— А кем ты сам хочешь стать? — спросила Люся.
— Пока не определился, — ответил я, — но уж точно не инженером. Не хочу повторять свою жизнь даже в малом. Понимаешь, таких, как я, будет как собак нерезаных. Обычный инженер со средними способностями, добросовестный и исполнительный.
— А ты хочешь руководить?
— Вот чего никогда не хотел, так это руководящей работы. Я ею тоже наелся. Намного лучше отвечать за себя, чем за кого-то, особенно у нас. Нет, я хочу прожить творчески. Не всё же время будут ворованные песни. Можно выступать с пародиями, которых я знаю... до фига!
— А пародии не ворованные?
— Есть разница, — объяснил я. — Многие юмористы в моё время смешили людей не рассказами собственного сочинения, а тем, что для них писали другие. В этом жанре главное — уметь правильно рассказать написанное. И потом не забывай то, о чём я говорил раньше. К добру или к худу, но будущее будет меняться, меняя жизнь миллионов людей. Поэтому многое просто не напишут или напишут иначе. В ближайшие годы это будет мало заметно, но чем дальше, тем сильней. Ладно, беги домой, а то твоя мама сейчас начнёт звонить. Держи слова песни и больше не реви, иначе подумают, что плачешь из-за меня.
— Как он погиб? — спросил Машеров.
— Взрыв бытового газа, — ответил Юркович. — Всё сделали так, что комар носа не подточит, хотя расследовать, конечно, будут. Всё-таки второй секретарь ЦК.
— Кто-нибудь ещё пострадал?
— Нет. Жена с детьми была в отъезде, а шофёра он оставил в машине. Соседи были дома, но обрушения стен не произошло. В квартире Щелокова возник пожар, пока его потушили, всё выгорело.
— Неприятный сюрприз Леониду Ильичу перед самым съездом.
— Скоро у него будет ещё один сюрприз. Почти закончена разработка Павлова.
— С этим будьте особенно осторожны, — сказал Машеров. — Он уже не первый, к тому же управляющий делами ЦК — это фигура.
— Я верю своим людям, — сказал полковник. — Всё будет тихо. Обычное пищевое отравление. Он большой любитель маринованных грибов, которых в семье больше никто не ест. Способ подсунуть нужное уже разработан, но там есть сложности, поэтому до съезда не успеем.
— В этом нет большой срочности, главное — управиться не позже лета. Есть что-нибудь ещё?
— Есть, но я не уверен, что это нужно использовать.
— Рассказывай, подумаем вместе.
— В тетрадках есть интересная запись. Вы могли не обратить на неё внимания. Я обратил не сразу. Мы в первую очередь прорабатываем шестидесятые и семидесятые годы, а запись относится к ноябрю восемьдесят седьмого.
— И что там интересного?
— Двадцать седьмого ноября восемьдесят седьмого года Военной коллегией Верховного суда СССР был приговорён к расстрелу генерал-майор ГРУ Дмитрий Фёдорович Поляков. Формулировка — за измену родине.
— Припоминаю. Но всё это очень нескоро.
— Я решил уточнить у нашего лейтенанта. В тетрадке только событие и дата, а когда сделали запрос, получили это.
Полковник передал Машерову исписанный тетрадный лист.
— Ну не сволочь? — сказал Пётр Миронович. — Сдал практически всю нашу агентуру в Штатах!
— Вы дальше читайте, — сказал Юркович. — Там много чего написано. Правда, он не всё успел сделать. Вот я и думаю, как эту информацию подбросить Ивашутину.
— А где сейчас Поляков?
— Год назад назначили военным атташе в Бирме.
— Ты же сам хотел оставить всю кадровую информацию нам, а делиться только наукой и катастрофами. И под каким соусом это преподнести начальнику ГРУ? Через три дня я еду на съезд и буду просвещать Брежнева. До Ивашутина эта информация всё равно дойдет. Пётр Иванович не дурак и сразу сложит два плюс два. Ясное дело, что мы всех водим за нос и знаем гораздо больше того, чем делимся. И долго мы тогда сохраним контроль над объектом?
— Вы могли бы с ним договориться. Эта информация — огромная услуга. Я на месте Ивашутина сделал бы так, чтобы Поляков вообще не вернулся из Бирмы. У него хватает спецов, которые выпотрошат эту падлу и зароют под какой-нибудь пальмой. И концы подчистят так, чтобы ни у кого не возникло вопросов, а всю информацию по своему ведомству он получит от вас. Я думаю, что он не станет ни с кем делиться. Если у нас отберут объект, он останется в проигрыше. Что-то, конечно, получит, но что и из чьих рук? Если подружиться с его ведомством... Я наводил о нём справки у наших военных. Отзывы в основном положительные.
— Подготовь мне не каракули лейтенанта, а нормальную бумагу, а там посмотрим. Надо сначала разыграть свою партию на съезде, а уже потом решим, стоит ли рисковать. Закончили отделку объекта?
— Научный центр готов, на днях будем завозить оборудование. А общежитие полностью закончим через неделю. Потом сразу же завозим весь персонал. Топить пока придётся электричеством.
— Для меня главное, чтобы центр через неделю работал.
— Леонид Ильич, мне нужно, чтобы вы уделили немного своего времени.
— Это очень срочно, Пётр Миронович? — спросил Брежнев. — Нельзя перенести? Я немного устал и хотел бы отдохнуть. Сколько времени займёт ваш вопрос?
— Трудно сказать, — ответил Машеров. — Мне хватит десяти минут, чтобы доложить, только у вас неизбежно возникнут вопросы. Но в любом случае уложимся в полчаса. Но вопрос не из тех, которые можно обсуждать на ходу и при охране.
— Даже так? Шура, узнайте в секретариате, где можно уединиться на полчаса.
— Сейчас сделаем, Леонид Ильич, — ответил Александр Рябенко — начальник личной охраны Брежнева.
Через несколько минут они сидели вдвоём в небольшой комнате для заседаний.
— Я хотел поставить вас в известность о работе одного секретного объекта в республике, который курирую лично. С год назад нам стало известно об уникальных способностях одного старика. Информация была бредовой, поэтому поначалу в неё никто не поверил.
— Ну-ну, — заинтересовался Брежнев. — И что же умеет ваш дед, если его курирует первый секретарь ЦК?
— Я курирую не его, а научный центр, который построен в селе, — усмехнулся Машеров. — Старика изучают полсотни медиков и учёных, а село взято под охрану республиканским Комитетом.
— Считайте, что вы меня заинтересовали, — сказал Брежнев. — Теперь давайте ближе к делу.
— Можно и ближе, — согласился Машеров. — В это трудно поверить, но старик предсказывает будущее, причём чётко и конкретно с местами и датами.
— И что он вам конкретно предсказал?
— Вот, пожалуйста. Это протоколы научной комиссии. Здесь все его предсказания за восемь месяцев. Раньше просто не вели учёт. Абсолютно всё сбылось и в указанные дни. Наиболее точно он предсказывает масштабные природные катастрофы, крупные аварии с жертвами и разрушениями определяются на более короткие сроки. Ещё за меньшее время сообщал о всякого рода политических потрясениях в мире. Чтобы точно установить страну, старика пришлось подучить географии. Теперь он сразу безошибочно говорит, о какой стране идёт речь. Проверить правдивость того, что я говорю, легко.
— И как же? — спросил Брежнев.
— На последней странице есть предсказание сильного землетрясения, которое двадцать шестого апреля, примерно в половине шестого утра, почти полностью сотрёт с лица Земли центральную часть Ташкента. Ждать уже недолго.
— Больше здесь ничего нет?
— А зачем? Вы же не верите, так что нет смысла приносить остальное. Да и не было там ничего существенного на апрель. В мае что-то было по Нигерии и в конце июня должен быть военный переворот в Аргентине. Прошу отнестись к тому, что я сказал со всей серьёзностью. Я не человек со стороны и от попытки мистификации ничего не выигрываю, наоборот, теряю авторитет.
— И не боитесь, что у вас заберут этого деда?
— Не боюсь, — улыбнулся Машеров. — Когда стариком заинтересовались по-настоящему, его привезли в Минск и дали отличную квартиру. Он был доволен, но дар предвидения как отрезало. Его отправили в Бешенковичи — это центр района, в котором находится село, но и там не было никаких предсказаний. Стоило вернуть деда в село, и всё опять заработало. Поэтому нет никакого смысла его забирать, а информацию готов предоставлять всю. Естественно, тогда, когда вы сами убедитесь в её истинности.
— Значит, подождём до двадцать шестого, — сказал Брежнев. — Ваши бумаги я забираю.
— Конечно, Леонид Ильич. Эти материалы приготовлены для вас.
— Кто ещё в курсе вашего проекта?
— Очень узкий круг лиц. Учёные центра, несколько руководящих работников в Комитете и МВД, правительство республики и два моих работника, через которых я отслеживаю ситуацию. Правительство пришлось ввести в курс дела, чтобы утвердить объёмы финансирования.
— Много! — поморщился Брежнев.
— Все дали подписку о неразглашении, — пожал плечами Машеров. — Информация фильтруется, полный доступ к ней имеют только пять человек.
На следующий день, в перерыве съезда, Брежнев подошёл к беседующим Суслову и Мазурову.
— Кирилл Трофимович, вас можно на пару минут? У меня один вопрос. Вы ведь хорошо знаете Машерова?
— Конечно, Леонид Ильич. Мы много проработали вместе. А с чем связан вопрос? Хотите вытащить его в столицу?
— А если бы хотел? — спросил Брежнев. — Есть возражения?
— Думаю, что это несвоевременно, — сказал Мазуров. — Он прекрасный партийный руководитель и хозяйственник, но слишком мало проработал на месте первого секретаря, да и заменить пока некем. Лет через пять — другое дело.
— Он не склонен к фантазиям?
— Машеров? — удивился вопросу Мазуров. — Вот уж кого заподозрил бы в этом в последнюю очередь. У него очень трезвая голова, так что, если вам о нём что-нибудь наболтали, не верьте.
— Спасибо, Кирилл Трофимович, — кивнул Брежнев. — Вы мне помогли.
— Почему так мало фонарей? — спросил русский своего спутника.
— В центре их больше, — с акцентом ответил тот. — Через два часа рассветёт...
— По прогнозам учёных тряхнуть должно до рассвета.
— Если не тряхнёт, люди будут сердиться. По утрам ещё холодно. Боюсь, многие вернутся в дома.
— Им же хуже. Воду перекрыли?
— Воду перекрыли час назад, а электричество должны сейчас отключить.
Немногочисленные фонари погасли, и стало ещё темней.
— Осталось десять минут, — сказал приезжий, посмотрев на часы со светящимся циферблатом. — Давайте отойдём от домов на проезжую часть.
Они отошли на середину дороги и стали ждать, как и многие жители города, вышедшие на улицы по призыву властей.
Внезапно раздался низкий гул, и сильный удар повалил многих с ног. Где-то недалеко обрушилось здание, подняв тучу пыли. Несколько секунд было трудно удержаться на ногах, потом всё быстро успокоилось. Здесь были преимущественно одноэтажные дома, которые пострадали мало, но центр города был затянут пылью.
— Чёрт! — выругался русский. — Надо же, разбил часы! И куда теперь пойдём?
— А зачем куда-то идти? — спросил узбек. — Скоро посветлеет, да и пыль немного уляжется, тогда и пойдём. Сейчас мы никому ничем не поможем.
— Передают! — позвала Надежда, и мы собрались возле телевизора.
— К ним прилетел Брежнев, — сказала Люся. — Сразу же утром.
— Прилетел, и ладно, — отозвался я. — Что смотреть на чужое горе? Теперь им будут помогать все республики. Хорошо, что уже не зима и можно ночевать в палатках. Пойдём в твою комнату.
— Я советовал в своих тетрадях использовать это землетрясение, как доказательство истинности предсказаний, — сказал я подруге, когда сели на её кровать. — В следующий раз тряхнёт Турцию, но это будет не скоро. Понимаешь, что это значит? Если к моим рекомендациям прислушались, Машеров начал игру с центром, а там всё может повернуться по-разному. Надеюсь, что я сделал ставку на того человека.
— А если нет? — спросила она. — Что тогда?
— Не бери в голову. — Я растрепал ей волосы. — Живём один раз, поэтому наслаждайся каждым мгновением жизни и не думай о плохом.
— Кто бы говорил! — рассердилась она. — Ты живёшь второй раз и уже успел всё узнать и почувствовать. Я тоже хочу наслаждаться жизнью, а ты мешаешь! А если с тобой или со мной что-нибудь случится?
— Хочешь? — спросил я, заглянув ей в глаза.
— Хочу! Мне уже пятнадцать!
— Пятнадцать тебе будет завтра, — засмеялся я. — Что хочешь в подарок?
— Неужели не купил подарка?
— Конечно, купил, но могу купить ещё один. Знаешь, сколько я получу за книгу?
— Мне нужен не такой подарок!
— А какой?
Она наклонилась ко мне и прошептала на ухо.
— Я подумаю. А теперь иди сюда, я тебя поцелую. Пока они прилипли к телевизору, это можно сделать не один раз.
Глава 5
— Дай руку! — попросил я и, когда Люся её протянула, застегнул на запястье женские часы "Луч". — Это чтобы ты не опаздывала в школу.
— Золотые? — с завистью спросила Ольга.
— Позолоченные, — ответил я. — Мне слишком дорога твоя сестра, чтобы я дарил ей сейчас золотые вещи.
К её дню рождения мы готовились основательно. Его собирались отметить двумя семьями и пригласить Сергея. Сделать хороший стол на девять человек не так легко, поэтому я с Сергеем за день до праздника пробежался по гастрономам и купил всё что нужно, кроме спиртного. Надежда на словах упрекала, но я видел, что она довольна. Большую часть принесённого положили на балкон, прикрыв от птиц, остальное заняло место в холодильнике. А сегодня с утра к Черзаровым пришла моя мама, и женщины вдвоём быстро всё приготовили. Два стола поставили вчера, поэтому к нашему приходу всё уже было готово.
— Пошли к нам, — предложил я друзьям. — Отцы не придут раньше чем через два часа, а смотреть на это и нюхать...
— А чем займёмся? — спросил Сергей.
— Я сочинил новую песню, сейчас спою, а потом выслушаю критику.
— Когда ты успеваешь их сочинять? — удивился Сергей. — Люся, он не пишет тебе стихи? Как же так? Если хороший поэт, должен заваливать свою девушку стихами.
— Я завалю, — пообещал я. — Проходите в комнату. Песня посвящается создателям песен и называется "Плот". На маленьком плоту, сквозь бури, дождь и грозы, взяв только сны и грёзы и детскую мечту, я тихо уплыву, лишь в дом проникнет полночь, чтоб рифмами наполнить мир, в котором я живу...
— Здорово! — высказалась подруга.
— Точно, — согласился Сергей. — Не помню у тебя ни одной плохой песни. Только это опять не по возрасту. Петь не запретят, а недоумение останется. Откуда у мальчишки груз прежних ошибок?
— Во-первых, я уже не мальчишка и ошибок наделал... до фига! Можешь даже считать их школьными, за которые лепят пары. А во-вторых, я пою о создателях песен, а они в своём большинстве взрослые люди. Я ведь и в книгах пишу не о том, что видел или пережил лично. Чтение книг очень многое даёт!
— Да ладно, — примирительно сказал друг, — тебе виднее. Что почувствовал, то и сказал.
— Не интересно мне сочинять и петь детские песенки! Пусть у меня что-то будет не по возрасту, зато это для всех, а не для одних этих противнючек!
— Ты не любишь детей? — удивилась Люся.
— Детей нельзя любить, — заявил я. — Их можно только терпеть и выносить! Любить можно конкретного ребёнка или двух, но не весь этот кагал капризных и эгоистичных существ! Если заплачешь ты, для меня перевернётся мир, а если рядом будет орать и топать ногами малыш, пытаясь таким способом добиться своего, я просто заткну уши. Это если он чужой, мой в таком случае сразу заработает по заднице.
