... Круг семерых заканчивал ритуал, наделяя силой артефакт, который внешне выглядел обычной безделушкой-украшением. Старуха-некромантка прямо посреди лачуги разожгла подготовленный очаг, в который бросала все необходимые для работы артефакта ингредиенты. Огонь вспыхивал от даваемой ему жертвы, переливаясь разноцветным пламенем... Лиам сидел у стены, затаившись, чтобы не мешать ритуалу. Он любил смотреть, как делают своё дело эти старики и старухи. В эти мгновения он чувствовал необъяснимый восторг, словно у него за спиной вырастали крылья... Лиам никогда не просил бабушку взять его в сообщество круга семерых — даже тогда, когда кто-то из стариков чувствовал себя не очень хорошо, чтобы поддерживать силы круга. Он не вмешивался, потому что ещё из детства помнил слова старухи Трисы: "Однажды я позову тебя сама. А пока — смотри и учись!" Он знал, что старая некромантка не бросает слов на ветер, а потому был терпелив. И терпению этому его научила тоже она.

Ритуал закончился. Огонь вспыхнул в последний раз и пропал. А из горячей, обжигающей золы Триса осторожно вынула, держа за цепочку, почти детское украшение — две ракушки, прилипшие друг к другу. Один из стариков облил украшение водой, смывая налипшую грязь и сопровождая этот процесс монотонным бормотанием. Безделушка перекочевала из рук Трисы в руки ближайшей соседки по кругу. Та нашептала над ним следующее заклинание и передала старику-соседу. Когда украшение, обласканное ладонями старых магов, вернулось к старой некромантке, она покачала его на ладонях, словно проверяя, остыло ли, а затем развернулась к Лиаму. Постояла немного всё ещё и подошла к нему.

— Передай это той девочке — Лирейн. В замке Коршуна она должна танцевать с этим украшением на груди. Но так, чтобы его никто не видел. Артефакт должен касаться её кожи. Передашь ей это обязательно.

— Передам, — кивнул Лиам.

А что ему оставалось? Пока старики круга семерых расходились, он с интересом разглядывал безделушку, больше похожую на те самоделки, что дарят здешние рыбаки своим невестам. Обыкновенные мелкие ракушки-завитушки. Ритуал что-то сделал с ними, но что? Он улыбнулся. Узнаем сегодня вечером.

Спрятавшись в тёмном угле лачуги, всегда закрытом от солнечных лучей, старая Триса с жалостью смотрела на внука, который мечтательно улыбался. Было страшно за него, но иного выхода из создавшегося положения она не видела... Старая некромантка вздохнула. Остаётся уповать, что всё пройдёт так, как задумано.

... Между незадёрнутыми занавесями балдахина виднелось громадное окно, за которым постепенно меркнул дневной свет. Ирина лежала, прижавшись спиной к Бриндану, который, крепко заснув, обнял её, придвинув к себе. Она тоже уснула, успокоенная его сном, но проснулась быстрей, чем ожидала. И теперь смотрела на тот кусочек мира, который был доступен глазам, и не видела его, потому что размышляла. Мысли нахлынули сразу и вперемешку. Приходилось сосредоточиваться на чём-то одном, что в процессе сметалось другим... В общем, думать было тяжело. Ирина лежала, слушая дёрганое дыхание Бриндана, и... хотелось плакать. Настолько, что, пытаясь сдержаться, она не заметила, как изменилось дыхание парня.

— Ты притворяешься, — прошептал он ей куда-то в волосы.

— Может быть, — улыбаясь его улыбке, услышанной в голосе, ответила она. — А в чём? Ну, в чём я притворяюсь?

— Что спишь.

— А ты в чём притворяешься?

— Поймала, да? А я притворяюсь, что ослабел.

— Почему? — удивилась Ирина и осторожно завозилась под его рукой, чтобы перевернуться к нему лицом. Он понял и помог. Теперь они лежали — глаза в глаза, чувствуя тёплое дыхание друг друга. И это было так здорово, что Ирина вздрогнула, представив, что ожидает его и её завтра.

— Чтобы ты лежала рядом со мной и не убегала.

— А я бы убежала? — слабо улыбаясь, потому что это помогало удерживать слёзы, спросила девушка. — Нет, вряд ли. Но ты продолжай притворяться. Мне нравится ухаживать за тобой. Ты же сильный, а из-за твоей притворной слабости я могу быть рядом с тобой чаще, чем прежде.

Она смотрела ему в глаза, которые сияли в лучах уходящего солнца, и жалела только об одном: нельзя при нём вцепиться зубами в свою губу, чтобы не разреветься.

Но он решил всё по-своему: приник к её разъезжающимся от обиды и страха губам, не заметив раздирающих её чувств, и она, благодарная ему за это, прильнула к нему.

Его руки быстро вынули её из учебного наряда, в котором она легла рядом с ним, разве что освободившись от оружия, и начался танец... Партнёр тёмной плясуньи снова вёл её в этом странном танце, помогая взлетать на вершины наслаждения, в которых она всё-таки плакала, но не от горя, которое недавно чувствовала, а задыхаясь от счастливого чувства. Бриндан снова всегда держался рядом — так, чтобы Ирина чувствовала его присутствие, его близость, его шёпот. Его руки помогали ей, а самой девушке приходилось лишь цепляться за него, когда он откидывался от неё, чтобы взглянуть на неё. Цепляться приходилось, потому что она мгновенно и страшно ощущала его навсегда уходящим от неё. А так быть не должно!.. Сердце кричало, что они должны быть вместе, сознание терялось перед этим криком, а душа тихонько плакала, пусть тело настаивало на последнем, возможно, наслаждении... И это был такой раздрай, что Ирина старалась отдаться полностью рукам Бриндана, ему самому, лишь бы он не давал ей приходить в сознание, опаляя огнём прикосновений и властных движений...

Он расслабленно вытянулся рядом с ней и пару секунд тяжело дышал, а потом вдруг будто спохватился и, приподнявшись, перевалил её на себя.

— Мне так больше нравится, — сообщил он, по-хозяйски сцепив пальцы на её пояснице.

— Мне тоже, — пискнула она куда-то ему в шею. Потом повозилась, устраиваясь на нём удобней и так, чтобы ему было удобно. А потом подумала и предложила: — А давай никуда не пойдём? Ну, в замок Коршуна?

Он замер, глядя в её глаза, а потом расслабил плечи и погладил её по голове.

— Как маленькие, да? Захотели — пошли. Не захотели — не пошли.

— Вот-вот, — подтвердила она. — Что? Помечтать нельзя?

— Можно... — вздохнул он.

Ирина провела пальчиками по его скуле и тихонько спросила:

— Бриндан, очень больно было, когда ты упал?

— Не так больно, сколько... — он помолчал. — Сколько неожиданно и... обидно.

Она искоса оглянулась и натянула на них обоих тонкое одеяло.

— Так странно... — задумчиво сказала она и насупилась, когда поняла, что и впрямь неожиданно.

— Договаривай, — попросил Бриндан. — У нас не так уж много времени, чтобы не услышать начатого.

— Странно, — повторила Ирина. — Сегодняшний вечер странен.

— Тем, что он последний? Ты этого боишься? — встревожился парень.

— Нет, не этим он странный. Понимаешь, сегодня в замке Коршуна соберётся странная компания. Точней, эта компания была и без тебя, но... Керней, мой фамильяр, каждый вечер уходил в замок, не зная о том, что в некоторые вечера там выступала я вместе с Фридой — думали, для Сиг-Дха, а оказалось — для Католдуса. А сегодня там будут все — и ты в том числе. Так было и раньше. Но я этого не знала. Ну, того, что там почти все, кого знаю.

— Ты суеверна?

— Нет, просто я не могу объяснить, в чём для меня эта странность.

— Может, она в том, что раньше ты выступала там за деньги — и больше ничего? А сегодня... — Бриндан задумался, не сводя с неё глаз. — А сегодня мы как будто... готовим какие-то военные действия.

— Может быть, — вздохнула Ирина и снова прижалась к нему, ловя мгновения сближения с его горячим телом.

Теперь она предпочитала молчать, потому что новые думы, захватившие её воображение, были эгоистичными. Но пугали её ещё больше. А что будет с ней, если Бриндан навсегда останется жертвой Маровых болот? А если она в самом деле беременна, как сказала, пытаясь напугать его, чтобы он оставил её рядом? Что тогда? Нет, ребёнка она сохранит — на это денег хватит, потому что она будет танцевать до упора. И есть мать Бриндана — дама Этейн. Но захочет ли эта хрупкая аристократка принять участие в ребёнке, если тот останется незаконнорожденным? А вдруг Католдус узнает про ребёнка? И захочет избавиться и от него, и от его матери? Или она, Ирина, слишком далеко заглядывает в будущее?

Она сильно вздрогнула, когда Бриндан с любопытством спросил:

— О чём ты думаешь так сосредоточенно?

Вот уж кому она ни за что не расскажет о своих мыслях. Бриндан и так весь в мыслях о медленной смерти, а она ему ещё и добавит? Ни за что!

— Я думаю... — медленно начала она и вспомнила. — Я думаю о том, получится ли переслать силу твоему дяде. Бабушка Лиама так уверена в том, что это будет легко!

Он взглянул на потолок балдахина, потом на Ирину.

— Лирейн... Я люблю тебя. — И виновато добавил: — Хотя сейчас говорить об этом...

— А я люблю тебя! — выпалила Ирина — и слёзы прорвались: — И буду говорить всегда, когда мне хочется... говорить о том, что я тебя люблю!

Он прижал её голову к себе, судорожно гладя по волосам, неловко шепча что-то успокаивающее... А когда она глубоко вздохнула, сердитая на себя из-за этого рёва, который расстраивает его ещё больше, оказалось, что он умудрился в этой ситуации сесть, а она сидит у него на коленях, обнимая его за плечи.

— Прости меня, Лирейн, — выдохнул он с силой, когда она подняла на него заплаканные глаза.

— Да чего прощать? — сердито сказала она. — Это я что-то разнюнилась не вовремя. Больше не буду — честно!

Она хотела ещё сказать: "Ладно, проехали!" Но решила, что это будет слишком странное высказывание для этого мира. Тем более что Бриндан взглянул на окно, которое уже совсем стемнело. Тоже тихонько вздохнул.

— Надо поужинать и собираться. Дворецкий наверняка ждёт моего сигнала. — Он вдруг заглянул в её глаза. Не взглянул, а именно заглянул и неожиданно неуверенно спросил: — Лирейн, ты... правда любишь меня?

Вместо ответа она прислонилась к нему щекой, слушая его беспокойное сердце.

— Чего ты хочешь от меня? Заверений, что правда? А я думала — это видно и так.

— Пора одеваться, — отстранённо сказал Бриндан. — И побыстрей, потому что мне надо тебе кое-что показать, Лирейн.

— Хорошо, — тоже равнодушно от душевной усталости сказала она.

Они быстро оделись (горничную Мэйрид Ирина наотрез отказалась вызывать) и умылись. Посмотрев на оружие, кучей брошенное у кровати с балдахином, Ирина отказалась рассовывать его по тайникам учебной юбки и блузки. Терпеливо ожидавший её Бриндан, сообразив, что она готова, взял её за руку и повёл из своих апартаментов. Сначала она думала, что он ведёт её в столовую залу, но он вышел в замковый дворик, в котором она невольно задрала голову посмотреть на гостевое крыло, разрушенное незабываемой ночью. Того почти не осталось — его до сих пор разбирали рабочие, вызванные дворецким.

Бриндан провёл её этим двором и открыл перед ней небольшую дверцу в сплошной стене. Тёмным коридором они прошли до лестницы, по которой поднялись в небольшую открытую залу. Поглядывая на сад, видневшийся со второго этажа, успокоенная размеренным шагом, Ирина с интересом оглядывала помещение, в котором было пустынно — сплошь колонны, исписанные странными узорами и старинными острыми буквами. Они приблизились к углу, который мерцал (у Ирины перехватило дыхание) вкрапленными в стену драгоценными камнями.

Бриндан зажёг свечу, и мерцание превратилось в переливчатое разноцветное сияние, в котором угадывался странный рисунок, если провести контуры от одного камня к другим, — мужчина и женщина, взявшись за руки, стоят в солнце с отчётливыми лучами.

— Я не знаю, как это делается в ваших храмах — везде разные обычаи, — спокойно сказал Бриндан и взял свечу в руки. — Но в моей семье ритуал сохраняется веками. Поэтому повторяй за мной. Я, Бриндан, любящий, перед ликом богов стихий беру в жёны любимую Лирейн и клянусь любить её всегда, что бы ни случилось.

Похолодевшая из-за неожиданности Ирина забрала вторую свечу, которую он ей передал уже зажжённой.

— Я, Лирейн, любящая, — взволнованно сказала она, — перед ликом богов стихий беру в мужья любимого Бриндана и клянусь любить его всегда, что бы ни случилось.

И они оба застыли перед мерцающей стеной, глядя на неё с необычной тревогой. То есть тревожился Бриндан, а Ирина, ничего не понимая, просто повторяла за ним.

Пламя свечи внезапно затрепетало. По лицам двоих, недавно разгорячённым, мазнул прохладный вечерний ветерок, а вместе с ним, как ни странно, донесло капли дождя. Ирина так удивилась, что даже оглянулась. Но небо — звёздное! А потом произошло вообще нечто такое, что девушка не поняла. Почему-то запахло свежевскопанной землёй.

А Бриндан сразу после этого резко выдохнул.

— Стихии приняли нас! — торжественно сказал он и склонился к Ирине поцеловать её. — Здравствуй, жена моя!

— Здравствуй, муж мой, — зачарованно повторила Ирина.

Последним моментом ритуала стало движение Бриндана, который снял с мерцающей стены, откуда-то сверху, завёрнутые в тряпочку небольшие вещички и надел Ирине на палец два кольца — одно указывало, что она законная жена, второе — что она с этих пор принадлежит роду Бриндана. Потом отдал ей мужские брачные предметы, и она благоговейно надела ему на палец кольца мужа и хозяина замка.

Обратный путь оказался гораздо легче, хотя всю дорогу они молчали. Теперь Ирина легче смотрела в будущее и не боялась, если вдруг придётся думать о ребёнке.

Они вернулись в основной корпус замка, где Бриндан ввёл её в столовую залу и усадил на стул, после чего сел напротив.

Дворецкий Пилиб, который уже был здесь, махнул рукой, и слуги быстро сервировали стол. Помогая им расставлять блюда, дворецкий склонился рядом с Ириной и неожиданно застыл. Удивлённая, она посмотрела на него. Его глаза оцепенели, созерцая её пальцы. Точней — кольца.

Дворецкий выпрямился и взглянул на пальцы молодого хозяина замка. Он честно пытался скрыть этот взгляд, но не сумел. Бриндан лениво спросил:

— Пилиб, ты хочешь о чём-то спросить?

— Нет, мастер Бриндан... простите, господин Бриндан!

Сначала Ирине захотелось стукнуть Бриндана, а потом она поняла одну вещь: Бриндан снова заговорил в своей привычной манере. Он пришёл в себя настолько, чтобы выглядеть абсолютно здоровым! А потом тревожно стукнуло сердце: быть ему таким осталось всего-ничего... Сейчас он поедет в замок своего дяди — и там снова будет отдавать силы Маровым болотам.

Когда слуги отошли от стола, Бриндан тихо сказал ей:

— Теперь это твой дом. И, если Католдус будет предъявлять к тебе какие-то претензии, слуги помогут тебе во всём. Я понимаю, что оставляю тебя в этом доме не очень защищённую. Но что сумел сделать — то сделал.

— Спасибо, Бриндан, — благодарно вздохнула Ирина.

Ужин прошёл в молчании, а потом они разошлись по своим апартаментам, чтобы приготовиться к вечеру. По дороге к замку Коршуна Бриндан должен будет подвезти Ирину в пансионат, где она переоденется. А потом её вместе с Оссией Лиам отвезёт в наёмной карете, прихватив по дороге Фриду, в замок Коршуна.