Вой лишенного или Разорвать кольцо судьбы

Все это время Таирия старалась как можно дальше держаться от советника и няньки, опасаясь, что те заметят ее понурое состояние, или еще хуже, начнут расспрашивать, в чем дело. Врать она совсем не умела и переживала, что выдаст себя, а потому, предпочла лишиться удобства кареты и передвигаться верхом, несмотря на ломоту в теле и наваливающуюся под вечер всепоглощающую усталость.

Ее неизменным спутником в эти дни стал юный гвардеец — Истарг, что в начале пути помогал девушке выбраться из накренившегося экипажа. Сперва он держался поодаль, приближаясь лишь по зову, а затем занял место по правую руку от дочери вейнгара, развлекая ее байками из солдатской службы.

Парень проявил себя таким любезным и милым, что Таирия не смогла противиться его обаянию, и молодые люди постепенно сблизились, несмотря на пропасть разделяющую их от рождения. Истарг был старшим сыном ткачихи и рано пошел на службу, чтобы помогать матери растить сестренок. Такой, как он, не ровня вейнгарской дочери, но Ири решила не обращать внимания на предрассудки.

В тот день Истарг рассказывал девушке об одном своем знакомом, совсем не умеющим пить, который перебрав, начинает рассказывать всем находящимся поблизости, одну и ту же историю, что приключилась с ним в детстве, и тем самым порядком надоевшем своим товарищам.

Когда Таирия отсмеялась, ей на ум пришла одна идея, за воплощение в жизнь которой Ири приступила тем же вечером. Она собиралась выведать у няньки все, что та знала о сыне Лурасы, его исчезновении, и участии в этом своего отца, а для этого девушке требовалась помощь служанки, которая должна была приготовить подогретое вино с травами.

Преданная своей хозяйке Панька, выполнила указание в точности так, как того хотела дочь вейнгара. Весь вечер, что они с Урьяной провели за разговором, девушка подливала женщине вино с ритикой, отчего нянька постепенно все больше хмелела.

Наконец Таирия решила, что время пришло, и задала свой первый вопрос.

— А почему тетушка так и нашла себе мужа? — невинно хлопая глазами, спросила Ири, когда Урьяна закончила подробный рассказ об успехах своего сына.

— Кто? Милуани? — не сразу сообразила женщина.

— Нет, Лураса. Сколько себя помню, она во дворце живет.

— Так отказывалась она. Наотрез отказывалась, — ответила нянька. — Как мальца родила, так и слышать о муже не хотела, — в голосе женщины звучало искреннее осуждение. У тэланцев не принято женщине одной оставаться, разве что скорбящей о своей половине вдове.

— Мальца?

— Ну, да. Странного этого, не иначе, как проклятого.

Таирия чуть было не подавилась от таких слов.

— Проклятого? — едва слышно переспросила она.

— Глазищи у него какие были. Никогда таких не встречала, — поведала ей женщина, сотворив защитный круг от приспешников Аргерда.

— Какие? — Ири затаила дыхание, опасаясь, как бы Урьяна с перепугу не перестала говорить.

— Синие такие. Огнем горели, — наклонившись к девушке, прошептала нянька, словно боялась, что их подслушивают. — Он как пропал, вейнгар запретил даже имя его упоминать, чтобы беду не накликать.

— Тарген? — почти неслышно произнесла Таирия.

— Что ты! Не поминай, — воскликнула Урьяна, хватаясь за полупустой стакан. — Пропал и слава Траисаре.

Ири жестом подозвала Паньку, тихо сидящую в углу, чтобы подлила женщине вина.

— А что тетушка? — спросила Таирия, когда нянька, оторвалась от напитка.

— Лураса? Ничего. Любила она его, хоть и уродцем был. Кожа темная, как вымазанная, волосы темнее ночи, а уж эти глаза...

— И что, не искали его? — подавив раздражение, поинтересовалась Таирия.

— Кто ж его искать будет? Лураса, как с ума сошла. Старый вейнгар почил уже, а отец твой правильно сделал, что забыть велел. Зачем нам нечистый во дворце?

Девушка даже щеку прикусила, чтобы сдержать гневные слова, готовые сорваться с губ. Неужели она и впрямь так думает? — спрашивала себя Ири. Неужели в сердце этой женщины совсем нет места жалости и состраданию?

— А как он пропал? — тщательно контролируя свой голос, продолжила расспрашивать Таирия.

— Так ночью забрали его. Из кроватки прям и утащили, не иначе как подручные Аргерда за своим приходили.

Чем дальше, тем более бессвязной становилась речь Урьяны, и тем сильнее история обрастала мистическими подробностями, которые показались Ири совсем уж нереальными. В последней версии Лураса была украдена по дороге к своему жениху в Эргастению, и стала матерью ребенка самого Аргерда, который по истечении шести лет прибрал к рукам зачатого им сына.

Когда нянька, изредка похрапывая, ворочалась в кровати, а Таирия еще только готовилась ко сну, к девушке подошла смущенная Панька и протянула маленькую деревянную коробочку.

— Простите меня, госпожа. Забыла совсем. Еще перед отъездом Гарья просила передать. Сказала от тетушки.

Девушка выглядела такой расстроенной, что Ири, у которой при виде шкатулки замерло сердце, даже не посетовала Паньке на забывчивость. Открыв трясущимися руками крошечный замочек, дочь вейнгара достала миниатюрную фигурку пустынного тигра, выточенную из желтого камня. Тетушка отправила вслед за Таирией кусочек дома; напоминание, что там ее любят и ждут.

До боли сжав фигурку в ладони, девушка смахнула одинокую слезинку, поползшую по щеке. Лишь только увидев ее, Ири поняла, что именно ждет от нее судьба. Дети платят за грехи отцов, и ей — дочери вейнгара, есть за что отвечать.

Таирия собиралась найти Таргена, и вернуть матери потерянного сына.

"Артаунский перевал", — была последняя мысль Ири, прежде чем девушка провалилась в беспокойный сон.

Она не знала, зачем он отправился к Шисгарской крепости, но намеревалась последовать за ним, как только соберет все необходимое в дорогу, и придумает, чем отвлечь гвардейцев.

* * *

Войдя в таверну, Урнаг спустил с головы намокший капюшон. Его взгляд пробежался по занятым посетителями столикам, выискивая соратников. Асторг и Хамрун сидели в дальнем углу, переговариваясь и прихлебывая пиво. Отерев лицо рукавом рубахи, мужчина направился к ним, попутно окрикнув хозяина и велев принести еще одну кружку для него.

На глубине его глаз загорелись искры недоброго веселья, когда Урнаг услышал приглушенный вскрик хозяйского мальчишки, получившего очередную затрещину.

"Маленький поганец — заслужил", — подумал он, вспомнив, как паренек, запинаясь и всхлипывая, рассказывал ему о встрече у реки. Урнаг представлял, как неудачник-главарь обделался от страха, заглянув в глаза племянника вейнгара. Зрелище должно быть отменное.

— Дождь народу нагнал, — сказал мужчина, присаживаясь на лавку рядом с товарищами.

— Мерзкая погода, — согласился Асторг.

— Хозяину на радость.

— И нам тоже. Денек на месте посидим.

— А то устали больно! — рыкнул на них Урнаг.

— Сколько можно-то? Мне этот перевал вот уже где, — проворчал Хамрун, рубанув рукой по шее. — Может, ушли они давно...

— Ты видел что-то, что я не углядел?

Мужчина вновь повесил голову, не выдержав горящего предупреждением взгляда предводителя.

— Нет, — буркнул он.

— Какая жалость, — съязвил Урнаг и крикнул хозяину, чтобы поторапливался.

В молчании они дождались, пока мальчика принесет пиво.

— Остальные где?

— С девкой, — ответил Асторг, указав на потолок.

— Резвятся, значит.

— Надолго зарядил? — спросил Хамрун, глядя на мокрый плащ, который Урнаг бросил на лавку.

— Похоже. Темно везде.

— Размоет все.

— Тебе же не самому месить, — отозвался Асторг.

— Ага.

Мужчины окинули взглядами новых посетителей, вошедших в таверну.

— Эка отхватил, — присвистнул Хамрун, смотря, как парень, помогает двум девушкам избавиться от плащей и сесть за свободный столик. — Красотки.

— Особенно темненькая, — поддакнул Асторг, плотоядно облизавшись.

— По мне, так обе ничего, — не согласился его товарищ.

Урнаг только усмехнулся, прихлебывая пиво. Мысленно он согласился с последним, что обе девушки были прехорошенькие, но на его вкус слишком молоденькие. Мужчина предпочитал более опытных и фигуристых, с мягкими, женственными округлостями и умением страстно, со знанием дела оседлать партнера без ложной скромности, свойственной молодухам.

* * *

Бросив еще один хмурый взгляд на Литаурэль, Лутарг поджал губы и решился.

— Все идем, — сказал он своим спутникам, начиная спуск по крутой, размытой дождем тропе.

В этот раз никто не спорил и не высказывался "за" или "против". Девушка и старик вымокли и продрогли настолько, что на возражения сил не осталось, а сам Лутарг волновался об их здоровье. Лита безостановочно дрожала, хоть и пыталась скрывать озноб, кутаясь в полы плаща уже неспособного спасти от влаги.

В Шисгарской крепости для нее не нашлось подходящей обуви и одежды. Платья, хранившиеся в сундуке в розовой комнате, оказались коротки, хоть девушка и согласилась надеть одно из них, вместе с теплыми чулками, призванными скрыть ее ноги от взглядов мужчин. С обувью дела обстояли хуже. На Литаурэль так и остались невысокие башмачки из тонкой кожи, абсолютно непредназначенные для дождливых дней. Они промокли, растянулись и видимо стали натирать кожу, так как девушка периодически морщилась, закусывала губу и пыталась поправить ремешки, опоясывающие лодыжки. И Лутарг это видел.

— Между нами не больше пяти шагов, — наставлял молодой человек Литаурэль, помогая той преодолеть особо скользкий участок. — Лучше меньше, старайся все время придерживать меня за руку. Говорит всегда Сарин...

— Поняла я, — сумела вставить Лита, когда Лутарг отвернулся от нее, чтобы подать руку старцу. — Ты говорил.

Она понимала его беспокойство, где-то в глубине души даже радовалась его проявлению, пусть и в виде ворчания, но уже начинала уставать от этих бесконечных напоминаний.

— Не забывай — в глаза долго не смотреть, чтобы не привлекать...

— ... внимания к их цвету, — послушно закончила она, при этом умоляюще глядя на Сарина.

— Уймись, Лутарг, — сжалился над Литаурэль старик. — Она уже наизусть выучила твои правила. — В конце концов, это всего лишь деревня. Вот до городов доберемся, тогда и будешь переживать сверх меры, а сейчас-то зачем?

— Сейчас зачем?!

Казалось, мужчина опешил от подобного заявления. Он застыл на месте, а его взгляд с укоризной вперился в старика, безмолвно обвиняя того в предательстве.

Вздохнув, Сарин покачал головой.

— Хорошо все будет. Лита тебя давно поняла, а оттого, что ты еще десяток раз повторишься, ситуация не изменится.

— Ты представляешь, что будет, если она начнет...

— Не начну! — вскричала Литаурэль, гневно сверкая глазами. — Сказала же, все помню.

Девушка глубоко вдохнула и продолжила спокойнее.

— Молчать, головы не поднимать в глаза не смотреть, от тебя не отходить. Все? Или я что-то забыла? — Она уже не кричала, но в голосе ее звучал неприкрытый вызов.

— Вот! — одновременно сказали мужчины, переключая внимание друг друга на Литаурэль.

Ей не составило труда понять, что смысл обращения имел различную смысловую нагрузку, отчего девушка застонала и, демонстративно отвернувшись от спорщиков, направилась вниз по тропе.

— Тиран, еще хуже Сальмира, — буркнула она так, чтобы Лутарг услышал.

— Куда уж хуже, — не согласился с ней молодой человек, поджав губы, готовые расплыться в улыбке. Так его еще никто не называл.

Деревню они обошли вокруг и вошли в Трисшунку с западного края, чтобы местные жители решили, будто путники идут с нижних поселений.

— Зря старались, — проворчал Сарин, возле дверей таверны, пытаясь отчистить налипшую на каблуки грязь. — Только вымазались окончательно.

Лутарг хмыкнул в ответ, позволяя Лите привести его обувь в относительно приемлемый вид. Он привычно спрятал глаза под темной повязкой, вновь изображая слепца, и не мог сейчас обслуживать себя самостоятельно, не вызвав при этом подозрений.

Когда входная дверь скрипнула, поддавшись отворяющей руке Сарина, молодой человек внутренне подобрался, вслушиваясь в какофонию звуков, вырвавшуюся их помещения вместе с теплом и запахами съестного. Разговоры на разные лады, стук кружек о столешницы, звон посуды и шипение напитков — обычные составляющие повседневной жизни любого постоялого двора.

Он тихонько выдохнул, довольный, что таверна не забита до отказа, как тому способствовала погода. Моросящий дождь, начавшийся с самого утра, должен был согнать под крыши весь трудовой люд.

"Чем меньше народу нас увидит, тем лучше", — думал Лутарг, следуя за Литаурэль к стойке. Покоящаяся на его плече рука, мягко направляла мужчину в нужную сторону, и тот старательно делал вид, что не может без нее обойтись.

— Нам бы комнату до завтра, и воды горячей обмыться, — обратился Сарин к хозяину. — Чуть до дому не успели, погода подвела, — пожаловался он сочувственно кивающему мужчине.

— Конечно, конечно. Есть еще, — пробасил мужчина. — Сделаем.

Старик благодарно улыбнулся, и положил на столешницу несколько монет.

— Хватит с ужином? — спросил он, размышляя, не заломит ли хозяин цену ввиду безвыходного положения путешествующих.

— Одну только, — оправдав ожидания старца, ответил владелец ночлежки.

— Сын с женой, — согласно кивая, отозвался Сарин.

— Понятно.

Монеты тут же исчезли в огрубевшей ладони, а хозяин, смахнув капли со стойки, вышел в зал, чтобы проводить новых постояльцев. Старец, пропустив вперед Лутарга и Литаурэль, двинулся следом.

Глава 24

Когда дочь вернулась из добровольного плена, Кэмарн считал, что самое страшное осталось позади. Что теперь, когда Лураса рядом с ним, в стенах родного дворца, в окружении с детства знакомых людей — все наладится, и ничто уже не омрачит существование всех тэланцев и его собственное, но он ошибался. И сейчас, меряя шагами замковый коридор, вейнгар винил себя в том, что был слеп.

Ему говорили — Сарин и Гарья, что девочка тиха и понура, что, устремив взгляд в ночь, льет слезы, но он отказывался верить. Не желал видеть и слышать. Был слишком счастлив, чтобы обращать внимание на горести других, даже своего ненаглядного цветочка. Стал эгоистичен, охваченный радостью воссоединения, за что теперь мысленно вымаливал прощения у той, что находилась за стеной, пытаясь подарить миру Гардэрна и Траисары новую жизнь.

Кэмарн не увидел дочерней привязанности к шисгарскому карателю, не понял ее, а потом отказывался принимать, тем самым усугубляя боль любимого ребенка. Изначально не предвидевший такой возможности, мужчина оказался не готов к ней и, предпочитая рассматривать годичное отсутствие дочери, как жертву, был ослеплен чрезмерной горделивостью от ее самопожертвования.