Волчица и пергамент. Том 7

— В дождливый день на улицах мало людей, да и оба крепких на вид охранников не появлялись. Так сложилось, что и постоялый двор опустел, а хозяин к обеду уже набрался и даже посуду не убрал. Лучшая ситуация для тех, не хотел терять лица и старался доказать, что не берёт своего слова обратно.

Коулу тоже выпадали времена, когда оставалось лишь, стискивая зубы, обращаться к Богу с молитвой. И он не мог не признать, что если его решили похитить, то лучшей возможности нельзя было придумать.

Но кое-что его всё же интересовало.

— Вы знаете всё о наших действиях?

Клевенд, сузив глаза, некоторое время вглядывался в лицо Коулу, будто пытался что-то найти, потом кивнул и произнёс:

— Я бы очень хотел сказать, что мы видим вас насквозь, но в действительности я не понимаю, что вы делаете. Я узнал, что прибыл кто-то от святого престола, узнал от моих товарищей среди рыцарей святого Крузы. Это странно, но что более неожиданно, люди от святого престола связались с моей сестрой.

Узнав, что кто-то из рыцарей проговорился о приезде Ханаана, Коул помрачнел. Родос не должен был предать. Но учитывая, что принц сплачивал силы, чтобы устроить мятеж, не стоило удивляться, что у него были свои глаза среди рыцарей Крузы.

— Среди рыцарей святого Крузы есть те, кто хочет, чтобы началась война Церкви и королевства, так?

Клевенд пожал плечами — не из пренебрежения, просто не было нужды отвечать. В конце концов, рыцари святого Крузы были боевым отрядом, которому было сложно найти место в мирное время, поэтому они могли найти взаимное понимание с аристократами вроде Клевенда, теми, кто не мог наследовать родовые земли и власть, и кому оставалось полагаться на войну, чтобы отвоевать себе место в мире.

Таким образом, нападение на рыцарей Крузы, о котором рассказал Родос, могло быть подготовлено такими людьми среди рыцарей самостоятельно или же во взаимодействии с принцем Клевендом.

— Они терпеливо следили за домом моей сестры, они знали, что вы что-то замышляете, но не могли понять что. В итоге вы повскакивали на коней и целой группой отправились в Сарентон. По их отчёту вы искали людей по бумажным мастерским, но зачем?

Постоянная слежка за домом — это чистая похвальба, способ давления, уж Миюри точно бы это заметила. Коул мог предположить, что в доме имелась одна-две пары любопытных глаз, но этого было недостаточно для утверждения принца. Ещё в дом захаживали торговцы, ремесленники по ремонту и другие люди, приглашаемые по необходимости. Хайленд не могла не обращать на это внимание, но какие-то упущения вполне могли иметь место, так что Клевенд не был просто бездумным бунтовщиком.

— То, что мы делаем... Я не могу рассказать об этом.

— Ну, я так и думал, — сказал принц, сделав такое движение, что Коул невольно сжался в ожидании удара, но принц просто нагнулся к нему, и при виде реакции Коула лицо Клевенда болезненно скривилось. — Эй, ты не мог бы доверять чуть-чуть больше? Проклятье, что такого понарассказывала тебе моя сестра?

По рассказам Хайленд, Клевенд был опасным мятежником, провоцировавшим междоусобицу ради захвата трона. Но Шарон видела в нём предводителя изгоев-аристократов, старавшимся спасти тех, кто угодил в ловушку аристократической системы наследования. Сидевший перед Коулом рослый принц с грубоватой манерой поведения, осторожно подбиравший слова в разговоре, не противоречил ни одному из этих образов.

— Моя сестра очень озабочена своим происхождением, из-за чего мне трудно понять её преданность отцу и старшему брату. Мне на самом деле трудно вынести её натуру, требующую безупречности во всём мире и непримиримую к малейшему пятнышку на ней. Это только из-за того, что ты такой, ты можешь иметь дело с ней так долго.

Вообще-то у Коула было насчёт Хайленд иное мнение, но, возможно, между родственниками складываются отношения особого рода. Например, Предрассветный кардинал для Миюри был лишь не слишком умным, во многом ограниченным братом.

— Однако чем бы вы ни занимались в Сарентоне, это не имеет особого значения. В конце концов, у нас с ней разные цели, при каждой встрече мы не можем не ссориться, и конца этому не будет.

Коул уже не мог считать принца просто недальновидным тираном. Так что последовавшие слова его не удивили.

— Что ж, Божьим промыслом мы встретились, так, может, ты сможешь помочь мне?

Коул увидел, как его большое тело, ещё больше приблизившись, нависло над ним, словно пытаясь его поглотить, но на самом деле принц смущённо протянул руку, чтобы осторожно пожать руку Коула.

— Ты имеешь в виду помочь примириться с досточтимой принцессой Хайленд?

На самом деле Коул так не думал, он просто хотел дать понять, что не покорится Клевенду. И никогда не предаст Хайленд.

— Это было бы... трудно... — в таком смущении пробормотал принц, что Коул невольно улыбнулся. — Она ненавидит меня, вероятно, это потому что она презирает свою семью.

Коула поразили его слова, что, похоже, удивило Клевенда.

— Эй, слушай, чему удивляешься? Из-за чего ещё, если не из-за этого?

— Это...

— Какой бы хорошей она ни была, но из-за её происхождения у неё нет голоса при дворе. Но, несмотря на всё, что ей пришлось претерпеть, она осталась честной до самых костей. Под сахарной оболочкой её верности королю скрывается её гнев, от которого ей не избавиться, несмотря на все её старания. Иначе говоря... — Клевенд погрустнел, в его голосе проскальзывали нотки сочувствия. — Одним словом, она мне очень завидует. Завидует моей свободе, тому, что я осмеливаюсь выдвигать жалобы по поводу разных сторон жизни и потом действовать в соответствии с этим. Она сама в этом никогда не признается, но другой причины нет. И человек с таким добрым сердцем, как у неё, вообще говоря, должен сочувствовать моим друзьям, разве нет?

Второй принц был как бы наследником про запас, чтобы иметь уверенность в том, что какой-то из сыновей короля унаследует трон. И пойдут за вторым принцем подобнее ему вторые-третьи сыновья аристократических родов, для которых они также служили запасом, поддержкой на случай смерти первенца. Если учесть их положение, картина, на которой Хайленд протягивает им руку, не покажется слишком противоестественной.

— Однако ей ещё может просто не нравиться мой принцип жизни.

— То, что ты хочешь начать войну?

Клевенд с виноватым видом пожал плечами.

— А что я ещё могу? Управлять крестьянами со всеми моими людьми? На землях, по которым отец и старший сын будут ездить на лошадях?

Собственно, это, кажется, никому и не нужно, кроме самих аристократов принца. Но сам он, похоже, давно рассматривал такую возможность.

— Да, я знаю, большинство людей смирились бы с действительностью. Если не хочешь, чтобы твой труп выставили на всеобщее обозрение, это единственный путь.

— В таком случае... — начал отвечать Коул, но споткнулся о горькую улыбку Клевенда.

— Один лишь раз... хочу блеснуть славой и я. Я хочу слишком многого?

Он верил, что даже если и не унаследует трон, то сможет совершить достойные деяния на полях сражений. Он с детства занимался фехтованием и верховой ездой, но лестница, по которой он хотел лезть вверх вдруг исчезла. Недавно он казался весёлым, немного грубоватым молодым человеком, сейчас же его глаза горели гневом.

— Я и сам знаю, что мир лучше войны. Мы не наёмники, которые просто хотят сражаться и убивать. Но если бы не мечта обрести блеск славы в бою, мы бы не смогли долгое время перебиваться холодной едой. В конце концов, мир стал меняться раньше, чем мы успели вступить в игру. Даже если мы знаем, что сетовать бесполезно, нам нужны хорошие побудительные причины, чтобы отказаться от своей мечты и свернуть на иной путь.

Его карие глаза были похожи на глаза Жана, только у ремесленника огонь в душе давно потух, но по сути эти двое были очень схожи.

Коул вдруг подумал, что и Миюри могла быть такой же. Она похожими глазами смотрела на порт Рабона, пока Коул валялся в лихорадке. Её проницательный взор разглядел, что ему было бы больнее увидеть, как её меч режет кого-то, чем если бы меч резал его самого. Эта умная, сильная девушка сама себе отрезала этот путь. Конечно, это решение повлияло на её безудержную тягу к перу.

А Жан, тоже не забыв своей мечты о военной славе, без колебаний использовал опасный и запретный способ печати, чтобы наготовить книг, воспевавших военные подвиги. Повстречав принца, Коул, кажется, понял, почему Жан оставил мастерскую Сиато и даже занялся таким делом, как выпас овец. Видеть, как менестрели выставляют его песни на посмешище, действительно достаточно обидно, чтобы заставить отказаться от способа, которому Жан выучился, но ведь он же отчаянно пытался нащупать свой новый путь, когда отказался от своей мечты, разве нет? И истинная его беда состояла не в разбившейся мечте, а в том, что он не смог найти свой новый путь, и вместо этого ему осталось лишь напиваться в захудалой таверне, так же?

Это же справедливо и для Ханаана с его сподвижниками. Порядочные люди, не зачарованные блеском золота, они могли бы, стоило им только захотеть, загребать деньги, манипулируя документами, проходившими через их руки, но они этого не делали. Они отправили Ханаана в королевство Уинфилд, потому что не могли более выносить творившееся вокруг них.

Ханаану не было позволено сойти с пути, следовало лишь оставить свидетельства мученичества. А в итоге, перед тем как броситься в чёрный поток, он увидел появившуюся над ним ступеньку, которую невозможно было предвидеть. Однако это случилось. Было ли это удачей или чьей-то благой волей, но Ханаан ступил на неё и, оттолкнувшись изо всех сил, сделал ещё шаг, положившись на замысел создания святого. Коул был поражён его волей и устремлённостью.

Подумав обо всём этом, Коул обнаружил, что в мире есть немало людей, которые попались в ловушку своей судьбы, но продолжали неистово бороться. Каждый отчаянно протягивал руку, нуждаясь помощи, и Коул мог бы дотянуться до их рук.

Но теперь он не мог взять за руку даже Миюри.

— Как только сила твоей руки соединится с моей, — сказал Клевенд, вернув Коула к действительности, — мы сможем, как я предчувствую, отлично позаботиться о многих людях, как думаешь?

Принц Клевенд мало знал о Предрассветном кардинале, о Жане, Ханаане и Миюри, но Коул мог понять, почему были сказаны эти слова. Противостояние Церкви и королевства зашло в тупик, такое положение дел никому не шло на пользу. Пока стороны будут видеть всё в чёрных и белых тонах, противостояние будет продолжаться в стремлении перекрасить противную сторону в свой цвет, что можно сделать, только победив в войне. Многие, так же, как и Хайленд с Коулом, продолжали бороться, стремясь избежать этой трагедии, что в то же время стало препятствием для перехода к следующему этапу развития общества.

Чтобы прорвать липкое состояние тупика, Клевенд пытался найти ещё какой-нибудь путь.

— Конечно, я не прошу тебя предать мою сестру. Ты и она можете следовать истинному учению Бога, никто из нас не будет против. Мы последователи истинной веры, не какие-то разбойники или язычники, мы время от времени приходим исполнить наш духовный долг.

— А трон? Ты же не постеснялся разжигать междоусобицу?

Клевенд, расширив глаза, поднял руки.

— Если говорить об этом... Мы долго и упорно пытались что-то сделать, но в итоге смогли прийти только к войне в качестве решения. Мы действительно хотим прожить славные деньки, прежде чем поставить на себе крест и зажить обычной жизнью в городах или сёлах. Вот только способ, как это сделать, совершенно не обязательно должен вызывать беспорядки в обществе. Мы не так сильно стремимся к власти, чтобы приносить кровавыми жертвами собственные семьи. Так что мы относимся к междоусобице не так, как про нас думает моя сестра, которая, похоже, считает меня жаждущим крови узурпатором.

Потом Клевенд помолчал несколько мгновений. Коул решил, что это было с его стороны проявлением поведения члена королевской семьи.

— Ясно, что на большой земле есть великое множество людей, разделяющих наше недовольство. Чем сражаться с собственными семьями в нашем маленьком островном королевстве, лучше присоединиться к этим людям и вызвать на открытый бой Церковь. Так? Подумай, не снизит ли это опасность для людей? Не уменьшит ли их недовольство? Вот почему мы хотим, чтобы королевство вступило в войну с Церковью.

Беспорядки в обществе опустошили бы королевство, Клевенд рассматривал их лишь как последнее средство. Но беды у аристократов схожи по всему миру, потому лучше всего начать войну с другим названием.

Таким будет итог редкостного для истории противостояния Церкви и королевства.

Клевенд смотрел так широко, словно он мог, как Шарон, взлетать высоко над землёй.

— Твоё мышление отличается практичностью торговца... — заметил Коул.

Клевенд с довольным видом пожал плечами. Однако Коул, хоть и находил его рассуждения разумными, испытывал беспокойство из-за войны, грозившей распространиться по всему свету подобно степному пожару. Чем мировая война против Церкви будет лучше междоусобной войны в королевстве?

Клевенд, словно уловив беспокойство Коула, выдохнул и вроде даже стал меньше.

— Конечно, мы не думаем, что просто воевать — это превосходно и плевать на всё остальное. Королевство и Церковь не осмеливаются запросто говорить о большой войне, зная о трагичности последствий войны. Живо ещё немало облысевших стариков, которые на каждом шагу рассказывают о былых временах, когда войны сменяли одна другую почти беспрерывно. Поэтому я хочу, чтобы мы взялись за руки и посмотрели, можем ли мы что-нибудь придумать.

Коул с подозрением посмотрел на Клевенда, и тот в очередной раз пожал плечами.

— Пока ты по твоему желанию размахиваешь флагом недовольства Церковью, недовольные, независимо от стран, в которых они живут, будут идти за тобой. Затем, как я надеюсь, ты поговоришь с высокопоставленным церковным сановником, чтобы подыскать место для битвы, такой же грандиозной, как в эпоху древней империи. После стольких лет затяжных войн с язычниками сейчас никто не воспринимает всерьёз сражения за территорию. Помимо таких, как мы, пламя войны могут раздувать только торговцы, желающие нажиться на войне, да ещё те, кто наобещал лишнего и уже не в состоянии взять слова обратно. Знаешь, в Церкви тоже есть люди, подобные тебе и готовые следовать за тобой, но они не знают, что делать, они слёзно обращались ко мне за помощью. Более того, сам папа и кардиналы также связаны собственными интересами.

Взгляд Коула упал на сапоги Клевенда — они были заляпаны грязью. Не приходилось сомневаться, что, если бы принц повернулся, его спина тоже была бы в грязи, вылетевшей из-под копыт лошади. Это означало, что он сюда примчался спешно, сразу, как только получил известие от своих людей.

Коул попытался взглянуть на общую картину глазами Клевенда, чтобы увидеть, нет ли в ней недостающих деталей.

— Однако, что будет, если состоится великая битва, которая будет внесена в летописи всех стран и земель? Обойдённые и объятые гневом дети аристократических родов найдут удовлетворительный для них перелом судьбы, который позволит им далее жить своим мечом. Более того, Церковь и королевство смогут, не теряя лица, отступиться, используя великую битву в качестве предлога, и ситуация успокоится на многие годы.