3.И на всех одна звезда

Однако сейчас, когда его дочь находится в пределах досягаемости, он сознательно упускает время?

— Что? Причем тут Динэ?

— Очевидно, что это он вывел Ингер сюда. Он сражался со своими сородичами. Да еще за дочь Черного лорда. Теперь он даже не изгой, он — shenka'i, тварь, мерзость, воплощение скверны. Его смерть неизбежна, — сухо бросал Дамон через плечо, то и дело касаясь раскрытыми ладонями стволов, точно прислушиваясь.

— Но ведь один из них его отец! — Рузанна снова бросилась его догонять, продираясь сквозь заросли, которые перед магом казалось, просто расступались.

— Тем более! Единственное, на что он может рассчитывать, это на честь, что его отцу будет позволено убить его самому, чтобы смыть с себя и семьи позор за то, что они породили и воспитали такое, — Дамон резко остановился и развернулся, отчего молодая женщина налетела на него, уткнувшись лицом в грудь, — А если отбросить всю эту высокопарную дребедень, то Фориану незачем тащить за собой раненного, враждебно настроенного, и абсолютно для него бесполезного мальчишку. Я только надеюсь, что он не стал отступать от традиций.

Он окинул Рузанну придирчивым взглядом и определил.

— Вот что, в лесу вы мне все равно не помощник. Возвращайтесь туда, где почувствовали 'fei'rie', попробуйте определить углы отклонения пространства.

Скрепя сердце, волшебница признала его правоту: через мгновение мужчина уже растворился в зарослях не хуже любого эльфа.

Оставшись один, Дамон попытался обуздать неумолимо рвущиеся наружу эмоции, из последних сил цепляясь за подобие выдержки, которое ему каким-то образом удавалось хранить до сих пор.

Бесы бы побрали эту... леди с ее вопросами! Какие к лешему рассуждения, когда единственное, что он сейчас способен испытывать, — это почти неконтролируемое желание догнать, самому, своими глазами увидеть, что Ингер жива и хотя бы относительно невредима. После чего раскатать к Бездне и Хаосу ровным тонким слоем по их обожаемому лесу всех, кто даже отдаленно похож на Стража!!

Никакого сумасшествия, никакой ненависти, — спокойные и последовательные действия по устранению возникшей угрозы. Что в этом может быть странного, непонятного или неправильного? Все вполне естественно, а он и без Рузанны знает, где примерно сейчас Фориан...

Нужно лишь повернуться спиной к тому, откуда каждый вздох ветра несет вспышки боли и безысходного отчаяния. Каждый еще не облетевший листок трепетал, пытаясь донести до него, что где-то там, совсем близко, страдает и гибнет живое существо, плоть от плоти этого мира. Стоило опустить свои щиты, и чужой страх, горькая мука — били в отточенное восприятие темного, накатывали внахлест по обострившимся до предела ощущениям, приобретшим подобное необычное свойство после эксперимента с эльфенком...

Ведь борется еще! — с невольным восхищением отметил Дамон, сосредотачиваясь на услышанном.

Что ему до этого эльфеныша? Что давал обещания Сивиллу? Кто же знал, что выбор будет таким... сложным! Что Ингер к обоим ребятам привязалась, своим чутьем, которое удивляло порой даже его, зачислила их в тот узкий круг, которые 'свои', от которых можно не прятаться, не закрываться, ради кого стоит жить, — что гораздо труднее, чем за кого-то умирать... Так это Ингер, и кто посмеет его осудить, что он в первую очередь спасал своего ребенка!

Тогда почему сейчас он идет в сторону, совершенно противоположную той, куда увели его дочь, когда рассудок устал убеждать обезумевшее от страха сердце, что он еще успеет спасти всех и никакого тяжкого выбора на самом деле нет?

Дамон невесело улыбнулся: приступ гуманизма и выверт разбушевавшейся совести, синдром патологической ответственности, как иногда язвила Герда... Неважно как это оценит он сам, и как оценят другие. Важно, что сейчас, сегодня, — он в силах уберечь, сохранить еще чью-то жизнь. Дать шанс, в котором раз за разом отказывалось ему самому, и возможно все пойдет по-другому... Изменится, потому что изменятся они сами.

Однако все высокие рассуждения были отброшены как лишние, едва маг вышел к своей цели. Диниэр к этому времени снова был без сознания, но застонал, когда мужчина обнял его, поддерживая. Дамон шепотом выругался: Фориан и впрямь поступил точно в соответствии с традицией — об отступника никто не стал марать руки. Раненного, истекающего кровью юношу привязали за локти к дереву и оставили медленно умирать.

— Не удостоили чести... — усмехнувшись, мужчина осторожно переложил эльфенка на устланный палой листвой мох, наскоро осматривая, — Нам же лучше!

В довершении к истощению и ранениям, к счастью поверхностным, пытаясь освободиться парнишка нещадно ободрал о кору и веревку руки, что привело к еще большей кровопотере, и вывихнул себе не один сустав, — но все это в самом деле было поправимо. Аккуратные уверенные прикосновения опытных и чутких рук привели его в себя, и Динэ еще не открывая глаз, прошептал:

— Лорд... Мастер! — отчего-то сомнений, кто мог придти к нему на помощь, не возникло.

Вместо ответа — его поддержали, поднося к губам питье: Диниэр узнал вкус.

— Ингер держат на эликсирах. Блокаторы мы сняли... — спотыкаясь, он торопился рассказать, что произошло и что он узнал.

— Вы молодцы.

— И еще одни блокаторы у них врядли есть... — эльф силился подняться, — Стражей 15, Ammae Эледвер Тар Фориан ведет отряд к Пустоши...

— Я знаю, успокойся... Ты едва в себе, — Дамон сбросил с себя плащ, укутывая дрожащего юношу.

— Мастер, мою свирель сломали... — шепнул Диниэр, почему-то это ощущалось больнее всего.

— Я тебе другую сделаю. Еще лучше, — спокойно пообещал Дамон, несмотря на вспыхнувшие с новой силой ярость и гнев, только рука чуть дрогнула, ласково скользнув по испачканной щеке. Завернутый в плотный темный плащ, измученный эльфенок казался хрупкой надломленной веточкой. Да сколько же можно его топтать!!

Дамон уже намеревался нести его обратно в деревню, когда нечто новое — не звук, не тень, — что-то неуловимое, на грани восприятия заставило его выпрямиться и обернуться навстречу очередному врагу: в том, что это враг он не сомневался.

— Выходи. Подобраться у тебя все равно уже не получится! — крикнул маг, вертя перстень на пальце.

— Я и не собирался прятаться, — невозмутимо сообщил эльф, возникнув из зарослей спустя несколько минут.

Ищейка. Только Сивилл был прав: такого цвета волос у чистокровных эльфов не бывает.

— Вот уж все же не думал, что окажусь прав и ты сюда явишься. Как видно в благородство играть тебе еще не надоело за столько-то лет... — заметив, что узнавания в черных глазах так и не появилось, Страж поинтересовался с небрежной усмешкой, — Неужели не узнаешь старого друга? Извини, петь не буду.

Впервые за неизвестно какое время Дамон ощутил вдоль лопаток волну озноба и едва удержался, чтобы не отшатнутся.

— Невозможно... — выдохнул он, становясь белее собственных волос.

— Отчего же, крови Дивного народа во мне тоже хватает.

— Кен... — это был почти стон.

— Orienn e'll Ceane vane Vidarr ess'Seallerriavenn Feidelle Tar Tiriaenn Loengrimm, — холодно поправил эльф, удовлетворенно повел плечами, и усмехнулся с ничем неприкрытой ненавистью, — Узнал.

— Да...

Дамон позволил себе опустить голову: видеть этого человека, видеть таким — было невыносимо!

— Как же, помню: твои темные всегда хвастались и спорили, что Властелин помнит всех и вся, — уточнил Ориэнн... или Кен, — Помнишь?

— Помню, — мертвым тоном подтвердил Дамон, — Но помню другим. Совсем другим...

— Время не стоит на месте, — безразлично уронил эльф.

— Что с тобой случилось... — маг говорил уже вполне спокойно, только слабая нотка горечи билась в черных глазах и голос звучал несколько глухо.

— Что?! ТЫ со мной случился!! — выплюнул оскалившись неуместно рыжий эльф, — Лицемерная тварь, прикрывающая свою черную сущность красивым образом! Тебе надолго хватило того, что ты высосал из нас или так, на парочку заклинаний?!

Ориэнн окончательно утратил даже то незначительное подобие бесстрастия, которое еще хранил вначале, и шипел похуже стаи взбесившихся гадюк.

— За прошедшие годы, я многое узнал. Не только то, что внезапно покинувший нас якобы друг — изволил занять Черный трон. Оказывается, вампиры бывают разные, и пожалуй, обычные кровососы куда лучше таких, как ты!! Выпивающих у человека душу... О, конечно! Даже со стамеской ты умудрялся выглядеть до неприличия изысканно, и лорду не пристало трахать все без разбора, как твоя блондинистая подружка, немножко подзадержавшаяся на этом свете! Ну да я ей помог... К тому же до ужаса практично: вместо одного 'обеда' — получить почти бесконечный 'запас' в постоянной досягаемости, да еще который сам, добровольно, все для тебя сделает, а то и жизни не пожалеет! Со сколькими ты провернул это? Скольких ты привязал к себе с помощью любви, благородства, долга, чести и прочих удобных для твоих целей способов, чтобы потом загубить?!! Так или иначе...

Удар был нанесен мастерски! Потеря дорогого родного человека всегда порождает не только горе, но и сожаления, и не только о невозможном будущем, но и о прошлом. Как бы близки и душевны не были отношения, всегда появится мысль о том, что что-то важное не было договорено либо сказано вовсе, что-то не сделано и безвозвратно упущено...

А если в самом деле не сказано, не сделано, упущено? Сожаление перерастает в вину, ложась очередным грузом. Вина — порождает страх, а страх убивает душу, заставляя ее сначала метаться из одной крайности в другую, чтобы в конце концов, запутавшись в самой себе, угаснуть. Оледенеть и развеяться сухой снежной крупой...

Но что если ко всему, главная опасность заключалась и заключается в том, что эти люди связаны с ним, темным Дамоном? Что даже вопреки его желанию, его вмешательство способно ломать и калечить судьбы, а одно из доказательств стоит сейчас перед ним... Махом вычеркивая годы того, что обычно называют простым человеческим счастьем.

Счастье... Это даже не иллюзия самообмана! Не нора, в которую хорошо прятаться, и не мягкая лапа мрака, удобно закрывающая глаза. Вопрос имеет ли он право на это 'счастье' не мог не встать. Не единожды.

Счастье — это всего лишь недостаток информации.

Или нежелание трезво осмыслить факты.

— Я тот, кто я есть, Ориэнн, — тихий голос стелился поземкой, не оставляя пространства для споров и пересудов, — Это бессмысленно обсуждать.

Факт. Точка, в которой причудливо сошлись два абсолютно разных пути, уже не разбрасывая вокруг себя брызги иллюзий и мечтательных желаний.

— Для чего ты здесь? Неужели надеялся, что я не смогу убить тебя? Или что позволю кому-то второй раз ударить в спину?

— О какой надежде ты смеешь говорить, после того, как отнял у меня все, что мне было дорого?! — слова падали стылым сизым пеплом. Страж шагнул вперед, голубые глаза неуловимого оттенка выгоревших на солнце васильков были пусты, а руки уже сжимали рукоять меча...

...В этой схватке не было холодной рассудительности. В ней вообще не было места мыслям и какому бы то не было проявлению рассудка: слепое желание уничтожить — против неистовства разбушевавшейся стихии.

Но — хуже всего было то, что маг забылся, провалился в прошлое настолько, что уже не помнил о магии. Немыслимая боль комкала, превращала изысканный диалог клинков — в беспорядочную драку. Эльф действительно научился многому за прошедшие годы, а в таком состоянии глупейшие ошибки плодятся одна за одной независимо от мастерства и опыта. Однако внезапно взгляд выхватил нечто, о чем забыли оба: лишний свидетель, помеха, ненужная деталь... Эльфенок отполз в сторону, забившись под горстку облезлых елочек, следя за ними пронзительно-ярким взглядом распахнутых глаз.

Отрезвление пришло мгновенно. Дамон попросту отбросил от себя все излишнее, в несколько выпадов приперев эльфа к стволу:

— Я что-то у тебя отнял? — с силой переспросил он, — Ты говоришь это мне, когда в двух шагах лежит твой сын, которого вы обрекли на смерть?!

— Тебе ли не знать, что иногда приходится чем-то жертвовать!

Казалось: еще минута, и рапира скользнет вниз, рассекая открытое горло и выставленное в блоке предплечье, и грудь под замшевой курткой цвета прелых листьев с зеленью хвои...

— Чем-то?! Таких жертв — я не понимаю!

Дамон резко отпрянул. Зло кривились губы с толикой брезгливости.

— Я не стану плакаться, перечисляя все, что когда-либо жизнь отнимала у меня. Свою жизнь — ты отнял у себя сам! И мне больше нечего здесь делать. Прощай... Ориэнн.

Стоило протянуть руки, и Диниэр прижался к нему с молчаливой благодарностью. Дамон только крепче сжал истончившееся плечо:

— Сейчас, потерпи... Скоро будешь дома...

Дома... — Динэ обессилено опустил ресницы, отдаваясь чужой воле полностью, — Дом, это там, где тебя ждут. Был ли у него дом?

Не удержавшись на ногах, эльф сполз по стволу вниз, глядя вслед противнику, уносившему с собой снова впавшего в забытье юношу. Не осталось ни мыслей, ни чувств, ни желаний. Ничего, кроме пустоты. Даже ненависть, так долго заменявшая желание жить, испарилась, истаяла. Улизнула ловким мошенником, выманившим самое ценное в обмен на битые черепки...

Когда-то у него был друг и любимая женщина, и он был уверен, что и любовь и дружба эти — самые настоящие, какие только могут быть, несмотря на то, что своего друга он знал совсем немного, а в любви еще не признался.

Но судьба любит смеяться над наивными дурачками и в первый же момент их знакомства, он понял, что ему предпочли другого. Из них двоих, — женское сердце выбрало не верного приятеля, весельчака перекати-поле, а неразговорчивого сурового затворника, с тяжелым иногда пугающим взглядом, объявившегося невесть откуда.

Он смолчал. Он всегда так боялся ее отказа, последующей неловкости и неизбежного отчуждения, что отгораживался другими интрижками, создавая себе славу неисправимого юбочника, все признания и знаки между собой и ею единственной — целенаправленно сводил к шуткам. Он смирился, честно признав, что уступает другу во многом, если не во всем. Он даже сердился на него за то, что тот не торопится сделать ее счастливой, словно намеренно не замечая болезненно-восторженного взгляда самой лучшей на свете девушки.

Потом друг ушел. Так же неожиданно и неизвестно куда, как и появился. Оставив после себя пепелище, мертвое тело и нелепые слухи о связи с Тьмой.

Они никогда не говорили об этом друг с другом, как будто боялись даже упомянуть его имя. Они продолжали жить своей жизнью. У него были другие женщины, много. У нее наверняка было не меньше мужчин. Они так и не объяснились, хотя было время, когда она была не против такого развития событий, но даже исчезнув из их жизни, бывший друг по-прежнему стоял между ними.

Она часто переезжала, у него вообще так и не появилось собственного дома. Он знал, что она продолжает не просто ждать, но упорно ищет хотя бы маленькую зацепку, способную подсказать, где теперь тот, третий... Иногда он ей помогал в поисках, когда она просила. Наверное, она все же знала, что старый друг испытывает к ней нечто большее, но не просить не могла.