понимал, когда не надо показывать излишнюю дерзость.

— Сколько было вас?

— Солдат? Три сотни с небольшим. И ополчения сотен пять. Всё.

— А теперь скажи мне, Мор, сколько шаргов вернулось из-под ваших стен?

Человек пожал плечами и также твердо ответил.

— Нисколько, Высший.

— Я знаю эту историю, — Итлана вмешалась, презрительно махнув рукой. — Мне ее уже рассказывали, но людям нет веры. Здесь вымысла намного больше правды.

— Госпожа, он не человек, он призванный. Я сам видел горы черепов и груды трофеев. Это — правда. Клан Заката — серьезный противник, но непобедимым я бы его не назвал.

— Ладно, после своего пророчества твой Мор расскажет, как это им удалось. Но у меня остался еще один вопрос, Бравин. Сможешь ли ты пойти на смерть за Куаран? И за меня?

Бравин помолчал, а потом ответил, тщательно подбирая слова:

— За Куаран я уже шел на смерть. И умру, если будет нужно. А за тебя... Для тебя я хотел бы жить, моя госпожа...

...

Когда дочь Энгелара показала всем присутствующим в сторону выхода, никто не осмелился оспорить. Ни Ллакур, ни Малый, ни, тем более, я. Только сам Бравин бросил Карающему:

— Не подслушивать.

Тот пожал плечами и вышел, закрыв полог шатра за собой.

Ллакур встал на небольшом отдалении вместе с кем-то из своих подчиненных, а мы с Малым подошли к остаткам еще не до конца прогоревшего костра.

Не хотите, чтобы подслушивали? В чём проблема? Не будем. В конце концов, все важное Бравин потом и сам расскажет, а если и не расскажет, мне их царские проблемы жить ни капли не помогают, так что не очень-то и хотелось подслушивать. Вот подсматривать — другое дело.

Мы подсели к тлеющим углям и сидели, молча, изредка подбрасывая сырые дрова. Слушая потрескивание и кутаясь в плащи. Всё ж не весна ещё, так, межсезонье.

Я изредка бросал взгляды на плотную ткань шатра. Было забавно. Бравин же сам мне говорил, если что, в тахос заходить можно, только нити силы трогать не сметь. Я и не смел, просто вспомнил навыки, и мир привычно рассыпался на цветное конфетти. А использовать силу? Зачем? Если и без того видно, как два огненных силуэта сначала долго сидели друг напротив друга. А потом...

Я вынужден был отвернуться — неудобно всё же. Не то, чтобы стыдно — что я секса не видел, что ли? Да по сравнению с любым порнофильмом из моего прошлого здешний секс — так, не секс, а сели книжку вместе почитать. Тем более переплетение горящих за пологом шатра пятен не слишком привлекательное зрелище. Так что стыдно не было. Просто неудобно, да и странно как-то.

Не знаю, что было написано на моем лице, но Малый удивленно поднял брови и показал пальцем на шатер. Я кивнул и развел руками. Карающий усмехнулся и тихо сказал:

— Неожиданно. Ай да Мастер. Ну что, похоже, нас ждут изменения. Когда рождается страсть, всегда жди перемен. Молчим, понятно?

Я пожал плечами.

— Что я дурак, что ли?

— Вот и правильно. Что бы там не происходило, мы ничего не знаем.

Да чего уж тут не знать. Миссионерская позиция. Камасутра сгорела в аду. А так — да, ничего не слышал, ничего не видел...

...

Итлана ушла далеко за полночь, бросив на прощание только: "Смотри, заклинатель, ты обещал. Теперь ты или со мной к звездам, или со мной в бездну. Думай".

Бравин не стал отвечать, попросту лег, погасив свечу и попытался обдумать случившееся, понять, что это меняет и разобраться в себе. Впрочем, сосредоточиться на настоящем было сложно, тело все еще отзывалось приятной истомой, а мысли норовили улететь в облака. Он нехотя поднялся, откинул полог и знаком позвал спутников обратно, отдав указание Карающему:

— Ллакура приведи. Я хочу с ним поговорить еще раз.

— Одного?

— Нет, пусть захватит всех. И сам возвращайся. Разговор есть. А ты, Заморыш, закипяти воды к приходу. Сегодня долгая ночь предстоит...

Когда пришли Карающие, котелок с водой уже давно закипел, а в металлической кружке заваривался крепкий травяной чай. Бравин пропустил Ллакура и Малого внутрь, а потом кивнул человеку и бросил:

— Давай, тоже заходи. А ты, — он кивнул Второму. — Смотри, чтобы блоха не проскочила.

Карающий только кивнул и исчез в темноте...

...

Внутри Малый уже разливал чай, а Ллакур внимательно рассматривал меня. Ничего не говоря, не объясняя. Бравин вмешался сразу:

— Нечего его рассматривать, как беременного единорога. Вы все мне нужны. События слишком долго плелись со скоростью улитки, они уже готовы понестись вскачь. Сейчас просто помолчите, я расскажу, какая ситуация складывается, а после обсудим.

Он повернулся к Карающим:

— Вы — те, кому я больше всего могу доверять, а ты, Мор, — оружие, которое я собираюсь использовать. Похоже, пришло время платить по счетам. Энгелар не придет в себя, он угасает прямо на глазах. Я думаю, что он давно бы умер, но его поддерживали в таком состоянии, только чтобы дать Итлане убедиться, что он был жив. Она убедилась, и теперь срок его жизни измеряется днями.

Малый только пожал плечами:

— Мы были к этому готовы.

— Не перебивай, — мало кто видел Бравина таким. Не насмешливым, не романтичным, не дерзким и решительным. Жестким. Волевым. Четко видящим цель. — В наших рассуждениях не хватало одного: понимания мотивов Геррика. Недавно он сделал предложение Итлане, от которого она при всем желании не смогла отказаться. Даже не предложение — условие. Или — или. Или он восходит на наш трон, или он уводит лаорцев прочь, снимая блокаду переправы. А если лаорцы уйдут обратно на восток, то мы своими силами не удержим даже треть воинства клана Теней — слишком мало у нас сил. Косорукий не станет снимать осаду, и, в конечном счете, у города не останется надежды.

— Им город не взять, — упрямо возразил Малый.

— Взять можно всё, если очень этого хотеть и иметь достаточно сил. Судьба западного крыла Куарана это только подтверждает — то, что смог сделать клан Заката, с этим может справиться и клан Теней. Рисковать опасно, но просто подарить трон Энгелара этому негодяю я не позволю. Геррик не может провести ритуал венчания прямо в поле — не соблюдены условия. Советник уже получил согласие Ордена, но не проведена церемония прощания с прошлым, не сделана запись о смене подданства — он все еще подданный Лаорисса, а Владыкой Курана может стать только куаранец. Это отдаляет его мечты на некоторое время. Он вынужден довольствоваться гарантиями, но их-то он запросил с лихвой. Итлана должна дать клятву о заключении с ним брака на церемонии принятия венка.

— Это что за хрень? — Малый скептически смотрел на Бравина. — Не знаю я такой церемонии. По мне, так все просто. Захотел жениться — женился. Перехотел — переженился на другой.

— Если бы... Я не знаю, с кем консультируется Геррик, но историю ритуалов его советчики знают хорошо. Церемония принятия венка несколько сот лет не применялась ни в одной из столиц, но это не значит, что ее нет. Память может отказать, но книга ритуалов — нет. Если по не зависящим от царственных молодоженов причинам они не могут немедленно вступить в брак, но жаждут этого всем сердцем, они могут провести данную церемонию. После неё жених или невеста еще не имеют никакой власти над городом, не претендуют на трон в качестве наследника, но... — Бравин перевел дух. — Дело в том, что эта церемония дает права на супружеское ложе.

— То есть она спать с ним должна? — Лицо Ллакура потемнело.

— Да. Но это еще не всё. Никто из молодоженов не имеет права вступать в брак до тех пор, пока партнер по церемонии не дает отказа от супружества.

— Смерть даст необходимое согласие, — Ллакур недвусмысленно взглянул на рукоять клинка, с которым он не расставался практически никогда.

— Три года, Ллакур. Три года — траур. Только потом он или она может жениться или выйти замуж повторно. Таков закон. Геррик хочет страховки и у нас нет возможности ее не дать. Кроме того, он предупредил, что если с ним что-то случится, то его старшие офицеры получили единственный приказ — увести отряды. Так что сейчас у нас выбор невелик. Итлана встанет под венец, этого требует церемония. Она не сможет злоумышлять или планировать разрыв отношений — этого потребует ее слово.

— Она человек слова? — я спросил просто, чтобы зафиксировать ситуацию, расставив необходимые акценты.

— Она не человек, Мор. К тому же, дело не в ее трепетном отношении к слову, дело в том, что клятва будет произнесена при огромном количестве свидетелей. Нарушение клятвы — отличный повод для отрешения от трона, и, я уверен, найдется кому вынести это на Совет Владык.

— А там?

— Не имеет значения. Нарушить клятву под венцом, значит быть оплеванной навечно, ославленной в летописях — Итлана на это не пойдет. Так что, наследница Энгелара должна сложить руки и смирно ждать развязки, пока чужак не начнет править ее городом и указывать, что ей делать.

— И что, дочь Энгелара на это согласится?

— Увы, Малый, выхода у неё нет. Правда, в отличие от отца, дочь готова рискнуть... Уже рискнула и сделала свою ставку — мне дано право делать всё, что хочу. Все. Карать. Убивать. Предавать. Всё. И всех. Без её ведома, чтобы не дать ей возможности нарушить клятвы. Во имя цели — спасти город, не дав взойти на его престол негодяю и чужаку. Дальше, Ллакур, я буду говорить только для тебя, потому что мне нужно знать, ты оружие, на которое я могу рассчитывать, или так, набалдашник у трона. Я не жду от тебя клятвы личной верности — я достаточно тебя знаю, чтобы просто верить слову, поэтому потребую другого — согласия выполнять мои приказы, какими бы странными они не показались. Ты знаешь, что на кону — я не могу отступиться и подвести не могу. Поэтому, если ты не готов дать слово — возвращайся к Итлане, ей ещё нужна защита.

Высокий Карающий внимательно обвел взглядом присутствующих, не обратив на меня особого внимания.

— Ты быстро изменился, мастер. Если твои приказы будут противоречить интересам Итланы, мне придется выбирать...

— Нет, Ллакур, не придется. Мне не нужны те, кто будет думать: выполнять ли приказ — у меня не будет времени на то, чтобы тебя уговаривать. Или "да", или иди охранять юбки Итланы, пока под них будет лазить Геррик. Так ты со мной, Карающий, или нет?

Ллакур наклонил голову, прищурил глаза, тонкая полоса улыбки прорезала узкое лицо.

— Если ты всех так разгонишь, то с кем будешь побеждать, мастер? Ладно, так и быть. Особые обстоятельства. Я пойду с тобой, хотя уверен, что ещё пожалею об этом...

...

Сотня лучших тафуров Вождя двигалась впереди. Сотня проверенных временем и многими битвами лучников Инаро Туна — рядом. И сотня самых опытных следопытов, знающих землю лучше собственной матери, рассыпавшихся вокруг. Последним всё равно: лес или поле, болото или утрамбованная тысячами копыт дорога, Холодный Север или дышащий огнем Юг — их взгляды найдут иголку в тысячелетней хвое. Самый цвет воинства шаргов, лучших из лучших направил Мер То в опасную дорогу к дому. Только не хватало отчаянных сорвиголов из отряда Орео, да и тех Вождь отпустил бы легко — сам тысячник не решился забрать у своих бойцов лучшее — месть. Пусть отыгрываются за покалеченного командира.

— Не пройти, — разведчик был немногословен.

— Почему? — голос самого молодого тысячника клана Заката скрипнул, словно давно не чищенное тележное колесо, попавшее на булыжник.

— За переправой — Алифи.

Орео Хо кивнул, не став уточнять ни количества, ни расположения. Этого следопыта он знал достаточно, чтобы понимать — если бы врагов было мало, он не пришел бы с докладом, он принес бы их головы. Если бы врагов было много, но можно было бы справиться, пусть даже с помощью немыслимой удачи Орео, — он пришел бы с планом. А раз он говорит "не пройти" — надо искать другую дорогу.

— Что ещё?

— Сзади в дне пути — Тени. Торопятся.

Орео Хо прошипел тихое ругательство сквозь зубы. Этого ещё не хватало. Косорукий решил снять осаду почти сразу после ухода Мер То. Понятно зачем — Алифи каким-то чудом перенеслись к Аюр и отрезали пути снабжения, вот только уйти легко, вернуться сложно.

— Может, дождемся Теней? — стоявший рядом тафур был отличным бойцом, но неважным дипломатом.

— Чтобы они залатали дыры на своих шатрах нашими шкурами? Не сомневайся, Косорукий поставит голову Шин То вместо ночного горшка, и тебе же придется за ним выносить. Нет, нас три сотни, а их тридцать тысяч.

— Меньше, — тафур пожал плечами. — Мы можем уйти с дороги.

— Мы должны уйти с дороги, — и на слове "должны" голос тысячника скрипнул сильнее прежнего. Никогда прежде Орео Хо не уступал дорогу трусам и неудачникам, вот только сейчас...

Глаза тысячника полыхнули огнем, и даже повидавший многое тафур самого Мер То сделал шаг назад.

— Вождь отдал приказ. Мне. А я отдаю приказ всем остальным. Уходим в леса, и пусть Тени пробивают нам дорогу домой. Отправляйте всех, кто встретится на пути, к демонам — никто не должен знать, куда мы ушли.

— И Теней?

— Теней? — переспросил Орео Хо и усмехнулся. — Теней особенно. В первую очередь. Рорка, нарушивший клятву, струсивший и не вцепившийся в горло врага, не заслуживает пощады. Когда мы вернемся домой, Тени будут первыми, кому придется заплатить.

Тысячник не стал уточнять — за что, но тафур только кивнул головой и кровожадно ухмыльнулся.

— Это будет хорошая пляска...

— После, — перебил его командир и вдруг, неожиданно даже для себя, добавил. — Но скоро...

...

Шин То Карраш-го шел по длинной пыльной дороге и, казалось, что нет ей конца. Шел, с трудом переставляя налившиеся тяжестью ноги, шатаясь, сцепив зубы, с трудом находя силы для следующего шага. И следующего. И ещё раз.

Шаг. Шаг. Шаг... Без остановки, потому что остановившись раз, так трудно снова шагнуть вперед. Без слов, потому что нет сил для разговоров. Без свидетелей, хотя навстречу шли знакомые и незнакомые Рорка: шарги, хува, гхоро. Шли, безмолвно обходя единственного оставшегося в живых сына Мер То. Единственного? В живых?

Тогда кто же проехал мимо бесконечно уставшего Шин То Карраш-го только что? Впервые шарг не повернулся назад, нет — всего лишь бросил взгляд в сторону, оторвав его от пыльного полотна дороги.

Так и есть — младший, яростный и самый безрассудный из отпрысков Вождя клана Заката сидел на лошади и смеялся, глядя на бредущего по бесконечной дороге брата.

— Пойдем со мной, там здорово, — и, залихватски ухнув, поднялся в стременах. — Пошли.

Шин То Карраш-го никогда не верил младшему брату и сейчас только упрямо мотнул головой и двинулся прочь, сделав следующий шаг. Шин То Карраш-да что-то кричал ему вслед, пытался уговорить, убедить — тщетно.

Шаг. Шаг. Без пауз, бережно выверяя дыхание, потому что сбив дыхание раз, его уже не восстановить на этой проклятой дороге. Почему-то Шин То был в этом абсолютно уверен, а с некоторых пор он научился верить своим предчувствиям. В конце концов, чего стоит полководец, не доверяющий предчувствиям? Полководец?

Взгляд дернулся снова, зацепившись за огромную фигуру знакомого с самого детства воина. Друг отца. Доверенный помощник. Лучший из тех, кто всегда был рядом.

— Тун Хар? — голос дернулся и Шин То с ужасом понял, что ноги сами по себе встали, а сил хватило только на то, чтобы удержаться и не рухнуть вниз.

— Пойдем со мной, Шин То. Нас ждут, — Тун Хар никогда не врал и никогда не подводил, вот только...

— Не могу, — упрямо прохрипел сын Вождя. — Не сейчас.

— Почему? — удивился Тун Хар.

Почему? Просто... Шин То вдруг понял, что не может понять, не может вспомнить — почему нельзя возвращаться. Зачем-то он ведь шел все это время? Зачем?

— Шарг всегда идет до конца, — прохрипел он чьи-то чужие слова и попытался сделать следующий шаг. Не вышло, словно кто-то бесконечно более сильный прижал ступни к земле. — До конца.

Он рванулся назло, сдирая кожу стопы, оставив подошву вместе с кровоточащей плотью, но делая следующий шаг на острые камни. Откуда здесь камни? Откуда острые грани на ровной дороге? Словно судьба смеялась, глядя на уставшего шарга. Смеялась?

— Смеялась, смеялась, — повторил подъехавший справа старый воин в разорванных в клочья доспехах. — Там они все шутники, паскуды.

Сын Вождя с трудом узнал в подъехавшем воине последнего друга отца. Весельчака. Балагура. Не унывающего никогда. Что стало с ним? На него смотрел мрачный старик с исполосованным жуткими шрамами лицом.

— Шео Ма? Ты?

— Нет, не я, — также мрачно ответил Рорка. — Мама моя. Куда идешь?

— Не знаю, — ответил Шин То, чувствуя, что этому шаргу можно признаться честно. — А куда мне надо идти?

— Дурак, — разозлился Шео Ма. — Если не знаешь куда идти — иди навстречу боли. Понял? Боли.

И не дожидаясь ответа, пнул пятками сивого жеребца, собираясь прочь.

— Подожди, — Шин То с удивлением понял, что боль, прежде незаметная, начинает рвать его грудь, раздирая на части. — А ты?

— А я уже сходил, — непонятно ответил старик. — Мне уже хватит.

Длинная колонна знакомых и незнакомых Рорка шла навстречу, обходя растерянного Шин То, словно горный ручей, встретивший скалу во время половодья. Скалу?

И Шин То стал искать глазами единственного воина, кому бы он поверил беспрекословно — отца. И не находил. Только чужие серые лица вокруг. Слева. Справа. Спереди. Сзади. За кем идти? Куда идти?

"Иди навстречу боли", — шепнул злой голос. "Боли", — ответило эхо. И боль окутала тело, вывернув наизнанку душу...

...

Шин То открыл глаза. Утренний свет падал сквозь входной проем небольшого шатра. Было холодно, пахло хвоей, а боль все так же рвала грудную клетку. Вот только вместо хмурого Шео Ма рядом стоял единственный шарг, славе которого сын Вождя завидовал.

— Очнулся? — равнодушно спросил Орео Хо. — Молодец.

И ушел, забыв опустить полог...

Глава 17

Дни сто сорок седьмой — сто сорок восьмой. Неделя незагаданных желаний.

Не знаю, как остальные, но короли точно рождаются в капусте.

Мор. Избранные цитаты. Глава "Парадоксы"

— Ты хорошо подумал?

Я пожал плечами.

— У тебя будет только одна попытка донести свои мысли до наследницы трона. Но помни, можно прыгать вокруг нее, трясти своей куцей бородой, гадать на мышином помете, но так и не достучаться до ее сердца. Так можно напугать нищебродов и провинциальных вояк, но не дочь Энгелара. Дешевые фокусы оставь до следующего раза. Но и говорить с ней, как равный, не смей — то, что приемлемо для меня, категорически недопустимо для Итланы. Она живет прошлым, грезит былой славой и мечтает повторить подвиги отца. Для неё всё то, что ты предлагаешь, — немыслимо. Сказка, которая скорее вызовет гнев, чем понимание. И веры тебе нет, потому что ты для неё — причина всех бед.

— Но тебе же есть вера? Мастеру заклинаний?

— Без меня тебя никто и слушать не стал бы, но и со мной вряд ли ты чего-нибудь добьешься. Ты предлагаешь сломать устои.

— Я предлагаю?

Я устало мотнул головой. Всё, как прежде, ничего не изменилось — чем больше пытаешься вырваться из омута, ищешь варианты, пути, тем глубже засасывает. Ведь вроде решил в сожженном в хлам Валенхарре — больше ни во что не вмешиваться. Твердо ж решил, но что делать, если остаются привычки... Вот и сейчас, всё, что я сделал — просто задал вопросы, а потом попытался найти ответы. Всё. В чем вина теперь? Ведь всё логично.

Последнее я произнес вслух.

— Логично? Это как посмотреть, — возразил Малый, присутствовавший при нашем разговоре.

Я опустил голову. Я устал бороться с ветряными мельницами, дуть во флюгер и изображать ветер.

— А как еще можно смотреть, Высший? Вы проигрываете войну, это вы сами раз за разом говорите, не я. Не сегодня, так завтра, не завтра, так через сотню лет, но Рорка поднимутся на север и дойдут до Ледяного моря. И всё, что было вам дорого на этой территории, перестанет быть. Это тоже ваши слова. Так в чём я не прав?

— В этом ты прав, — неожиданно покладисто ответил Карающий. — Но то, что ты дальше предлагаешь...

— Я ничего не предлагаю, я просто ищу ответ на вопрос "как". Пытаюсь найти. Ведь что получается, Высший? Всё, чем вы жили раньше, — рушится. Все ваши заслуги — в труху. Города — в руины, прошлое — в мусор. И вы сами признаете — этого не остановить. Тогда вопрос — почему?

— Потому что мы стали слабыми, — ответил Карающий. — Только люди еще слабее.

— Подожди, Высший, потом мы поговорим о людях. Пока о другом. Алифи вымирают, с каждым годом вас становится меньше. Алифи деградируют, с каждым годом становясь слабее. Рорка — развиваются. И плодятся. Да, они уроды, кто бы спорил, но видит Свет, они сильные уроды. Они — будущее, а вы — прошлое. Поэтому сегодня или завтра, через год или столетие, но они станут хозяевами всего. Если им не помешают...

— Вы помешаете? — вмешался Бравин.

— Люди, — спокойно поправил я. — Они такое же будущее, только помочь им в вашей власти. Люди. Человеки. Ваше спасение в них, ваш Владыка прав. Просто дайте им такой шанс, помогите, научите, поддержите. Пора им пускаться в самостоятельное плавание. И начинать с чего-то надо. С одного города, с двух, я вам даже цель предложил. Почему нет? Это в ваших силах.

— Допустим, ты прав и это возможно. Предположим, все сложится — Рорка уйдут, Куаран выстоит, а Геррик развеется по ветру. Допустим, но кто в твоем племени способен поднять город без помощи Высших? Я не знаю таких. А ты? — Бравин обернулся к Малому.

Тот покачал головой.

— Вот и он не знает. Потому что нет таких. Не готовы люди. Хочешь правду? В этом мире есть один человек, способный хоть на что-то. Догадываешься, кто это?

Я замотал головой.

— Я говорил уже, я не могу. Не мое это. Какой из меня правитель? Харизмы нет. Опыта нет. Истории за душой и то нет. Нет.

— Да. Но это — единственный вариант, при котором я мог бы поверить, что предложенное тобой имеет право на жизнь. Вот только Итлана даже такой вариант рассматривать не станет, это правда.

— Встань, король людей, — Малый заржал тихо, но от того не менее обидно.

— Вы не слышите. Вы не хотите слышать, — я вскочил на ноги. — Есть другой вариант, который я вам предлагал.

— Второе безумие, — кивнул Бравин.

— Главное, — возразил Малый. — По сравнению с ним первое предложение — и не безумие вообще.

— Почему безумие? Ведь все равно он умирает. И умрёт. Развеется по ветру, был Владыка и не будет Владыки. Так не лучше ли дать ему шанс, а людям -надежду?

— Этого никто не одобрит.

— Об этом никто и не узнает, Высший. Вы призвали меня сквозь пелену между мирами, справились. И к телу приконопатили так, что и хотел бы — не вырвался. Что повторить мешает?

— Теперь меня послушай, — Бравин одним жестом вернул поднявшегося было на ноги Малого на место. — Не спеши. Сохранение песни смерти Алифи — ритуал отработанный. Стражи-талли — это и есть песня смерти, которой не дали развеяться и уйти к Свету. Квинтэссенция души. Но для переноса этого мало, нужны тело, Мастер, способный выполнить ритуал, и много Тахо. Мастер найдется — пара дней на подготовку и я мог бы попробовать. Тахо — не проблема, есть пленники, будет мало — найдем другой источник. Остаются ритуалы, закрепляющие дух в теле: песни дома, пути, цели. Ничего этого по отношению к умершим Алифи никогда не проводилось. Никогда. Чистая импровизация. Но главное, нет подходящего тела и не будет. Никогда не проводились исследования по уничтожению души Высшего — выжигали только души людей. Поэтому не будет тела Алифи.

— Да, но есть тела людей.

— Немыслимо. Как поведет себя душа Энгелара в человеческом теле? Кто может предсказать? Ты? Нет? Тогда о чем разговор?

Я кивнул.

— Я не спорю, Высший. Ты прав. Предсказать не могу. Я вообще не понимаю, как тут души из тел в тела переезжают. Но это я не могу, а ты? Может ли что-то получиться? Красиво все было бы. Просто представьте. Проводите свой ритуал, по которому вы меня сюда притащили. Энгелар остается жив, а вы получаете человека, способного основать первый человеческий полис. А там и я на подхвате. Все сложилось бы. И Хрустальный Родник остался бы жив. И Итлана спасла бы отца, пусть так, но это лучше, чем пеплом по полю. Я...

— Понятно с твоими хотелками, — Бравин раздраженно перебил. — То, что ты сказочник, мы все поняли, но решать не нам. Судьбу Владыки сейчас может решить только дочь. Думай, как до неё донести свои мысли, и помни, что судьба людей ей не интересна, а вот жизнь отца... Нечаянная надежда может толкнуть любящую дочь на безумство. Думай, и я буду думать.

— Знаешь, Мастер. Вот веришь-нет, а мне нравится, — Малый засмеялся. — Нелепостью нравится. Дикостью и безумием. Сумасшествием. Это что же, Энгелар мне кланяться будет и портки чистить? Нет, Мастер, ты как хочешь, а я точно собираюсь на это посмотреть.

И он, ухмыляясь на все свои здоровые зубы, вышел из шатра.

...

Итлана побелевшими пальцами сжимала горло горбатого негодяя. Когти пробили тонкую грязную кожу и струйки противно красной крови стекали по рукам. Как свинью на бойне держала, вглядываясь в воспаленные красные глаза и пытаясь найти в них насмешку. Никто не посмел вмешаться, даже возгордившийся сверх меры после полученного аванса Брави, который сначала дернулся, но вынужден был отпрянуть, встретившись с полыхнувшим яростью взглядом девы битвы. Всё, постельные утехи закончились, а каждый день сейчас — новый бой, и не придворному заклинателю мешать деве битвы делать ее работу.

Человек смешно сучил ногами, пытаясь удержаться на вытянутых носках, иначе когти Высшей окончательно вошли бы под челюсть, скрывшись в всклокоченной бородке. Сучил ножками, цеплялся кривыми ручонками в закаленную битвами ладонь Итланы и хрипел, пытаясь дышать. Но молчал. И упрямо не отводил глаз.

— Как ты посмел, смерд?

Она сжала пальцы еще сильнее, заставив человека закатить глаза, но не сумев выжать из него даже стона, не говоря уже о мольбах.

— Как ты посмел? — она перешла на крик.

— Госпожа, он не может вам ответить, — Бравин все-таки решился замолвить слово за своего слугу. — Выдавить из него жизнь Вы всегда успеете, только никто не убивает актера в ещё не начавшемся спектакле. Дайте ему вздохнуть и договорить. Моя госпожа, этот человек мне нужен. Очень нужен.

— Зачем, — Итлана отшвырнула свою жертву в сторону, даже не удосужившись взглянуть, жив ли еще человек, не сломала ли она ему в гневе тощую шею. Впрочем, горбун заворочался, закопошился, захрипел, пытаясь выровнять дыхание. Живучий, сволочь. — Зачем, Бравин?

— Вам не надо этого знать, моя госпожа. Он мне нужен, этого достаточно, — голос мастера неожиданно окреп. — Послушайте. Поверьте, это стоит того.

Наследница трона выровняла дыхание и подчеркнуто спокойно спросила:

— Пока я услышала достаточно для одного вывода — этот горбун предлагает мне убить собственного отца. Ну, так чего же стоит такое предложение? Посчитай, заклинатель. В золоте. И в месяцах пыток, — она неожиданно вновь повысила голос и развернулась к поднявшемуся на колени человеку.

— О-о, я умею дарить боль тем, кто этого заслуживает. Железо, дерево, огонь, вода — все в соответствии с трактатами предков. Вода — для немощных. Огонь — для Темных. Железо — для достойных и дерево — для прочих. Ты не заслуживаешь железа, а все остальное... Столько вариантов, столько сочетаний.

Человек тихо стоял на коленях, не рискуя поднять голову. Покорно. Не пробуя оправдаться. Может, поэтому Итлана почувствовала, как напускное спокойствие стало превращаться в безразличие. Горбуном больше, горбуном меньше — это не поможет отцу.

— Что молчишь, урод? Леоп язык откусил? Раз начал, заканчивай, всё равно на пытки ты уже заработал, так что хоть повеселишь напоследок, — сама того не зная, Итлана почти дословно повторила слова, произнесенные ее отцом много дней ранее.

Человек неожиданно дернулся, и стало понятно, что он ... смеется?

— Повеселю, Высшая, повеселю. Смерти отца боишься? Не бойся. смерть -это радость, — осипший, то и дело срывающийся голос горбуна отдавал треском сгораемых в костре сырых сучьев. — Радуйся, госпожа. Пройдет день, может, два, и ты будешь пытать меня на плитах отцовской могилы. Деревом. И огнем. И чем-то там еще. Только помни, что он мог жить. Еще не поздно.

— Что не поздно? — равнодушие в Итлане боролось с презрением. И с брезгливостью — ей отчего-то захотелось срочно вымыть руку, которой она держала горбуна за горло.

— Я не человек, Высшая...

...

— Я не человек, Высшая. И не Алифи. И не Рорка. И тебе лучше не знать, кем я был в прошлом. Но рядом с тобой стоит один из тех, кто пришил мою бессмертную душу к этому поганому телу. И вот так я теперь живу. Горбуном. Уродом. Тварью последней. Раньше я летал над горами, купался в морях, выбирал из сотен блюд, а костюмы мне шили сотни портных, — я говорил, не поднимая взгляд, точно зная, что нельзя говорить ложь. Если Энгелар ее чувствовал, то и другие могут. Впрочем, зачем ложь, когда достаточно полуправды? — По вашим меркам я был почти Богом и жил среди равных Богам, вот только где я сейчас? Кто я сейчас? Я жив, хотя умер. Я стою, хотя должен лежать. И твой отец мог бы стоять, как я, дышать, как я, и думать, и делать, и жить, и бороться с врагами.

Голос перешел в хрип, я закашлялся, но тут же взял себя в руки, задавив кашель в зародыше. Не те здесь персонажи, что станут ждать, пока я откашляюсь.

— Перенос дает шанс. Я — результат переноса. Только кто сказал, что то, что вышло со мной, не выйдет с другим? И еще... Знаете, кого я недавно видел? Принца Беллора Огненная вспышка... Такое смешное имя. Он передавал Вам привет перед смертью.

— Что он несет? — похоже, дочь Энгелара перестала понимать происходящее.

— Он вещун, моя госпожа, — помог мне Бравин. — У него прошлое смешивается с будущим, а будущее с настоящим.

— Прошлое? Я видел, как умирал последний наследник Беллора. Хорошо умирал, только долго. И он мне успел рассказать... Лиловое Солнце? Сиреневое небо? "Два мира, две правды — одна участь"? Про то, что знания — поровну, жизнь — поровну, смерть — поровну. И про перенос — десять тысяч Рорка и десять тысяч Алифи. Луковица. Чешуя. Это — прошлое? Или будущее?

Я поднял глаза и увидел изумленные, ошарашенные глаза Алифи. Всех. Даже Бравин смотрел на меня так, будто только что из прекрасной бабочки наружу вылез скользкий червяк.

— Что? — Итлана развернулась к заклинателю. — Как ты посмел?

— Я? — вопросом на вопрос ответил Бравин. — Я знаю об этом не больше твоего, хотя принц — был. На самом деле. Как ты думаешь, почему я привел его к тебе? Этот человек при мне убил голодного талли. Он стоит потраченного времени на разговор.

Итлана медленно развернулась ко мне, также медленно подошла вплотную и процедила:

— Стоит? Ну, говори.

Я кивнул, а потом заговорил...

...

Оценщики хува собирали людей в центре огромного поля, отбирали, отбраковывали. Осматривая крепость мышц, определяли: выдержит или нет. Если слаб — равнодушно проводили ножом по горлу — за удовольствие всегда приходится платить. А если отпустить слабого, то зачем остальным казаться сильными? Только сильные способны принести удовлетворение от охоты.

Оценщики внимательно смотрели оставшимся в живых в глаза — готов ли бороться? Да? Нет? Хува, как никто, знают, что быть сильным телом и сильным духом — не одно и то же. Если слаб духом — даже сила ног не поможет. Какая забава в охоте на того, кто уже сдался? Поэтому всем отводящим, прячущим взгляд, умоляющим и голосящим — ножом по горлу. Только медленно — чтоб остальные видели, как сквозь тонкий разрез вытекает жизнь труса.

Цель оценщиков — найти достойные жертвы. Их редко бывало много — три, иногда пять ничтожных, готовых бороться за жизнь, словно дикие волчата. А потом из достойных выбирать лучшего. Мало таких, поэтому загонные охоты проводят только по большим праздникам. Но разве исполнившиеся сорок зим князя, военного вождя — не отличный повод? Вот и искали оценщики жертвы, готовя потеху для Табархана и его гостя.

Пока оценщики хува готовили дичь, загонщики готовили охоту. Это кажется, что пустил зайца по полю и лови его, получай удовольствие. Вот только правильно подготовленное облавное поле всегда дает беглецу видимость спасения, рождает надежду, добавляющую жертве сил. Ему начинает казаться, что удача — вот она, достаточно сделать еще всего несколько шагов и... Вот только чем ближе край поля, тем быстрее слабеет жертва, и кажущаяся удача оборачивается пустой тенью. Потому что правильно подготовленное облавное поле всегда вручает нити судьбы в кулак охотника.

Охотников хува готовить не было нужды. Табархан привык выходить на такую охоту с самого детства, с голыми руками, брезгуя клинком. Он никогда не спешил в погоню, нутром настоящего хува чувствуя, когда натягивается клубок чужой судьбы. Ленивый шаг, спокойный взгляд, ищущий подходящее укрытие, а в случае чего, и стремительный, летящий бег, которому и рыхлое поле и стылая земля не помеха. И жертва, уже казалось бы безвозвратно оторвавшаяся, уже увидевшая край загона, уже чувствующая запах победы, неожиданно оказывалась рядом. Ведь что за охота без возможности вплотную увидеть, как в глазах жертвы угасает надежда?

...

Мер То внимательно смотрел на прошлогоднюю траву под ногами, на стылую, схваченную ночными заморозками землю, пытаясь разглядеть следы. Конечно, он не был следопытом, но любой шарг умеет смотреть. И видеть. Вот только, что можно было увидеть в данном случае, Мер То не понимал. Земля не сохранит следов, а на огромном поле найти прячущегося человека... Будь воля шарга, он бы плюнул на правила и попросту приказал прочесать участок, выволок бы беглеца за ноги и подвесил в назидание. Но то шарг...

— Если он уйдет через флажки, то как ты его будешь искать?

Табархан ухмыльнулся и демонстративно повел носом, втягивая ноздрями воздух.

— По запаху, Вождь, ничтожные всегда воняют страхом, — судя по виду, хува не боялся потерять беглеца. — К тому же, Вождь, я всегда перед охотой смотрю ничтожному в глаза. Лично. Только первому своему беглецу не стал, двенадцать мне тогда стукнуло, глупый еще был. Сбежал от меня тогда ничтожный, вот как ты и говоришь, сиганул через натянутые флажки. Мне тогда отец запретил охотников по следу пускать, сказал, что раз упустил, то и ловить должен, а раз не можешь, то пусть живет. С тех пор я уже не делаю такой ошибки. Взгляд, Вождь, вот где кроется ответ. Взгляд. Если угрюмый, злобный — пойдет до конца. Таких я ожидаю у дальнего выхода с поля, а погонщики гонят люто, но конях, не давая ничтожному выдохнуть. Если взгляд спокойный, расчетливый — бывают и такие, правда, редко, — на таких надо облаву иначе готовить. С краев загонщики идут, малыми группами, оттесняя к центру. Там возле края поля не отсидеться, умный сам к тебе не придет. Есть и такие, что могут развернуться на цепь загонщиков и ломануть с дури в драку с одним ножом в руке. Таких я живыми отдаю собакам на ужин — если охота испорчена, так хоть собак покормлю.

Хува засмеялся.

— А у этого какой был взгляд? — Мер То не любил пустых забав. Детством это отдавало.

Если бы его пригласил на нее кто-нибудь другой, он отмахнулся бы от такого предложения, не задумываясь — что толку тратить время на то, чтобы сначала отпустить, а потом найти и удавить какого-то ничтожного? Правильно, нет смысла, вот только князю хува Вождь клана Заката отказывать не хотел. Степные волки оказались полезны, а сам Табархан — надежен. Правда, стоять у края поля, высматривать ничтожного, чтобы потом выйти на него зачем-то с пустыми руками и свернуть шею, всё равно не казалось шаргу чем-то особенным. Если бы то был Алифи, то куда ни шло. А так... Что радости в том, что человеку вручат нож? Хоть ты ему копье дай, все равно это не противник.

Хува жестом попросил Мер То пригнуться к краю неширокого оврага, что пересекал поле.

— Понимаешь, Вождь, у сегодняшнего беглеца слишком хитрый взгляд для того, чтобы бежать напрямую. Но и расчетливым я бы его не назвал. Хитрый, но трусоватый. Будет идти вдоль края, но так и не рискнет перешагнуть. Знаешь почему? Потому что я ему лично сказал — доберешься до выхода с поля живым — отпущу. Уйдешь за флажки — догоню и спущу кожу. Нет, этот придет сам, нужно только ждать.

— Как долго? — шарг, как смог, изобразил интерес — в конце концов, у Табархана праздник, а потерять пару часов лучше, чем потерять союзника, тем более после стольких потерь.

— Собаки гонят с той стороны поля, так что придется подождать. И я думаю, он пойдет вдоль правого края. Прямо за нами — ручей и полоса леса, отличное место, чтобы замести следы, с левой же стороны — бесконечное поле, там не оторвёшься. Так что он придет, никуда не денется...

Когда Табархан выпрыгнул из укрытия на бегущего прямо на них уставшего, но уже поверившего в удачу ничтожного, Мер То только равнодушно отвернулся. Слава демонам, эта пародия на охоту продлилась не так долго. Впереди ждали более серьёзные дела и более достойные жертвы...

...

Тяжелым выдался день. Тяжелым, муторным, с зашкаливавшим адреналином. Прошло уже несколько часов после разговора с девой битвы, а сердце до сих пор лупило набатом в грудь. Заснуть в таких условиях было сродни подвигу. Малый спал, заклинатель — нет. Сидел, читал под светом толстой свечи, листал небольшую книжицу, с каким-то странным трепетом переворачивая страницы. Заклинатель никогда не показывал, что читает, никому, даже Малому, хотя зная характер Карающего, не удивлюсь, если тот каждую букву в этой книжке знал даже лучше автора. Но это он — не я.

Я лежал на своем жестком тюфяке у самого входа, ворочался и периодически хрипел — последствия недавней приятной беседы. Понимал, что мешал, напрашиваясь на грубость, но сделать с собой ничего не мог.

— Что, не спится?

— Нет, Высший, не спится, — я просипел в ответ.

— Знаешь, если правда всё то, что ты рассказывал о своем мире..., — Бравин отложил книгу. — Я хотел бы там побывать. Увидеть. Сравнить. Неужели там так хорошо?

— По-разному. С одной стороны, могло быть лучше, а с другой, по сравнению с моим миром, твой — кромешная Тьма. Прости, Высший, если обидел.

— Вежливым стал после взбучки? Нет, не обидел. По сравнению с тем, что творится сейчас, любой мир бы показался Светом. Но до войны и здесь было..., — он замолчал, так и не закончив фразы.

— Понимаешь, Высший. Вот я уже который день лежу на своем месте, у порога, словно собака. У вас — своя постель, и деревянная чурка, заменяющая стол, а у меня... У меня — холодный лежак, брошенный у входа. И если кто-то отдаст команду "место", все в лагере удивятся не самой команде, а тому, что я её не выполнил. Вот такая тут жизнь. И мир тут такой: хочешь — живи, не нравится — сдохни. Но я уже не жалуюсь, лежу там, где скажут, говорю, когда прикажут. Только знаешь, Высший, чего мне в твоем мире не хватает больше всего?

Бравин мог не отвечать, мало ли что бурчит себе под нос какой-то бедолага. Читал бы и дальше, разговор со мной абсолютно точно отвлекал Алифи от любимого занятия.

— И чего же тебе здесь не хватает? Может быть, спокойной жизни? Надоели уже приключения?

Малый хрюкнул во сне, похоже, Карающий ни на миг не терял контроль над происходящим. Слишком чуткий сон, слишком сильна привычка ждать угрозу со всех сторон, даже в лагере, даже среди друзей. Здесь лагерь был, а друзья...

— Заснул что-ли? — переспросил Бравин.

— Да нет, Высший. Бессонница у меня, просто думаю, как ответить. Нет, приключения не надоели. Просто приключение, это когда сидишь дома, читаешь такую вот книжку, закусываешь впечатления пирожными и рассуждаешь, можно ли верить автору. Натуралистично ли пишет. Вот так сидишь с девушкой и говоришь: "Плохо пишет, мрачно сильно, реализма перебор. Да и драйва нет". Вот это, Высший, приключения.

— Значит, с девушкой? — уточнил Алифи. — Да, с девушкой, оно, конечно, можно такие приключения устроить, куда там книжке. Чего ж тогда тебе не хватает здесь? Девушки, тобой упомянутой?

Я вспомнил Таку, растерзанную Рорка в Валенхарре. Выбросили, словно испорченную детскую куклу... Я скрипнул зубами. Девушек мне уже хватило.

— Музыки, Высший. Музыки. Мой мир — он весь из музыки. Вот идешь и слушаешь. Там из окна кто-то поет, тут играет, там группа, тут соло. Мне трудно найти слова, чтобы объяснить. Просто тихо тут... у вас, только раненые стонут, да по мертвым псалмы читают. Тускло...

Глава 18

День сто пятидесятый. Неделя мыслей о прошлом.

Идти вперед можно на свет, на звук и на запах. Последнего — бойся.

Мор. Избранные цитаты. Глава "Воспоминания"

Пленных Рорка положили по левую руку девы битвы: десяток раненых воинов из мало кому известных кочевых племен да пару совсем уж сопливых подростков. Живые еще тела, избавленные от остатков ненужной им теперь одежды, бросили прямо на мерзлую землю — вряд ли кто-то придет высказывать претензии по обращению с пленными. Да и сами пленники, накачанные снотворным, не выказывали неудовольствия. Тихие звуки вдохов и выдохов — вот и все, что доносились слева. Рорка пригодятся, сил у единственного Мастера для проведения ритуала призыва слишком мало. Теплые, еще живые тела врагов — отличный источник силы.

Справа — люди. Пара десятков мужчин и женщин, детей Итлана приказала исключить — Алифи не изверги. Спящие ничуть не менее спокойным сном, нежели Рорка, слуги также готовились умирать во славу своих кумиров. Этих никто не связывал и не срывал с них одежду, они сами пришли и выпили снотворное по приказу. Никто из них не готовился к смерти, да это и не важно. Люди пригодятся в случае, если не хватит энергии в телах Рорка. В конце концов, не Высшим же идти на смерть ради великих целей?

Впереди на импровизированном помосте — носилках, поставленных на большой плоский камень, — тело Энгелара. Отец еще дышал, впрочем, дышать и жить не одно и то же, с некоторых пор Итлана понимала это лучше прочих. И без того поблекшая с возрастом кожа старика за последние месяцы окончательно выцвела, став больше похожей на серый саван. Веки Владыки чуть подрагивали, заставляя сомневаться в принятых решениях, а вдруг он возьмет и откроет глаза, устремив свой пристальный, такой привычной взор на единственную дочь. А потом спросит: "Что грустишь, надежда наша? Заждалась?" И почему-то казалось, что голос у него тогда будет тихий и непривычно мягкий.

Итлана мотнула головой, ловя на себе удивленные взгляды окружающих. Нет, не откроет отец глаз и ничего больше не спросит. Никогда больше. Тело Владыки еще жило, а дух собирался уходить за край. Ещё чуть-чуть и будет совсем поздно.

Она приблизилась к отцу, положила ладонь на его холодный лоб, постояла несколько мгновений и, прошептав прощальные слова, отошла подальше, дав возможность Бравину начать ритуал.

Всё было обсуждено, согласованы детали, заклинатель уже начал движение вокруг помоста, и только после этого автор идеи, предложивший нелепый, немыслимый вариант, тихо подошел и опустился на колени рядом с ней. Горбатый и уродливый пришелец из других миров. Только его извращенный ум мог додуматься до такого... В любое другое время она бы отвергла подобное предложение, отправив незадачливого фантазера кормить ворон, раскачиваясь с петлей на шее. Вот только когда нет шансов, то и это -шанс. Хрустальный Родник, конечно, не простил бы, но кто теперь его спрашивает? И кому он в состоянии ответить? А потом пусть возмущается, если захочет... Если будет кому возмущаться.

Итлана снова скосила взгляд на склонившего голову и опустившего плечи человека.

— Ты знаешь, что с тобой будет, если ничего не получится? — она задала вопрос резко, и неприкрытая угроза пробилась сквозь простые слова.

Тот не стал отвечать, только молча развел руками да ещё ниже склонил голову.

Скоро полночь, пора безумия. Нет времени на поиск лучших вариантов. Нет времени на раздумья. Нет времени, а значит Энгелару предстоит последний в его жизни эксперимент. И как бы не сложился его итог, завтра тело отца, овеянного славой и почестями, ляжет на костер, чтобы языки огня согрели его в пути к вечности...

...

Вы когда-нибудь видели, как прекрасное полотно, расцвеченное яркими красками, огнями и переливами, по мановению руки превращается в серую, пыльную, безразмерную тряпку? Так Бравин стягивал энергию вокруг себя, превращая полыхающие костры в угли, а после — в пепелища. Сначала Рорка, потом траву, деревья, кусты, даже камни. Нужно отдать должное заклинателю, людей он оставил на случай, если остальных ресурсов не хватит. Не хватило... Люди стали умирать также безмолвно, как несколькими мгновениями раньше умерли Рорка, отдавая Высшему последнее свое богатство — жизненную силу.

Бравин стягивал энергию одной рукой, закручивая ее в жгут. Прошло всего немного времени, а небольшая площадка на малоприметном холме возле берега Аюр превратилась в пустыню, лишь полыхал огненный шар вокруг заклинателя, из которого тонкой указкой тянулись энергетические нити к двум телам: Энгелара и избранного, того, кто сможет принять непосильную ношу — дух Владыки Алифи.

Кто сказал, что Алифи отличаются от людей? Отличаются, и что? Почему то, что получилось с безвестным человеком, призраком, тенью иного мира, захваченным и притороченным к местному телу, не может получиться с пусть Высшим, но все же здешним от рождения? Если вышло один раз, то почему не выйдет в следующий? А то, что условия иные, так всегда надо двигаться дальше. Вот и двинулись. Человек, вбирающий душу Владыки, нелепо дергался, прикованный к камню у подножия тела Энгелара...

Любая душа обнажается и становится песней смерти, нужно только не упустить момент. В случае, когда на кону слишком многое, нельзя рисковать, а потому никто и не стал ждать, пока умирающий Хрустальный Родник расстанется с жизнью — один тонкий луч энергии и жизнь сама побежала из ставшего вдруг слишком тесным тела. Убийство? Спасение?

Собранной Бравином Тахо хватило бы на превращение в воспоминания приличного отряда врагов голов так на полсотни, но этого едва хватило на то, чтобы создать кокон вокруг рвущейся за горизонт души Энгелара, привязать его к подготовленному телу и не дать уйти, раствориться, исчезнуть в небытие. Бравин шатался, оскалившись и хрипя с натуги, но держал сложную энергетическую конструкцию над телом выбранного человека...

Что, не принято помещать души Алифи в тела людей? Некомильфо так? Не по феншую? Чушь. Нужно только тело получше, понадежнее. Сильное. Крепкое. Способное удержать дух Владыки. Тем более, что и сила духа Энгелара сейчас не в пример слабее, подточенная обстоятельствами и лишениями.

Где найти такого человека? Если бы выбор стоял за мной, то подошел бы любой пропойца и лоботряс из тех, кому не жалко. Но не мне предстояло выбирать, я и так взял на себя слишком многое. Итлана и Бравин потратили день на поиски наилучшей кандидатуры, щупая мышцы, заглядывая в глаза, разговаривая и прислушиваясь к интуиции. Каждый самостоятельно, для того, чтобы потом предложить наилучшую кандидатуру и сравнить... Нечего было сравнивать. Один и тот же человек был выбран обоими и вот теперь, лишенный прошлого и настоящего эрзац тела впитывал будущее.

Прости, Глыба. Кем бы ты ни стал, прежним ты уже не будешь. Того офицера, что тащил меня наверх на поле боя под переправами Аюр, больше нет и не будет. И того, что привел меня раненого к лекарю, заставив остальных подвинуться, — тоже. И того, кто вместе со мной держал Валенхарр, своей доблестью и выдержкой доказывая, что люди — не мусор. И того...

Я не знал. Я не хотел. Предложив идею, я не заметил, что не могу управлять ее воплощением. Теперь другие управляют, другие решают и выбирают. Тебя выбрали, радуйся, командир. Ты, наконец-то, в Свете. Теперь уж точно. Вот только не расстраивайся, капитан, я скоро, я почти за тобой. Не такой уж я глупец, чтобы не понимать, что такие эксперименты не любят свидетелей. Карающие, разошедшиеся по округе, — разве ж это свидетели? Или Бравин? Или Итлана, наследница трона? Остаюсь только я. Так что, скоро... Там, в Свете и увидимся, Глыба...

Я заставил себя не отворачиваться.

— До встречи, капитан.

Я произнес эти слова громко, вызвав раздражение стоявшей рядом девы битвы. Пусть. Сегодня в моем шкафу на одного призрака стало больше. И в отличие от остальных, мне нечего сказать в свое оправдание.

...

Мы с Малым маялись от безделья, ждали новостей, но так и не решились отойти от шатра. Впрочем, я-то точно не решился — нафиг мне надо неприятностей на мою и так здорово побитую голову, а вот насчет Карающего могли быть некоторые сомнения. Что бывает на уме этого здоровяка— никто точно знает.

— Так что там вчера, говоришь, произошло?

Этот вопрос он адресовал мне уже не в первый, и даже не во второй раз. Малому, проведшему вчерашний вечер в оцеплении, искренне хотелось узнать, что ж там такого его товарищ и друг Бравин намутил-то, что после всего серая пылища вокруг да трупы пачками? То, что Владыку придется хоронить, остальных Карающих предупредили еще до церемонии, впрочем, не посвятив в излишние детали. Малый знал больше, но ему и этого казалось мало.

— Да ничего, Высший. Проспал я всё, вот хочешь — верь, хочешь — нет.

— А ты еще подумай, повспоминай, — начал тянуть жилы Высший. — Никого ж нет рядом, а что это означает?

Я пожал плечами:

— И что?

— Означает только то, что никто, вот абсолютно никто твоих воспоминаний не услышит. Кроме меня, конечно. А я — могила. Так что ты вспоминай, вспоминай. Тем более, что мы с тобой заговорщики известные...

Что это было? Может, Карающий решил себя таким образом занять и тратил с таким скрипом ползущее время на мои нервы? Может, испытывал, старался понять, насколько умею зубы держать за зубами? А может, ему было просто интересно? Кто знает?

— Хорошо, Высший, повспоминаю, только бесполезно всё — закрыл я глаза со страху. Вот всё и пропустил...

Бравин подошел со спины и хмыкнул при моих последних словах. Может, конечно, Малый и не видел заклинателя, но в это слабо верилось. Так что будем считать, что первую проверку я прошел на ура. Бравин заговорил, не дав додумать.

— Всё, пошутили и хватит, я принес вам новости, — он обращался обезличенно, но практика показала, что сейчас мы с Малым и есть его команда.

— Может, я здесь пока постою? Присмотрю? — Карающий не горел особым желанием стоять на стороже, пока история складывается без него, но предложить был обязан.

— Не надо, Малый. Или ты думаешь, что к заклинателю кто-то тайком подойти сможет? Пойдем, поговорить надо.

Уже внутри шатра, устало откинувшись на походный матрац и приказав нам сделать то же самое, Мастер заклинаний продолжил:

— Ну что, теперь у нас с вами новый Владыка. В перспективе, конечно, но всё же. Ритуал провели, венец вручили, на голову одели, в реке искупали. Всё, как в правилах описано. И труп Владыки не помешал.

— Что Геррик?

— А что Геррик? Радуется. И боится.

— Есть с чего?

— Статус у него сейчас — не позавидуешь. Полужених, но пока без прав. Понимаешь, теперь, если что случится с Итланой, он всё равно никто, у последнего нищеброда прав на престол столько же. Так что он будет молиться за её здоровье. А вот если что с ним, то три года траура, сожаления над могилой и всё, закончится эпоха Геррика в истории Куарана. Вот он и боится, болезный. Думаю, сейчас его охрана комаров бьет еще на подлёте, и мы, а особенно Карающие, у них на особом контроле. Так-то.

Алифи разговаривали между собой, я только приютился в уголочке, но даже это было больше, чем кто-либо из людей мог рассчитывать.

— А мы что? — Малый задал риторический вопрос.

— Ждём. У нас есть, чем его удивить, но пока слишком рано. Карающие утверждают, что Мер То с союзниками ушел дальше на запад, но Клан Теней пока под стенами Куарана, а значит, мы будем тихими и покладистыми. Шелковыми.

Малый жестом прервал заклинателя.

— Подожди, я так помню, Геррик же теперь в постель к Итлане полезет? Типа супружеские права?

Бравин усмехнулся:

— Он благополучно предпочел не форсировать события.

— Боится достоинство потерять?

— Скорее, потом не вылечить. Нет, он понимает, что нельзя перегибать палку, тем более она в трауре. Пепел отца даёт ему хороший повод уклониться от опасного испытания, — он вновь ухмыльнулся.

— Что с Энгеларом?

Высшие переговаривались так, будто не судьбы мира сейчас на кону. Будто не вчера собственноручно убили своего Владыку с неясными результатами, поскольку никто не мог бы сказать — получилось или нет. Будто не только что на трон поставил ногу чужак и негодяй. Да, поставить ногу не то же самое, что сесть на него, но ведь говорят, что лиха беда начало. Или у них по-другому говорят?

В любом случае, решения приняты, поступки совершены, осталось ждать. И я прикрыл глаза, стараясь, чтобы многодневная усталость отпустила пожеванное тело. Сколько остаётся дней до новых неприятностей? Или часов?

...

Гонец, войдя в шатер Вождя, сразу опустился на колено и склонил голову. Идущий за Кланом, что с него возьмёшь. Ничего, пусть учится. Мер То жестом остановил нахмурившегося Инаро Туна.

— Говори.

Гонец кивнул и наконец-то поднял голову. Обветренное, посеченное временем лицо, растерянный взгляд. Вождь не любил видеть у своих Рорка таких взглядов, словно его обладатель не видит цели.

— Вождь, Гхоро разбиты. Северяне заманили их в ловушку и порубили. Много убитых.

Тишина накрыла шатер, никто не посмел спрашивать раньше Вождя, а Мер То не спешил задавать вопрос. Гонец вновь склонил голову, опасаясь встретить испытывающий взгляд Вождя.

— Много, это сколько? — Мер То наконец-то нарушил затянувшуюся паузу.

— Две тысячи. Раненых больше, потеряны обозы, погиб шаман племени. И..., — Идущий за Кланом запнулся.

— И что? Что с Таширо?

Вождь Гхоро, раздосадованный на судьбу, мечтал вернуть славу племени не меньше, чем набрать трофеев, потому и гнал отряды, не дожидаясь основных сил Рорка. Что ж, сам гнал, сам и загнал.

— Не знаю. Воины племени рассеяны, его сын, Мушита пытается собрать в кулак разрозненные остатки, но отца с ним нет.

— Послали же демоны союзников, — презрительно бросил Инаро Тун за правым плечом Вождя.

— Таширо заплатил за свои жадность и глупость — пусть остальным будет наука. У тебя всё?

Гонец молча кивнул.

— Выйди вон, — и, дождавшись, пока Идущий за Кланом покинет шатер, продолжил. — Собери тысячников. И союзников пригласи. Наши силы чересчур растянуты, это становится опасным. Алифи разобьют племена поодиночке, и мы останемся одни. Так что заканчивай там самодеятельность. В авангарде пойдут Обреченные на забвение и остатки Гхоро — Мушита захочет отомстить, так что дай ему эту возможность. Хува пусть, как всегда, собирают ничтожных, передай Табархану — чем больше, тем лучше. Пусть ведет всех, от младенцев до стариков. Кхуту пока береги, эти дуболомы мне понадобятся.

Инаро Тун кивнул:

— Выполню, Вождь. Я бы ещё послал вперед своих шаргов, так надежнее.

— Надежнее — не значит лучше. Шарги мне нужны, чтобы брать стены и рубить противников, а моих воинов не становится больше. Или тебе прислали подмогу? Нет? Тогда придержи своих Рорка, они еще повоюют, не беспокойся.

Тысячник покачал головой, но настаивать не стал. Знал, что если Вождь решил, бесполезно спорить. Не с Мер То. Не в походе.

— Вождь, у нас есть ещё одна проблема. Дороги на Запад идут в предгорьях. Там узкие тропы, много укрытий и пещер. Северяне атакуют и скрываются в отнорках. Большие группы Рорка пропускают, а малые вырезают подчистую. Нападают на стоянки, кусают и исчезают, словно призраки.

Мер То медленно поднялся на ноги.

— А ты думал, что? Они тебя цветами будут встречать? Баб тебе своих приведут и попользоваться предложат? Что ты хотел? Мы сюда не данью их пришли обложить, а убивать. Убивать! Они отвечают тем же — убивают. Это война, Инаро, — голос Вождя перешел в рык. — У этой земли сейчас один хозяин: демон Ту. Не они, не мы — только он. Хочешь сохранить войска? Отдай приказ, вперед двигаться большими группами — не меньше сотни воинов. Пусть ставят дозоры, рассылают разведчиков, мне тебя надо учить? Запомни, здесь везде война. Это Север, Инаро. Земля смерти.

Покрасневший тысячник медленно попятился из шатра.

— Я все понял, Вождь. Прости.

Мер То медленно проводил взглядом вышедшего помощника. Мысленно перебрал всех, кто был на этом месте до него — Тун Хара, сына, Шео Ма. Когда уйдет к демону Ту сам Инари Тун, кто следующим встанет за правым плечом Вождя? Мало осталось подходящих. Сильных — много. Смелых много. Даже верных и преданных — много. Достойных — нет...

...

Я шел по ночному лагерю, обходил чужие костры и палатки, стараясь не обращать внимания на редкие комментарии в свой адрес. Боятся, вот и злобствуют. Хотя и неприятно. Я поневоле стал забирать в сторону от небольших пятен света, вокруг которых собирались те, кто по каким-то причинам ещё не укладывался спать. Здесь было темно. И спокойно. Оставалось совсем немного до нашей с Высшими стоянки, когда мне преградил путь Алифи.

— Кто тут шляется? А? — он наконец-то увидел, кого встретил. — Прорицатель? Следишь?

Мне почему-то не понравился его голос. Смутно знакомый и очень опасный.

— Никак нет, Высший. Я к своим иду, случайно здесь.., — я попятился.

— Боишься? Если бы я хотел тебя убить, я бы сделал это тихо. И давно, — он сделал паузу, словно что-то обдумывая. — Раз ты здесь, отвечай. Знаешь, что это за кинжал? Ты видел его раньше?

Он снял с пояса короткий клинок с витой рукоятью и протянул его мне — спокойно, аккуратно, с легкой улыбкой на хищном лице. И что оставалось делать? Причём тут был его кинжал, я не понял, как и то, зачем он мне его вручил, но пожал плечами и взял клинок в руку.

Удар в грудь был чудовищным, он бросил меня на мерзлую землю и заставил прокатиться по ней несколько шагов. Так и не успев восстановить дыхание, я судорожно стал бороться за жизнь. Левая рука тщетно пыталась удержать правый кулак Алифи, а правая, всё ещё сжимавшая кинжал, пыталась дотянуться до тела врага. Чтобы нанести удар, чтобы закончить бой. Картинка в глазах плыла, мешая сосредоточиться. Я не пытался понять, за что. Какая разница? Имели значение только блеск в глазах нападавшего, широкая ухмылка, предвкушавшая победу, и острое лезвие, которое я был не в состоянии протолкнуть вперёд.

Он навалился на меня всем телом, сковывая движения, подавляя волю. Глядя прямо в глаза и неумолимо приближая руку к моей шее. С каждым мигом, с каждым толчком крови в набухших от напряжения венах, он становился ближе к моей смерти.

Захотелось сбежать — вырваться, выкрутиться хоть как-нибудь и просто сбежать. Захотелось жить, но силы слабели, бесполезный уже кинжал выпал из правой ладони и осталось только одно — дождаться развязки. Она уже была понятна ему. И мне. Я ничего не мог сделать и остервенело боролся только из упрямства. А ещё из страха.

Пот градом струился по лбу, заливая глаза и мешая видеть торжествующее лицо рыцаря. Его ухмылку. Его вертикальные кошачьи зрачки. Пряди его почти белых волос, упавших на мое лицо и забивавшихся в ноздри. Странное, нелепое, дикое ощущение — боль, страх, чувство подступающей смерти в антураже щекотки и желания чихнуть.

Все закончилось как-то чересчур буднично и быстро. Воин-Алифи, только что добравшийся до моей шеи, вместо того, чтобы радостно свернуть ее к чертям, вдруг отнюдь не торжественно хрюкнул, дернулся и обмяк. Потом кто-то скатил уже неподвижное тело на землю и помог мне подняться. Это было не так просто — меня колотило и я не мог устоять на ногах.

— Нормально, Заморыш. Хорошо боролся, — Малый тряхнул меня за отвороты куртки. — Гляди, может, и сам бы справился?

Он хохотнул, и продолжил.

— Ты тут посиди немного, а мне прибраться надо.

Он перехватил тяжелое тело убитого Алифи и исчез с ним в темноте. А я остался сидеть, глядя на собственные дрожащие руки и думая об одном. Не о том, кто этот лаорец и почему он захотел моей смерти. И не о том, почему он протянул мне тот клинок, а я согласился взять его в руки. И даже не о причинах, помешавших мне воспользоваться своими какими-никакими талантами. Нет. Я думал о том, как получилось, что я сдался так просто? Малый мог шутить сколько угодно, но я знал, что сегодня смерть постучалась в мои двери и готова была зайти внутрь, чтобы забрать душу. Я сам открыл ей ворота. И дело не в силе врага, дело в панике, затуманившей разум.

Глава 19

День сто пятьдесят третий. Неделя мыслей о прошлом.

Пирр победил и остался в истории. Кто помнил бы о нем в случае поражения?

Мор. Избранные цитаты. Глава "Отражения"

Теплый весенний ветер дул в лицо, принося с собой терпкий запах молодой травы. Солнце заглядывало в глаза, норовя проскользнуть под узкое забрало шлема, предлагая сбросить неудобное, жаркое и тяжелое железо. Солнцу было всё равно, кто выезжает на равнину и чего ждут ощетинившиеся копьями отряды. Пот тонкими струйками стекал по лицу — пока ещё оставалось время, чтобы обращать внимание на такие мелочи. Капли пота щекотали ноздри, отвлекая от напряженного ожидания.

Бравин окинул взглядом равнину. В центре построений — воины Куарана, те немногие, что прорвались из осажденной Берлоги и пришли вместе с Итланой от развалин Маинваллира. Сотни угрюмых, повидавших многое и оттого равнодушно-спокойных воинов Алифи и несколько тысяч людей. Самое опасное направление удара Итлана закрыла теми, кому могла доверять больше прочих. Испытанными в боях ветеранами, которые не побегут под натиском врага. Три ряда, словно выстроенных по идеально ровной линии поперек неширокого поля боя. И командир Берлоги, взявший на себя управление центром. Пожилой, похожий скорее на какого-нибудь библитекаря, а не на Мастера битвы, с вечно задумчивым видом и флегматичным взглядом подслеповатых глаз. Вот только этот флегматик более полугода сдерживал орды Рорка, так и не сдав крепость, а после вывел гарнизон на север. Все, кто недооценивал этого Алифи, уже кормили ворон, а барр Флорэль всё так же задумчиво смотрел на противника и спокойно чистил фамильный меч.

Слева и справа встали плотными рядами щитоносцы Лаорисса, лощеные, в иссине-черных доспехах и лазурных плащах. Люди, похожие на Алифи и Алифи, больше похожие на богов. Белые плюмажи Высших спадали на укрытые резными металлическими пластинами плечи, лучи Солнца играли на сверкающих, словно зеркало гранях доспехов. Поверившие в себя и оттого дерзкие, лаорцы вышли как на парад. Эенель, возглавивший левый фланг и его помощник, взявший на себя правый, стояли чуть поодаль, согласовывая последние детали. Кавалерия лаорцев осталась в резерве, укрывшись за невысоким холмом. Рыхлая земля в долине еще не высохла и единороги, набравшие скорость по равнине, вряд ли могли решить исход схватки. Кавалерия пригодится только в крайнем случае, если враг сломает построения пехоты. В этот день ее задача не выковать победу, а не дать случиться поражению.

Бравин скосил взгляд на деву битвы. Черный доспех, отливающий золотом плащ, непослушные волосы, падающие на наплечники, — шлем держал в руках один из оруженосцев. Глаза прищурены, кривая улыбка прорезала красивое лицо. Итлана заждалась битвы, как голодный — краюхи хлеба. Дева битвы напряженно смотрела на поле, на свои отряды, на барражирующих впереди всадников Рорка, не обращая внимания на окружающих.

Геррик, новоиспечённый жених и претендент на трон, стоял чуть в стороне. Нахохлившись. Ожидая непредвиденные угрозы и подвохи. Ищи, ищи. Бравин сжал губы — ничего, придёт время. Двое заклинателей заняли места рядом с советником Лаоры, маловероятно, чтобы в их задачу входила сама битва, скорее обеспечение безопасности Геррика. Ничего, и это предусмотрено. Пусть мнят себя всесильными и схватившими богов за бороды, а демонов за гнилые седалища.

Мор присел на пригорке слева, бубнит что-то, закатывает глаза к небу. Молодец, хорошо отыгрывает образ, вот только пока никому нет до него никакого дела, а потом... Потом некому будет обращать внимание на горбатого сумасшедшего, прижавшегося к ногам Карающего. Поздно будет... А Малый и Ллакур прикроют при случае. Остальные Карающие затерялись в построениях лаорцев. Их задача -наблюдать, если надо — сплотить, а при случае — подстраховать. А если все сложится как надо... Впрочем, не стоит забегать так далеко вперед, битва еще не началась и может произойти всё, что угодно.

Когда Рорка стали высыпать на поле боя, словно горох из драного мешка, Бравин почти не обратил на них внимания. Ну, Рорка. Ну, много. Дальше-то что? Они — противник опасный, но понятный. Клан Теней не стал ломиться через переправы? Малыми группами перешел реку севернее по течению и, собравшись в кулак, готовился к бою? Умно, грамотно, умело. А кто сказал, что будет легко? Впрочем, Тени не Закат, к тому же остались на севере их союзники, разбежались в поисках славы и трофеев. Только Клан Теней готовился к бою — низкорослые всадники, укутанные в серые, скрывающие движения плащи, на серых, таких же низкорослых лошадях. Словно пыль окутала равнину. Какие же это Тени?

Бравин поймал себя на том, что впервые за долгое время он не волнуется. Подготовка к решающему бою выжгла эмоции и страх, оставив только нетерпение. Скорее бы...

...

Весенний ветер мягко щекотал бороду, пробирался сквозь неплотную одежду к телу и отзывался приятной негой. Было неожиданно спокойно, волнение прошло и очередная капля пота, лениво сползающая по спине, вызывала больше внимания, чем бессмысленные внешне перестроения готовившихся к бою Рорка. Пусть их. Рано или поздно им надоест тянуть нам жилы, они пойдут в атаку, а дальше как бог на душу положит.

В этот день думать о плане сражений, построениях и резервах предстояло не мне, поэтому было даже как-то странно и непривычно. Моя жизнь в кои-то веки превратилась в маленький камешек в чужой руке, и кому-то другому предстояло решать, что с ним делать. Я сознательно гнал от себя мысли о справедливости такого положения, в конце концов, в любой армии есть те, кто пробивает чужими телами дорогу к собственной победе, и те, кто своим телом мостит путь к победе другому. Сегодня внимательно изучала поле боя, обдумывала контрудары и распоряжалась чужими жизнями Итлана, дева битвы и дочь ушедшего за горизонт Владыки. Самое смешное: какой она стратег или тактик — вообще не имело значения. Нравится-не нравится — командует красавица... В памяти всплыли ее когти, оставившие кровавые следы на моем горле. Да уж, исключительно приятная в общении дама, повезло заклинателю.

Я скосил взгляд на Бравина, Смотреть на Мастера заклинаний снизу вверх было неудобно — людей из прислуги прогнали в арьергард, оставив на центральном холме только избранных — помощников и доверенных. Кем точно эти несколько десятков сидящих на коленях товарищей являлись я не знал, но среди них нашлось место и моей скромной персоне. И то спасибо, не пыль и грязь на поле брани месить. Сожалений по этому поводу я ожидаемо не испытывал. Хватит с меня уже страстей, наелся.

Порыв ветра поднял отворот куртки, вернув к реальности. Спокойствие спокойствием, но здесь всё ж не комната для релакса, а поле боя. На левом фланге уже гибли первые люди и Рорка. Там перестрелка лучников была в самом разгаре: облака смертельных жал то и дело закрывали небо, чтобы через несколько мгновений рухнуть градом вниз. Бессмысленное по своей сути дело — так выиграть битву никто не рассчитывал. Как максимум — обескровить противника и смешать порядки, как минимум — потратить несколько сот жизней своих солдат, обменяв их на жизни врагов по неясному курсу. Малоосмысленное и слабопредсказуемое занятие, поди узнай — кому сегодня больше улыбнется богиня удачи? Старый валютчик Рок лихорадочно сопоставлял ТТХ лучников, направления ветра, сравнивал подвижность Рорка и монолит человеческих щитов, чтобы выдать на-гора результат. Пока, судя по наблюдаемой картинке, для шаргов выходило не ахти — два к одному. Это — если навскидку. Вот только даже такой размен, вполне возможно, истощал наши силы.

Судя по недовольно покачивающей головой Итлане, эта мысль приходила в голову не только мне одному, вот только качать головой проще, чем реально изменить что-то, вынудив врага к более решительным действиям.

Я присмотрелся внимательнее к тому, что творилось на левом фланге, где Рорка были, пожалуй, наиболее настойчивы и упорны. Парадные построения лаорцев, возглавляемые Эенелем, мастером битвы и, по совместительству, помощником Геррика, дрожали, то и дело отступая на несколько шагов назад, пятясь перед лицом падающей с неба смерти, но удерживая стройность порядков. По крайней мере, до поры до времени. Сам Эенель на своем огромной жеребце лихо объезжал ряды лаорской пехоты, чем-то подбадривая никнущих все больше людей. Нужно отдать должное, стрел этот Алифи не боялся. Может, природное бесстрашие, а может, просто хорошие доспехи тому причиной. Кто знает? Вот только такое бесстрашие всегда может выйти боком, по крайней мере, один из адъютантов, следовавших за Эенелем, как тень, уже лежал на земле.

Если слева смерть искала и находила свои жертвы, то на правом фланге царили безмятежность и суета. Безмятежность — потому что ни один Рорка так и не решился выехать на расстояние выстрела. Похоже, у Вождя клана Теней были иные планы и этот фланг битвы интересовал его сейчас в последнюю очередь. А суета, потому что лаорцы активно пытались разобраться, что происходит с другой стороны поля боя. Понять. Увидеть. Рассмотреть детали. Попереживать. Позлорадствовать. Кто знает? Но люди на правом фланге вертели головами, кто повыше, или расспрашивали высоких, если природа ростом не наделила.

И только центр, сколоченный из повидавших многое ветеранов из Берлоги и Маинваллира, стоял как вкопанный. Куаранцы не крутили головами, не опускали щиты, не теряли внимания, слишком хорошо зная, к чему это может привести.

Перипетии завязывающегося внизу сражения были видны хорошо, непосредственной угрозы моей скромной персоне не наблюдалось, и я позволил себе чуть расслабиться. Я знал, чего от меня ожидали. Знал, зачем Бравин настоял на том, что мое место здесь, у его ноги. Знал и был готов. Если что... А если нет, то так и досижу, досмотрю спектакль до конца, потом скажу "спасибо" за представление и пойду назад на свой тюфяк у входа в чужую палатку. И даже не расстроюсь...

...

— Госпожа, Рорка нас обходят, — гонец, буквально ворвавшийся на командный холм, рухнул перед девой битвы на колени.

— Встань, — голос девы битвы был спокоен. — Говори.

— Тени пытаются просочиться к нам в тыл. Барр Ткулон просит прислать подмогу.

Бравин покачал головой и подошел к Итлане ближе, чтобы ничего не пропустить. У каждого из них своя задача и своя битва, и заранее не узнаешь, какие сведения могут оказаться нелишними при принятии судьбоносных решений. Барр Ткулон, оплывший от чрезмерной любви к обильным застольям капитан из лаорского воинства, не вызывал у него никаких эмоций, кроме, пожалуй, брезгливости. Итлана отправила лаорца на самый спокойный участок — в тыл, только для того, чтобы он не путался под ногами. Но он и там смог привлечь к себе внимание.

— Подмогу, значит? Сколько там Рорка? Сотни? Тысячи? Легковооруженные или доспешные? Мне нужны подробности, — Итлана не повышала голос, но человек вжал голову в плечи.

— Простите, госпожа, я могу передать только то, что мне поручили. Я не знаю подробностей. Барр Ткулон просил подмоги, это всё.

Итлана фыркнула и бросила одному из своих оруженосцев:

— Скачи с ним обратно, ты и будешь нашей подмогой — если я буду каждому раздавать подкрепления, то что останется на битву? Осмотрись и передай мне детали. А Ткулону скажи, что я его туда и направила затем, чтобы не дать шаргам прорваться мне за спину. Пусть выполняет долг, а не трясет от страха своими дряблыми ягодицами.

— Так и передать? — оруженосец с интересом взглянул на командующую.

— Суть доведи.

— Понял, — оруженосец кивнул и, отдав жестом гонцу приказ следовать за ним, начал спускаться с холма к стреноженным внизу лошадям.

— Бестолочи, — дева битвы повернулась к Бравину. — Как с такими воевать? И это Алифи, что тогда требовать от людей. Помощи он просит. Обойдется...

...

Следующий гонец прибыл к штабу на менее взмыленном жеребце, спокойно поднялся на холм, опустился на колено, встретив одобрительный взгляд Итланы.

— Госпожа, ваш посланец передал сообщение.

Итлана быстро просмотрела протянутый лист с докладом. Кивнула и, бросив еще один короткий взгляд на гонца, заметила:

— Хорошо. Передай, пусть держатся. Если прорвутся большие группы, немедленно ставьте меня в известность. Как тебя зовут?

— Энто, миледи.

— Хорошо, Энто. Именно ты будешь доставлять сообщения. Скажешь моему оруженосцу, что поступаешь в его распоряжение. С этих пор будешь слушать только его приказы. Ну, и мои, конечно, — она усмехнулась, жестом отпустив гонца, и повернулась к Бравину. Только во взгляде уже не было улыбки.

— Пытаются зайти за спину малыми группами, нарываются на расставленные засады, гибнут, как мухи, но за ними идут следующие. Ткулан распылил силы, теперь расплачивается — первую полосу заслона уже сдал.

— У Косорукого много мяса, может жертвовать не глядя.

— Утешил ты меня, Брави, как всегда. Ладно, пока не так страшно, если что — мой помощник подстрахует лаорца. Сейчас основная угроза не за спиной, а впереди...

...

Люди бежали цепью, оступались, падали, но вновь поднимались и снова бежали вперед на ощетинившуюся копьями стену черных щитов лаорской пехоты. Люди бежали с завязанными за спиной руками, почти не оглядываясь — бой барабанов за спиной подстегивал и не позволял остановиться. Итлана со странным интересом вслушивалась в незнакомый ритм. Если мрачный, навязчивый рокот барабанов клана Заката угнетал и подавлял волю, то частый ритм клана Теней подстегивал, словно кровь закипала волной, пульс сходил с ума и сердце с бешеной частотой ломилось из груди. Прочь.

— Закат подавляет чужую волю, а Тени укрепляют свою, — философски заметил незаметно подошедший Бравин.

— Читаешь мысли? — бросила дева битвы.

Бравин пожал плечами и сменил тему:

— Эенель же не будет нарушать порядки только для того, чтобы пропустить этих бедняг?

Итлана даже не стала отвечать, точнее, не успела ответить — широкая полоса всадников шаргов начала стремительно догонять беглецов, так что к моменту, когда голосящие и молящие о помощи люди добрались до шеренг Эенеля, между Рорка и их жертвами оставалось всего пару десятков шагов. Резкий приказ Алифи не оставил лаорцам выбора: короткие выпады копий и слитный взмах мечей щитоносцев передней линии остановил несчастных, так и не добравшихся до свободы. Но люди падали на выставленные щиты, цеплялись окровавленными руками за древки копий, падали в ноги, ползли, бились в агонии, внося хаос и мешая встретить новую угрозу. Люди, как всегда, цеплялись за жизнь до последнего, и ни срывающийся голос Эенеля, ни ярость капитанов Алифи не могли заставить беглецов умирать тихо и молча.

Бреши в монолите щитов оказались не столь велики, но для ворвавшихся на расстояние убойного выстрела шаргов и этого оказалось достаточно — одна за одной стрелы стали уносить жизни лаорцев.

— Пошли им помощь, — подскочивший к куаранцам Геррик был непреклонен. — Сейчас же.

Непонятно, что хотел услышать в ответ советник, но Итлана только скривила губы и ответила коротко.

— Не мешай, — и через короткую паузу добавила. — Женишок.

И столько презрения было в этом последнем слове, что кипевший гневом взгляд Геррика словно разбился о стену. А чего он хотел? Чужое презрение часто бывает сильнее собственного гнева. Вот и в этот раз лаорец крякнул, но все же вернулся назад, к собственным заклинателям.

— Вот и славно, — Итлана хищно усмехнулась. — Ничего, мы ещё посмотрим, кто кого.

Вряд ли кто-нибудь из сторонних наблюдателей сказал бы сейчас однозначно, кого сейчас дева битвы имела ввиду. Рорка? Или Геррика? Правда, Бравин одобрительно кивнул головой, но он вообще чересчур возомнил о себе...

— Не расслабляйся, это даже не начало.

Лаорцы смогли восстановить порядки достаточно быстро, трупы солдат оттянули внутрь, за спины щитоносцев, трупы беглецов и тех шаргов, что оказались чересчур близко к лаорцам, так и остались валяться на пригревающем чуть больше обычного весеннем солнце.

— Эенель не так плох, — заметил заклинатель. Пока у него было время и возможность спокойно обсуждать перипетии сражения.

— Не плох? Он сын дебила, старик Флорэль расстрелял бегущих людей ещё на расстоянии, а Рорка даже не подошли на выстрел. Так надо воевать, а не распускать сантименты. Знаешь, что будешь убивать? Убивай, а не сомневайся... Столько солдат потерял впустую.

И только правый фланг продолжал изнывать от безделья...

...

Следующую цепь беглецов Эенель приказал встретить на расстоянии: проскользнувшие между широкими щитами первой шеренги пехоты арбалетчики сделали один залп, отправивший за горизонт большинство бегущих людей, оставшихся в живых добили копьеносцы второй линии. К моменту, когда волна всадников Рорка докатилась до лаорских шеренг, всё уже было кончено, щитоносцы уверенно сомкнули порядки, закрывая бреши. Каков смысл повторять уже опробованный маневр? Эенель искренне недоумевал такой беспечности Рорка. Если в первый раз Теням удалось застать его врасплох, то во второй-то раз он был бы готов в любом случае? Арбалетчики уже перезаряжали оружие, для этого и нужно-то всего несколько десятков мгновений. А потом чересчур приблизившиеся уроды на своей сизой шкуре прочувствуют всю прелесть стального шквала арбалетных болтов.

Вот только обескураженные неудачей Рорка и не пытались остановиться, чтобы попробовать найти для стрел немногочисленные цели, поворачивать всадникам было уже поздно, им оставалось только разбиться о частокол копий и монолит щитов...

Грохот ломающихся щитов, вопли растоптанных людей, ржание умирающих лошадей и слитный рев сотен луженых глоток воинов Теней слились для Эенеля в один звук. Страшный. Невозможный...

Рорка, ценившие лошадей дороже жизни, спокойно бросили животных прямо на смертельные жала копий, ломая казавшийся непроходимым частокол...

Рорка из клана Теней, славящегося своей легкой конницей, стремительной и молниеносной, избегающей лобовых ударов, пошли в прямой стык. В рубку, где шансов у конных лучников не ноль — меньше...

Под серыми плащами шаргов оказались не кожаные куртки и даже не сетчатые кольчуги — стальные доспехи. Слетевшие на спины капюшоны открыли не разъяренные лица — серые забрала, и тяжелые кривые клинки рухнули на головы ошеломленных северян...

А позади первой волны Рорка Эенель увидел следующую. И следующую... И...

Когда встречным ударом тяжелых единорогов прорвавшиеся уже за спины пехоты Тени были втоптаны в грязь под ногами, а обреченные крики людей сменились чавканьем раскалываемых, как гнилые тыквы, голов Рорка, Эенель вздохнул с облегчением. Помощь пришла, хоть эта куаранская сука чуть не проспала смертельный удар. Ничего, пройдет чуть времени и Геррик взнуздает эту кобылицу, и тогда она заплатит за всё, а пока...

Эенель поднялся в стременах, залихватски гикнул и проорал что есть мочи:

— За Лаорисс! За Свет!! Бей уродов!!!

И бросился в самую гущу схватки...

...

Итлана оставалась внешне спокойна, только обострившиеся черты лица да наклон бровей могли выдать стороннему наблюдателю, что не всё идёт так, как планировалось.

— Рано? — Бравин спросил, сознательно приглушив голос. Не то, чтобы секрет, но и сеять панику раньше времени не стоило.

Итлана кивнула и так же тихо ответила:

— Слишком. У меня и без того скудные резервы, а приходится разбрасываться ими из-за.., — она не закончила фразу, но мысль была понятной. Впрочем, рефлексировать было некогда. Рано так рано, всё равно другого выбора не оставалось. Если бы она не отправила на помощь Эенелю резервные пять сотен, у неё попросту не осталось бы левого фланга. Вот только и пяти сотен могло не хватить.

Очередная волна Рорка не втянулась в рубку, а накрыла и атакующих, и защищающихся тучей стрел.

...

Один выстрел, второй, третий — не целясь, отправляя за горизонт и чужих, и своих, но свои всегда готовы отправиться к демонам с улыбкой, а чужие идут к своему проклятому Свету с ужасом в распахнутых глазах. А следом — новая группа лучников, подавившая напрочь слабые попытки ничтожных огрызаться, накрывает небо тысячей стрел. И каждая из стрел — с каплей яда. И каждая капля яда — чья-то смерть. И нет впереди неприступной пехоты, закованной в броню, способной отразить ливень отравленных жал — разорвана единая прежде стена щитов, и некому остановить очередную волну атаки.

Косорукий довольно потирал высохшее предплечье, готовя к бою Круг. То, что это не конец, было понятно всякому...

...

Левый фланг все больше прогибался, грозя лопнуть натянутой струной, и нескольких сотен рыцарей, выделенных Итланой из и без того малых резервов, оказалось недостаточно. Чудовищно мало. В открытом поле закованные в броню единороги были слишком медлительными и неповоротливыми на фоне легкой конницы Рорка. Под стрелами гибли и единороги, и люди, и Алифи, и чудом выжившие доспешные Рорка из первой волны. Одна стрела — одна смерть. Чудовищная эффективность ударов заставляла не только людей, но и Алифи все чаще смотреть назад. С надеждой на помощь? С мыслью о бегстве?

Лаорский заклинатель, приставленный Итланой к Эенелю, не стал дожидаться приказа сгинувшего куда-то командира, а сам принял решение — волна силы, собранная с тысяч уходящих за край душ, поднялась и рухнула на мчавшихся навстречу Рорка. Плоть смешалась с землей, кровь с песком, а вопль ярости с радостным криком.

— Готов? — Итлана дождалась ответного кивка Бравина, сделавшего несколько шагов в сторону, и отправила следующие пять сотен резерва не на левый фланг, а в помощь прискакавшему гонцу от Ткулона — там Тени прорвали заслон и готовы были ударить в спину...

...

Заклинатели северян ударили первыми, раскрывшись, но волной силы остановив кажущийся неотразимым удар? Косорукий лишь ухмыльнулся, Кругу не нужно советов непосвященных. Круг и сам разберётся, как отправить демону Ту такой славный подарок. А он, усталый Вождь неудачливого клана, напоследок посмотрит, как жеребец чужой удачи обернется призрачной тенью.

Один за другим в гущу врагов рванулись огненные стрелы: шаманы, вычислив заклинателя, били в единственную точку. Раз за разом, сначала встречая жесткое сопротивление, но с каждым ударом продавливая оборону Алифи. Удар. Удар. Уже побежали воины северян, открыв взгляду опустившегося на одно колено, склонившего голову и хрипящего заклинателя. Жаль, что звуки не доносятся так далеко, но Косорукий не сомневался — заклинатель будет хрипеть, пытаясь сдержать то, что сдержать невозможно.

Вот очередной удар поднял волну земли в двух шагах от Алифи. В одном шаге. В...

...

Бравин не спрашивал приказа, он лучше других видел, как неудачно складывающаяся битва готова была обернуться полным разгромом. Видел и не мог допустить. Не сейчас. Рано. Если Рорка победят так легко, ничто не помешает им вернуться под стены Куарана и закончить свое дело.

Незнакомый лаорец вел свою одинокую схватку далеко от центрального холма, а Круг шаманов, судя по следам Тахо, был еще дальше, а значит, сил придется тратить много. Это только кажется, что лишняя пара сотен шагов — мелочь, но эффективность ударов падает с расстоянием, увы.

Бравин спокойно, словно на тренировке, отметил след в Тахо, оценил расстояние и вектор, а потом ударил "копьем страсти". Ударил, добавил "молотом небес" и ушел в защиту. Изучать, сколько осталось в той каше, в которую превратились десятки Рорка, способных на достойный ответ шаманов не было времени — у такого большого клана и Кругов могло быть несколько.

Вовремя. Удар силы, направленный с центральных позиций Рорка, Мастер заклинаний не смог остановить и вынужден был сбросить вправо, в сторону укрывшихся у подножия холма людей. Свет простит...

Заклинатели Геррика застыли неподалеку, укрыв коконом силы советника, не ввязываясь в битву, но внимательно изучая почерк Бравина....

...

Стоять рядом с магами было опасно и, в кои-то веки, страшно. Итлана могла выйти безоружной против десятка убийц, войти в море огня или броситься в доспехах в кипящие волны — смерть одна и от нее всё равно не убежишь. Вот только глядя, как люди и Алифи лопаются, словно мыльные пузыри, а само небо падает на головы, плюща и превращая их в фарш, даже деве битвы было не по себе. Впрочем, война — не детский праздник, здесь и мыльные пузыри обдают не водой, а кровью. Недрогнувшим голосом дочь Энгелара отдала приказ и на левый фланг ушли последние резервы. Там Рорка вновь атаковали расстроенные порядки Эенеля. Засыпав стрелами так и не оправившегося лаорского заклинателя, они пошли в образовавшиеся проломы в защите. Вот только посланных пяти сотен пехоты уже не хватит, а значит...

Итлана отдала приказ, и второй оруженосец взял в руки рог. Один длинный и два коротких сигнала. И вновь один длинный, два коротких.

Уже не победить, но и проигрывать пока рано. Ещё практически не понесли потерь лаорцы на правом фланге, стояли, словно вкопанные, выдерживая беспрерывные атаки Теней, куаранцы в центре, ещё не сказали своего последнего слова заклинатели, ещё оставалось время.

Итлана с удивлением заметила, что горбатый урод покинул своего хозяина и переместился поближе к ней. Встретив разъяренный взгляд, он почему-то усмехнулся, прижал указательный палец к губам и отвернулся.

И что это должно было значить?

Впрочем, некогда было разгадывать загадки. Барр Флорэль, повинуясь приказу, начал растягивать собственные порядки, прикрывая левый фланг. Иначе Эенель не устоит. А резервов больше нет, рыцари и без того смогли сделать невозможное — остановить атаку бесчисленных цепей всадников Рорка.

Итлана поискала глазами Эенеля, но так и не смогла найти его высокую фигуру в вычурном доспехе. Убит, что ли?

Удар чуть не выбил землю у нее из-под ног, а когда расселась пыль и Итлана смогла отряхнуть грязь с лица, она увидела лишь подмигнувшего ей горбатого. Как там его зовут? Она не смогла вспомнить — некогда вспоминать...

...

Я рисковал, открываясь, но как иначе было остановить пусть несильный, но от этого не переставший быть опасным удар Тахо? Кто-то из шаманов решил воспользоваться моментом и не ломиться в лоб, пытаясь победить Бравина, а зачистить командный холм. Итлане не стоило стоять рядом с таким замесом. Не стоило, лучше бы уносила ноги, или, по крайней мере, взяла бы пример с Геррика, который под прикрытием своих заклинателей отошел на несколько десятков шагов вглубь, оставив Бравина одного. Вроде и не побежал, но там стоять было гораздо спокойнее. Правда, мой учитель тоже оказался не лыком шит, он раз за разом сбрасывал атаки Рорка на лаорских магов, заставляя их, хочешь-не хочешь, а работать в поте лица.

Я рисковал, но иначе Итлана могла бы и не пережить этот день. Не то, чтобы я там был прям офигенный мастер, но всё же сил и умений хватило отвести удар в землю. А дальше...

Воспользовавшись тем, что оба лаорских заклинателя держали щит, останавливая рвущиеся к ним копья Тахо, а Геррик пятился назад, оставаясь практически без защиты, я сделал единственное, ради чего находился на этом проклятущем, покрытом трупами и перекопанном силой холме.

И сердце советника лопнуло, словно воздушный шарик...

Глава 20

День сто пятьдесят третий. Неделя мыслей о прошлом.

Продам чехол для совести. Б/у. Торг уместен.

Мор. Избранные цитаты. Глава "Объявления"

— Рано! — Бравин закричал, пытаясь предотвратить неизбежное. — Стой!!

Поздно. Его человек нанес смертельный удар, воспользовавшись первым же подвернувшимся моментом. Не обращая внимания на катастрофу, что разворачивалась на поле, не утруждая себя мыслями о том, что будет после. Ударил, почувствовав, что защита Геррика слаба, а лаорские маги потеряли бдительность. Вот только потерять бдительность не значит перестать видеть.

Разъяренный мастер заклинаний сделал единственное, что ему теперь оставалось, — развернулся, одним ударом разорвав щит лаорцев, и отправил их обоих к Свету. Или-или. Или он воспользовался бы мгновением, когда обескураженные, еще толком не понявшие произошедшего заклинатели не ждали удара исподтишка, или пришедшие в себя лаорцы вступили бы в схватку за собственную жизнь. Кто победил бы в ней, с учетом того, что и Круги Косорукого тоже не стали бы просто так дожидаться развязки? Нет. Один удар в спину решал проблему лучше прочих.

Он вновь обернулся к полосе боя, с трудом успевая отразить очередное творение Роркских шаманов. Сил оставалось все меньше — ритуал Призыва не прошел бесследно, а врагов было еще слишком много. Ситуация на поле боя все явственнее отдавала катастрофой...

...

Итлана смотрела на развороченную ударами площадку, где совсем недавно находился её штаб, и проклинала Свет. И Тьму. И интриганов лаорцев. Но особенно — одного безумного заклинателя, которому она надумалась довериться. Как он мог?

Дочь Энгелара многого не понимала в магических поединках, в конце концов, ей не досталось даже тех крох силы, что оставались у ее отца, — пусть. Вот только неожиданный разворот Бравина, его удар, распахивающий плоть земли и рухнувших навзничь лаорских заклинателей было невозможно не связать воедино. Тьма бы и с ними, и со скрючившимся неподалеку телом жениха — как жили, так и умерли падалью, но как же не вовремя.

Косорукий сделал очередной ход — волна закованных в сталь всадников Рорка разорвала растянутую линию пехоты правее отрядов Флорэля, одним ударом отрезав весь правый фланг. Лаорцы, слишком долго стоявшие без дела, расслабившиеся и растерявшие боевой задор, оказались не готовы. Их командир не успел своевременно закрыть прорыв, а теперь, судорожно пытаясь сделать хоть что-нибудь, бестолково перестраивая порядки, готовился к круговой обороне.

Итлана покачала головой. В то, что правый фланг можно было спасти, она не верила. Чудеса, конечно, бывают, но здесь и чуда будет мало. Вот только если ничего не предпринять, то и центр, и остатки отрядов Эенеля на левом фланге ждёт та же участь. Короткий приказ посеревшему оруженосцу и над полем боя раздался единственно возможный в сложившихся условиях сигнал — отступление. Она верила Флорэлю, он не побежит сломя голову. Эенелю она не доверяла ни на замызганный медяк, но где он теперь, этот лощеный мастер боя? Измотанные лаорцы, потерявшие командиров, держались за ветеранов Берлоги и Маинваллира и начали отходить вместе с ними. А всадникам Рорка было не до их преследования: слишком большая дичь попала в капкан — почти три тысячи пехоты лаорцев, отряды лучников, последний заклинатель Геррика готовились умирать на правом фланге...

...

Мы снова шли на юг. В этом мире я либо куда-то шел, либо собирался идти, либо боялся, что придут за мной. Жизнь — дорога, лишь смерть — остановка.

Ноги подкашивались, то и дело норовя зацепиться за кочку или случайный камень на разбухшей под весенним солнцем дороге. Рядом плелись сотни таких же измочаленных сражением солдат. Поникшие плечи. Посеревшие от усталости и отчаяния лица. Так мы не могли уйти далеко. Надежда оставалась только на то, что небольшой отряд, оставленный Итланой в арьергарде с единственной целью — организовать запасную линию обороны, справился с поставленной задачей. Всё-таки дева битвы, не особо блеснувшая в битве, оказалась прозорлива. Теперь только хорошо укрепленный лагерь мог спасти наши шкуры. И то на время.

Бравин остался где-то в хвосте отступающего воинства, предполагая, что сможет если не остановить, то, по крайней мере, задержать передовые отряды шаргов. Может быть, главные силы клана Теней застряли далеко за спиной, упиваясь победой — почти половина войск Итланы полегла в этой кровавой мясорубке.

На душе было скверно. Чаши побед, попадавшие до этого в мои руки, были полны горечью потерь и воспоминаниями. Чаша поражения оказалась наполнена до краев обычным дерьмом. А горькое оно или сладкое... Упаси меня боже от того, чтобы его смаковать...

...

В лагере царил страх. Не траур, не усталость, не горечь потерь — только страх. Хлипкий, наспех возведенный частокол и не слишком глубокие и не столь широкие, как хотелось бы, рвы не могли казаться серьезной защитой, а там, в темноте ночи уже собирались группы преследователей. Их было еще не так много, чтобы помешать дожить до утра, но к рассвету Рорка будет намного больше. Косорукий дособирает добычу, догуляет победу и придет за следующей.

Бравин устало опустился на землю, прямо на сырую прошлогоднюю траву и оперся о тощий ствол неказистого, кривого деревца. Перекрученный ствол пах не весной, а гнилью, но усталость брала свое, а спина просила опоры. Рядом стали рассаживаться остальные — Ллакур, Малый, оставшиеся в живых Карающие, Мор...

Их с каждым днем становилось все меньше...

Вот и сейчас, не вернулся из боя незаметный, умеющий растворяться в толпе и выделяться в бою Пятый, остался рядом с лаорцами, сгинувшими на проклятом судьбой правом фланге.

Второй был ранен, но отказался лежать в походном лазарете, самостоятельно заштопав колотую рану в боку, пришел к своим. Теперь сидел, хлестал брагу из кожаной фляги, будто это не самогон, а вода. Ллакур хмуро косился на подчиненного, но волновало его больше не пьянство, а шансы Карающего встать завтра на ноги — бойцы, пусть даже раненые, были нужны, как воздух.

Третий сидел рядом с другом, периодически забирал у него флягу и прикладывался к горлышку губами, чуть-чуть, за компанию. Во время сражения он был вместе с лаорцами на левом фланге, шел с ними в атаку, сдерживал вместе с ними всадников Рорка. Именно он не дал Эенелю вернуться из боя, отправив мастера битвы туда, где для него самое лучшее место — за горизонт.

Только Ллакур так и не вступил в бой, все время проведя рядом с наследницей трона, страхуя от внезапного прорыва Рорка или измены.

Бравин не стал задавать лишних вопросов. В тесном пространстве лагеря, зажатого рвами и частоколом, легко нарваться на чересчур чуткие уши. Всё, что необходимо, он узнал ещё в дороге...

Воинство Лаориса оказалось обезглавлено, разбито и, если бы не Итлана с повидавшим многое Флорэлем, попросту разбежалось бы. Все старшие офицеры остались там, на поле боя. Геррик с помощником сгинули на центральном холме — это Мор, да и сам Бравин постарались. Оба приближенных заклинателя были перепаханы вместе с землей. С правого фланга не вернулся никто. На левом фланге порезвился Третий, а барр Ткулон... Малый не стал рассказывать детали, просто кивнул и сел на землю жевать свою любимую стружку. Кому-кому, а этому Карающему Бравин верил беспрекословно. Раз кивнул, значит беспокоиться не о чем, барр Ткулон не сможет заявить свои права на командование. Лаорцам некуда оставалось деваться, только примкнуть к поредевшим, но всё ещё верящим в свои силы отрядам Куарана...

...

Ночь только начала вступать в свои права, а Бравин уже покинул гостеприимное пространство возле небольшого костра и, захватив Малого и Мора-Заморыша, двинулся вперед. Мимо наспех, без всякого плана поставленных палаток, мимо танцующих кругов света костров к ничем не примечательному шатру лекаря Итланы. Должен же быть у такой знатной персоны собственный шатер? Должен. Именно туда и шел мастер заклинаний проверить собственное здоровье. Прихватил с собой охрану в виде Карающего и слугу-человека. Вытереть там чего, поднести-вынести, кто знает, где может пригодиться. А всё остальное? Домыслы, не иначе.

Внутри шатра было тесно. В принципе, какая должность, столько и места. Навстречу из полумрака с низким поклоном шагнул сам хозяин:

— Заждался я Вас, мастер. Еще б чуть-чуть и послал бы слугу, без Вашей помощи не получается ничего.

Извиняющая улыбка, ещё один полупоклон, и жест рукой, предлагающий гостям пройти к лежащему в дальнем от входа углу больному.

— Плох он. Очень плох.

Бравин кивнул Малому и, подтолкнув Мора внутрь, зашел сам. Карающий вышел наружу — в этот раз заклинателю могло не хватить сил на то, чтобы следить за окрестностями.

— Он вообще в сознание не приходил? — Бравин поднял бледную холодную руку больного, замеряя пульс. Слабое, неровное сердцебиение — плохой симптом.

— Не могу ответить точно, мастер. Мог и очнуться, пока меня не было. Раненых же много, не мог ведь я сидеть с ним всё время.

Бравин прервал извинения.

— Ясно. Что ещё можешь рассказать?

Лекарь кивнул и, снизив голос до предела, так что даже находившимся рядом с ним гостям слышно стало еле-еле, продолжил:

— Сначала была высокая температура, я её травяным сбором снял. Потом началась рвота. Тяжелая, в любой момент мог захлебнуться, так что пришлось к нему санитара поставить, — и, предвосхитив вопрос, добавил. — Надёжного, болтать не станет. Да там и не о чем болтать. Так вот, рвало весь вчерашний день, а сегодня, когда отступать начали, еще больше укачало, думал, не доживет до ночи.

— Справился?

— Обижаете, мастер. Сначала корень аира и валерьяны, сдобренный ромашкой, душицей с мятой. Потом, когда чуть полегчало, настой из пырея, льна и ятрышника.

— Паслен добавлял?

— Не рискнул, и без того полегчало. Вот только пульс стал слабеть, и задыхаться он стал. Боюсь, если ничего не сделать, то до утра он не доживёт. Так что, если Вы не поможете...

Бравин кивнул.

— Поможем. Молодец, а теперь погуляй пока. Пошли за госпожой, только не болтай лишнего. Ушей вокруг слишком много...

Дождавшись, когда поклонившийся лекарь вышел из шатра, Бравин бросил:

— Давай, Заморыш. Держи его за плечи, и упаси тебя Свет сделать хоть что-нибудь лишнее. Только если я скажу. Понял? — и, дождавшись ответного кивка, добавил. — Слишком мало у него сейчас резервов. Тахо уходит из тела, если ничего не сделать, не помогут все эти настои и растирания. Надо добавить ему сил, насытить энергией клетки. Боюсь только, что я сейчас не в той форме.

Человек пожал плечами.

— Он вообще мог не дожить до этой ночи. А может, и не дотянуть до утра, так лекарь сказал? Так что мы теряем?

— Ничего, — согласился Бравин. — Ничего. Только Итлану дождемся. Если он умрет, она должна видеть.

— Чтобы потом не обвинять?

— Дурак, — мастер заклинаний зло посмотрел на горбатого. — Чтобы проводить в последний путь.

...

— Миледи, плохо не то, что у нас мало энергии, плохо то, что мы её не умеем толком применять. С людьми всё проще, триста лет опыта дают о себе знать, а перенос личности Алифи — ритуал неопробованный. Если бы не крайние обстоятельства, я бы за такое вообще не взялся, но сейчас выбирать не приходится. Держи плечи..., — это Бравин уже ко мне обратился. — Да успокойся ты уже!

Меня трясло. Мышцы рук, обнявших расслабленные плечи Глыбы, свело судорогой, пальцы вцепились в чужое тело — не вырвать. Запоздалая волна раскаяния?

— Успокойся, — вновь прошипел Алифи. — Кем бы тебе не приходился этот капитан — поздно. Это тело уже не его, он умер, ушел к Свету и во имя Света. У тебя сейчас простой выбор, или разреветься над ним и дать ему умереть, или помочь мне. Слышишь меня?

Я постарался кивнуть, медленно, через силу заставляя себя разжать сведенные пальцы. Мизинец. Безымянный. Так, будто не палец убираю, а скалы двигаю.

— Быстрее. Всё, — Бравин смахнул мою руку с тела больного. — Ты со мной? Поможешь? Или совсем расклеился?

Раздражение явственно пробивалось в его тихом голосе, вот только что мне было с его раздражения?

Я кивнул и заставил себя ответить:

— Я справлюсь.

Конечно, справлюсь. Иначе зачем вообще отдавали Глыбу этому проклятому Свету?

— Справлюсь.

— Хорошо. Возьмёшь его за плечи, только медленно. Твоя задача — контролировать Тахо. Знаю, что ты этого никогда не делал, но у меня нет времени тебя учить. Я буду медленно вливать в него силу, а ты будешь следить, чтобы она не разорвала его изнутри. Если почувствуешь, что поток слишком силен, тяни энергию на себя. Только медленно. Слышишь? Медленно. Тебе не нужны его кости и мясо на руках. Ты не лекарь, ты — страховка, не более того. Думаю, что справлюсь и без твоей помощи, но сейчас я слишком устал, а рисковать нельзя, — Бравин говорил медленно, так, будто он не мне, даже не Итлане, а себе объяснял. Себя, а не нас уговаривал, что ничего не случится. — Будь моя воля, подождал бы до утра, но, боюсь, он не выдержит. Сейчас ему нужны песня пути и песня цели, а у меня есть только огрызки сил и ты. Ты понял, что от тебя нужно?

Если честно, я не понял ничего или почти ничего. Что это за песни, какое отношение они имеют к моим обязанностям и в чем они, эти обязанности, будут заключаться?

— Держать за плечи, — я постарался вспомнить инструкции. Голос уже почти не дрожал. — Держать за плечи и следить. Ты будешь вливать в него Тахо, а если поток силы начнет разрушать его тело, я должен подстраховать и начать оттягивать на себя излишки. Это я понял. Только причем тут какие-то песни?

— Вот и молодец, — Бравин не обратил внимания на мой последний вопрос.

Он достал переносную курительницу, влил туда жидкости из нескольких захваченных с собой флаконов, одним жестом заставил закипеть полученный раствор. Вдохнул широко раскрывшимися ноздрями неожиданно сильный запах. Я не хотел следовать его примеру, но...

Пахло весной. Зеленой травой. Бегущим ручьем. Пахло древесными почками, дорогой, а еще чуть-чуть цветами. Похоже, яблони? И чуть горьковатой сливы? Но особенно сильно — жизнью. Такой, что захотелось сделать еще один вдох. И еще. Всей грудью. Хотелось засмеяться, несмотря ни на что, и казалось, что именно сейчас — лучший повод. Когда ещё, если не сейчас?

— Спокойнее, Мор. Спокойнее. Следи за Тахо.

Я встряхнулся, запах отступил, хоть и не растворился вовсе.

— Слежу.

Бравин зачерпнул горсть силы, не больше, в склянке с раствором, каплю в огне свечи, чуть-чуть в себе. А потом... Потом он положил правую ладонь на лоб больного, а левую в район солнечного сплетения, и сила потекла, заполняя пространство вокруг тонкой, почти иллюзорной оранжевой пленкой. Под тихий голос заклинателя... Слова были непонятными, странными, но смутно знакомыми, будто я их уже слышал. Давно или не очень, но слышал точно. Что они должны были означать?

Я чуть не пропустил мгновение, когда пленка силы, оседавшая на Глыбе тонкой вуалью, сначала стала стягиваться в узлы, а потом рваться в клочья. Бравин ничего не замечал, войдя в транс, он продолжал напевать странный речитатив, а вуаль Тахо все явственнее превращалась в сеть, тонкие нити грозили обернуться режущими кромками.

Мне не у кого было спрашивать, но стойкая уверенность, что происходит что-то неправильное, заставила меня взяться за работу.

Я положил руку на самый крупный узел силы, и потянул на себя, тихо-тихо, так, будто это не Глыба под руками, а новорожденный младенец. Потом переместил ладонь к следующему участку тела, потом еще и еще. Развязывая узлы, смягчая огненные нити, не обращая внимания на то, что пот ручьями заливает глаза.

Лишь в самом конце я заметил пристальный взгляд девы битвы. Заметил, а потом попросту выбросил из головы...

...

Город лежал перед его ногами, словно последний ничтожный, просящий не свободы — смерти. Пыльные стены ничем не напоминали белые бастионы Куарана — не тот размер, иная конструкция. И запах иной. Если от укреплений Бабочки Востока, Великого белого города, веяло могуществом и презрением к врагу, то из этих стен наружу плыл запах тревоги, страха и близкой смерти. Мер-То сплюнул под ноги, окинул оценивающим взглядом холм, на котором стоял — пригодится или нет, не ловушка ли, а потом снова стал рассматривать укрепления. И с каждым мгновением у него нарастала не столько уверенность в близкой победе, сколько недоумение. Как можно было строить стены города у подножия такого высокого холма, вместо того, чтобы поставить их прямо здесь? Зачем было оставлять врагам такое удобное место для будущего штурма? Здесь не только камнеметы поставить просто, здесь и наблюдательная площадка -хотел бы лучше — не придумал бы...

Высокое строение то и дело приковывало взгляд Вождя. Никогда прежде он не видел такой тонкой башни, что словно гигантский палец тянулась вверх. Небо проткнуть, что ли, захотели? Дождь они так вызывают, почесывая этим каменным пальцем брюхо тяжелых туч? Щекоткой заставляя демонов до слез смеяться?

Ничего, если срезать этот перст, камнем завалит всю округу, даже три поколения после не отроют. Мер-То ухмыльнулся, потом повернулся к давно ожидающему разрешения обратиться гонцу и спросил коротко:

— Что?

Идущий за кланом стал говорить, так и не подняв взгляда.

— Вождь. Прости недостойного за плохую весть. С Запада движутся отряды северян. Тысячи. Много тысяч. Торопятся. Еще пару лун и они подойдут к этим стенам.

Рорка еще ниже опустил голову, не решаясь посмотреть Мер-То в глаза.

Вождь не стал наказывать черного вестника, не он первый, кто заметил беду, не ему и складывать за это голову. Если первого, мелкого Гхоро с трясущимися руками он зарубил лично, второго, воина Боро, отправили к демонам тафуры, то этот — уже четвертый. А значит — всё правда, и судьба бросила шмат удачи его врагам. Пусть.

— Смотри вниз. Видишь город? Он ждет нас. И мы войдем в него, как нож в овцу. Мы снимем с него шкуру, выпотрошим брюхо и напьемся крови. А тех, кто идет на помощь врагам, мы встретим потом. Скачи к отрядам, что увели племена дальше на Запад и передай приказ. Пусть возвращаются. Завтра клан Заката взломает эти стены и каждый, кто будет рядом с нами, отправится к Демону Ту героем...

Поздно готовить план битвы — нет времени. Только в бой. И пусть небо заплачет кровью...

Глава 21

День сто пятьдесят четвертый. Неделя мыслей о прошлом.

Если небо держится на плечах героев, то что случится, если героев не станет?

Мор. Избранные цитаты. Глава "Вопросы"

— Отправляйте синих на Радужные ворота, если Рорка прорвутся там, мы не сможем их удержать, — Келлир кивнул подошедшему Фольмару и вновь повернулся к большой карте города, разложенной на низком деревянном столе.

Кто ж виноват, что управлять боем непосредственно из башни Владыки было невозможно? Приходилось бы вечность ждать новостей, вот и пришлось оккупировать ближайшее здание, оказавшееся лавкой известного кондитера, а на стол вместо кренделей и пирожных выложить военные карты. Сейчас только въевшийся в стены и мебель запах сладкой сдобы напоминал о былом предназначении широкой комнаты.

— Что слышно? — Фольмару надоело смотреть на бесконечные зарева пожаров и затянувший любые подробности дым, вот и спустился Владыка вниз, оставив любимую башню.

Рискованно? А где сейчас спокойно и безопасно? Это был его город, его воины и его битва.

Келлир Белое Эхо покачал головой.

— Плохо, милорд. Шарги взяли Медные ворота. Было понятно, что мы не в состоянии остановить их там, и всё же хотелось верить, что это случится не так быстро. Пришлось отправить в помощь три сотни сорвиголов, сброд не жалко. Мы удерживаем баррикады, а выход в Старый город закрыли, но сейчас там жарко.

Фольмар кивнул. Что сделать, если Валлинор — торговый город, а не могучая крепость. А Восток казался прежним правителям города самым безопасным, вот и укрепления строились там в последнюю очередь. Там же Куаран, там врагам не пройти. Было...

— Что ещё?

— В Радужные ворота ломятся хува, эти татуированные уроды хуже шаргов. Укрепления пока держим, но всё на грани. Пришлось направить пять сотен синих, чтобы залатать дыры.

Синие? Гарнизонные вояки, отъевшие животы на ловле карманников и защите стен города от крыс и мышей. Что они смогут противопоставить разъяренным степным волкам? Но других мало, а бросать в бой лучшие резервы... Фольмар кивнул.

— Хорошо.

— Плохо, милорд, — вновь возразил мастер битвы. — Янтарные ворота вот-вот падут. Там пошли на штурм демоны из Гхоро и пустынных племен. Я приказал обрушить все здания вблизи городской стены, это единственный способ их задержать.

— Тебе и не нужно большего, Келлир. Армия Черного Дрозда близко. Два дня, не больше, и они будут здесь. Удержать город всего двое суток, и всё.

Мастер битвы устало распрямил спину.

— Почему два дня? Они что, на крыльях летят?

— Нет. Просто я не стал держать долговые расписки Дрозда, а продал их за бесценок Владыке Ромона. Иначе этот выскочка не стал бы торопиться с помощью. Каков смысл спасать своего кредитора?

Келлир непонимающе смотрел на Владыку.

— А сейчас какой смысл?

Фольмар усмехнулся, хоть и было не до смеха.

— Я же не учу тебя воевать, наемник. Ты делаешь свое дело, я — свое. Я дал гарантию Черному Дрозду, что оплачу все его долги Ромону и заплачу ещё столько же сверху, если он успеет вовремя. А если он опоздает, то не выиграет ничего, сохранив долги и утеряв славу. Сейчас он не просто летит на крыльях, он мчится быстрее ветра. Два дня, может быть, даже меньше, Келлир.

Мастер битвы задумчиво кивнул на карту.

— Даже два дня — слишком большой срок. С Запада город атакуют слуги Мер-То, Идущие за Кланом. И еще какие-то великаны, голыми руками вырывающие камни из городской стены. Рорка обложили весь город, милорд, они везде. И самое плохое — мы не знаем, где будет наноситься главный удар. Не знаем, с какой стороны пойдут основные силы Клана Заката. У меня ещё есть кое-что в резерве. Есть несколько сотен черных, есть три сотни рыцарей Света, но это элита, её берегу на самый крайний случай. Есть еще снайперы из Иллариэля на крышах домов. Ещё мой отряд. Плохо, что магов мало... Все, что есть, на стенах.

— Моего забери, всё равно проку с него нет. Одно название, а не мастер заклинаний, — Фольмар прервал вялые возражения Келлира. — Забирай. Нечего ему за мой плащ прятаться.

— Благодарю, милорд. Только всё равно, два дня — не реально. Уходите наверх, милорд. Я поднимусь к Вам, когда здесь появятся Рорка, не раньше...

...

Мер То прошел под дымящейся аркой развороченных тараном ворот и окинул взглядом окружающие развалины. Сколько он уже видел упавших ему под ноги городов, городков, сёл, так, жалких хижин в поле? Сколько душ он и его воины отправили к Демону Ту? Алифи, ничтожных... Рорка, куда ж и без них? За эти длинные годы вождь клана подружился со смертью и чувствовал её поступь за много лиг. Вот и сейчас с Запада шли не враги, шла смерть, только теперь уже по их душу. Пусть приходит, её ждет сюрприз... Скоро. Но еще не сейчас.

Можно было, конечно, отступить. Перегруппировать войска, бросить на встречу нежданно-негаданно нагрянувшей подмоге северян лучшие отряды. Мер То не сомневался, это позволит задержать передовые части врага, пока остальные не смогут отойти на Восток. Отойти назад, к руинам Куарана. Вот только бежать, словно крысы? Уходить обратно? С какой целью?

Уходить можно только тогда, когда есть шанс вернуться. Но что изменится? Разве врагов станет меньше? Или к его клану присоединится неожиданный союзник? Нет, Тени ушли — вместе с ними можно было бы легко сломать хребет подходящему воинству проклятых Алифи. Теперь, в одиночку, клану Заката, каким бы могучим и непобедимым он не был прежде, придется непросто. И если что-то пойдет не так, то разношерстное воинство остальных племен способно лишь продлить агонию.

Ждать, пока отряды врага, идущие с Запада и гарнизон города объединятся, — нельзя. Отступать — нельзя. Идти на Запад, оставив городские стены за спиной нельзя — удар в спину еще никому не приносил удачи.

А значит...

Есть впереди враг и есть меч, чтобы зарубить врага.

Есть впереди цель и есть силы, чтобы добраться до цели.

Так какой же может быть выбор?

Мер То усмехнулся и медленно потянул клинок из потертых ножен. Пожалуй, это будет славная битва. А последняя или нет? Какая в общем-то разница?

Слева шла первая сотня тафуров Вождя. Справа — вторая. Третья ушла к хува. Пусть волки, что почуяли смерть за спиной, помнят, что не одни. Еще две сотни ушли к племенам, чтобы стать каменным ядром, что не даст развалиться всей кладке. И Гхоро, и Боро, и прочие недоделки не уйдут до тех пор, пока будут видеть впереди себя непобедимых рыжих бестий. Не потому, что хотят быть лучше. Нет. Просто такая уж у шаргов слава, что вместе с ними любой перестает бояться поражений...

...

— Иди к нему, — Малый благоразумно не стал называть имени. — Иди, там барр Бравин. Они тебя ждут.

— Меня? — сказать, что я был удивлен, ничего не сказать. — Зачем я им сдался?

Тем более сейчас, когда Рорка подступают волна за волной к вкопанным кольям самодельного палисада. Или бруствера. Или как это жалкое подобие оборонительного заграждения здесь называется? Пока эти волны разбивались о деревянные столбы и растекались десятками улюлюкающих Рорка, ловившими кураж, еще можно было поверить, что у нас есть шансы. Вот только слишком уж велика разница в силах. И в настрое.

— Давай уже, не томи Высших, — раздраженно шикнул Малый и, подтолкнув меня в спину, подвел к палатке лекаря Итланы. Как, кстати, зовут-то его, этого славного эскулапа?

Решив обязательно справиться об этом у Бравина, потопал вперед. А как тут не потопаешь, если от топалок собственное здоровье зависит?

Внутри тесного шатра я увидел человека. Глубокие морщины прорезали нестарое, в общем-то, лицо, а тени, пляшущие в свете десятка свечей, превратили его в маску. Если в первый раз, когда я смотрел на это существо после проведенного Бравином ритуала, он ещё напоминал мне того Глыбу, что прошел со мной все тяготы военных дорог, то сейчас...

Человек повернул голову медленно, словно это простое движение казалось ему непривычным. Чуждым. И зло сказал, с диким, непривычным акцентом:

— Пусть заходит.

Не мне сказал. Бравину, что стоял рядом.

Я не стал дожидаться команды заклинателя и тихонько протопал внутрь, почувствовав, как Малый закрывает полог шатра за моей спиной. Карающий не пошел за мной, оставшись снаружи. Вот и ладно, больно мне его помощь нужна...

Сидящий человек наконец-то перевел взгляд на меня. У Глыбы, насколько я помню, глаза были темно-карими, цвет глаз этого существа определить не получилось — полумрак и пляшущие вокруг тени создавали не лучшие условия для постижения цветовой гаммы.

— Доволен?

Скрипучий голос, непонятный вопрос. Чем я должен быть, по его мнению, доволен?

— Само собой.

А что я ещё должен был ответить? Конечно, доволен. Что всё ещё живой, хотя многие более сильные, более смелые и более достойные уже легли в землю. Или, как тут говорят, отправились к Свету. Что ж не радоваться? Или вон, капитан, в чье тело забрался великий Владыка... Ему-то точно радоваться нечему. Так что я, на фоне большинства — вообще огурец со славным прошлым и замечательным настоящим.

Человек напротив выругался. Длинно так. И незнакомые слова то и дело резали оскорбления словно пиццу на ломтики.

Я пожал плечами.

— И тебе не хворать, — я в последнее время тихим и смирным стал, жизнь научила.

Бравин посмотрел на меня как-то странно, а Глыба попросту замолчал. Хотя, какой это теперь Глыба. Как мне теперь его называть? Недоглыбой? Переглыбой? Нет, не похож он был на капитана, пусть и сидел в его теле. Наверное, и я не был похож на человека, в которого вселился благодаря местным колдунам-заклинателям.

— Это — судьба, — неожиданно спокойно заметило существо. — Пришедший из-за грани не мог быть один...

Я, ничего не понимая, бросил взгляд на заклинателя. Что вообще тут происходит? О чём этот старик в чужом теле бормочет? Что за бред? Но Бравин только пожал плечами. Не мне — старику. Что-то вроде, "наверное, ты прав, но не факт"? Сговорились они тут, что ли?

— Удивлен? Месть тоже может стать судьбой, — перерожденный Энгелар кивнул. — Ты заплатишь за это. Я уже заплатил, теперь — твоя очередь.

Теперь пришла моя очередь пожимать плечами. Напугали. Я здесь всё время за что-то расплачиваюсь, сказали бы только — за что.

— Хорошо. Заплачу. Сколько надо?

— Как долго, ты хотел спросить? — Владыка странно забулькал. Он что, думал, что это можно принять за смех? — Вечность. Если верно все то, что я знаю, то вечность.

Ну, вечность, так вечность. Меня не испугаешь. Вечностью меньше, вечностью больше — какая, в принципе, разница?

— Довольно шуток, — Энгелар попытался подняться, но ноги подвели и он снова опустился на деревянный чурбак, заменявший хозяину шатра стул.

Бравин, поддержав своего Владыку за локоть, помог ему встать. И вот так, стоя на дрожащих от напряжения ногах, опираясь на Высшего, человек продолжил говорить. В принципе, невиданное зрелище. Человек, опирающийся на Высшего.

— Похоже, я должен поблагодарить тебя. Ты даже сам не понимаешь, что сделал. Или понимаешь? Нет? Ты изменил историю, Мор. Теперь, — он снова закряхтел, только теперь, похоже, закашлявшись. — Тесно мне в этом теле. Тебе так же было?

Сменил тему он неожиданно, помню, меня в начале тоже кидало из стороны в сторону.

— Тесно? Да, было.

Энгелар кивнул и мне показалось, что он кивнул бы мне в любом случае, что бы я ему не отвечал. Вот хотелось ему кивнуть, почувствовать движение. Почувствовал. Молодец.

— Так как я изменил историю?

Мне действительно было не понятно. Нет, то, что я хотел изменить окружающее житие-бытие, это точно. Сделать так, чтобы люди жили как люди, а не как работники на фабрике чужой жизни. Вот только мучало меня некоторое сомнение, что Владыка, вселившийся с помощью моих дурных советов в тело моего же друга, что-то другое имел ввиду. Нехорошее такое возникло у меня предчувствие.

— Чем изменил? — Энгелар забулькал снова. — Ты, дорогой наш, создал новый мир. И дал Высшим новую возможность. Невиданную. Теперь не нужно уходить за горизонт. Теперь можно задержаться здесь. Болен Алифи? Умирает от старости? Не важно. Бери тело человека, находи заклинателя и всё — вселяйся, сколько душе угодно. И теперь, действительно, не нужно призывать демонов — Алифи вполне достаточно. Вот Бравин ритуалы подправит, песни составит и в путь. И будут тогда жить на земле не Высшие и люди, а Высшие до и после перерождения. А ещё тела, которые подготовили для вселения Высших. И всё, друг мой. Этого достаточно.

Я слушал это существо, которое язык не поворачивался называть человеком, и меня пробивал озноб. Гнетущее, вяжущее чувство катастрофы. Зачем ему теперь какие-то мои планы? Зачем ему думать о благополучии людей? Теперь он, пройдя по этому пути сам, поведет прочих. И люди этого мира, и без того беспомощные, загнанные и замученные, превратятся даже не в скот — в эрзацы тел для будущей жизни Алифи. Ни больше ни меньше. И всё это благодаря только моим стараниям, моим глупым, необдуманным советам и моей самонадеянности.

Видимо, что-то поменялось на моем лице, что-то заставившее Энгелара перестать булькать и продолжить уже без насмешки.

— Новое будущее, в котором любой Алифи сам, САМ будет выбирать новое тело. Вдумайся, это будет происходить так, словно пришел в лавку. "Покажи, мой друг, вот того, мне его плечи нравятся. Или лучше того, у которого мужское достоинство побогаче. Или женщину.." А что? Мало ли у кого какие фантазии были в прошлой жизни? Нет, ещё лучше, можно вырастить себе тело изначально. Держать как скотину, водить на тренировки, следить за здоровьем. Нравится тебе такая перспектива? Нравится, спрашиваю?

Он перешел на рык, и только шепнувший что-то ему на ухо заклинатель смог заставить Энгелара прийти в чувство.

— Молчишь? Ты похоронил будущее своего народа, глупец. Одним своим необдуманным словом. Ты доволен?

Меня трясло. Я не думал... Не знал... Я... Что изменить? И как это теперь сделать? Как вернуть всё обратно?

Энгелар замолчал и медленно сел, кивнув Бравину.

— Выйди, счастливчик ты наш, оставь призванных поговорить друг с другом с глазу на глаз.

И Бравин, молча кивнув, вышел прочь ...

...

— Что ж ты позеленел, революционер ты наш? Несладкой идея моя показалась? Поздно уже, все сам сделал. За язык тебя кто-то дергал? Нет. Вот и радуйся.

Я медленно кивнул.

— Хорошо, и ты, Владыка, возрадуйся. Только зря ты думаешь, будто просто так всё.

Говорить не хотелось, но молчать — тоже не дело.

— Поясни.

Не просьба — приказ. Не привык Энгелар к своему новому статусу. Кто он теперь? Никто. Тварь никчемная, ни к чему не пригодная. Такая же бестолочь, как и я. Человек.

— Как скажешь, — я перестал называть его на "Вы". Обойдется, вивисектор хренов. — Вот, как ты думаешь, сейчас Алифи в ряд выстроятся и землю перед тобой лобызать начнут? Я, конечно, дико извиняюсь, но этого не будет. Ты больше никакой не Владыка, он помер пару дней назад. А вот кто ты такой, я вообще не знаю. И знаешь, что я тебе, как человек человеку скажу? Забудь ты свои бредовые идеи. Скажем, если бы я тебе в козу предложил вселиться, ты бы вселился? Поспешил бы радоваться такой славной перспективе?

Он смотрел на меня молча, но выражение лица понять было невозможно. Не потому, что скрывал, а... Энгелар выглядел так, словно на механическую куклу натянули целлофановый пакет — мышцы подергивались не к месту, то правая, то левая часть лица начинала дергаться, глаза с трудом фокусировались на собеседнике, а из неплотно прижатых друг к другу губ то и дело вытекала капля слюны. Если честно, со стороны посмотреть — дебил дебилом. О каком уж тут выражении говорить?

— Человек не коза.

— Да? — удивил он меня, что уж тут сказать. — Уверен, твое величество? А я уже сколько месяцев маюсь, и как-то сомневаться стал. Человек тут отличается от скотины только тем, что его на мясо не пускают. Так что не пойдут Алифи вселяться в людей по собственной воле.

Энгелар кивнул.

— Ты прав, младший. Не пойдут. Вот только вы меня не спрашивали, и мы спросить забудем. Один раз. Второй. Сотый. А потом уже и не понадобится. Так что ты зря успокаиваешься. Ладно. Не затем я тебя вызвал, чтобы душещипательные беседы вести. Не будет никакого вселения, и не потому, что невозможно и кто-то там откажется. А потому, что я не позволю. Бравину я верю, а он мне поклялся никогда и ни при каких условиях не повторять опыт. А Валлора... Валлора мы найдем, есть у меня к нему пара вопросов, ответы на которые не совместимы с его жалкой жизнью. Ты лучше расскажи мне, зачем тебе всё это понадобилось. Мой мастер заклинаний сказал, есть у тебя пара безумных идей за пазухой.

За спиной раздались чьи-то крики, лагерь в который раз готовился отражать атаку Рорка.

— Что, прямо сейчас? — мне казалось, что мое место там, вместе со всеми. Какой бы слабый из меня не был маг, но какую-никакую помощь я оказать способен.

Вот только Энгелар был иного мнения:

— Нам, дваждырожденным, некуда спешить...

...

Ллакур смотрел вслед уходящим на свое последнее задание друзьям. Он отдал им приказ ещё до захода солнца, не спросив их согласия. Готовы ли они? Справятся ли они? Глупые вопросы. Если не они, то кто? На кого ещё можно было положиться? Оставались, пожалуй, только Бравин и Малый, но один готовится принять корону, а второму придется защищать наследницу трона. Теперь это будет его задачей. Рановато, но Малый справится. Кто-кто, а он — точно. Лучший из его воинов, самый решительный, самый отчаянный и... Самый строптивый? Ллакур усмехнулся. То ли дело — Второй и Третий. Услышав приказ командира, один лишь иронично поднял бровь, а второй хмыкнул и оба пошли готовиться к долгой ночи. Последней?

Последней. Ллакур не тешил себя глупой надеждой вернуться. Из таких заданий не возвращаются. Но и иначе нельзя. Еще день-два, если очень повезет, остатки войск Итланы смогут удерживать наспех возведенные укрепления. Ценой тысяч жизней. А потом всё равно волна серых воинов клана Теней захлестнет и смоет немногих оставшихся в живых защитников, похоронив саму возможность счастливого финала. Нет, история не должна заканчиваться вот так.

Ллакур оглянулся назад, за полосу частокола, на горящие в ночи точки факелов и высоких костров. У них должен оставаться шанс на победу. Вот только не бывает так, чтобы все оставались живы. Для того, чтобы одни продолжали жить, всегда умирают другие. Теперь просто пришла их очередь. Дева битвы, услышав предложение Карающего, не стала отговаривать или спорить. Она спросила только об одном:

— Ты уверен, что сможешь?

Но встретив упрямый взгляд Ллакура, не стала настаивать на получении ответа, кивнула и приказала выступать.

— Иди. Я не буду желать тебе удачи, воин, — удача куется подвигом. Я не смогу пожелать тебе возвращения — я уже давно не маленькая девочка, верившая в сказки, и знаю, где проходит грань возможного. И мне нечего тебе предложить, кроме одного. Если то, ради чего вы идете на смерть, случится, и это позволит нам выжить, то я знаю, как назову своего сына...

Ллакур усилием воли стер яркое воспоминание, сделал глубокий вдох, медленный выдох и шагнул в ночь.

Этой ночью вождю клана Теней стоило бы поберечься. Иногда в кромешной тьме скрываются такие тени, по сравнению с которыми его шарги — младенцы, еще не выбравшиеся из колыбели...

...

В который раз в своей жизни Фольмар Яркий встречал утро, стоя на любимом балконе. Обычно, он выходил смотреть на первые лучи Солнца с предвкушением, с надеждой на то, что рождающийся день будет лучше вчерашнего. Вот и сегодня сиятельный Владыка оглядывал окрестности и строил планы. Несмотря ни на что. Вековую привычку не изменишь так просто. И то, что внизу полыхали пожары, рушились стены и умирали горожане — тоже не достаточный повод. В конце концов...

Ночь была тяжелой. В кромешной тьме полчища Рорка всё же прорвались в Старый город и началась рубка, не имевшая ничего общего со славными битвами прошлого. Битва — это когда полководцы пытаются переиграть друг друга, это удары и контратаки, неожиданные ходы, западни и ложные отступления. Для всего этого не осталось ни места, ни времени. Впрочем, Келлир предупреждал, что как только шарги возьмут хотя бы одни из внутренних ворот, останется уповать к Свету.

Фольмар уже давно не видел своего Мастера битвы — Келлир остался внизу и всё, что оставалось Владыке — смотреть на перемещение темных фигур по дворцовым дорожкам. Нужно отдать должное — охотник за золотом оказался неплохим специалистом, он смог организовать оборону лучше, чем Фольмар ожидал. Город, давно забывший о том, что такое война, вторые сутки упрямо боролся за жизнь, сдерживая натиск десятков тысяч лучших воинов Рорка. Рыжие бестии клана Заката и степные волки хува, лучники Гхоро и великаны кхуту, сколько их, грозных племен из самого мрачного прошлого, пришло под стены его города? Не счесть. Но вот уже вторые сутки реки крови заливали широкие улицы Валлинора, а удача ещё не выбрала, в какую чашу положить решающий камень. А ведь есть армия Черного Дрозда, который, по самым оптимистическим планам, уже к вечеру должен подойти к месту сражения. Ну, пусть к ночи. Так что есть шансы.

Ещё не все пропало. Есть ещё защитники, что отчаянно сражались за крепостные валы и стены, каменные дворцы, дома и минареты, отдавая каждое строение с боем. Да, пока этого мало — шаг за шагом Алифи и люди отходили все ближе к центру. К Башне. К стоявшему на её балконе Владыке. Но каждый такой шаг — время, которое сейчас на стороне Света.

Оглушительный грохот заставил Владыку отвлечься от дум — рухнули стены летней резиденции, перекрыв один из наиболее быстрых путей к Радужным воротам. Там прорвались основные силы Рорка. Владыка не верил в случайности — Келлир ничего не делает просто так. Жаль только, что там находился один из немногих оставшихся не замурованными входов в подземные туннели города, а где вход — там и выход. Впрочем, судьба горожан, пережидающих катастрофу в темных и затхлых подземельях, волновала Фольмара гораздо меньше. Если захотят — выберутся, он сделал для этого все, что мог.

— Милорд, — резкий голос вошедшего заставил Фольмара обернуться. — Командир гарнизона послал меня сообщить Вам последние новости.

Вошедший рыцарь был облачен в темные, угольного цвета доспехи, местами помятые и исполосованные следами пришедшихся на металлические пластины ударов. Черный — элита войск Валлинора. Гвардия. Последняя надежда.

— Командир гарнизона? — Владыка непонимающе посмотрел на усталого Алифи. — Какой такой к демонам командир гарнизона? Где Келлир?

Вошедший пожал плечами.

— Не могу знать, милорд, мастера битвы уже давно не видели. Как только Вы ушли наверх, он возглавил бойцов из наемных отрядов и ушел к Янтарным воротам.

— И?

— Не могу знать, — снова повторил гонец. — Янтарные ворота пали, Рорка взяли баррикады и движутся сюда, наемников нигде нет. По крайней мере, я не видел. Сейчас обороной руководит барр Ружэль, он просил меня передать Вам следующее. Мы удерживаем Рорка на линии крепостной стены Старого города на севере и западе. На юге — по линии гвардейских казарм и стен центрального монастыря Ордена Света. Янтарная дорога завалена руинами Казначейского дворца. Медная — остатками Вашей летней резиденции. Проблема в том, что нам не за что зацепиться на востоке. Радужные ворота потеряны, баррикады на улице Бабочек тоже. Барр Ружэль отдал приказ отводить отряды непосредственно к Башне, так что скоро здесь тоже будет жарко.

Фольмар слушал рыцаря, но думал о другом. Кому теперь можно верить? Кто в этом безумном мире не обманет? Кто встанет плечом к плечу и поможет пережить грозные времена? Никто. И доверять больше нельзя. Никому. А раз так...

Он зло усмехнулся и медленно кивнул гонцу.

— Хватит, я все понял. Вы хотите спастись, забравшись, словно крысы, в мою Башню? Нет, она не способна выдержать всех вас, и спасти всех она не может. Идите и умирайте за наш город. Такое у вас предназначение. Это приказ.

И потом, глядя в спину ошеломлённого Алифи, приказал:

— Стой. Ты останешься здесь. Не хватало мне, чтобы ты переврал мои слова. К тому же опытные воины мне тоже пригодятся.

Мысль приблизить рыцаря, сохранив ему жизнь, показалась Владыке правильной. Пусть помнит, что пока остальные будут погибать внизу, ему дадут возможность смотреть на это с безопасного расстояния. Если верных нет, сгодятся те, кто многим обязан. Черный дрозд рядом, а взять башню так просто и так быстро Рорка не смогут. Если, конечно, не ворвутся внутрь на плечах бегущих защитников.

— Закройте ворота, — оконные проемы давно заложены тройной кладкой. — И снимите кабину с тросов. Сами тросы втяните наверх. Всё, гарнизон башни пусть готовится к осаде.

Ни одного своего солдата он не отпустил вниз. Ни одного. И маг, которого он отдал Келлиру, — самый слабый из тех, кого он смог привлечь за поистине сумасшедшие деньги. Ничего, времени хватит, даже если Рорка смогут прорваться внутрь, им предстоит долгая дорога вверх по узкой лестнице. Под градом стрел, направляемых с верхних ярусов...

...

Мер То с яростью смотрел на неприступную каменную громаду. Что с ней делать? Будь у него время, он подвел бы осадные машины и обрушил эту гору вниз, похоронив саму память о ней. Только нет времени, а шаманы, всесильные прежде, только разводили руками. Они попробовали бить в стены башни самыми сильными заклятьями, только тщетно. Мелкий щебень и пыльная крошка — вот и весь результат.

...

Рыцарь, только что возвышенный Владыкой, смотрел на площадь, раскинувшуюся далеко под его ногами. Никогда ранее он не поднимался так высоко, не видел землю с высоты ястребиного полета. Там внизу погибали остатки отрядов черной гвардии. Последние полсотни из полутысячи. Его друзья...

Он закрыл глаза, пытаясь скрыть головокружение.

— Что, вниз хочешь? — Владыка насмешливо смотрел на вцепившегося в поручни Алифи.

— Нет, спасибо, милорд, мне и здесь неплохо, — воин выдавил некое подобие улыбки. — Просто здесь высоко ...

— Высоко, зато уродам, что грызут эти стены снизу, сюда не подняться, — и Фольмар снисходительно добавил. — Ничего, утром всё закончится. А мне пригодятся воины.

Он подошел вплотную к черному и похлопал того по плечу.

— Ты же поможешь мне?

— Конечно, милорд, — ярость полыхнула в глазах рыцаря, но внезапно понявший все Владыка так и не успел отшатнуться. — С удовольствием.

Схватив Фольмара за плечи, Алифи перекинул тело через перила и рухнул вместе со своим правителем вниз...

Часть третья. Судьба

Кто ж виноват, что не получилось?

Кто виновен, что не сбылось?

Что судьба, дарившая милость,

всем дарила, а мне поленилась,

И как бы медленно сердце не билось -

Сорвалось.

Мор. Избранные цитаты. Глава "Alter ego".

Глава 22

День Последний. Неделя забвения.

Вечность, оказывается, такая бессмысленная штука...

Мор. Избранные цитаты. Глава "Воспоминания"

Всё в жизни когда-то заканчивается. И хорошее, и плохое. Заканчиваются и тяготы, и испытания на войне. Иногда — смертью, иногда — победой. Если честно, я не верил в победу, даже не думал о ней, предпочитая не тешить себя иллюзиями. Когда весь мир превращается в пепел, для побед попросту не остается места. А вот поди ж ты...

Белая пыль въелась в ткань одежды, в волосы и даже кожу. От неё не было спасения — весь этот город был пронизан пылью насквозь. Где бы ты не находился: во дворце, в бывших торговых кварталах или возле главных ворот — она была везде. Только цвет пыли отличался. На площади Безумия пыль была кирпично-красной, цвета крови Алифи. В казармах — серой, похожей на цемент. Здесь, в королевских покоях — белой. Впрочем, независимо от цвета, пыль то и дело попадала в ноздри, и поэтому постоянно хотелось чихать. А еще убраться из этого поганого места.

— Мор!

Я дернулся. Как тут не дергаться, когда Глыба взревел прямо у правого уха. Энгелар давно освоился с новым телом и даже находил в переносе свои удовольствия. Например, орать, заглушая раскаты грома.

— Хватит медитировать. Ты останешься здесь вместе с барр Бравином и Малым, остальные свободны.

Люди, низко склонив голову, стали выходить из комнаты. Кто бы мог подумать, что они адаптируются так быстро? И видавшие виды ветераны из Куарана, и немногочисленные лаорцы, оставшиеся с воинством Итланы, и даже Меченый с Тоном Фогом. Впрочем...

Память постоянно возвращалась к тому серому утру после ухода Карающих на последнюю охоту. Оно началось не со штурма наших неказистых укреплений, а с воя и криков в лагере Теней. Судя по всему, Косорукий не пережил ночь, а наследники сомнительной славы клана решили разыграть свои карты, не дожидаясь его погребения. Кое-кто из офицеров Алифи предлагал уйти под шумок, свернуть палатки и двинуться в сторону Валенхарра, пока предводители Теней делят упавшее в руки наследство. Но Итлана отдала иной приказ, и через пару часов, когда Солнце уже подбиралось к зениту, а суматоха в лагере Рорка начала спадать на нет, мы атаковали.

В этот раз не имело значения, кто из Куарана, а кто из Лаоры, после прошедших сражений каждый, кто смог выжить, был ветераном. В этот раз Итлана решила не оставлять резервов. Можешь держать меч в руках — иди и мотай на стальное лезвие чужие души. Ну, а нам с Бравином и меч для этого был не нужен.

Волна разъяренных Алифи и старавшихся не отставать людей разорвала нестройную оборону шаргов, разметала по полю и победителей и проигравших в их внутриклановых разборках, превратив старый тракт в дорогу, усыпанную трупами. Ошеломленные Рорка отступили на юг, даже не думая о сохранении видимости порядка — бегство стало единственным способом спастись. Впрочем, никто не препятствовал, в то, что потерявшие командиров Тени способны быстро вернуться, не верилось...

Когда, много позже отряды Энгелара, наделенного девой битвы невиданными ранее для человека полномочиями, подошли к Валенхарру, нас ждали Меченый, Тон Фог и подготовленные ими люди...

А потом... Потом короткий марш-бросок до Талакана, недолгая схватка и последовавшая за ней резня. Резня, куда ж в этом мире без неё? Меняются только победители и проигравшие. Те, кто режет, и те, кого...

Теперь, разглядывая странное строение, по чьему-то недоразумению являвшееся прежде дворцом здешнего правителя, я то и дело ловил себя на мысли — всё. Всё, что должно было сделать, сделано. Все водовороты жизни пройдены и впереди только спокойные воды, по крайней мере, в это хотелось верить. Устал я от бесконечных приключений...

...

Энгелар, в отличие от прежнего Глыбы, в советах совершенно не нуждался. Он собирал нас всех только для того, чтобы познакомить со своими решениями и дать указания. Привычки приказывать перенос не изменил, а новые невиданные ранее по сложности задачи заставляли сердце бывшего Владыки биться чаще, вернув интерес к жизни. По крайней мере, на время. Судя по задумчивому виду заклинателя, для Бравина это оказалось сюрпризом. И я бы не стал однозначно утверждать, что приятным.

— Прилетели птицы из Куарана. Итлана передает привет, — Энгелар иронично взглянул на Бравина. — И новости.

Он сел поудобнее, выдержал многозначительную паузу и только затем продолжил.

— Валлинор разрушен. Владыка Фольмар погиб, какой-то сумасшедший, то ли гвардеец, то ли телохранитель, выпрыгнул вместе с ним с любимой башни. А высота там, я вам скажу, как сто Рорка друг другу на голову поставить, — бывший Владыка, а ныне король Логор Первый Основатель усиленно старался научиться говорить, как человек, заменял витиеватые обороты, искал простые сравнения. Иногда получалось неплохо, иногда, как например в этот раз, не очень... Да какой он Логор Первый? Скорее, Энгелар Перерожденный.

— Я продолжу, — не дождавшись реакции, Его величество заговорил вновь. — Правит там теперь какой-то его дальний родич, какой-то Келлир, вроде как его даже Черный дрозд поддержал. Только мне кажется, это какой-то искатель удачи, ну да Тьма с ним и с его шансами на разрушенный престол, важно другое. Клан Заката и все воинство Мер То вырезали под ноль, правда и у Дрозда половина отрядов полегла. Сейчас разбежавшихся по округе Рорка пытаются отлавливать, но всех не поймают, так что многие шарги будут на юг пробираться. Союзу будет ещё долго не до нас.

— Рано или поздно они вынуждены будут принять решение, что с нами делать. Что тогда? — три года траура Бравину предстояло пережидать послом в Талакане. Почетная ссылка? Или так, милые побранились? Кто знает...

— Тогда и посмотрим. Итлана старается о предоставленных мне правах не сильно распространяться.

— И что это за права?

— Все. Полная свобода действий. Хоть войну Лаориссу объявить, — Логор Первый оскалился в ухмылке. — Если понадобится, конечно. Ладно, продолжим. Валлор погиб. Не знали? Какой-то несчастный случай на рудниках. А может, совесть мучала и сам решил умереть?

Малый хмыкнул.

— Или помог кто, совести-то?

— Может, и помог кто, — не стал спорить король. — Дальше...

Разговор уходил на внутренние проблемы Алифи: какие-то перестановки в Лаориссе, какие-то непонятки с Орденом, созыв Совета Владык — какое мне в общем-то было до этого дело? Правильно, на тот момент никакого. И я слушал краем уха, а сам думал о прошлом. О судьбе. О предназначении. А ещё о будущем.

— Опять ты мечтаешь? — Энгелар с укоризной обратился ко мне. Теперь уже без рыка. — Ты не думай, теперь твоя судьба — мне помогать. Помощником моим будешь. Первым министром.

Это я уже в недолгом походе под стены Талакана сболтнул лишнего, прошлым поделился. Надо же... Первый министр...

— У меня есть выбор? — Я пожал плечами.

Энгелар покачал головой, но ответил странно.

— Выбора у тебя давно нет. Всё, идите.

Мы с Малым двинулись из новоиспеченного тронного зала наружу, в узкий лабиринт пыльных коридоров, а заклинатель задержался. Секреты правителей меня уже слабо интересовали...

...

— Куда мы идем? — остановил я Карающего, когда он свернул в незнакомый узкий коридор.

В принципе, большинство коридоров в этом дворце были узкими, и, честно говоря, незнакомыми. Слишком мало времени прошло для того, чтобы научиться правильно ориентироваться в этом запутанном лабиринте ходов и переходов.

— В вечность, — оскалился Малый. — Давай, топай.

Он указал мне жестом вперёд.

— Шагай, шагай, гроза Рорка. Сюрприз там тебя ждёт. Всё время прямо, когда нужно будет повернуть, я скажу.

Я кивнул. Сюрприз так сюрприз. Дойдем до этого сюрприза, потом до следующего, а там разберёмся. Я зашагал вперед, изредка оборачиваясь. Не потому что страшно, хотя теоретически кто-то из Рорка мог еще здесь по закоулкам шариться. В конце концов, для моей безопасности Карающий — лучшая страховка. Просто шагов Малого я практически не слышал, а потому казалось, что иду неизвестно куда и зачем, вообще один. Но нет, оборачиваясь, я постоянно видел за своим плечом его ухмыляющуюся рожу.

— Не того ты боишься, Мор. Не того, — философски отметил Малый. — Чего уже теперь бояться? Хотя... В любом случае, если что, то извини.

Непонятно закончил Карающий и длинным пальцем указал на поворот направо. Такой же пыльный. Непонятно куда ведущий.

— Скоро уже.

— Слушай, Высший. Я так ноги скоро собью в поисках твоих сюрпризов, — буркнул я, но послушно зашагал в указанном направлении.

— Не успеешь, — почему-то грустно ответил Малый.

И эта грусть резанула слух. За мгновение до того, как острое лезвие, прошив одежду, вошло в мою спину...

...

— Не притворяйся, я же знаю, что ты меня слышишь.

Карающий присел возле меня на одно колено, правой рукой поднимая мой подбородок. Мир, расплывающийся кругами, пропустил его широкое лицо.

— Меня, Мор, не обманешь.

Я пытался ответить, но мысли распадались куцыми обрывками слов, не давая сосредоточиться.

— Больно?

Боли не было вообще... Я перестал чувствовать тело, усталость или боль — только холод. Ледяная волна, обнявшая ноги, накрыла живот и поднималась всё выше и выше. Неотвратимо...

— Ты не держи на нас зла, человек. Так было нужно. Наверное, тебе можно было доверять, просто иногда "наверное" недостаточно. Мы не можем рисковать, поэтому — прости.

Странно. Я ведь знал, что все закончится этим. Всегда знал. Сколько тайн мне было доверено? Сколько лишнего я видел? Или слышал? Сколько судеб сильных мира сего зависело от того, буду ли я молчать? Так чего удивляться?

Просто я не ожидал, что это произойдет вот так...

Мир смыкался тягучей серой пеленой, лицо Малого теряло очертания, и оставались только глаза, проклятые вертикальные зрачки.

— Запомни, Мор, вы ещё встретитесь. Души призванных сами находят себе дорогу. Это тебе Энгелар просил передать. Запомнил? Прощай.

И он медленно вытянул клинок из моей спины.

...

Ряд просителей, стоявших в очереди на прием, узкой лентой уходил под ближайшую арку, не давая точного представления, сколько же там человек. Одно было понятно — много. Большинство просителей уйдут, так и не дождавшись аудиенции. Но уже завтра с утра здесь будет опять стоять очередь. Может, это была плохая идея, давать личные аудиенции просителям? Король покачал головой, отошел от окна и соизволил обратить свое внимание на женщину, стоявшую на коленях у входа в тронный зал. Молодая, но побитая жизнью, в добротной одежде, со странным свертком в руках.

— У нас что, уже разрешили кранчи жить в черте города? — заклинатель, стоявший справа, повысил голос. — Знаешь ли ты свое место, женщина?

Король жестом остановил Бравина. Зная отношение заклинателя к разного рода предсказателям и пророкам, Энгелар бы не удивился, если бы через пару мгновений женщина не покатилась из зала кубарем. К чему это? Пусть попросит, раз уж достоялась.

— Не спешите, Высший, — непривычные слова резали слух, заставляя морщиться. Обращаться к Алифи, даже отдавая приказ и чувствовать себя в качестве ущербного существа было противно. Но конспирация заставляла.

Бравин сжал зубы, но замолчал.

— Что ты хочешь, женщина? — устало спросил король.

Сегодня процедура приема затянулась, пора уже было заканчивать. "Вот эту приму, и хватит", — решил Энгелар. Были и более важные дела.

— Я хотела попросить твоего согласия на имя моему сыну, Великий Вождь, — с поклоном ответила кранчи.

— Имя? Зачем для этого мое согласие? — удивился Энгелар. — Люди не получают согласия на имена...

Он не успел закончить фразу.

— Так то люди, Великий Вождь.

Король поперхнулся. Скосил глаза направо — Бравин, увидев короткое движение, кивнул.

— Что ты имеешь в виду, болезная моя? Кто же он тогда? Алифи? — Энгелар усмехнулся.

— Не знаю, Великий Вождь, мне кажется, тебе лучше знать, — всё также странно ответила кранчи.

Пожалуй, продолжать этот фарс не имело смысла.

— Ладно, покажи своего ребенка, — смирился с неизбежностью король.

Не выгонять же бедолагу? Энгелар взглянул в бледное, сморщенное личико младенца. Тот не плакал, только серые глазки смотрели сердито. Ребенок как ребенок. Человеческий. Мелкий.

— И как ты его хочешь назвать?

Женщина подошла к Энгелару вплотную и тихо, чтобы никто не услышал, прошептала:

— Мор...

Словно кулаком под дых.

— Ты шутишь?

Нет, она не шутила.

— Кранчи — вестники судьбы, Великий Вождь.

Энгелар кивнул.

— Ладно, пусть будет так. Дитя, нарекаю тебя Мором. Живи долго, будь достойным и стремись к Свету. Довольна?

Он взглянул на поклонившуюся женщину, на молчащего младенца и, отвернувшись, пошагал к трону.

— Всё, прием посетителей закончен. И завтра пусть никто не приходит...

...

Энгелар шёл в личные покои, вяло обсуждая с придворным казначеем вопросы подготовки к зиме, а сам думал о другом. О новорожденном мальчике по имени Мор. В принципе, ребенок, каких тысячи. Вот только интересно, подмигивают ли младенцы в таком возрасте. Что-то Энгелар о таком не слышал. Впрочем, может так, веко у младенца свело...

Эпилог

— Сегодня все было почти как всегда.

У тебя был шанс и был у меня.

Ты пришел — победил, я, увы, проиграл.

Значит, шанс твой, мой друг, был не так уж и мал.

— Да, сегодня все было почти как всегда.

Но сегодня синоним победы — беда.

Ты пришел — проиграл, я, увы, победил.

Значит шанс свой, мой друг, я опять упустил...

Мор. Избранные цитаты. Глава "Alter ego".

Дэн Марро аккуратно положил толстый фолиант на стол магистра Сета. Стряхнул рукой пыль с дорогого камзола и только после этого воскликнул:

— Мастер Сет, здесь же написана какая-то чушь! Я серьёзно — перенос душ, эльфы в теле людей. Я ещё понимаю — магия, но это... Не смейтесь, лучше объясните, в чём подвох? Почему эти странные фантазии — тайна, да такая, что доступ — только лучшим из лучших? Или это шутка?

Молодой человек стал злиться ещё больше, глядя на посмеивающегося старика.

— А ты хоть знаешь, мой юный ученик, кто автор сего опуса?

Дэн покачал головой:

— Я не знаю, но... Какая разница, Мастер? Кому бы ни пришли в голову такие фантазии, это не делает ему чести. Вы же сами нас учили, что задача Ордена хранителей — помнить историю, кропотливо собирать...

— ...документы, — привычно дополнил королевский архивариус. — Так всё-таки, кто автор? Не знаешь? Ладно, ты видел цитаты из собрания сочинения некоего Мора?

— Видел, Мастер. Мор, это, как я понимаю, первый министр, Мор-Чужеземец — начало Первой Эпохи. И что?

— Мор — это вторая голова в ряду скульптур на аллее славы, мимо которой ты ходишь по два раза на дню, когда идешь сюда и когда возвращаешься обратно, балда, — не выдержал старик. — Автор "Основ государства" и "Философии полиса". Ладно, чего я перед бестолочью распрягаюсь?

— Мастер, я знаю, кто такой Мор, только в этой книге какой-то другой Мор описан. Это я первым делом проверил. Чужеземец родился в день Основания, а здесь же более ранние события изложены.

— Вот, вот, — смягчился Сет. — Просто Мор-Чужеземец, первый министр, и есть автор этой книги, мальчик. И написана она во времена, когда еще Король-Основатель был жив, он еще на обороте... оригинала, конечно, а не твоего списка, благодарственную надпись оставил. Вот и думай. История это или так, фантазии больные.

Дэн тихо сел напротив старика.

— Но тогда я не понимаю, Мастер. Как такое может быть? Ведь сказки всё?

— Сказки, сказки, — успокоил ученика архивариус. — Знаешь, как говорят? В любой сказке есть доля сказки. Это, кстати, тоже Мор сказал. Ладно, я ведь не случайно тебя выбрал. Мучает меня этот текст, понимаешь? Спать спокойно не даёт, боюсь так и уйду не разобравшись. А ты смышлёный, может, справишься лучше меня. Для начала послушай. Книга эта — загадка на загадке. Большинство персонажей жили на самом деле. Король Логор первый Основатель — само собой. Меченый, помнишь лучника? Насколько я понял, он один из полководцев первой эпохи, больно у него внешность приметная, даже пыль истории не спрятала. Тон Фог, основатель знаменитой дворянской ветви.

— Де Фоги? Те самые?

— Да. Но и это ещё не всё. Я с разрешения Его величества ездил в эльфийские земли.

— К Высшим? — изумился парень.

— К Высшим, Высшим. Они, к сожалению, мне не особо-то помогли. Даже по их меркам это давняя история. Но незадолго до Основания орки, действительно, поднимались на Север, пересекали Аюр. Я даже на развалинах Куарана был.

— А меня пустят посмотреть?

— Нет, Дэн. Эльфы свою историю чтят, без специальной просьбы Его Величества нечего и думать. Если понадобится, будешь моими записями руководствоваться. Я там и зарисовки делал, да и помню многое. Ладно, отвлекся я что-то. Так вот. Была у них такая история. Один в один. Энгелар. Толлариэль. Итлана. Муж ее — Бравин-Консорт. Всё в точности. Так что тот, кто книгу написал, знал о многом. Вот только есть в этой истории нестыковка — все эльфы на месте, люди тоже, а про главного героя никто и слыхом не слыхивал.

— Придуманный герой, значит. Учитель, это же всё объясняет. Литературная форма.

— Так-то так, — усмехнулся Сет. — Да не совсем. Я тебе потом последние страницы текста покажу.

— Да я всё видел. Эпилог видел.

— Нет, последние страницы я отдельно храню. У себя. Еще одна копия хранится во дворце. И в Академии. Вот только никто не может их разобрать. Вроде предсказания там. Надпись рукой Мора-Чужеземца сделана: "Будущее в прошлом". И двадцать страниц печатного текста. Однако, ни то что слова, я ни одного символа не знаю. Чужой алфавит. И ключа нет. Мы ж его за эти века и вдоль и поперек на части разобрали, нет решения. Двадцать страниц. Восемьсот три строки. Девять тысяч пятьсот два слова, составленных из тридцати трех букв. Что там записано? Лучшие умы пытались разгадать, тщетно. И чем больше людей опускает руки, столкнувшись с этой загадкой, тем сильнее мне хочется согласиться с собственным учителем, который давным-давно пригласил меня в эту же комнату, дал прочесть эту же книгу и сказал мне... Знаешь, что он мне сказал?

— Нет, учитель. Откуда?

Старик только печально покачал головой.

— И вправду, неоткуда. Он сказал мне: "Все это правда, Сет. И разгадать текст мы не можем, потому что это чуждый нам алфавит. Из чужого мира. И Мор-Чужеземец неслучайно выбрал такое имя. Он — второе перерождение. И перерождений таких — не счесть. А значит, где-то и сейчас ходит по миру человек, способный легко прочитать эти несчастных двадцать страниц. Может быть, его зовут Мор, может, как-то иначе, но я очень хотел бы с ним поговорить". Прошло столько времени, а я не приблизился к разгадке этой истории ни на шаг. Теперь — это будет твоя судьба. Вот только, передав тебе слова своего собственного учителя, я добавлю. Этот человек идет по миру не один. Первый министр и Король-Основатель всегда будут идти рядом. И эта мысль вот уже много лет позволяет мне спать спокойно...