Отсвет сна

Прошло почти полминуты (громадный срок по меркам таких поединков!), когда я понял, что с этой задачей я справляюсь. Настолько успешно, что даже имею шансы на победу.

Вот только стоит ли ради победы менять свои планы? Стоит ли лишать зрителей (в первую голову — наставников) удовольствия видеть меня, щенка, положенным носом в грязь? Ведь им всем хочется моего унижения, хочется кровавого урока...

Всем, кроме того улл-мастера, который поставил на меня золото.

Ну что, змеёныш? Кого ты разочаруешь?

Бой длился уже больше минуты. Я устал, хотя и не телом... но противник мой устал куда сильнее. Теперь я точно мог бы удержать его шагах в десяти и так, на расстоянии, отлупить, как только мне вздумается. На расстоянии магия всегда имеет преимущество над мускулами. Правда, пока моя победа не очевидна. Даже этот, который мой враг, который просто обязан чувствовать рисунок втрое лучше сторонних наблюдателей — даже он ещё ничего не понял, продолжая прежние упорные попытки подобраться ещё, ещё, ещё ближе...

Я начал с маленькой, едва заметной неточности. Потом допустил вторую неточность, побольше. Враг был всё-таки хорош: он сумел зацепиться за неё, раскрутить, превращая в каскад накапливающихся ошибок, и вспороть плотную сеть моей обороны, как тяжкий таранный удар копья вспарывает кольчугу двойного плетения. Я хорошо помню злую радость, с которой враг приблизился ко мне на расстояние "ладони и локтя"... и помню себя лежащим на песке. Единственное, чего я не помню — это сваливших меня ударов.

Потом я, конечно, встал с песка. И даже в хорошую имитацию боевой стойки.

Потом я снова встал.

И снова.

И снова.

Я вставал до тех пор, пока был на это способен. Когда я не смог встать после целой минуты безуспешных попыток, бой кончился. Тогда я позволил себе перекатиться на спину, расслабиться и отдаться целительному трансу.

...спустя довольно долгое время ко мне приблизился человек, источающий власть, темноту и опасность.

— Встань, змеёныш.

Я встал. Транс и врождённые способности улл-воина сделали своё дело: я снова мог стоять, даже не покачиваясь при этом. Но ещё дней десять после проклятого "поединка" я буду болен, буду слаб, медлителен и неуклюж. Плевать. Обычный человек на моём месте провёл бы остаток жизни в хромых калеках. Хорошо быть больше, чем обычным...

Ненавижу.

— Посмотри мне в глаза.

Этот приказ я не исполнил. Но улл-мастер только рассмеялся тихонько.

— Поумнел... — и ещё смешок. — А теперь объясни: почему ты поддался?

Шутки кончились. Паника метнулась и затихла, придавленная железным сапогом воли. Да, змеёныш, объясни! Но не глядя в глаза — слишком это опасно, слишком многое при этом раскроется страшному чужаку, имеющему над тобой чересчур большую власть...

Объясни!

Мой взгляд заметался вокруг, избегая лица мага. Улл-воины не только движутся быстро, они и думают так же, иначе цена им была бы — пыль. А у меня в этом также было преимущество: другие не проводили всё свободное время за чтением.

Не прошло и секунды, как я нашёл выход. Задача решалась просто и изящно. Я поманил мага за собой выразительным жестом и подвёл его к наполовину сухому кусту, торчавшему из земли на границе тренировочной площадки.

— И что дальше?

Новый жест: "Смотри!"

В кулаке левой руки я зажал основание сухого сука толщиной с большой палец взрослого мужчины. Неторопливое движение правой руки, треск — сук сломан. Помедлив, я точно так же сжал тоненький, как детский мизинец, прутик, из почек на котором едва начали проклёвываться молодые листья. Зеркально повторившееся движение второй руки... прутик согнулся и тут же выпрямился, как ни в чём не бывало. Поклонившись, я шагнул в сторону и замер.

Улл-мастер с минуту глядел на куст. И не просто глядел — медитировал. Потом неуловимо вздрогнул, вздохнул и, не сказав больше ни слова, ушёл.

А я остался и долго думал: не совершил ли я сегодня смертельной ошибки?

Года за полтора до последнего экзамена, после которого мне предстояло расстаться с Боевой Школой и получить пропуск во взрослую жизнь, начался последний круг обучения. Мне, как и моим предшественникам на этом тернистом пути, предстояло освоить традиционное магическое снаряжение улл-воина. Конечно, мы можем многое и без снаряжения, и без оружия, и вообще без подручных средств; но на практике умение пользоваться артефактами — одно из главных составляющих науки выживания. Пренебрегать им ни в коей мере не следует.

Магическое снаряжение — штука довольно изменчивая. Каждый улл-воин подбирает его по своему вкусу в зависимости от личных склонностей и, что ещё важнее, конкретного задания. Иногда определённые артефакты вручаются для определённой миссии. Но в любой набор хитрых приспособлений непременно входят два предмета: маскировочный костюм и аптечный камень.

Костюм — вещь довольно простая, так что науку его правильного использования я освоил очень быстро. Но вот аптечный камень — другое дело. То есть необходимый минимум того, что с ним можно и нужно было делать, я тоже усвоил без задержек; зато эксперименты с ним и с его скрытыми возможностями — о! Это оказалось... захватывающе.

Аптечный камень представляет собой грубую и дешёвую замену тем кристаллам, которые используют для медитаций настоящие маги. Конечно, мастерам магии никакие кристаллы вовсе не нужны, как здоровому человеку не нужны костыли — но на некотором этапе даже аптечный камень, эта скверная, искусственно выращенная имитация настоящего природного кристалла, может всерьёз облегчить движение по Пути.

Что должен уметь делать с камнем улл-воин? Быстрее накапливать внутреннюю энергию, точнее и глубже управлять своим телом, наконец, ускорять процессы исцеления, если в таковых есть нужда. Вот и всё. Однако я быстро обнаружил, что при помощи аптечного камня могу достичь много большего. Зашифрованные в иносказаниях и недомолвках магические приёмы, вычитанные мной из книг, собственные догадки, обрывки бесед магов-наставников — я складывал всё это, получая всё новые и новые узоры, и в итоге сумел прорвать Барьер. Тогда я не знал, как он называется в среде обычных магов, не знал, как называется то, что лежит за ним; я шёл ощупью, вслепую, по той древней дороге, которую задолго до меня проторили старые мастера Пути.

Но зато я точно знал, что хочу найти на Той Стороне.

Я жаждал знаний. Не власти, не свободы, не силы, не гармонии и не чего-либо ещё. Я хотел ЗНАТЬ — потому что в знании заключено всё остальное. Знание отражает весь мир и все вещи мира. Я хотел знать, и поэтому Барьер (более известный как Ворота радуги) пропустил меня.

...лишь позднее мне открылась вторая причина столь раннего и лёгкого успеха. Заключалась она в том, что распахнуть Ворота радуги мне помогли с Той Стороны. Но это, повторюсь, я узнал потом, когда набрали силу и инерцию плоды успеха. А в тот момент меня гораздо больше заботило иное. Очень важное событие в жизни любого улл-воина.

Выпускной экзамен.

Как правило, испытания в конце последнего круга подготовки улл-воинов формальны. Дело не только в том, что наставники безо всяких дополнительных испытаний отлично знают, кто из нас на что способен, кто и в чём хорош, в чём посредствен, а в чём слаб. Устроить нам действительно суровые экзамены, грозящие неумехам настоящими увечьями и настоящей смертью, мешает другое важное соображение.

Улл-воины очень дороги.

Судите сами: сначала нужна подходящая рабыня, которая может выдержать все инъекции, все заклинания и все трансформы плода. А выдерживает это далеко не каждая. Две рабыни из трёх умирают до срока, безнадёжно портя заготовку. Далее: время и средства, потраченные на все эти зелья — их ведь надо приготовить, очистить, обработать по-разному и с предельно доступной точностью. Затем время и усилия магов, контролирующих превращение, отдающих будущему улл-воину часть своей внутренней энергии. Наконец, более пятнадцати лет интенсивного обучения — тоже отнюдь не бесплатного...

Да, мы, улл-воины, дорогое удовольствие. Очень дорогое. И хотя Ночной Союз — не бедное государство, во всей армии Союза нас никогда не было намного больше тысячи.

Разумеется, это не означает, что на последнем экзамене в Боевой Школе выживают совсем уж все. Так просто в этой жизни не даётся ничто. Вот и я перед экзаменом подслушал разговор, из которого следовало, что мне, Змеёнышу (таково было моё почти что узаконенное прозвище), заката завтрашнего дня уже не увидеть.

То, что подслушать этот разговор мне дали нарочно, не меняло ровно ничего. Разговор о неизбежной смерти давали подслушать всем выпускникам. Чтобы не расслаблялись. Обман — одна из лучших тактик. Но мне следовало принимать подслушанное серьёзнее, чем другим.

Мне "случайная" смерть на экзамене грозила на самом деле.

Причиной тому был, разумеется и как всегда, я сам. Потому что за последний год я не проиграл ни одного учебного боя. НИ ОДНОГО. Даже когда пришлось выйти в круг против троих наставников сразу, я смог выдержать и устоять на ногах до самого конца. В отличие от той тройки. Я бы нагло соврал, сказав, что это далось мне легко и просто, но факт остаётся фактом: я это смог. Я — победил. Я действительно стал лучшим из учеников Боевой Школы.

Разумеется, я мог бы по-прежнему исповедовать мудрость тонкого гибкого прутика и поддаваться тем, кто (по отдельности) слабее меня. Да, мог. Но я и без того приобрёл больше опыта по части исцеления разнообразных травм, чем четыре любых других ученика вместе взятые. Мне до полусмерти надоело ходить выздоравливающим. Всё время — выздоравливающим. Даже самый тонкий и гибкий прут не может гнуться бесконечно. Так ведь и горбатым стать недолго!

Я не хотел больше гнуться. Я выпрямился. И теперь мне предстояло заплатить за это.

Конечно, если я не смогу увильнуть от оплаты.

...в свою последнюю ночь перед экзаменом я забрался в ящик для кухонного мусора. Уже не впервые я прятался в нём для своих тайных экспериментов и не обращал особого внимания на то, во что мне пришлось зарыться и как это пахнет. Аптечный камень был при мне. Я сосредоточился на нём, отразился в его глубинах, без спешки сжимая силу в воображаемый шар около солнечного сплетения. Когда исчезло всё, кроме этого шара и той неопределённой точки без размеров и формы, которая служила источником моих мыслей, я одним отработанным приёмом переместился внутрь шара. Преодолел Барьер. И оказался в плоскости чистой магии.

Прежде, оказываясь в этой своеобразной изнанке мира, я проделывал многообразные и не всегда безопасные трюки. Я накачивал тело и сознание дополнительной энергией, вмешивался в работу своих внутренних органов и отшлифовывал боевые техники, роясь в сокровищнице своей памяти. Также я пытался творить новые, недоступные для других улл-воинов заклинания, и даже достигал успеха. Но помимо всего этого я отработал ту процедуру, которую назвал Выходом Вне.

Этой процедурой я снова воспользовался накануне экзаменов.

В плоскости чистой магии отражается всё, что существует в плоскости материального, а также то, что существует в смежной плоскости ментального. Мысли, эмоции, воспоминания и планы, намерения явные и подавленные, потоки чужих чувственных ощущений — за Барьером до всего этого можно добраться. При соответствующем навыке, конечно.

Выйдя Вне, я полетел на поиски планов собственного завтрашнего убийства.

Не знаю, как всё это представляется другим идущим по Пути. Для меня чужие умы выглядят как сферы, наполненные разными вещами — как правило, прозрачными и светящимися. Умы птиц и зверей невелики, устроены просто, а внутри — жилисты и горячи. Умы обычных людей гораздо холоднее, но зато и объёмистее. Даже у детей. Можно сразу отличить бессмысленного младенца от малолетки, уже знающего слова: в уме последнего, кроме клубка жил, появляется слой, в котором располагаются листья, иглы и комочки. Причём, задержавшись и рассмотрев картину поближе, замечаешь: двух одинаковых, скажем, листьев не существует. В каждый лист можно воткнуть только строго определённые иголки, а черешки листьев могут укореняться лишь в некоторых комочках, не подходя ко всем остальным.

Впрочем, тут всё индивидуально: у кого-то в уме царит жёсткий порядок, а у кого-то — сложный и захватывающий хаос, в котором происходит постоянное бурление, ищущее всё новых и новых сочетаний отдельных элементов. Хотя обе названные крайности встречаются редко, чаще имеет место некое усреднённое состояние ума.

Серьёзно отличаются от обычных людей знакомые с магией. Во-первых, их ум выделяется своей яркостью; во-вторых, кроме первых двух слоёв в нём имеется третий слой. Или даже не слой вовсе, а хитрая такая оболочка: сплошь бугристые щупальца, трубки, чувствительные пятна и разные другие штуки, которым и название-то не вдруг подберёшь. Чем неопытней маг, тем тоньше и призрачней эта оболочка, тем меньше в ней жизни и движения. И тем легче проникнуть сквозь неё, отыскав в ней какую-нибудь щель, а то и нагло проникнув через одну из вялых в данный момент трубок. Я мог сравнительно легко обмануть защиту третьего слоя, сжавшись в точку и предельно ускорившись: подвергшийся такой своеобразной атаке меня просто не замечал. Не успевал заметить.

Описанным образом я нанёс визиты во внутренние миры едва ли не всех учеников и полноправных магов Боевой Школы. Кроме лишь улл-мастеров. Шарить по их умам я зарёкся после того, как при первой же попытке проникновения, едва я нацелился на отдельный участок необычно тёмной и плотной внешней оболочки, эта самая оболочка вдруг сжалась и протянула все свободные щупальца в мою сторону. Чем это могло закончиться — не знаю и даже не догадываюсь. Я проявил благоразумие (или трусость, если угодно), поспешив бежать обратно в тело. То был первый и единственный раз, когда меня едва не застукали за экспериментами с чужим сознанием.

Но теперь улл-мастера меня не интересовали. Не они стремились сделать завтрашний день моим последним днём.

Мне было нужно проникнуть в мысли моих прямых наставников.

Умы улл-воинов почти так же горячи, как умы птиц. Их яркость — знак большого резерва внутренней энергии. Жилы в них толсты, постоянно напряжены и очень чувствительны. В них не так сложно проникнуть, но действовать внутри следует предельно осторожно. Чуть что не так — и всё, ощущаемое улл-воином как инородное, будет смято, расплющено и выкинуто вон. Причём чувствительность к вторжениям с возрастом и опытом, в отличие от многого иного, только возрастает. Двое самых пожилых и самых уважаемых наставников из-за этого были полностью неуязвимы для меня. Мой мысленный щуп даже не выбрасывало наружу, а просто-напросто не пускало внутрь. Ощущение, как при попытках задушить хорошо намыленного осьминога.

К счастью, душить осьминога мне было не нужно. Тем двум почтенным улл-воинам давно уже были не интересны мелкие грязные интрижки. Они, конечно, будут на выпускном экзамене, но прямой опасности для меня не представляют. Другое дело — Шест, Коготь и Сапожник: три наставника, у которых была самая веская причина точить на меня зубы. И прежде всего, конечно, Коготь, как самый умный и злобный из троицы.