Восьмой медальон. Том 2

— Негодяй...

— Кажется, вы готовы повторить ошибку своего вассала. И ради чего? Ради какого-то медальона! У вас уже есть один — так захотелось ещё! К чему, ответьте, нужен был артефакт, дарующий любовь? Зачем понадобился медальон, открывающий любые замки? Из-за вашей жадности сейчас гибнет барон да Фур — и жадность погубит и вас тоже... Не упрямьтесь, скажите правду! Что случится, если юный государь, у которого голова идёт кругом от навалившихся на него забот, позабудет на время о графе Артландском, коль скоро тот не доставляет больше никаких хлопот? И что произойдёт, если никто не напомнит ему о вас? Взгляните ещё раз на барона да Фур — и подумайте, подумайте хорошенько...

Мессер Гумберт махнул рукой. Стражники схватили графа и поволокли наверх.

— Ох, и нагнали же вы страху! — с обожанием посмотрел на канцлера дядюшка Фико.

— Мне так не кажется.

— Ну... — замялся комендант. — У меня прямо-таки душа ушла в пятки... А граф — да, крепкий орешек. Он и не в таких переделках бывал...

— Помолчите, — отрывисто произнёс мессер Гумберт и пошёл прочь.

Ошарашенный дядюшка Фико проскулил:

— Простите, господин! — жалобно посмотрел вслед удаляющемуся канцлеру, а затем бросился догонять его, приговаривая вновь и вновь: — Простите, господин, простите!..

Глава 10

Хотя мессеру Гумберту и показалось, что замысел его не вполне удался, сцена, о которой мы рассказали несколькими строками ранее, всё же произвела на графа неизгладимое впечатление: конечно, сеньор Готфрид немало повидал на своём веку, однако он даже помыслить не мог, что один из ближайших соратников окажется в столь ужасном положении.

И кто поручится, что подобная участь не уготована ему самому?

"От этой скотины канцлера всего можно ожидать", — думал мужчина — и невольно содрогался, представив себя прикованным к стене, плавающим в отвратительной жиже, гниющим заживо...

Только бы очутиться на свободе... Тогда, столкнувшись в одном из укромных уголков со своей недавней жертвой, канцлер тысячу раз проклянёт себя за неосмотрительность, вспомнит обо всех угрозах и оскорблениях, которыми осыпал узника! О да! Можно будет отплатить мессеру Гумберту сполна, а после — умчаться в графство Артланд, в родной замок, который не под силу захватить даже тысячам воинов! Но сначала нужно выйти из Тура...

Предаваясь этим раздумьям, граф вдруг поймал себя на мысли, что, в сущности, ради свободы можно и рассказать канцлеру всё, что он знает о медальонах.

"Э, нет! — усмехнулся мужчина. — Не будь болваном! На это ублюдок и рассчитывает. Ждёт, когда проявишь слабость, чтобы выставить тебя убийцей — и выслужиться перед королём. Нет, пусть лучше удавится!"

Он так увлёкся, что не сразу заметил, как на пороге появился дядюшка Фико с блюдом в руках.

— Хо-хо! Пришло время подкрепиться.

— Неужели? — ответил сеньор Готфрид. — Разве не по вашей вине я чуть не издох от голода? Давайте уж, уморите меня! Доставь радость своему хозяину, плешивый пёс!

— Мессер Гумберт и потребовал, чтобы я накормил вас. Сказал, будто завтра вам потребуются все силы.

— Вот как?! Пусть сам жрёт свою стряпню!

Граф выхватил блюдо из рук коменданта и разбил о стену.

— Что вы делаете? — засопел дядюшка Фико. — На вас посуды не напасёшься, демон меня побери!

И он вышел, гневно топая ногами.

— Не возвращайтесь! — крикнул вдогонку граф. — В следующий раз я вас голову проломлю!

— Поглядим, что ты запоёшь, когда желудок начнёт сводить... — чуть слышно пробурчал комендант.

Слова эти оказались пророческими. С наступлением голод, и без того мучивший графа, стал поистине нестерпимым. Чтобы как-то его унять, мужчина сначала некоторое время расхаживал из угла в угол, затем улёгся на скамью и попытался заснуть. Ничего не вышло. Перед мысленным взором вновь возник Эльмер да Фур, за окном зловеще сверкали зарницы, к которым вскоре присоединились отдалённые раскаты грома. Да ещё и стражники болтали без умолку.

Не выдержав, сеньор Готфрид рявкнул что было сил:

— Эй, вы, заткните пасти!

Раздался взрыв хохота:

— Ой, друзья, лучше помолчим — граф гневается! Проявим уважение к смельчаку, идущему на смерть!

Затем всё стихло.

Гроза между тем приближалась. Молнии одна за другой вспарывали ночное небо, словно клинки вонзаясь в брюхо исполинской тучи, надвигавшейся с запада; громовые раскаты следовали один за другим. Уснуть, когда боги вздумали показать свой переменчивый нрав, было не только трудно, но и, пожалуй, непочтительно по отношению к обитателям небес, поэтому сеньор Готфрид поднялся со скамьи и вновь принялся мерить камеру шагами.

Внезапно графа ослепила синеватая вспышка. Он даже заслонил лицо ладонью, зажмурился и какое-то время постоял так. Затем осторожно приоткрыл глаза и осмотрелся. Ничего странного мужчина не обнаружил и лишь пожал плечами:

— Наверное, молния....

Стены содрогнулись от оглушительного грохота. Хлынул дождь. Молнии теперь разрезали небеса над самой крышей Тура. Одна из них сверкнула так ярко, словно ударила во двор самой королевской тюрьмы, и сеньор Готфрид вдруг различил в нескольких шагах от себя женскую фигуру. Через секунду видение исчезло.

Граф отшатнулся и стал выпученными от ужаса глазами смотреть перед собой. В этот миг во взгляде его не было ни частицы разума. С содроганием он ждал, что вновь увидит таинственную гостью, однако ничего не происходило.

На несколько секунд ливень прекратился. В наступившей тишине сеньор Готфрид услышал шелест одежды. Незнакомка ходила по комнате! Но ведь тогда... тогда получается, что это — не какой-нибудь демон, а... человек!

До конца осознать эту простую истину граф не успел. Холодные пальцы коснулись его шеи, скользнули по коже — и вдруг невидимая рука со страшной силой толкнула графа в грудь. Он полетел на пол и, ударившись головой об угол скамьи, разбил затылок в кровь.

С трудом сеньор Готфрид поднялся на ноги и прошептал:

— Да кто же ты, в конце-то концов?!

Над ухом его прозвучал короткий смешок.

— Скажи, кто ты!.. — словно сумасшедший, принялся повторять граф. — Скажи... Скажи!..

Никто не откликнулся на его мольбу.

— Кто ты?.. — продолжал бормотать сеньор Готфрид, пока возглас одного из стражников:

— Проклятье! Опять этому убийце неймётся! Наверное, боится во снах встретиться с душами своих жертв! — не привёл его в чувство.

И внезапно в этих насмешливых словах граф услышал такую горькую правду, что опустился на колени и впервые в жизни залился слезами. Как же он сразу не догадался? Смерть барона у него на руках и последующий арест, бесчисленные унижения, наносимые канцлером и служителями тюрьмы, страшная участь Эльмера да Фур, свидетелем которой он стал, появлёние ужасной незнакомки — всё это ниспослано Семью богами! Вот оно — небесное правосудие! И ведь не убежишь, не спрячешься ни в своём замке, ни на краю света...

Если только...

Сеньор Готфрид резко поднял голову. Глаза его сверкнули. Нет, не привык он склоняться перед кем-либо, даже перед самим Авиром! Желаете и дальше мучить? Уничтожить? Не выйдет!

Подойдя к одной из стен, мужчина отыскал трещину между камнями, извлёк оттуда медальон и криво усмехнулся:

— Хотели завладеть им, мессер Гумберт? Не получите, даю слово! Я ещё выберусь отсюда, слышите?!

И он спрятал медальон за пазухой.

Всё утро сеньор Готфрид ждал, что заскрипит ключ в замочной скважине и на пороге появится дядюшка Фико. Да не просто появится, а будет держать в руках блюдо со всевозможными тюремными "яствами". Однако ни того, ни другого не происходило, и мужчина, изнемогающий от голода и жажды, не раз проклял себя за проявленную накануне чрезмерную горячность...

Пришёл дядюшка Фико только после полудня. Взглянув не его лицо, граф на какое-то мгновение позабыл о еде — никогда комендант не был таким встревоженным и печальным.

— Боюсь, участь ваша решена, — поставив блюдо перед узником, горько вздохнул дядюшка Фико. — Утром я слышал, будто король приказал не щадить вас и вырвать признание любой ценой, а несколько минут назад примчался человек от канцлера и потребовал, чтобы к завтрашнему утру я подготовил камеру пыток к приёму "гостя". Как жаль... Думаю, первым делом мессер Гумберт применит раскалённые щипцы — так он поступил, когда пытал Эльмера да Фур... Поэтому подкрепитесь, прошу вас! И непременно попробуйте пирожки — аппетитные, ароматные, только что вынутые из печи. Клянусь, вы никогда таких не ели!..

Многозначительно посмотрев на графа, комендант удалился.

Сеньор Готфрид догадался, что в последних словах дядюшки Фико таится какая-то тайна, однако ему хватило выдержки ничем не выдать своего волнения. Усевшись спиной к двери, он принялся поглощать "лакомства" и запивать их водой. Лишь немного утолив голод (тот, конечно, никуда не делся, но стал не таким мучительным), мужчина взял с блюда пирожок — большой, румяный, покрытый хрустящей корочкой — и разломил напополам. Внутри оказалась мясная начинка. Граф чуть слышно выругался, но делать было нечего — пришлось съесть и это угощение.

Перед тем как разломить второй пирожок, сеньор Готфрид прошептал молитву, обращённую к императору демонов. И, похоже, Эстельфер её услышал: вместо начинки граф обнаружил свёрнутый в шарик листок пергамента.

Мужчина бережно расправил послание и прочёл:

"Дорогой друг!

Все мы, узнав о постигшем вас несчастье, едва не лишились рассудка от горя. Человек, всецело нам преданный, соратник наш, защитник и покровитель — и брошен в темницу? Смельчака, который отважился пойти против самого государя Хильдеберта, когда тот предал память погибшего от рук злодеев вернейшего своего слуги, хотят объявить убийцей, навеки запятнать его честное имя? Не бывать этому!

Долгое время мы молили — страстно, всю свою душу вкладывая в эту мольбу, — великих наших богов, чтобы те уберегли вас от беды, пока, наконец, не поняли: они не вызволят вас из Тура. Мы сами должны совершить сей подвиг!

Наберитесь терпения, дорогой наш друг. Стряхните цепи отчаяния и неверия, в которые заковали вас враги. Раскройте душу в пламенной молитве верховному божеству — а после примените тот чудесный дар, что по милости высших сил попал к вам в руки.

Комендант верен нам. Он поможет выбраться из камеры и выведёт во двор. Очутившись там, ждите, пока часовые не оставят пост у ворот — а это непременно случится. Тогда вам не составит труда выбраться из Тура. Под стенами будет ждать наш человек. Потайным путём вы проберётесь к Везеру и отыщете там лодку, на которой сумеете покинуть столицу...

Словом, мужайтесь! Все мы верим: не пройдёт и нескольких дней, как вы окажетесь в безопасности. А затем, собравшись с силами, сумеете отомстить врагам, желавшим вашей гибели. Да хранят вас боги!

Друзья".

Счастье графа было столь велико, что он едва удержался, чтобы не прижать письмо к губам. У него есть друзья! Есть соратники, готовые бросить вызов любому, даже самому королю! А коли так, берегись Ланделинд! Ты ещё не знаешь, с кем решил помериться силами...

Сложив листок вчетверо, мужчина спрятал его на груди, словно письмо возлюбленной.

Но радость быстро утихла. На смену ей пришли сомнения. Не проделки ли это канцлера? Может, он сговорился с комендантом и ждёт только минуты, когда узник применит медальон — сей "чудесный дар" "высших сил"?

Сеньор Готфрид вновь достал письмо и несколько раз внимательно прочёл.

"Нет! — решил он. — Канцлер здесь ни при чём. Он ведь не знает, что за медальон находится у тебя. Кричал же вчера, будто ты хочешь заполучить артефакт, которым владеет этот сопляк из Лотхарда... Болван!"

Однако, несмотря на все старания, окончательно избавиться от сомнений графу не удалось. И чем меньше времени оставалось до полуночи, тем сильнее он волновался.

— Только бы всё это оказалось правдой! — бормотал мужчина. — Только бы выйти на свободу!

Внезапно мужчине вспомнился совет "друзей". Раскройте душу в пламенной молитве верховному божеству. Верно! Так и следует поступить!

Упав на колени, он стал взывать к Эстельферу, просить о помощи, давать тысячи клятв и обещаний... Губы его мелко дрожали, по щекам катились слёзы, из груди то и дело вырывались сдавленные рыдания...

Несколько часов пролетели, словно одно мгновение. Молитва сеньора Готфрида оборвалась лишь с появлением коменданта. Услышав, как отпирается дверь, мужчина поспешно поднялся с пола, но ни малейшая деталь не ускользнула от внимания дядюшки Фико.

— Хо-хо! Вы, похоже, решили укрепить дух перед страшным испытанием? Что ж, молитесь! Конечно, мне ещё ни разу не доводилось видеть, чтобы Семеро богов творили чудеса. Скорее, на такое способны палачи, хе-хе! Но кто знает? Вдруг у вас получится достучаться до небес и обрести неслыханную силу? Молитесь... И поешьте заодно...

— Благодарю.

— Ого! Вот так дела? Неужто мысли о близких страданиях всё же превратили волка в ягнёнка?

— Пожалуй, да, — после некоторое паузы ответил граф. — И если уж завтра мне придётся испытать жестокие муки, я хотел бы попросить вас о маленькой услуге. Ваши стражники шумят по ночам, не дают спать...

Дядюшка Фико лукаво улыбнулся:

— И вы хотите, чтобы я приказал им вести себя тихо?

— Да.

— Что ж, — причмокнул губами комендант. — Могу пообещать: в эту полночь в коридорах Тура будет царить мёртвая тишина.

На этом разговор оборвался. Дядюшка Фико зачем-то прошёлся по комнате, заглянул в каждый уголок, внимательно осмотрел стены, потрогал решётки на окне.

— Ночь сегодня будет тёмная... — пробормотал он.

Уже очутившись у порога, комендант громко — так, чтобы услышали стражники, — сказал:

— Хе-хе! Мне жаль вас. Быть у вершины — и пасть столь низко! Признаете вину — опозорите честь рода; продолжите упорствовать — лишитесь головы. А что всему виной? Жадность людская, мечты о роскоши и богатстве, о власти над умами подданных и над душами прекрасных женщин. Впрочем, не вы первый, кто попался в сети, расставленные императором демонов...

И он подмигнул сеньору Готфриду.

Вечер граф опять посвятил молитве. Мужчине всё больше нравилась эта беседа с повелителем тёмных сил. Отчего-то он был уверен, что Эстельфер слышит каждое слово, и от подобных мыслей на душе становилось теплее.

"Да! — думал мужчина. — Я отдам всё, только бы увидеть мёртвым этого ублюдка канцлера!"

И представлял, как император демонов отвечает:

— Увидишь...

"Только бы дождаться, когда сдохнет мальчишка Ланделинд...", — мечтал он — и слышал едва различимое:

— Дождёшься...

Погружённый в эти сладкие грёзы, сеньор Готфрид едва не пропустил наступление полуночи. Только когда за дверью прозвучал голос коменданта, отдававшего какие-то приказания стражником, он прервал беседу с Эстельфером и прислушался.

Через минуту дядюшка Фико умолк. Раздались тяжёлые шаги стражников. Затем всё стихло.