Дети иного мира

В черноте леса тяжело захрустели ветки, вспыхнули два ярких оранжевых пятна. Раздался глухой рык и на поляну повелителем тайги выбрался чудовищный медведь. Чудовищно огромный, раза в два или три больше знакомого по зоопарку. В неверном свете костра шерсть отливала серым, нос заложило от острого мускусного запаха. А когти и зубы размером с хороший нож заставили Сержана застыть на месте от страха. Напарник оказался проворнее. Выхватил пистолет и выстрелил в морду... Зверюга даже не покачнулась, хотя с такого расстояния промахнуться невозможно. Обезумев от гнева и боле, медведь бросился вперёд. Ярость клокотала в каждой мышце чудовищной массы, кровь бурлила в ней потоками. Мгновенно преодолев расстояние от леса до костра, медведь ударил обидчика. Когти распороли вскочившего человека от горла до паха, тело отлетело в сторону, разбрызгивая внутренности и хлещущую из раны кровь. Костёр затух, от упавшего туда тела завоняло палёным мясом. От этого Сержан и очнулся. Схватил лежавший на земле автомат, выпустил весь рожок в чудовище. И, ничего не видя от страха, побежал вперёд. За спиной ревело подраненное чудовище, рык настигал, казалось, что стоит хоть на мгновение остановиться — и клыки ударят в спину.

Совладать с паникой у Сержана получилось только на рассвете. С трудом расцепив застывшие за ночь руки, он слез с дерева, на которое уже и сам не помнил, как и когда забрался. С трудом поворачивая шею, Сержан осмотрелся по сторонам: ни поляна, ни ручей оказались незнакомы.

— Б...ь, где я?

И тут же себя обругал дважды. За то, что в панике вчера где-то посеял автомат. Точнее выбросил, он мешал бежать. Из оружия теперь только нож и пистолет. Если опять попадётся вчерашняя зверюга — Сержан покойник. И второй раз за то, что не осмотрелся перед тем, как слезать с дерева. Теперь лезть обратно?

В кустах неподалёку зашуршало, и ужас захлестнул с новой силой. Сержан застыл спиной к дереву, выхватив пистолет и выцеливая врага. Шум в кустах прекратился, Сержан засунул пистолет в кобуру.

— Е...ь, как баба стал нервный.

И снова замер: вдалеке раздался звук, похожий на человеческий крик, и Сержан застыл, ткнувшись лицом в мокрую траву. Догнали? Военные? Нет, показалось. Да и не дураки же они, голосом себя выдавать? На всякий случай Сержан ещё несколько минут лежал, потом встал и отряхнулся.

Кто-то сильными руками ухватил со спины и начал душить. Разум забился от нехватки воздуха, сознание померкло — но вбитые до автоматизма рефлексы не подвели. Приём, бросок и удар ножом. Раз, ещё раз — титановое лезвие входило в тело как в масло. Почувствовав, что враг перестал дёргаться, Сержан встал и, тяжело дыша, начал смотреть, кто это был. Человек... нет, не человек, пожалуй. Метр шестьдесят, — намётанным взглядом оценил Сержан. Широкий в плечах, вон какие мышцы накачал. А руки длинные, до колена, пожалуй. И морда уродливая. Глаза-щёлочки, массивные надбровные дуги, само лицо заросло чёрной шерстью аж до носа, а вниз аккуратная борода, аж до ворота рубахи... Рубаха! Штаны! Не животное! Вот кто кричал! Подхватив пистолет и два запасных магазина, Сержан кубарем бросился в кусты и затаился. Ловкие твари. Эта обезьяна вон как тихо к нему подобралась, но и он за Пянджем в ограниченном контингенте не ворон считал. Ещё посмотрим, кто кого, не голые горы — лесостепь.

Враги стоили друг друга, смертельная игра затянулась до самого вечера. Сержан посматривал на розовую полоску с тревогой: кто знает, как чёрные "обезьяны" видят в темноте? А если не хуже, чем днём? Когда на большой прогалине рядом с его лёжкой оказались сразу двое чужаков, он решил рискнуть, положившись на верный ствол. Прыжок, удар ножом в шею — и первый, захлёбываясь кровью, падает на землю. И тут же лезвие вошло в печень второму — можно больше не беспокоиться. Почти сразу с противоположной стороны на шум выскочили ещё четверо, раскручивая арканы. Сознание было ясное и точное, как компьютер: сорок метров, даже если у них под куртками броня не хуже кевлара, "Гюрза" пробьёт. В обойме шестнадцать патронов, хватит с запасом. Толчок в руку, ещё толчок... отдача! Слишком слабая отдача! Пули попали во врагов, те заревели — видимо, удар был чувствительным — но продолжали бежать. Сержан развернулся, пытаясь скрыться в кустах, но один за другим мужчину охватили сразу три петли, повалили на землю. Сильный удар лишил сознания.

Очнулся Сержан с ощущением затёкшего тела. Отряд из полутора десятков всадников двигался медленно, коней с телами убитых и с пленником приходилось вести в поводу. Человека везли, перекинув через круп коня и связав. Осторожно, пытаясь не привлекать внимания, мужчина попробовал верёвки. Крепко, но не очень умело. В своё время ротный учил из таких выпутываться... но ещё рано. За несколько часов, пока Сержан был без сознания, из полосы лесов они выехали. Теперь вокруг была степь, казалась плоским зелёным ковром, изукрашенным незнакомыми цветами. Вскоре глаз привык к безграничью, и Сержан начал замечать — здесь тоже растут деревья. Спрятались, ушли в балки и овражки. Раза два лес даже вырывался на простор большими пятнами, не меньше трёх-четырёх километров. Ближе к вечеру возле одного такого пятна командир отряда надумал заночевать. Лошади уже некоторое время двигались шагом. Когда показался ручей, выбравшийся из лесной тени на степное приволье, на гортанно-шипящем наречье последовали несколько команд — о смысле можно было догадаться по отрывистой приказной интонации.

Сержан дождался, пока его спустят с коня, и один из конвоиров нагнётся чуть ослабить путы — чтобы пленник мог передвигаться мелкими шажками. Узел уже был расшатан, с силой и отчаянием обречённого Сержан вырвал ногу из верёвок и пнул степняка в лицо. Второй получил удал локтем в живот — на руках путы тоже ослабли. Пленник стремглав метнулся вперёд, в лес. Случилось всё так стремительно, что остальные воины ещё соображали, в чём дело, а Сержан уже скрылся в зарослях. "Ушёл!" — радостно билась мысль. Быстро сорвав до сих пор висевшие и мешавшие верёвки, Сержан уже осторожно, привычно стараясь не оставлять следов, двинулся вглубь леса. И тут тонкий шнурок, который ему одели, пока он был без сознания и про который Сержан даже не вспомнил, нагрелся и начал душить мужчину. Человек покатился по траве, судорожно хватая воздух, с усилием подцепил непонятную гадость, разорвал — в голове словно взорвалась бомба. Сержана скрутило болью, и он провалился в чёрное беспамятство.

Очнулся он только наутро, тщательно связанный. Весь следующий день, не обращая на неудобства, опасного пленника перевозили как мешок. Сняли ботинки и всё кроме штанов и майки, не кормили и даже не давали оправиться — просто окатывали водой из ручья по дороге, смывая запах мочи. К вечеру показалось стойбище. Сержан, не скрываясь, разглядывал, куда его занесло. Полтора десятка самых обычных юрт, навидался таких в Бурятии и в Монголии — пока к Графу не прибился, пытался наладить жизнь в тех краях, перебиваясь контрабандой через границу. Также, как и в монгольских аймаках, кипела деловая суета. На небольшой печи две женщины пекли хлеб... Сержан непроизвольно сморщился. Ростом как мужчины, одеты похоже — рубаха, шаровары и халат. И тоже лицо покрыто волосами до носа. Не густая шерсть, бороды нет — но за человека эти "чёрные" не сойдут никогда... И тут Сержан понял, что ему казалось ненормальным. Ни захватившие его воины, ни обитатели стойбища не удивились безволосому чужаку! Не тыкали пальцем, не шумели, не собирались поглазеть. Так, мазнуть слегка любопытным взором и продолжить свои дела. Здесь есть люди.

Отряд обошёл стойбище и направился к отдельно стоящей большой юрте. Возле неё пленника сняли с коня, развязали — но держали сразу двое здоровых мужчин, не вырвешься. Сержана затащили внутрь... И тут он в бессилии заорал, по ноге побежала противная тёплая струйка. В центре юрты был приготовлен стол с ремнями. В углу возле жаровни и набора пыточных инструментов стояли двое: седой как лунь старик и молодой помощник, оба обвешанные амулетами и с орнаментом из звёзд и солнца на рубахах. Сержан пытался вырываться, орал, что не знает языка, он не сможет ничего рассказать. Его не слушали. Сноровисто привязали к столу, срезали всю одежду. Молодой брезгливо сморщился, потом накалил спицу и приложил к внутренней стороне бедра. Пленник на это опять закричал, только беззвучно, забился в припадке. И не понять, от чего было больнее — от раскалённого железа, или от невидимых склизких пальцев, которые зашарили под черепом, с кровью выдирая воспоминания.

Юрта, в которой собирался Круг туштаев, была огромна и напоминала скорее небольшой дом. Неразборная, поэтому её перевозили на особой телеге сразу десять быков. Хан Толгой с раздражением вспоминал про это каждый раз, когда приезжал на созыв очередного Круга. Пережиток устаревших традиций, как и освещение с помощью ламп, заправленных земляным маслом. Сколько поколений назад от безбородых в Степь пришло такое полезное изобретение, как магические светильники, способные собирать и хранить солнечный свет? Да и сама юрта расположена на окраине столицы Великой степи, города, уже три столетия как выстроенного из камня. Но вот предки делали только так-то и так-то — вот сиди в полумраке. Хотелось в сердцах сказать, что предки много чего не делали, но разрушать по всей Степи города и построенные в них мастерские и школы не хочет даже самый рьяный поборник старины. Ведь нормального железа на меч или подкову в походной кузне не сваришь.

Толгой прибыл одним из первых. Постепенно места на серых кошмах одно за другим заполняли туштаи, самые знатные и влиятельные ханы народа нэрлих. Последним вошёл хан Хучин, и утихшее было раздражение снова захлестнуло Толгоя с головой. Главный соперник стал туштаем всего три вёсны назад, но уже успел попортить Толгою немало крови. Особенно теперь, когда великий каган не вел собрание железной рукой, а больше дремал с открытыми глазами. Сменить бы старика — но среди туштаев никак не могли решить, кто станет новым правителем Степи. Два лета Толгоя это вполне устраивало, он ещё не готов бросить остальным свою волю. Но этой зимой Хучин открыто дал понять, что хочет видеть каганом себя! Он богат, а под его бунчуком теперь почти столько же кочевий и городков, сколько у Толгоя. Дурак, его союзников влечёт лишь золото — а не сила правителя, не спокойствие земли под тенью туштая. Вот он пример, когда нарушены заветы предков, и наследовал первенец лишь за старшинство рождения, к тому же без испытания властью. Просидит Хучин на белой кошме недолго — но кончится его срок для нэрлихов усобицей, а потом набегами светловолосых из Леса, те с удовольствием сожгут кочевья на неделю пути всадника. Тогда о мечтах оставить своим потомкам власть над Степью Толгой может забыть.

Каган вошёл последним. С трудом согнулся, сел на белую кошму. Толгой подумал, что старик совсем одряхлел, этим летом побелели последние чёрные пряди в бороде. Как не вовремя рухнула Белая стена! Шаманы не лезут в политику открыто — но слово живущих-две-жизни, особенно таких, как Мэргэн, значит немало. Учитель учителей всегда благоволил семье Толгоя, Великий шаман мог бы придержать склоки до осени. Самое позднее в начале зимы собрание рода провозгласит, что старший сын успешно справился с выделенным ему кочевьем и может при нужде занять место отца. А имея наследника, который будет замещать правителя в делах бунчука, можно по закону выдвинуть свою кандидатуру на Круге. И никакой Хучин не сможет помешать избранию Толгоя... вот и торопится. Мэргэн сейчас вмешиваться не будет — старик никого не пускает к себе и никуда не выходит, почувствовал изменения мира.

Хучин перехватил взгляд соперника, дерзко посмотрел в ответ и начал свою речь. Он созвал собрание лучших их народа нэрлих, поскольку его нукеры захватили пленника из-за Белой стены. Вместо колдунов на южных землях теперь новая страна безбородых. Чужаки даже не подозревают, что Степь обитаема, не построили укреплений вдоль границы — надо организовать большой поход. Добыча будет знатная, даже на пленнике немало дорогих вещей, один только нож чего стоит. А ведь мужчина был всего лишь сотником своего повелителя.

Толгой дождался окончания речи, потом хлопнул по кошме возле себя, привлекая внимание, и задал вопрос.

— Именем круга спрашиваю. Сколько воинов потерял отряд ловцов?

У Хучина на мгновение дрогнула щека, и Толгой поздравил себя с удачной догадкой. Соврать перед лицом Круга соперник не рискнёт.

— Четверых, — нехотя признал Хучин.

— В открытом бою?

— Да. Троих, когда его ловили. Четвёртого, когда пытался бежать.

Толгой не скрывая довольства осклабился и продолжил загонять соперника в ловушку. Наверняка безбородого поймали мужчины какого-то захудалого свободного кочевья, обученные кое-как. Но допрашивали пленника шаманы Хучина, и чтобы не сказали — действовал туштай в обход Круга — конкурент говорил "мои нукеры".

— Это сотник, — снова заговорил Толгой, — но убил четверых нукеров, — Хучин скривился, но смолчал. — Пусть обычные дружинники хоть вполовину так обучены, набег обернётся огромными потерями. Особенно если вспомнить, что по словам нашего брата Хучина, бежал безбородый после разгрома хозяина. Следовательно, у повелителя безбородых никаких врагов за своей спиной, "рассорить и разбить по-одиночке" не сработает. Набег придётся вести в открытую.

— Ты трусишь сойтись сабля-на-саблю, о осторожный Толгой?

— Я не хочу менять жизни своих воинов на золото добычи, о безрассудный Хучин.

Остальные туштаи затаили дыхание. Уколы, намеки и стычки прикормленных мелких ханов шли уже долго, но сегодня Хучин перешёл черту, за которой из двух соперников останется только один. И почти сразу прозвучало:

— Голосуем за набег! Голосуем за разведку!..

Толгой покидал Круг туштаев со смесью раздражения и желания кого-нибудь удавить. Желательно хана Хучина. Когда один из нукеров подвёл коня, с противоположной стороны городка послышался шум, ржание коней, поднялась туча пыли: конкурент вместе с прихлебателями покидал столицу Степи. Толгой сжал повод так, что свело пальцы, а почти успокоившиеся гнев и ненависть всколыхнулись с новой силой. Толгой заставил себя успокоиться. Добыча не застила разум большинству. За предварительную разведку проголосовали ещё трое туштаев, остальные дипломатично воздержались... это ничего не меняло. Похода именем Круга не случилось бы и так, хватало одного протеста Толгоя. Впрочем, Хучин явно на повеление Круга и не рассчитывал. Запретить вольный набег может только каган, но старик слишком дряхл. Весь сегодняшний спектакль нужен был выскочке, чтобы продемонстрировать: "Я хочу принести вам богатство и славу, а этот дурак Толгой всем мешает". Хучин явно был уверен, что вернётся с победой, и тогда никто не сможет выступить против его избрания. Однако Толгой сомневался, что победа будет лёгкой. Хотя потери туштая Хучина, кажется, не волнуют — думает, всегда сможет нанять новых воинов. Вот только кому нужны сражающиеся лишь за золото? Разве что таким, как выскочка. Но если у набега появится хотя бы тень успеха, трудностей на следующем Круге не избежать.