Тебе назло

— Ворует, думаешь?

— Я думаю, что он не такой дурак, чтобы в открытую против меня идти. Но чем-то я ему мешаю. Пусть проверят. А то уеду я через неделю, а он через две уволится. И что с собой унесет — неизвестно. Ладно бы деньги, а то ещё клиентскую базу. Вот весело-то будет.

Генка глянул на меня исподлобья.

— Тебе нравится этим заниматься?

Я кивнула, встретив его серьёзный взгляд.

— Да. И я понимаю, что для Москвы внутреннего туризма мало. Мне есть, чем заняться, получив диплом. — Генка усмехнулся, а я посмотрела с укором. — И не смейся. Не смеяться надо, а работать.

— Это намёк?

— Без всяких намёков, Ген, всё очень серьёзно. — Я на спинку стула откинулась, наблюдая за тем, как он ест. — Ты же всё прекрасно понимаешь. Нельзя всю жизнь быть охранником Филина, тебе уже самому эта роль надоела. И не отрицай. Если бы это было не так, ты бы клуб не купил. — Я подалась вперёд и на стол облокотилась. — Генка, у тебя же золотая голова.

Он фыркнул и вытер рот салфеткой. Посмотрел на откупоренную бутылку вина, но не притронулся к ней, поднялся и налил себе воды в высокий стакан.

— Это кто тебе такое сказал?

— Мне? А мне говорить не надо. В конце концов, мы не первый год знакомы. И уже многие догадываются, почему ты за папкой по пятам ходишь. Совсем не для того, чтобы своей фактурой впечатление производить. И я пару раз слышала, о чём вы говорите за закрытой дверью его кабинета.

— Оба-на. Дверь же закрыта была.

— Не придирайся к словам. Ген, — просительно затянула я, — ну подумай сам, чего ещё ты добьёшься дома? Куда дальше идти? — Я выдохнула. — Как я и сказала, сопьёшься от тоски в своём клубе.

— Тебе вина налить ещё?

— Немножко.

Налил он в бокал немного, как я и просила, но зато я выпила залпом, настолько разволновалась. Мне почему-то казалось, что Генкин приезд — это моя самая большая удача. Такой возможности поговорить с ним спокойно, никуда не торопясь и не дёргаясь от каждого звонка и звука, возможно, больше не представится долго.

— Я предлагаю тебе большое дело.

— Ты предлагаешь мне дело своего отца. — Он остановился рядом со мной, даже на стол рукой опёрся, наклонившись ко мне. — Что поменяется? Название города?

Мне пришлось голову назад откинуть, чтобы в лицо ему смотреть.

— Я предлагаю тебе это дело развить и создать что-то своё. Ни папка, ни Ника не полезут на внешний рынок. Их вполне устраивает то, что есть. У нас не маленькая страна, на их век клиентов хватит. А пока они дозреют до Европы... Ты же знаешь этот бизнес не хуже отца. Всю его изнанку. А я знаю, как работать, как привлечь клиентов. Ты думаешь, я зря последние два года по Европе моталась? Ген, у меня стопки проспектов, планов, разработок. Нужно только начать. Одна я не смогу, а мы с тобой...

Он выпрямился и от стола отошёл, достал из кармана сигареты.

— Здесь я никто, Вась, здесь я один из многих. А у тебя планы наполеоновские...

— А там ты кто? — Я на стуле развернулась, потеряв всякий интерес к еде. — Я тебе и предлагаю начать всё сначала. Надо вперёд двигаться! А ты на месте стоишь. Деньги он зарабатывает... Куда тебе столько денег? — Я прищурилась. — Им сколько не дай, всё равно мало будет. А нам с тобой хватит. А то, что ты здесь никто... По крайней мере, Геночка, здесь каждый мент тебя в лицо узнавать не будет. Вот об этом я тебе и говорю!

Генка курил, повернувшись ко мне спиной, а потом в затылке почесал. Мне вдруг смешно стало.

— Что? Выгоды подсчитываешь, Завьялов?

Он глубоко затянулся, потом сигарету затушил и ко мне повернулся.

— А чего их подсчитывать? Ты сама говоришь, это планы и мечты.

— Ну и что? Главное, чтобы планы были. — Завьялов ко мне приблизился, а я руку протянула, схватила его за ремень и заставила ближе ко мне подойти. Голову закинула, чтобы в глаза ему смотреть. — Это наши с тобой планы. Нужно только захотеть.

Он большим пальцем по моей щеке провёл, смотрел странно, чересчур пристально, словно что-то внутри меня разглядеть пытался. Его ладони на мои плечи легли, чуть сжали их, а Завьялов криво усмехнулся.

— Если я тебя встряхну хорошенько... что будет?

Я глаза от его лица отвела, стала смотреть на непонятный абстрактный рисунок на его футболке.

— Ты ей веришь? — спросила я после паузы. Голос предательски дрогнул, и я на себя разозлилась. — Когда она говорит, что любит тебя, ты ей веришь? Или для тебя это не важно? — Он отвернулся, а я печально кивнула. — Вот именно. А меня легче встряхнуть, чтобы перестала глупости болтать. Или отправить куда подальше... в Москву, одну. — Я поднялась, продолжая держаться за пряжку его ремня. — Жалко, что у меня сил не хватит тебя встряхнуть, как следует.

Я ушла в спальню, открыла шкаф, и остановилась перед ним, мутным от слёз взглядом уставившись на ровный ряд своих платьев на вешалке. Дышать старалась глубоко, слёзы вытерла, но внутри по-прежнему всё кипело, так и хотелось крикнуть: почему?!

— Вась.

Я первое попавшееся платье с вешалки сдёрнула.

— Я переоденусь, и мы куда-нибудь сходим. В кино. Пойдём в кино?

— Пойдём в кино, — согласился он, правда, без особого энтузиазма. Потом всё-таки подошёл ко мне и обнял, уткнувшись носом в мою шею, жарко подышал на ухо. — Васька.

Я не удержалась и носом шмыгнула. И даже это получилось как-то по-особому обиженно.

— Я так хотела, чтобы ты приехал. Не сейчас, а вообще. Так хотелось просто сходить куда-нибудь, и при этом не шарахаться друг от друга. Чтобы никто не знал нас и не удивлялся, почему мы вместе. Всё думала, как это будет. Как это — не отскакивать друг от друга. Не закрывать двери на ключ, не врать, если нас вместе увидели. А это ведь так просто, нужно сделать только один шаг... — Я плечами пожала, стараясь не отвлекаться на руки Завьялова, которые успокаивающе гладили меня по животу, по бокам, на его дыхание, щекотавшее мою щёку. — Почему ты мне не веришь? Я столько раз тебе говорила, что люблю. А ты боишься, что я однажды очнусь, как ты говоришь, и брошу тебя?

— Вась! — Генка тут же отстранился и отошёл, сел на кровать. А я обернулась.

— Но ты ведь именно этого боишься! И только не надо мне сейчас рассказывать, что ты не принц! Веришь или нет, но я об этом лучше, чем кто-либо другой знаю! Я просто хочу вырваться из этого замкнутого круга. Что тебя там держит? Я здесь, тебя это бесит, но ты упорно меня прогоняешь.

Генка злился, я видела, как хмурится, как губы поджимает, между прочим, совсем, как его мать, один в один, на руки опирается и смотрит куда-то мне под ноги.

— Я не могу уехать, просто бросить всё и в один день уехать!

— А я не прошу в один день! И я не прошу тебя всё бросать. Прошу больше не отталкивать меня. Гена, тебе тридцать три года, ты что, всерьёз решил жениться на непонятной, незнакомой девушке? Я не понимаю — зачем! Что за блажь пришла тебе в голову?

— Ты опять про Светку?

— Вот если бы ты не тащил её в загс, я бы про неё и не говорила!

Генка возмущённо мотнул головой.

— Вася, ты думаешь, что я кроме баб ни о чём не думаю? У меня дел больше никаких нет, обязанностей?

Я выдохнула, стараясь дыхание перевести.

— Я, конечно, могу тебе ответить, но боюсь, что после этого ты сорвёшься обратно, и мы опять не договорим. А ты сейчас пытаешься меня с толка сбить. Я все твои уловки знаю, так что не путай меня! Я прекрасно знаю, что тебя в городе держит, и это совсем не Света. Вот только даже если ты ляжешь поперёк порога своей матери, чтобы в любой момент бежать на её зов, от этого никому лучше не станет! Тебе уже пора свою жизнь устраивать. И лучше быть от семьи подальше, поверь мне. Хочешь им помогать, помогай, ради бога. Но хватит уже с ними нянчится.

Завьялов на кровать рухнул, и лицо подушкой накрыл.

— Вот ведь чёрт.

Я решила с ним согласиться. К тому же, догадывалась, почему он так реагирует.

— Что, Стасик проболтался, да? Кому рассказал? Сестре, маме? Значит, ты от матери наслушался, а теперь я продолжаю.

Генка подушку с лица снял и на меня посмотрел, недовольный моей проницательностью. А я вдруг поняла, что выдохлась. Больше ни ругаться, ни обижаться, ни убеждать его в чём-то не могу. К кровати подошла, подол юбки наверх поддёрнула, и одним коленом на постель встала, а другую ногу через Генку перекинула. Наклонилась над ним.

— Хорошо, я не буду тебя больше доставать, — пообещала я. — И не буду давить. У нас... точнее, у тебя, есть около года, чтобы разобраться со всеми своими проблемами. Так тебя устроит?

Он совсем недолго смотрел мне в лицо, потом взгляд заскользил вниз и остановился в вырезе моего декольте.

— А потом что?

— А потом, — я спину выгнула, наклоняясь чуть ниже, чтобы ему видно было лучше, — ты на мне женишься.

Генка брови вздёрнул, а я кивнула.

— Да. Я бы очень хотела, чтобы этот год мы с тобой использовали по максимуму. Можешь начинать уже сейчас. Вернёшься из Москвы, и скажи папе, как бы между прочим, какая я красивая. Я ведь красивая? — Мы снова глазами встретились, взгляд у Генки был напряжённый и ехидный, но он молчал, со мной не спорил. И я, в награду, поцеловала его. — Пусть он привыкает...

— К чему?

— Что я тебе нравлюсь. Ген, ты специально меня злишь, что ли?

Он ухмыльнулся, а я по плечу его стукнула.

— Значит, хочешь перед Филином разыграть комедию?

— Не комедию, а романтическую историю любви.

— Вась, да он не поверит ни за что!

— Поверит. А если будет сомневаться, я тяжёлую артиллерию на помощь призову. Нике он точно поверит. — Я выпрямилась, ремень на талии расстегнула, потом платье через голову сняла, оставшись в коротенькой комбинации. На Завьялова посмотрела с превосходством. — Ну так что?

— Ты всё продумала, да?

— У меня было на это очень много времени. Целых четыре года. — Я снова наклонилась к нему, носом кончика его носа коснулась, зажмурилась. — Мне плохо без тебя. — Губы затряслись, нервы были на пределе, и хоть минуту назад казалось, что ситуацию я контролирую, волнение вернулось в одно мгновение. Голову опустила, носом в Генкино плечо уткнувшись, а он меня обнял, крепко, даже больно стало, и что-то на ухо мне зашептал. Мне показалось, что бессвязное, я расслышала только "девочка моя", а на меня невероятное облегчение накатило. Вдруг осознала, что он не сказал "нет".

Он не сказал "нет".

Как это ни странно, но это был очень длинный день. Обычно, когда чувствуешь себя счастливым, когда понимаешь, что всё хорошо, время летит незаметно. А мы с Завьяловым за этот день столько всего успели! И поругаться, и помириться, и просто в постели полежать, разговаривая о каких-то глупостях. Правда, за этими глупостями скрывали свои мысли, продолжая обдумывать случившийся между нами разговор. Потом в кино всё-таки пошли, показывали какую-то ерунду, мне было откровенно скучно, и от этой самой скуки я весь попкорн съела, а вот Генка весь фильм смотрел с большим интересом, а после, когда мы из кинотеатра вышли, решил со мной его обсудить. Пришлось кивать и со всем соглашаться. Домой мы вернулись поздно, в ресторане просидели, я даже предприняла попытку Завьялова танцевать вытащить, он согласился, но больше, чем на пять минут его не хватило, зато предложил по ночной Москве погулять. В общем, это был самый лучший день за последние несколько лет, наполненный событиями и планами на будущее. Прогулку закончили, когда я откровенно зевать начала. К Генке прижалась, лицо у него на груди спрятала и глаза закрыла, слушая шелест воды в Москва-реке. А он меня обнял покрепче, согревая.

— Скажешь ему, что я красивая?

Завьялов рассмеялся. Но затем пообещал:

— Скажу. Поехали домой, ты засыпаешь уже.

Заснула я, на самом деле, как только в постели оказалась. В полусне ещё слышала Генкины шаги в соседней комнате, его голос, когда он с кем-то по телефону говорил. Ещё удивилась краем сознания, кому можно звонить в два часа ночи, но сил на то, чтобы встать и поинтересоваться уже не хватило. Заснула, сдвинувшись на середину постели и ожидая, когда Генка придёт. Так хотелось рядом с ним уснуть, а ещё больше, рядом с ним проснуться. Такое не часто бывало.

Проснулась оттого, что Завьялов на постели сел. Почувствовала его движение, как моя рука с его груди соскользнула, из сна вырвалась, и только ухватила мысль, что, наверное, уже утро, но открыв глаза, поняла, что темно. На спину перевернулась, чтобы на электронные часы взглянуть, спросонья соображала туго, но, в конце концов, стало ясно, что прошло всего часа полтора с того момента, как я заснула. Я снова на Генкину спину посмотрела, точнее, на его силуэт. Забеспокоилась.

— Гена, тебе плохо?

Он через плечо обернулся, видимо, не ожидал, что разбудит меня, и заговорил почему-то шёпотом.

— Нормально всё, спи.

— А ты чего не спишь?

— Да... не спится. — Он поднялся. — Спи. Я покурю и лягу.

Я спорить не стала, проводила его взглядом до двери, затем на электронные часы его перевела. Сама не поняла зачем. Тоже на постели села, обхватила колени руками. Минуту ждала чего-то, затем решительно скинула с себя одеяло и поднялась.

Генку нашла на кухне, он стоял у окна и курил. А может, не курил. Я наблюдала за ним некоторое время, он ни разу сигарету к губам не поднёс. Держал её между пальцев, она дымилась и тлела, а Генка стоял, не шевелясь. А мне страшно стало, когда подумала, что он раздумывает над моим предложением и оно ему не нравится.

— Вась, иди спать.

Я даже не удивилась, услышав его голос. И не послушалась, к нему подошла и прижалась к его спине.

— О чём ты думаешь? — не утерпела я.

Он всё-таки затянулся. И молчал. Молчал, молчал, и я, в конце концов, на самом деле в него вцепилась и попыталась встряхнуть.

— Гена!

Повернулся, и мне пришлось его отпустить. А Генка на подоконник присел, и мы с ним оказались лицом к лицу. Выглядел подавленным, расстроенным, даже плечи опущены, что уж было совсем непривычно и пугающе.

— Это Стас по городу языком треплет.

Около минуты я переваривала услышанное. Не стала удивляться, не стала ахать, но спросила:

— Ты уверен?

Генка кивнул.

— А как узнал?

— Да я давно догадывался. Ты же сама сказала: проблема внутри. Так и оказалось.

— Блин. — Если честно, мне даже сказать нечего было. Я не то чтобы расстроилась или заволновалась, но тревога появилась, весьма ощутимая.

Генка голову опустил.

— Вот тебе и блин, котёнок.

— А папка знает?

— Нет. Пока не знает.

Я сделала шаг назад и опустилась на стул. Завьялов с меня глаз не сводил.

— И что делать? — Я руки в кулаки сжала. — Он что, совсем рехнулся? Последние мозги отшибло? На собственно брата ментам стучать!

— Да не стучал он. В том-то и дело. Так бы хоть было за что придушить засранца.

— А что же?

— Что ты, Стасика не знаешь? Язык, как помело, как у бабы. А уж если пьяный или под кайфом...

Я глаза вытаращила.

— Отлично! Он ещё и колоться начал?

Генка угрюмо молчал, на эту тему ему говорить было неприятно, а я встала и включила бра на стене. А когда к Завьялову повернулась, увидела, что он морщится от вспыхнувшего света, потом лицо рукой потёр. Выглядел по-настоящему измотанным.