Восьмой медальон. Том 2

Внезапно в окошечке возникло бледное лицо с выпученными глазами:

— Вы уснули, демон вас побери?! Ну же, поторапливайтесь!

— Проклятье! — вздрогнул граф. — Вы меня напугали.

Комендант состроил страшную гримасу:

— Быстрее! Дорога каждая минута!

Сеньор Готфрид помедлил немного и ответил:

— Отоприте дверь.

— Вот ещё! У вас и так есть ключ, отпирающий любой замок!

— Ах, да! — вздохнул граф. — Верно...

С явной неохотой он достал медальон и зашептал слова заклинания. Вскоре медальон стал испускать алое сияние, которое сначала окутало графа с головы до ног, а после словно растворилось в его теле.

— Готово! — прошептал комендант.

Сеньор Готфрид поднёс артефакт к замку, сделал шаг вперёд — и нос к носу столкнулся с дядюшкой Фико. В глазах того светился нескрываемый восторг.

— Что дальше?

Комендант протянул графу кинжал.

— Это ещё зачем?

— Сделайте вид, будто угрожаете мне смертью, — ответил дядюшка Фико. — Если вдруг нам встретится кто-нибудь, кричите, что убьёте меня. И гримасу состройте посвирепее, чтобы ни у кого даже мысли не возникло, будто мы разыгрываем спектакль.

— О, на этот счёт не беспокойтесь! — Граф приставил кинжал к горлу коменданта и со зловещей усмешкой приказал: — Идём!

Сообщники начали осторожно спускаться на первый этаж. Сеньор Готфрид ждал, что вот-вот из-за угла покажется какой-нибудь стражник и станет звать своих товарищей, однако им так и не встретилось ни души. О том, на что пошёл комендант, какое чудо — или злодейство — совершил, граф старался не думать.

Когда беглецы очутились во дворе, комендант приказал:

— А теперь спрячьтесь за тем выступом, — он указал куда-то в темноту, — и ждите. Скоро начнётся заварушка. Тогда вы сможете незаметно подобраться к воротам...

Прежде чем граф успел задать хоть один вопрос, дядюшка Фико исчез. Оставалось лишь последовать его совету. Осторожно, стараясь не издать ни звука, мужчина двинулся в ту сторону, куда повелел идти комендант, и вскоре действительно наткнулся на выступ в стене.

Место оказалось удачным, словно созданным для беглеца: оставаясь невидимым, сам сеньор Готфрид мог наблюдать за происходящим во дворе и у крепостных ворот. Этим он и занялся: затаившись, стал зорко следить за часовыми и ждать, когда же начнётся обещанный комендантом переполох.

На минуту граф задумался о том, что будет ждать дядюшку Фико, когда канцлер узнает о побеге. Однако участь хозяина Тура не слишком его обеспокоила — в конце концов, никто не заставлял коменданта помогать узнику. Да и действовал проклятый тюремщик явно не по собственной воле. Должно быть, получил немалую награду за своё предательство. Мысль эта вмиг уничтожила пробудившиеся было в душе мужчины угрызения совести...

Внезапно перед сеньором Готфридом выросла какая-то чёрная фигура, закутанная в плащ. От неожиданности граф отшатнулся и вжался спиной в холодную, покрытую влагой и плесенью стену.

Незнакомец приложил палец к губам и прошипел:

— Не бойтесь.

— Кто вы?

— Я пришёл помочь вам.

— Кто вас прислал?

— Друзья.

— Как вы сюда попали?

— После объясню. А сейчас — возьмите...

Незнакомец протянул руку, и на белоснежной его ладони граф различил небольшой прямоугольный предмет.

— Медальон?! — ахнул он.

— Да. Лучше вам стать невидимым.

— "Невидимым"? — нервно облизнул губы сеньор Готфрид. Глаза его заблестели.

— Именно. — Во мраке послышался короткий смешок. — Конечно, я потратил немало времени, чтобы создать этот артефакт, напитать достаточной силой. К несчастью, до Эсмерея мне далеко, но всё же на несколько минут вы сможете укрыться от взоров стражников — а большего и не понадобится.

Граф разочарованно крякнул.

Вдруг незнакомец очутился рядом и тоже прижался к стене, словно слился с ней.

— Сюда идут стражники. Молчите!

Сеньор Готфрид пережил несколько тягостных мгновений. Мужчине казалось, что кто-нибудь из часовых непременно посмотрит в его сторону — и всё будет кончено.

"Проклятье! — думал он. — А ведь комендант ни о чём не предупреждал! Нарочно так поступил, ублюдок? И о нежданном помощнике в письме не было ни слова. Кто он? Откуда взялся?.."

Когда патруль завершил обход и стало ясно, что и в этот раз опасность миновала, граф едва не сполз по стене на землю.

И тут до слуха его донеслись истошные крики, словно кого-то резали живьём. Выглянув из-за угла, сеньор Готфрид понял, что настал решающий миг: из крепости во двор выбежал какой-то узник, одетый в грязные лохмотья, за ним показался комендант, а ещё через несколько секунд — стражники, охранявшие камеру графа. Долгожданная "заварушка" началась!

— Стой! — вопил комендант.

— Держите негодяя! — ревели стражники.

Беглец в ответ визжал что-то нечленораздельное.

Незнакомец, увидев, что сеньор Готфрид так увлёкся невиданным зрелищем, что, похоже, не собирается действовать, потянул его за рукав:

— Пора!

Граф кивнул, а затем, захлёбываясь от волнения, пробормотал молитву, обращённую к демону тьмы, и приложил медальон к губам. Над землёй заклубился серый дым. Облако его надвинулось на графа и на загадочного незнакомца, скрыло их — и рассеялось при первом же дуновении ветра.

У стены никого больше не было.

Между тем стражники, охранявшие двор, ринулись навстречу беглецу. Тот бесстрашно кинулся прямо к ним, каким-то чудом проскользнул мимо, рванулся к воротам, где стояли четверо часовых. И толкнул одного из них в грудь. Часовой упал и выронил пику. Узник схватил оружие и с торжествующим криком ударил его по голове. Второму всадил острие в живот, третьему раскроил череп... Действовал злодей так ловко, словно с самого рождения учился военному делу.

Последний часовой отскочил на несколько шагов и приготовился к смертельной схватке.

— Схватите его! — дрожащим голосом говорил дядюшка Фико. — Поймайте этого негодяя!

Неожиданно всё вокруг озарилось ослепительным алым светом. Потрясенные стражники замерли. Беглец выронил оружие и со звериным воем повалился на колени.

Первым в себя пришёл комендант.

— Ну же! — заверещал он. — Вяжите мерзавца!

Стражники бросились на узника. Тот не сопротивлялся, только бормотал что-то на непонятном наречии и бешено вращал глазами. Дядюшка Фико без остановки отдавал приказания и осыпал преступника ругательствами.

Последний оставшийся в живых часовой робко подошёл к нему и промямлил:

— Господин...

— Чего тебе?

— Я... знаете ли... не очень-то в таких вещах разбираюсь, но вот... понимаете... как бы получше-то сказать...

— Что ты заикаешься? — топнул ногой комендант. — Говорить разучился, трусливая душонка?

— Да нет... просто тут такое дело...

— Тьфу! Не мешай! Иди к демону, если всё равно от тебя ничего не добьёшься.

Часовой собрался с духом и выпалил:

— Кажется, кто-то применил запретную магию!

Дядюшка Фико состроил изумлённое лицо:

— Когда?

— Да вот... — опять залепетал несчастный стражник, — ...вы же сами всё видели...

— Что?

— Ну... вспышку — яркую такую... Это же магия, правильно я думаю?..

— Пожалуй, так, — почесал затылок дядюшка Фико. — И что дальше?

Часовой пожевал губами, раздумывая над тем, стоит ли давать совет своему начальнику, — и промолчал.

Вдруг за воротами прозвучал протяжный, полный ужаса вопль. Стражники переглянулись, а затем, не дожидаясь приказания, бросились отпирать замки и засовы. Распахнули ворота, осветили всё вокруг факелами — и увидели распростёртое на земле тело графа Артландского. Неподалёку лежал какой-то предмет. То был медальон демона тьмы, который отдал сеньору Готфриду незнакомец в чёрном плаще.

Поднялась суматоха. Все забегали, начали размахивать факелами, искать что-то — а что именно, никто не мог бы объяснить.

— Нужно найти убийцу... — говорили друг другу стражники — как будто злодей дожидался бы, пока его схватят.

В этой бестолковой суете никто не заметил, как дядюшка Фико поднял артефакт и положил в карман...

Глава 11

— Я убью этого проклятого коменданта!

Таковы были первые слова, которые сумел произнести мессер Гумберт, узнав о гибели сеньора Готфрида.

Гонец, принесший ужасную новость, едва держался на ногах от страха и думал, что, наверное, смерть графа нынешней ночью окажется далеко не единственной. И потому невозможно передать то счастье, которое он почувствовал, когда канцлер, продолжая браниться и проклинать всех на свете, бросился вон из комнаты.

По дороге в Тур мессер Гумберт приговаривал:

— Надеюсь, негодяй успел подготовить камеру пыток. Коль скоро графа больше нет в живых, пусть сам отведает калёного железа!

Ворвавшись в королевскую тюрьму, мужчина направился в комнату дядюшки Фико. Тот, однако, бесследно исчез — должно быть, понял, какая участь его ожидает. Напрасно канцлер метался по Туру, напрасно стражники, мечтая выслужиться перед столь важной особой, заглядывали в каждый уголок. Всё было тщетно. Комендант как сквозь землю провалился.

Когда гнев поутих, мессер Гумберт вспомнил о несчастном графе. Тело служители тюрьмы по какой-то им одним известной причине перенесли в камеру и бережно уложили на скамью. Взглянув на него, канцлер взвыл от бессильной ярости. Не могло быть никаких сомнений, что убийство совершил тот же злодей, что расправился с сеньором Хельменфельдом. Только на сей раз мерзавец перешёл все границы! Кромсать тело одного из могущественнейших аристократов у ворот Тура — это же... это, знаете ли, просто плевок в лицо государю!

— Приведите стражников, которые охраняли графа, — потребовал мессер Гумберт.

Через минуту несчастные предстали перед ним — жалкие, дрожащие от страха. Голосами, похожими на блеяние ягнёнка, они поведали, что незадолго до полуночи пришёл комендант и приказал отправляться на первый этаж: мол, узники в общей камере ведёт себя подозрительно и, быть может, замышляют побег. Слово начальника — закон. Ни у кого даже мысли не возникло спорить и задавать вопросы.

И ведь комендант не ошибся! Вот ведь чутьё у демона! Узникам каким-то чудом удалось подпилить прутья решётки — и все эти душегубы ринулись на свободу! Один оказался поистине бешеным, словно был во власти тёмных сил, поэтому вырвался и бросился во двор.

— Насилу мы с ним справились! — говорили стражники. — Будто сам Эсмерей в него вселился. Честное слово!

Канцлер с трудом дождался окончания повести. Когда рассказчики умолкли, он махнул рукой:

— Заприте их! Потом решу, какого наказания они заслуживают. И не мешайте — мне нужно подумать...

Поразмыслив немного, мужчина заметно повеселел. И странное поведение коменданта, и последующее его бегство — всё указывало на то, что виноват во всём дядюшка Фико. Значит, оправдаться перед королём будет нетрудно. Кто же мог предположить, что в королевской тюрьме скрывается предатель? А коль скоро граф умер, так и не раскрыв тайну гибели барона да Люк... Выходит, он и в самом деле ничего не знал!

"Только бы не попасться королю в час, когда ему обо всём расскажут, — подумал канцлер. — Пусть кто-нибудь другой удостоится этой чести".

На губах мужчины заиграла предательская улыбка.

Кликнув одного из своих людей, он приказал:

— Сию же минуту отправляйся во Дворец правосудия. Скажи градоначальнику, что граф Артландский мёртв.

Стражник без труда разгадал замысел господина. Всю дорогу он ухмылялся и посмеивался, предвкушая, как господин Бертгард, потеряв голову при страшном известии, помчится в Тур, а оттуда — к государю.

Однако каково же было изумление гонца, когда во Дворце правосудия его встретили словами:

— Господин Бертгард не может никого принять. Он болен.

— У меня известие величайшей важности!

— Ну и катись с ним к демону! Убирайся!

— Пустите меня, говорю я вам!

— Наш господин велел любого, кто потревожит его покой, бить палками!

— Ах, негодяи!

— Мерзавец!

— Всё, моё терпение лопнуло! Я пожалуюсь на вас мессеру Гумберту.

— Ну и пошёл прочь!

Гонцу пришлось уступить. Подумав немного, он решил, что вовсе не выполнить поручение канцлера будет большой ошибкой, и с виноватой улыбкой произнёс:

— Ну хорошо, хорошо, будь по-вашему! Уйду я, только сначала послушайте, что за новость мой господин велел передать господину Бертгарду...

Он поведал о случившемся в Туре несчастье и побрёл обратно, страшно недовольный собой.

Градоначальник между тем даже не догадывался о ссоре у дверей Дворца правосудия. Впервые за несколько дней он крепко уснул. Поэтому стражники, повинуясь наказу лекаря, строго-настрого запретившего беспокоить раненого, и повели себя так несговорчиво с посланцем мессера Гумберта.

Если бы не помощь Энгерранда, градоначальник, быть может, и вовсе не вернулся бы в свою резиденцию. Большую часть пути от дома мессера Этельреда до Дворца правосудия молодой человек тащил своего "покровителя" на спине. Однако предстать в таком виде перед сотнями горожан господин Бертгард посчитал для себя слишком унизительным, поэтому, собрав волю в кулак, последние несколько сотен шагов преодолел самостоятельно. Только укрывшись от взоров просителей, он повалился на руки подоспевших вовремя стражников.

Уже теряя сознание, мужчина успел прошептать:

— Чтобы никто не знал о моей ране!.. Понятно, олухи? — а затем надолго лишился чувств.

Больше полутора суток он метался в горячке. Лекарь, которого привёл Энгерранд, хлопотал у постели больного, а стражники без устали твердили тем, кто искал встречи с градоначальником, что господин их слишком занят. Самых настойчивых выпроваживали силой.

Наконец стало ясно, что опасность миновала. Градоначальник пришёл в себя и даже начал отдавать приказания тихим, но властным голосом. Тем не менее, приближённые продолжали оберегать его покой — не из чувства преданности, конечно, а из желания выслужиться.

Смерть графа Артландского поставила всех в затруднительное положение. С одной стороны, господин Бертгард, узнав о ней, придёт в ярость. Вдруг здоровье раненого опять пошатнётся? Но и скрывать печальную новость тоже неразумно. Рано или поздно градоначальник поймёт, что его держали в неведении, и тогда гнев его будет ещё страшнее. Едва ли получится оправдать молчание заботой о здоровье дражайшего господина... Как же поступить?

В конце концов решено было дождаться рассвета — и тогда уж выложить всё господину Бертгарду.

С первыми лучами солнца самый отважный из стражников заглянул в покои градоначальника. Тот уже проснулся. Выхода не было — оставалось положиться на милость Авира и на слабость раненого...

Трудно сказать, действительно ли силы ещё не вернулись к господину Бертгарду, или же Авир на время усмирил его нрав, однако за всё время рассказа градоначальник ничем не выдал своих чувств. Выслушав стражника, он лишь пожал плечами:

— Так я и знал, что от мессера Гумберта одни неприятности. — Затем приказал: — Собирайтесь! Идём к государю.

Путь в Хард дался господину Бертгарду нелегко. Голова кружилась, несколько раз пришлось остановиться, чтобы собраться с силами. Однако мужчина продолжал упрямо двигаться вперёд и у ворот королевской крепости остановился в ту самую минуту, когда Ланделинд покинул свои покои и направился в залу для приёмов.