Под личиной зверя - 1. Перерождение

К нему метнулся один из пилотов? Он что тут делает?

Человек подставил плечо:

— Быстро! — бросил отрывисто, взглянув в сторону ворот.

В створках показалась туша жнеца — первая в череде спешащих следом хищников. Червяк-переросток увидел людей, вытянул голову вперед и зашипел. Почти тут же в плечо Макса вонзилась зазубренная игла, еще одна скользнула по голени и ушла в землю.

Произошедшее далее одинаково ошарашило как самих скарабеев, так и людей. Рухнувший с неба амфиптер протаранил первые ряды жнецов и, перед тем как вновь подняться, выплюнул несколько симбионтов. Взрывы еще более проредили наиболее настырных тварей. Но шипящие, истекающие кровью туши не дрогнули. Даже получив серьезные ранения, жнецы все равно не останавливались, и вскоре на двор базы обрушился настоящий ливень из острейших игл, вполне способных пробить броню пехотинцев.

К счастью для беглецов, к этому времени они находились уже практически вплотную к транспортнику. Двигатели ревели, а сам корабль покачивался над площадкой, готовый вот-вот стартовать. Иглы врезались в бетон и застревали в нем диковинными и смертельно опасными ростками. Пилот, поддерживающий Макса, вскрикнул, схватился за голову. Из-под его пальцев брызнула кровь.

До дверей транспорта оставались считанные шаги. Стоящий у них пехотинец продолжал вести стрельбу, целясь за спины приближающихся беглецов. Жнецы вливались во двор базы сплошным шипящим потоком. Макс снова сбросил на них амфиптера, но его помощь уже не могла ничего изменить. Впрочем... Крылатая тварь зависла метрах в пяти от беглецов, на время скрыв их от прямых атак жнецов. Всего пара секунд, но их оказалось достаточно, чтобы преодолеть оставшиеся метры и запрыгнуть в двери транспортного отсека.

— Пошел! Пошел! — во всю силу динамиков заорал пехотинец, ввалившись следом.

Корабль качнулся — и резко пошел вверх. По его корпусу зазвенели иглы жнецов.

— Кто-нибудь достанет аптечку?! — проревел пехотинец, склонившись над раненым пилотом.

Кто-то из ученых сорвался с места, протянул аптечку с медикаментами.

— Так помоги ему! — в голосе пехотинца звучала если не злость, то сильное недоумение оттого, что спасенные люди ведут себя словно дети. — Или мне самому останавливать ему кровь? — он демонстративно развел в сторону закованными в броню ладонями.

— Что с ним? — спросил Макс.

— Похоже, просто сильный порез. Ничего страшного. А ты молодец...

— Спасибо, — Макс поморщился, вырвал из плеча иглу, бросил ее на пол.

— Нужна помощь?

— Обойдусь. Мне бы поесть.

— Тебя как звать-то?

Макс криво усмехнулся, но назвался.

— Я Чед Парк, — представился пехотинец.

Макс кивнул в ответ. Это подобие повторного знакомства казалось ему неким древним обрядом, когда мужчина не имел имени до тех пор, пока не проходил посвящение. Так и теперь: во время разговора до высадки у пехотинца был десяток поводов представиться самому и узнать имя того, с кем ему, возможно, предстоит сражаться спина к спине.

Сейчас, наверное, следовало испытывать гордость или удовлетворение оттого, что человек посчитал его — Макса — достойным своего расположения. Но ни гордости, ни удовлетворения нет. Внутри пустота, словно его выжали, как лимон. Операция, в сущности, закончилась успешно: потери минимальны, спасенным ничто не угрожает. Почему же тогда так погано на душе?

Макс тяжело осел на пол, привалился к стене. Кто-то из ученых принес ему универсальный паек. Но вместо того, чтобы вцепиться в так необходимую организму пищу, Макс прикрыл глаза и тут же провалился в странное состояние, пограничное между сном и явью. Гул двигателей стал тише, а потом исчез вовсе. Если кто-то из людей что-то и говорил, то его слова не достигали ушей Макса, отсеченные взбунтовавшимися от усталости органами чувств.

Сначала Макс ощутил, как тело наполняется легкостью. Отступают напряжение, усталость, тускнеет боль от полученных ранений. Темнота сменилась серой дымкой, которая вскоре разлетелась в разные стороны под неожиданными порывами прохладного воздуха. Из дымки выплыл образ голубоватого диска. Очень знакомого диска... еще мгновение — и зрение обрело прежнюю четкость. Сомнений нет: перед ним Земля — очертания континентов до боли знакомые.

Никогда прежде Макс не мог и подумать, что вид родной планеты вызовет в нем настоящую бурю эмоций. Даже с расстояния в тысячи километров он будто бы наяву чувствовал постоянно изменяющийся букет ароматов. То это был насыщенный морской солью ночной прибой, то запах лугового разнотравия. От смешения ароматов голова шла кругом, в висках стучало.

Внезапно что-то оборвалось. До того спокойно наблюдающий за голубым шаром, Макс резко начал падать. Воздух яростно свистел в ушах, стальной щеткой сдирал с костей плоть. Но боли нет, словно все нервные окончания вмиг перегорели. Секунды, минуты, а возможно, и часы — спрессовались в считанные мгновения. Ни холода, ни жара.

Падение закончилось столь же внезапно, как и началось. Макс завис над какой-то горной цепью, а потом поплыл над ней со все возрастающей скоростью. Горы, реки, лесные массивы, города... В горле встал колючий ком. Это больше не привычная Земля, не та планета, с которой вырвали его с женой. С глаз словно сорвали покрывало. Планету будто сковали кандалами огромных заводов и многоуровневых городов из стали и стекла. Лишь изредка на глаза попадались жалкие островки зелени, непонятно как выживающей в этих техногенных джунглях. И вроде бы мир не выглядел мертвым, напротив — всюду снуют наземные и воздушные транспортные средства, виднеются огромные светящиеся не то плакаты, не то вывески. Небо не коптят сотни труб, а вода в редких водоемах чистая и прозрачная. И все равно — все увиденное для Макса походило на один большой макет, населенный бездушными автоматами, запрограммированными на выполнение четко поставленных задач.

Он вздрогнул и вывалился из видения. На него смотрели с непониманием, подозрением.

— Ты это куда ушел? — спросил Чед Парк.

Пехотинец так и не снял брони, а потому на фоне остальных пассажиров выглядел настоящим гигантом.

— Что случилось? — хрипло спросил Макс.

— О том тебя и спрашиваю. Ты просто отключился.

— Надолго?

— Минут на десять.

Макс тряхнул головой. Перед глазами все еще стояли закатанные в бетон ровные улицы, яркие штандарты на величественных зданиях, о чем-то вещающие трехмерные голограммы на просторных площадях.

— Все нормально. Просто устал, — Макс потянулся ко все еще лежащему рядом пайку. — Долго нам лететь?

— Успеешь выспаться, — усмехнулся пехотинец.

* * *

За время полета Макс еще несколько раз терял сознание. Видимо, первый опыт осознанного использования пси-возможностей сильно истощил организм. На будущее стоит это запомнить. Ведь даже в случае успешного завершения миссии необходимо оставить силы на отход. А как повел бы его организм, если б пришлось уходить с базы пешком? Вырубился б на полпути или внутренних резервов хватит для спасения собственной шкуры?

Так или иначе, но работа впереди предстоит большая: определить заложенный Сверхсознанием потенциал и научиться разумно его использовать. Не может быть, чтобы контроль над одним скарабеем высасывал столько сил.

Из-за потери сознания часть пути Макс просто пропустил. Зато к моменту, когда корабль сначала замедлил полет, а потом начать опускаться, полностью пришел в себя.

— Где мы? — спросил у пехотинца.

— В безопасном месте. Раньше здесь велись горные разработки, но не очень эффективно. Полезных ископаемых оказалось мало. Планета вообще бедна железными рудами.

— Из лесного укрытия в горное?

— Что-то вроде того, — усмехнулся пехотинец. — Но здесь попросторнее. Сам увидишь.

Опоры корабля со скрежетом коснулись пола.

— Добро пожаловать домой, — Чед Парк поднялся со скамьи напротив. — Только на всякий случай не высовывайся сразу. Мало ли — не факт, что с твоей мордой успели ознакомить все патрули.

— Я за тобой, — усмехнулся Макс.

Транспортник приземлился на небольшой круглой площадке в центре каменного колодца.

— Мы под землей? — осматриваясь по сторонам, спросил Макс.

Вдоль стен виднелось множество стальных сегментированных опор, накрепко завязанных с породой. Сложная система перекрытий и распорок призвана не допустить обвала не только естественного, но и, как показалось Максу, вследствие бомбежки на поверхности.

— Да, — протянул пехотинец. — Военные силы Республики периодически сканируют всю поверхность планеты. А нам ни к чему светиться.

Голоса раздавались в колодце гулким эхом.

— Впечатляет.

— Да уж, пришлось потрудиться.

Их встречали. Из тускло подсвеченного провала в стене показалась группа людей. Отчего-то они напомнили Максу нескольких кротов, выползших на относительный свет из вечного царства темноты и сырости. Встречающих было трое. Сади Эванс и профессора Галлахера он узнал сразу. Оба избавились от извечных белых халатов и облачились в гражданскую одежду. Профессор — в нечто вроде делового костюма-тройки темно-коричневого цвета, с широкими отворотами воротника и большими карманами, украшенными золотистой вышивкой. На Сади — легкие свободные брюки кремового цвета, белая блуза и яркий шарф вокруг шеи.

— Ну, как все прошло?! — Эванс порывисто бросилась к прибывшим, но сдержала себя, остановилась, не добежав нескольких шагов.

— Эвакуировано семеро, — сказал Чед Парк. — Освин погиб.

По лицу профессора промелькнула хмурая тень, но Макс не поручился бы, что не ошибся.

— Молодцы! Вы сделали все, что в человеческих силах, — кивнул Галлахер.

— Как вам удалось уйти?! — воскликнула Сади, указывая на корабль.

Макс обернулся и только теперь заметил, что часть обшивки транспортника густо истыкана иглами жнецов. В некоторых местах костяные снаряды образовали такие скопления, что стальная броня там превратилась в дуршлаг, а за время полета начала расползаться, образовались трещины. Продолжись полет немногим дольше — и кто знает, чем бы он закончился?

— Один залп точно пропустили, — Чед Парк избавился от шлема, шумно вздохнул.

Наконец Макс толком разглядел лицо того, с кем пришлось сражаться плечом к плечу: гладко выбритое, с легким налетом усталости, открытым взглядом, в котором сейчас сквозила легкая насмешка. Короткие волосы взмокли, блестят от пота.

— Сутки отдыха, потом жду доклада, — проговорил мужчина, которого Макс не знал. Среднего роста, в мундире офицера, с какими-то незнакомыми Максу нашивками, часть из которых выглядела словно широко распахнутый глаз. — И вас тоже, — незнакомец посмотрел на Макса.

— Разрешите представить, — поспешил вмешаться Галлахер. — Митчелл Эткинс — глава всего этого великолепия. С его разрешения мы имеем возможность продолжить наши работы, не опасаясь нападения Улья.

— Это действительно крупномасштабное наступление? — спросил Макс.

— Мы еще поговорим об этом, — сказал Митчелл Эткинс.

Его круглое лицо было красным, словно его обладатель недавно занимался физическими упражнениями или испытывал проблемы с давлением.

— Вам удалось достать снимки, о которых я просил? — спросил Макс, обратившись к профессору Галлахеру.

— Да, это было...

— Вы их достали?

— Да.

— Я бы хотел на них взглянуть.

— Отдохните сначала. Вижу, вы ранены. У нас очень хорошие доктора, уверяю вас.

— Верю, но я в полном порядке.

— Будь по-вашему, — сдался профессор. — Мистер Эткинс, мы можем воспользоваться залом для конференций?

— Разумеется. Не возражаете, если я поприсутствую?

— Разумеется.

Глава 16. Сердце Улья.

Сердце Улья замерла от ощущения приближающегося контакта с Сверхсознанием. В первые минуты она даже не поверила собственным чувствам — настолько отвыкла от привычного присутствия своего бога на периферии сознания. Но теперь он возвращался, а значит — все встает на места!

Ощущение приближающегося контакта застало ее стоящей у какого-то корявого, но раскидистого дерева, ветви-змеи которого плавно покачивались под порывами налетающего ветра. В голове помутилось, а в глаза словно плеснули огнем. Мир вспыхнул, а когда обжигающее пламя улеглось, Сердце Улья стояла на бескрайней равнине желтого камня.

Мертвая тишина окутала ее плотным коконом, вползла в череп, накрыв мысли ловчей сетью медлительности. Так случалось каждый раз, когда она оказывалась в этом месте. В месте без названия и, вероятно, не существующего в реальности. Отчего-то во время особенно важных контактов Сверхсознание приводило ее именно сюда.

Сердце Улья запрокинула голову: в голубом, сверкающе чистом небе набухал темно-красный нарыв. Он рос буквально на глазах, превращаясь из небольшого облака в настоящую тучу, которая вскоре затянет все небо. Чем сильнее разрастался нарыв, тем ощутимее чувствовалось нагнетаемое в воздухе напряжение. Вскоре, когда испещренная пульсирующими кровеносными сосудами краснота расползлась далеко в стороны, атмосфера наполнилась треском — предвестником будущей бури.

От бурлящей в небе массы вниз потекло алое марево. Оно походило на клубы пара — горячего, наполненного жизненной силой существа, чье сознание невозможно познать. Марево сгущалось вокруг Сердца Улья, начинало кружить — все быстрее и быстрее. Стена полупрозрачного раскаленного пара могла бы уничтожить любое другое существо, но Сердце Улья стояла, словно вросла в истрескавшийся камень. С жадностью глотая мертвый воздух, она готовилась слушать.

Сверхсознание заговорило. Для общения со своим генералом оно не нуждалось в словах. В голове Сердца Улья появлялись образы. Стремительная круговерть картинок почти сразу затмила кружение клубов пара. В ушах раздался шепот — не слова, не осмысленные, пусть даже отдельные фразы — шепот, порожденный невероятной мощью Сверхсознания. Его пси-потенциалом.

Далеко не всегда Сердце Улья успевала рассмотреть, а тем более — осознать увиденные образы. Но беспокойства она не испытывала, знала: все, что показывает ей Сверхсознание, отложится в памяти и при необходимости будет доступно так же легко, как если бы она намеренно заучивала эту информацию.

Она чувствовала еле заметное смятение своего владыки. Какое-то смутное беспокойство скользило в том раскаленном коконе, который продолжал бушевать за гранью ее зрения. Отсутствие Сверхсознания не прошло бесследно. Но что могло так озадачить столь могущественное существо? Сердце Улья не знала.

Голова начала болеть. Шепот в ушах сделался громче. Казалось, на барабанные перепонки давит огромное давление. Еще немного — и оно пробьет сопротивление слабой плоти, ворвется в голову и взорвет разум. Сердце Улья застонала.

Она видела темное помещение, сокрытое многие века назад. Темнота этого помещения казалась живой, осязаемой, смотрящей. Под ее покровом кто-то прятался. Кто-то очень опасный, с кем лучше не связываться. Иначе — смерть, мучительная, жестокая.

Она видела на полу многочисленные светящиеся линии. Эти линии резали, словно бритва, словно самое острое лезвие, без труда рассекая плоть до самой кости. Видела странные светильники, что висели в воздухе. Внезапно в центре ее внимания возник пьедестал с прозрачным шаром на небольшой круглой столешнице.