3.И на всех одна звезда

Потом началась война, у Башни, оказывается, объявился новый хозяин, и всем стало не до того. Всем, кроме нее: уже не Полли, не Полетта, а госпожа Полина потеряла покой вовсе.

— Найди его! — просила она, — Я знаю, что он там, что он среди черных...

Она уже тоже поверила и смирилась. По правде, ей всегда было все равно кем был ее избранник.

— Тебя пропустят. Найди его, помоги ему! Я не хочу чтобы он погиб там!

Она просила. И он сдался снова.

Его действительно не тронули: даже темные хотели, чтобы о них пели песни, но все поиски были напрасны. И он уже не знал кого и зачем ищет, что будет, когда найдет. Наверное, ему просто была нужна какая-то цель, чтобы не сойти с ума от того, что он видел, от войны, гнойной язвой выедающей его изнутри. Нужно было во что-то верить, и почему бы не в любовь и дружбу? Что его друг будет снова другом, что ее любовь победит любую тьму, а он напишет о них самую красивую балладу, какая только возможна на свете.

А потом был Сорент.

Командующим войсками был полуседой вервольф со шрамом через все лицо. Охочий до наживы, пиршеств и женщин, но хороший вояка. Он вел осаду уже почти полгода, однако город упрямо не сдавался. Естественно, что такое положение вещей не могло придтись по нраву Властелину и Повелителю. Это знали все, знал сам Гаурон, и не ждал от его визита ничего хорошего.

Черный лорд явился с малой свитой и в сопровождении дам: по левую руку от него кипел пламенем сильф, за правым плечом — вампир сверкала в улыбке клыками. Куда уж дальше демонстрировать свою силу и темную природу: даже в любовницах у этого Властелина Башни ходили только демоницы. Ну, иногда ведьмы, хотя говорили, что о женщинах он забывал быстрее, чем о прошлогоднем дожде.

Кажется, Владыка спешил, заглянув проездом дабы навести порядок. И кажется, он был сильно не в духе, что его отвлекают от более важных дел. Рассматривая город, Властелин бесстрастно выслушал доклад своего военачальника где-то до середины, остановив его едва заметным движением пальцев.

— Объяви, что завтра в полдень женщины и дети могут беспрепятственно покинуть город. Их не тронут.

Не все сразу поняли, что означает его приказ, но Гаурон не был 'всеми'.

— Повелитель, прошу, дайте мне еще немного времени! Я клянусь, что до новой луны Сорент будет наш!!

— У тебя было достаточно времени, — незначительной новой нотки в тоне было достаточно для того, что командующий стал бледнее голодного вампира, — А мои приказы должны быть исполнены. Точно и в срок. Отводи войска.

— Повелитель, — вервольф рухнул на колени, — Неделю! И я положу его к вашим ногам! Оставьте город нам, эти рабы не достойны вашего внимания...

— Кого ты пытаешься обмануть?! Ты защищаешь тех, кто не повинуется владыке, Гаурон?! — прошипела вампирка.

— Нет!! — рявкнул он, — Я просто считаю, что мои солдаты имеют право на эту добычу!

— Они получат свое, — холодный голос Властелина прервал спор, — Все получат свое... Отводи войска, Гаурон.

Больше никто не спорил.

Те, кто покинули Соррент в следующий полдень, до конца жизни молились на полковничью вдову Женевьеву: именно она не меньше чем боевой атакой прорвала ворота, оттеснив озлобленных мужчин, и вывела обезумевших женщин, готовых скорее целовать ноги Черному лорду, чем хоронить от голода своих детей.

Целовать ноги не пришлось, их действительно не тронули: даже слабоумному не пришло бы в голову нарушать слово властелина. Их проверили и заставили отойти вместе с основными силами. После чего Повелитель направился под стены один, и в руках у него была только флейта...

Глупый, так и не повзрослевший певец видел, что после него в Соренте не осталось никого живого. Через два дня, когда вести достигли столицы, а Повелитель появился уже у ее стен, Делос был сдан, поэтому участи Сорента избежал. Он просто сгорел.

А еще глупый певец успел хорошо разглядеть возвращающегося Властелина — у него были жгучие черные глаза, матово мерцавшие антрацитовой гладью...

За всю войну Сорент остался единственным умерщвленным городом: возможно, Властелин сам опасался своего необычного оружия и демонстрировал его лишь в крайних случаях, предпочитая воевать обычными средствами. Что с того?

Ведь та, ради которой были забыты уют и безопасность, слава и роскошь неприступного Анкариона, осталась именно там: ей некого было спасать в отличие от Женевьевы. И наверняка она продолжала надеяться на встречу... Случайность, которая в этот раз прошла мимо, и в безымянной общей могиле города призраков осталось похороненным сердце пока еще живого.

Что было потом? Потом он сошел с ума, каялся в каком-то Храме... Его взяли в оборот светлые, долго допрашивали. Скитался... Потом была встреча с Форианом. Новая жизнь, новое имя, новая цель — уничтожить лживое чудовище...

А потом война закончилась, и менезингер Кеннет окончательно канул в небытие, похоронив обломки разбитой лютни вместе с памятью о том, чьи руки ее касались. Петь — он тоже больше не пел. Никогда.

Он тщательно, по всем канонам, выстроил свое новое безупречное существование и не позволял ни одной трещинке появиться в этих канонах. Мысль об исполненном долге, согревала в часы уныния, ведь в конце концов именно долг превыше всего и он есть у каждого. Но жизнь оказалась упрямой, как и память, вырываясь из заданных рамок...

Как и Дамон, всегда находившийся вне всяких рамок и ограничений. Видеть его живым и вполне благополучным, окруженным семьей, друзьями — было оскорблением самому мирозданию!! Как он смеет быть счастливым, разрушив все, до чего смог дотянуться?!

Это не правда, это игра! Очередная его черная извращенная игра, как и тогда, сотни лет назад...

Но черные глаза смотрели на него с усталой грустью и сожалением. И робко закрадывалось ощущение, что когда-то давно нечто важное было не замечено, не понято и утрачено навсегда. Что-то, важнее чего действительно нет...

— Лучше бы ты меня убил, — признал Ориэнн вар Видар, но услышать его было некому.

* * *

Диниэр так и заснул на середине дороги, доверчиво прильнув к плечу темного мага: организм сказал свое веское слово, и беспамятство перешло в крепкий восстанавливающий сон, как только внешние чувства сделали вывод о безопасности. Он не проснулся ни когда его избавляли от обуви и остатков одежды в грязи и ссохшейся крови, ни когда укладывали в настоящую постель, а волшебница затягивала глубокие порезы на плечах и груди невольно бледнея: в камере замка Маур Рузанна не разглядывала узника подробно, и теперь при виде шрамов лишь только кусала губы, представляя как ЭТО выглядело, когда раны были свежими. Тут и лучший целитель в одиночку бы не справился, а Фейт отвоевал эльфенка у смерти без всяких чар, практически на одних знаниях и упорстве!

Со временем рубцы сгладятся, тем более что Динэ все-таки не человек, однако даже у нелюдей раны душевные не заживают запросто и нет ничего приятного в том, чтобы снова и снова просыпаться от собственных криков.

Диниэр взметнулся на постели, путаясь в прилипшей к телу, влажной от пота материи... и почти немедленно ощутил поддержку знакомых надежных рук. С трудом переводя дыхание, он вцепился в них со всей силы, уткнулся лбом в твердое плечо севшего рядом мага, и затих, изредка вздрагивая.

— Шш-ш-ш, — на виски легли тонкие прохладные пальцы. Дамон не вторгался в его сознание, хотя эльфенок сейчас не протестовал, наоборот ища у него защиты. Теплый голос мягко шептал, успокаивая и убаюкивая, — Не сопротивляйся, я помогу... Верь!

Я верю!! — хотелось кричать, но вместо того Диниэр прерывисто выдохнул, как после долгого плача, и тихо признался:

— Мне снилось, что отец вернулся, чтобы меня убить...

Слова прозвучали невнятно, и их едва можно было разобрать, но Дамон его расслышал, сердце предательски дернулось. В самом деле, что было бы не поверни он за Динэ? Ориэн... отпустил бы его? Или прождав напрасно, развернулся бы и ушел? Или добил бы сам в пародии на милосердие... Боль подкатывала так же неумолимо, как волна к ногам самоубийцы: Тьма, что же может сделать с нами время и мы сами!!

— Диниэр... Прости меня, — хотя бы кому-то это сказать следует, пока еще тоже не стало поздно.

— За что? — юноша удивленно отстранился, потом решительно затряс головой, — Никто еще не делал для меня так много!

— За то, что у тебя не осталось выбора.

Динэ надолго замолчал, поднявшись и отойдя к окну.

— Почему же? Как раз благодаря вам он у меня появился, — медленно возразил он, упорно вглядываясь в ночной дворик постоялого двора, — И вы помогли понять, что стоит выбирать... К тому же, вы столько раз спасали мне жизнь, что она по всем законам принадлежит вам!

— Мне она не нужна, — Дамон с грустной улыбкой покачал головой, — Твоя жизнь нужна тебе.

— Спасибо, — серьезно ответил эльф, — Это наверное самый ценный дар, какой можно сделать. И... за отца спасибо тоже. Вы не убили его, хотя могли и... наверное, должны были...

Смог бы, мальчик, смог! — теперь промолчал Дамон, — Но не на твоих глазах, называйте это как хотите...

— То, что должен, я не сделал очень давно.

Гадать о неслучившемся — бессмысленное и бесполезное занятие. Кто знает, не зайди встреча двух полукровок на темной улочке дальше случайного знакомства на пять минут, не случись она вовсе, — и судьбы многих сложились бы иначе. По крайней мере, скорее всего Кеннет остался бы Кеннетом, и как бы не пошла его жизнь дальше, он не оказался бы настолько ослеплен обидой и ненавистью, что не увидел своего сына, попросту переступив через его существование.

Нет, угрызениями совести Дамон не терзался, с самомнением взваливая на себя, единственного и выдающегося, чужие решения! С высоты пройденного и прожитого, он винил себя только в том, что когда-то ушел не оглядываясь, даже не объяснившись с теми, кого еще долго помнил как своих друзей. Но в молодости все видится немного иначе...

— Эта боль никогда не угаснет, — признал мужчина, поднимаясь и приблизившись к юному эльфу, — Однако когда-нибудь и она может отступить.

— Когда? — усмехнулся Динэ, уже не пытаясь скрывать чувств. Не от кого.

— В день, когда родится твой собственный сын.

Динэ ошеломленно вскинул на него голову.

— У тебя будет шанс исправить чужие ошибки и сделать свои, — мастер Фейт с полуулыбкой смотрел в распахнувшиеся глаза, и видел, что его поняли.

Жить лишь тенями прошлого — одна из самых страшных ошибок! Диниэр снова отвернулся, но плечи расправились: возможно, тяжесть на них и не стала меньше, но он твердо помнил, что сильнее. И тем более, не один, — больше нет! Никогда...

Наверное, свернувшееся в груди тепло, — означает именно это.

— Вы — не ошиблись!! — уверенно произнес Диниэр, тут же смутившись от своей выходки, — Во всяком случае, в главном...

Ответом стал легкий смешок: горячность, с какой это было сказано, и правда была трогательной.

— Спасибо! Динэ... — маг заговорил уже о другом, — Комната оплачена, на всякий случай я оставляю немного денег и оружие. Ты очнулся и вполне хорошо себя чувствуешь, поэтому мы с леди уходим прямо сейчас. Ты знаешь куда, и тебе там быть не стоит.

Дамон жестом отмел все возможные возражения, замечания и вспышки негодования.

— В происходящем твоей вины нет. Ты сделал достаточно, а в следующий раз я могу не придти вовремя. Пойми меня и...

— И не вешай на шею еще одну заботу... — горьким шепотом закончил Диниэр, хотя и сам не мог сказать, почему эти слова вдруг показались ему самым унизительным из того, что случалось с ним за всю жизнь, — Я не 'мальчик'!! Хотя... по сравнению с Вами...или с отцом... это на самом деле так!.. Но я — Страж! Я умею и могу очень многое. И Ингер... она... я... и...

Запнувшись, Диниэр потупился, окончательно переставая узнавать себя: он никогда не позволял себе говорить таким тоном, бросаться упреками, не говоря уж о том, кому именно. Если в мире, после того, как он окончательно перевернулся и превратился в бедлам, он еще хоть что-то понимал, то в себе — давно терялся абсолютно и безвозвратно!

— Динэ... — Владыка Башни, Черный лорд Дамон Фейт невесомым движением направил подбородок юноши вверх, разворачивая к себе, — Именно, ты — Страж, а не истеричный комнатный сопляк, начитавшийся рыцарских романов! Не думаю, что мы с Форианом ограничимся беседой. Если я сейчас потребую отчета о твоей физической форме и готовности к заданию, что ты мне скажешь?

Диниэр молчал, признавая его правоту, уши предательски горели.

— А кроме того, все, что возможно на данный момент — ты и твои сородичи между собой уже выяснили. Хватит! Новые вопросы и новые ответы способно дать только время, и для этого оно должно у тебя быть. Поэтому, единственное, что тебе сейчас стоит делать — это дать себе возможность набраться сил. В прямом и переносном смысле!

— Мастер... — в горле застрял комок, и Диниэр вымучено улыбнулся.

Мужчина не удержался от вздоха и сменил тон строгого наставника на прежний:

— Динэ, возвращайся в Винтру к Лизелле. Я знаю, что такая метка, — он дотронулся до неразличимого в полумраке символа, — Не дается только за происхождение или красивые глаза. Я не умаляю твоих знаний, умений и достоинств, но этот бой уже не твой! Возвращайся. Да и Сивилл все время о тебе спрашивал...

Сердце оборвалось куда-то вниз. Диниэр застыл, беззвучно проговаривая имя.

— Сивилл...

— Да, — подтвердил Дамон, — Он просил меня позаботиться о тебе, опасаясь, что твои сородичи причинят тебе вред.

Юношу затрясло. Глаза казалось, даже засветились в темноте, такое в них было напряжение.

— Он... он... жив?! — выдавил он заикаясь.

На лице мага отразилось понимание.

— Жив! И беспокоится о тебе не меньше, чем об Ингер.

Диниэр спрятал лицо в ладонях и ткнулся лбом в пыльное стекло.

— Динэ, — сильные руки легли на вздрагивающие плечи, — Ты не виноват, что Сивилл был ранен! Как бы ты смог помешать Стражам?

— Не знаю... Я должен был что-то сделать!! — глухо прошептал юноша.

— Возможно. Но скажи это ему, а не мне!

— Скажу... — согласился Диниэр, в изнеможении наваливаясь на широкий подоконник. Хотелось сползти на колени и целовать магу руки, останавливало только то, что реакция на подобное выражение благодарности врядли была бы положительной, — Спасибо, мастер...

— Хорошо. Хватит разговоров, а то ты едва держишься, — Дамон отошел к столу, — Я оставляю тебе еще и настой. Как только сможешь воспользоваться Путями, возвращайся.

— Да, мастер...

— До свиданья, Динэ, — за магом закрылась дверь, и эльф остался один.

Слабенький огонек дешевой ночной лампы едва разгонял густой мрак. Диниэр сидел на постели, обхватив колени руками и откинувшись к шершавой бревенчатой стене, и не отрываясь смотрел на маленькое колеблющееся пятнышко света. Ночь и тишина... Село спало после бурного дня, трудов праведных и неправедных, и даже с общей залы не доносилось ни звука, только где-то упорно скреблась мышь.

Странно, но еще совсем недавно он любил тишину и уединение. Когда можно было побыть наедине с собой, немножко расслабиться и хотя бы сдвинуть в сторону приставшую, набившую оскомину маску безупречного Стража, ученика, отпрыска уважаемого благородного рода, ведущего свое начало от легендарного Владыки Северный ветер.