Замок Пастыря

— Из-за ерунды? — ледяным тоном уточнил барон, но его прервали.

'Извлечь саблю из ножен и этим же движением атаковать 'араба' в правую руку. Затем разворот и очередь барона...'

— О, господи. Серафим, что вы тут вытворяете? — послышался сзади женский голос и приглушенный ковром стук каблуков. — Вы тоже... простите, не знаю вашего имени.

Напряжение немного спало. Кем бы не была эта незнакомка, Бладберг к ее мнению прислушивался и отступил назад. А следом за хозяином и жуткий верзила убрал руку с оружия. Георгий, потратив полсекунды на проверку будущего, последовал его примеру. Смерть ему уже не грозила. Точнее, пока не грозила.

— Меня зовут Георгий Летичев, — представился он, оборачиваясь и выпрямляясь. — Это моя вина, я отвлекся и чуть не сбил с ног их благородие. Позвольте принести свои извинения.

— Летичев... Летичев? — переспросила незнакомка. — Я не помню такой фамилии. Откуда вы родом?

Есть на свете люди, которых можно всей душой ненавидеть, а можно боготворить, но никогда не получится остаться равнодушными к ним. Эта женщина явно была из таких. Георгий, стараясь не выпускать из поля зрения баронского телохранителя, все же позволил себе роскошь рассмотреть ее. Красивая. Очень красивая. На вид — двадцать пять, тридцать, никак не больше... но есть в чертах лица что-то неуловимое, приходящее лишь с возрастом. Платье и изящная шляпка черные, но не траурные. И глаза, эти потрясающие, невообразимые глаза, два бездонных изумрудных колодца в которые хочется окунуться с головой, и радостно утонуть в них навечно... спохватившись, Георгий проклял себя вторично, и отработанным движением мысли возвел вокруг своего разума непроницаемый для внушений щит. Впрочем, излучаемого незнакомкой губительного очарования это не ослабило. И, с другой стороны, почему 'незнакомкой'? Про нее предсказатель тоже кое-что знал.

Графиня Августина Базилевская, в узких кругах носящая прозвище 'Стальная ведьма'. И подобные прозвища не даются за одну лишь красоту глаз.

— В глубине сибирских руд, как писал Пушкин, — Георгий слегка поклонился и постарался дружелюбно улыбнуться. — Мы происходим из Томской губернии, там же и живем большую часть времени. До столицы выбираемся редко.

— На вас военный мундир... вы армейский офицер, — графиня подошла поближе. — Что же привело вас в Петербург? Вы здесь по службе или по иным мотивам?

— Я ушел со службы после войны, с сохранением права на ношение формы, — Георгий коснулся красно-золотого ордена на своей шее. — Так что последнее время путешествую, да занимаюсь приобретениями.

Базилевская приблизилась еще на шаг.

— И кажется, ваши путешествия привели вас к князю Еропкину? Коридор за вашей спиной оканчивается только одной дверью. Может, вы обсуждали поставки меда и соболиных шкурок?

Это все больше походило на форменный допрос, да, по сути, им и являлось. Пальцы Георгию пока не резали, и кипятком не обваривали, но взгляд Стальной ведьмы действовал не хуже. По-хорошему, ему следовало немедленно опустить глаза, продемонстрировать слабость, и таким образом избавиться от излишнего внимания. Но изумрудные колодцы манили к себе, раззадоривали гордость. Пусть и не обещали ничего хорошего.

— Долго рассказывать, ваше сиятельство, а коридор — не лучшее место для бесед.

— О, это не беда. Так уж вышло, что завтра вечером я устраиваю прием в своей резиденции. Будет много гостей, не только из Петербурга. Буду очень рада, если вы составите мне компанию.

— Звучит заманчиво, но меня зовут различные дела, так что...

— Я настаиваю. Вы ведь не откажете даме?

За столь милую улыбку графини многие мужчины, наверное, отдали бы палец. Увы, Георгий слишком хорошо понимал подлинный смысл приглашения: 'Только попробуйте отказаться, и живым город не покинете'. Уйти он, при желании, мог, но не горел желанием заиметь во врагах одного из сильнейших магов России.

— В таком случае, почту за честь присутствовать, — Георгий повернулся к барону Бладбергу. — Еще раз приношу извинения за этот досадный инцидент. До встречи.

— Каменный остров, к шести часам вечера, — добавила графиня. — Моя резиденция на Западной аллее, не пропустите.

Предсказатель уже скрылся за поворотом. Бладберг и Базилевская какое-то время молчали, напряженно размышляя, после чего барон первым высказал общее мнение.

— Он не отвел глаза.

В мире есть множество простых и логичных правил, соблюдение которых облегчает жизнь и спасает от многих неприятностей. Если схватить рукой раскаленную кочергу то, скорее всего, обожжёшься. Если глубоко порезать ножом руку — пойдет кровь. Если глотнешь из бутылочки с надписью 'яд' — вскоре почувствуешь себя неважно.

Если не смог выдержать взгляд другого мага — не вздумай затевать с ним вражду, ведь и так ясно, что тебе недостанет сил.

— Если бы только это, Серафим, — графиня покачала головой. — Я действительно не знаю фамилии 'Летичевы'. И вы, наверняка, тоже. А между тем, его принимал у себя князь. Сильные маги с неба не падают, а этот юноша искусство начал изучать явно не вчера.

— Вы так считаете?

— Вот видите, вы даже не заметили. Он творил магию с того момента, как ваш слуга материализовался у него за спиной, и до того, как я вас разняла.

— Я не просил вас вмешиваться, Августина! Аль-Маут уничтожил бы его, вздумай он достать оружие.

— Это вполне вероятно. Дожили бы вы до этого момента — другой вопрос. Ничего, завтра будет возможность поглядеть на него вблизи, — графиня напряженно поджала губы. — Летичев... обождите, что-то припоминаю.

— Вы его знаете?!

— Не уверена, проверю отцовские записи. Кажется, он сталкивался с магом этой фамилии, но еще в Крымскую войну, или сразу после нее, еще до моего рождения. В любом случае, завтра я точно выясню, что за темная лошадка к нам прискакала.

Между тем Георгий Летичев спустился в вестибюль, жестом приказал камердинеру следовать за ним и принял из рук лакея шинель. Не проронив больше ни слова, он сунул в руки слуги саквояж и торопливо вышел на улицу. После разговора с Базилевской и Бладбергом его до сих пор била нервная дрожь, и было от чего.

Невозможно стать сильным магом, не переступив через свою человечность. Это аксиома, и за тысячи лет, что существует магическое искусство, еще никто не смог делом доказать обратное. Те, с кем он сегодня говорил, были сильны. Невероятно сильны. Если в русском языке было слово, которое бы дало им точное определение, то этим словом было 'чудовища'. Георгий остановился, достал из кармана портсигар и снова закурил папиросу. Скосил глаза на лужу, оставшуюся после утреннего дождя, и заметил в ней свое отражение.

'Легко звать чудовищами других, пока не взглянешь на себя'.

Маг направился прочь, и камердинер поспешил следом.

— Ну как, вашбродие? — спросил он, чуть не обгоняя его. — Все ладно, все хорошо?

Георгий покосился на него. Тихон Кудрявцев был у него на службе недавно, всего два года. Познакомились волей случая — или провидения — когда после падения крепости Порт-Артур оба предпочли позорному плену рискованный побег. Они наткнулись друг на друга среди заснеженных сопок Манчжурии, пешком пробираясь на север, к своим. Георгий тогда совершенно обессилел от голода и холода, и даже не опасайся быть обнаруженным, не смог бы применить сильную магию — настолько был истощен несколькими месяцами непрерывных жестоких боев. Случайная встреча с тогда еще рядовым Кудрявцевым для него стала настоящим спасением, а возможность вернуть долг жизни представилась очень скоро — когда они, по дороге к Мукдену, наткнулись на занятую японцами китайскую деревеньку. Так что Тихону можно было доверять. И, что было куда важнее, Тихон тоже принадлежал к числу Посвященных. Пусть он не являлся полноценным магом, но по праву рождения и крови был берендеем, объединяющим в себе сущность человека и медведя.

— Лет через десять увидим, был ли толк от того, что мы сюда приехали. Люди обычно туго соображают, когда их предупреждают о чем-то неприятном.

— Вот балбесы! — в сердцах ругнулся Тихон на глупых магов, но тут же просветлел.— Теперь домой?

— Не сразу. Меня пригласили в гости, и от такого предложения отказываться не только опасно, но и глупо. Задержимся еще немного, а там в Москву и с пересадкой уже домой. — Георгий прикрыл глаза, прокручивая перед ними видения грядущего, — Там нас ждет неожиданная, но важная встреча.

— С кем?

— Пока не знаю. Увидим. Лучше скажи — ты нашел здесь место, где подают нормальный чай, а не такое пойло, как в прошлый раз?

— Никак нет, ваше благородие. Одни кофейни кругом, а там только кофий.

— Тьфу... тогда сейчас марш до Елисеевского, там найдешь хороший черный чай, не дешевле двух рублей за фунт. Возьми сразу на десять рублей. Потом на Николаевский вокзал, там возьмешь два билета в первый класс на понедельник до Москвы. Я буду в гостинице.

— Извините, а спросить можно?

— Спрашивай.

— А чем вам так кофий не нравится?

Георгий с великолепной выдержкой подавил гримасу отвращения.

— Кофе, Тихон, это напиток томных институток и напудренных московских педерастов. Настоящие мужчины пьют чай. Крепкий, как клятва на кресте, и черный, как душа еврея.

Камердинер кивнул, взял деньги и скрылся в толпе. Георгий затянулся папиросой и пошел к набережной, где толпились извозчики. По дороге он кинул монетку мальчишке-газетчику и поймал брошенный в ответ номер 'Нового времени'. Усевшись в первую попавшуюся коляску, он велел ехать до Фонтанки, а сам развернул газету. Пробежался взглядом по первой полосе — на ней была новость о том, что во Владивостоке провокаторы проникли на борт миноносцев 'Скорый', 'Сердитый' и 'Тревожный' и подняли бунт. На двух судах порядок был быстро восстановлен, однако третий миноносец вышел в бухту и открыл огонь из главного калибра по городу. От снарядов погибла одна женщина и был ранен один мужчина. После этого другие военные корабли взяли мятежный миноносец на абордаж, и к часу дня порядок удалось полностью восстановить.

Георгий вздохнул. Вот, еще один вестник грядущего. Где это видано, чтобы собственная армия поднимала бунт, стихийный, бессмысленный? Убивала невинных людей, которых присягнула защищать? И главное, матросы не сами дошли до этого бунта. Там действовали агитаторы, которые зажгли команду, заставили ее поверить, что убийствами случайных они чего-то добьются. Добились они только каторги для себя. И еще капли безумия в чашу, которая однажды переполнится. И если бы только армия...

Приближающийся хаос сквозил буквально во всем. Его источала спина извозчика, погонявшего кобылу, он мелькал в беспокойных глазах мещан и хмурых лицах рабочих. В нервозности барона Бладберга и тщательно скрываемом страхе князя Еропкина. В пронзительном взгляде опального монаха-еретика, обласканного императорской семьей. О подлинной личности Григория Распутина Ложа, разумеется, знала, и восторгов по этому поводу не испытывала. Однако убирать ставленника Тайного Синода было чревато ненужным конфликтом. Да и мощь наложенных на него защитных таинств, отбивавших любое проклятие на подлете, давала ясно понять, что Распутин — фигура далеко не последняя, и связываться с ним себе дороже.

Георгий перевернул несколько листов, скользя взглядом по заголовкам. Отдельно задержался на разделе городских происшествий, но ничего подозрительного не заметил. Ладно, это просто привычка. Санкт-Петербург был для него чужой землей, и решать местные проблемы должны те, кто тут живет. Город большой, магов здесь живет много, если что случится — разберутся сами.

Коляска подкатила к гостинице. Извозчик ловко поймал брошенный ему двугривенник(2) и укатил. Георгий поправил форменную фуражку и вошел внутрь. По дороге он кивнул портье, тот встрепенулся и окликнул его:

— Ваше благородие, вам телеграмма.

— Вот как? Давай сюда.

Портье протянул ему телеграфный бланк, Георгий расписался в получении и, не читая, спрятал телеграмму за пазуху. Это потом, когда он будет в сравнительной безопасности. Он поднялся на второй этаж и остановился перед дверью своего номера. Огляделся — в коридоре никого. Провел ладонью над ручкой, всего за секунду окатив ее тремя чарами-ищейками. Ничего. Вытащил из кобуры револьвер, взвел курок и плавно втек внутрь. Принюхался. Тоже ничего.

Георгий шевельнул пальцами, и расплетенные по всему номеру тончайшие серебряные нити отозвались на его зов. Они оплели его пальцы и впились в кожу множеством кончиков. Волна резкой боли поднялась по руке в основание шеи, а оттуда распространилась по всему позвоночнику и вгрызлась в затылок. Георгий к этой боли был привычен с малых лет, и на его лице не дрогнул ни один мускул. Зато он теперь точно знал, что в его отсутствие в номере никого не было — ни человека, ни духа, ни иной твари, способной навредить ему или шпионить за ним.

Тщательно проверяя каждую мелочь, отставной штабс-капитан не боялся показаться себе странным или смешным. Он был магом, а быть магом — значит ходить со смертью за плечом. Всегда, непрерывно, с пеленок и до гроба. Его семья просуществовала столько веков только потому, что никогда не недооценивала угрозу, и отвечала на нее всей силой.

Убедившись, что номер не обыскивали, Георгий бросил на спинку стула мундир с ремень с кобурой и принялся за внутреннюю защиту. Одну за другой он прочел несколько коротких арий, каждая из которых возводила свой охранный периметр. Когда было произнесено последнее заклинание, номер оказался наглухо закрыт от взгляда извне, хоть обычного, хоть магического. Маг прищурился, оценивая на глаз выставленные чары, и принялся за телеграмму. Отпечатанный на бланке текст гласил:

'ВСТРЕЧА НЕВОЗМОЖНА БУДУ ЗАВТРА ПЕТЕРБУРГЕ БАЗИЛЕВСКОЙ ГОРЫНОВ'.

Георгий только раздосадовано зашипел. Значит, договориться через Горынова о визите к арбитру Московской Ложи не удалось. И он был готов руку дать на отсечение, что если бы он сначала нанес визит в Москву, его бы отказались слушать здесь. Две столицы, древняя и новая, друг друга терпеть не могли, и маги, отнюдь не к их чести, перенимали это поведение. Он еще раз перечитал телеграмму. На самом деле, не так все страшно. Его отказался слушать арбитр Ложи, но он — это еще далеко не вся Ложа. Зато один из ее главных членов к диалогу был всегда открыт, и как раз завтра будет в Петербурге, да еще на том же самом приеме. Удачно, удачно... А если на прием приедет Горынов — там же наверняка будет и Стрешнев. Уже достаточно, чтобы не жалеть о вечере, потраченном на светские пустословия среди сплетшихся змей.

Кукушка в часах на стене прокуковала три раза. Уже три часа дня. Тихон раньше четырех никак не обернется, потому как путь от Николаевского вокзала неблизкий. Все что нужно, Георгий уже приобрел, с кем надо побеседовал. К приему можно подготовиться и завтра. Значит, есть пока свободное время.

Он сел в кресло, раскрыл манускрипт Липницкого и погрузился в изучение символов. Языков, как живых, так и мертвых, Георгий знал немало, но старо-исландский в их список не входил, и действовать приходилось с помощью магии. Тонкой, сложной, на самом пределе его понимания. Магии, требовавшей не только огромного вложения силы, но и предельной собранности, позволявшей увидеть за начертанными на плотном пергаменте символами не просто перевод, но их подлинный смысл, оставивший след в самой материи Космоса.