— Да не дрейфь: не водятся в болотах акулы. Если только крошечные, как твои мальки, ха-ха. Эй, чего ждёшь? Всю спину оттоптал! Слезай уже: пошутил я насчёт акул.

— А-а.

Чтобы не упасть, поскольку "ноги" налились тяжёлым металлом, Ёжик предпочёл пешей прогулке размашистый прыжок и приземлился на твёрдую почву. Судя по усиленному пыхтению, Дубнер выбрался следом, а отчётливый шорох с разлетевшимися каплями недвусмысленно указали на то, что он приводил себя в порядок.

— Понабросают мусора — объезжай полночи, — проворчал аутсайдер.

— А всё-таки, — не стерпел путник, разминая ходовые лапки, — что за полено вы искали? Или не полено?

— Любопытный ты, смотрю, — беззлобно промолвил Дубнер. — До добра никого из лесных обитателей не доведёт. Но не тебя, впрочем.

— Что это значит?

— Поленьями камин топят, если не в курсе. Споткнулся о корень, уронил пенёк в воду — целый день сиди в неотапливаемой хижине. Если не добудешь обратно.

— Но у вас же полно брёвен.

— Они для дамбы, — тоном пожилого профессора, читающего полвека единственную лекцию, произнёс Дубнер.

— Вон оно что... Но я вообще-то спрашивал о фразе насчёт любопытных.

Ни слова не говоря, бобёр, который хорошо ориентировался в темноте, да и привык к ней за годы службы, схватив худую лапку клиента, потащил того прочь от болота. Не сбавляя шага, нагнулся, поднял что-то с земли. Ёжик пытался разглядеть что, но не удалось.

Когда взобрались на пригорок, глазам открылось полено, виноватое в ночной прогулке Дубнера. А ещё косая неустойчивая хибарка, будто сонная в столь поздний час. Её окутывала светом одинокая стоваттная лампочка, стеклянное "око", подвешенное на проводе над входом. Съехавшая набок бордовая треугольная крыша вздыбилась, густо-оранжевая ассиметричная дверь располагалась под углом, крыльцо задирало "нос" кверху. Столб с почтовым ящиком лежали возле лестницы, что вела в дом, коротенькой, в две ступеньки разной величины.

— Я по дамбам специалист, а не по зданиям, — не поворачивая головы, сухо оправдался Дубнер.

Ёжик догадался, что лучше тему не развивать, и оставил липшие к языку вопросы при себе.

Приблизились к светлому крыльцу; ореол лампочки обжигал сетчатку, тем более после глубинного мрака. Дубнер аккуратно взошёл по лестнице, Ёжик последовал примеру — и не зря: ступеньки ходили ходуном, словно поставленные на шарниры, скрипели хуже годами несмазанных петель, проседали... Оказалось, сделать два шага, чтобы подняться на крыльцо, может быть страшнее, чем плыть с неизвестным животным по неизвестному, но, без сомнения, опаснейшему маршруту.

— Кстати, почему трясина вас не затянула? — поддерживая реноме, полюбопытствовал Ёжик. — Есть лёгкий путь через болото?

— Заклятье помогло.

— Правда?

— О-ох. — Изгой возвёл очи горе. — Мускулы развиты. Мускулы и упёртость.

— То есть и я так смог бы?

— Ага. Если б родился бобром. — Электрик отбросил полено в сторону дровника. — Проходи.

Дверь протестующе заскрежетала, открываемая и закрываемая создателем.

— Устраивайся поудобнее. — Включив освещение, Дубнер кивнул на табуретку со стулом, занимающие немалую часть кухни-столовой-гостиной, которыми, по сути, являлись девять квадратных метров. Кроме того, он же исполнял обязанности холла и комнаты отдыха.-Переоденусь по-быстрому.

Только тут до Ёжика дошло, что большезубый знаток сверхъестественного, как и любой зверь, летом купался в одних плавках. Бобёр вразвалочку удалился.

Колючий полуночник окинул взором многофункциональное помещение — из него на семьдесят процентов состояло пространство внутри хижины. Оставшиеся тридцать приходились на комнатушку, где менял одежду Дубнер. Всё соответствовало образу нелюдимого аскета: грубые доски стен, простецкий стол, накрытый нестиранной серой скатертью, окна без ставен — и стёкол. Ни краски на потолке, ни обоев... По-видимому, цивилизация претила самому нутру одиночки.

"Или не обжился", — родилось иное предположение.

Возопили тоненькие половицы, арками выгибавшиеся под значительным весом владельца, и, вынырнув из комнатушки, будто из впадающего в "кухню" водоёма, появился Дубнер. Эпизодически потраченный молью строгий костюм сидел на плечистом, рослом владельце, как халат на дубе: костюма, включая даже галстук с пиджаком, было крайне мало. Непослушная одежда всячески норовила лопнуть или хотя бы расстегнуться.

— Класс! — совершенно искреннее оценил Ёжик.

Бобёр и хвостом не повёл; грузно прошествовал мимо остолбеневшего посетителя, отправил скомканное дешёвое полотенце, которым вытерся после купания, в пластмассовую корзину для грязного белья. Плюхнулся на табурет, принудив тот издать ревматический звук, закинул правую нижнюю лапу на левую.

— Садись, — изрёк с недюжинной выдержкой, — докладывай. Рассказывай то есть. Бригадирская, понимаешь, привычка.

Примостившись на стуле напротив, стараясь не тушеваться под пристальным взглядом специалиста, Ёж начал рассказ. Парапсихолог не перебивал — вообще никак не реагировал: за пятнадцать минут лишь рыкнул единожды, от чего докладчик непроизвольно вздрогнул. Дубнер порывистыми движениями развязал узел "селёдки", оставил её висеть, точно спящую, окрашенную в горошек змею, и, подперев кулачищем подбородок, бесстрастно дослушал историю.

— Что-нибудь сохранилось? — задал он нежданный вопрос.

— В каком плане? — растерялся Ёжик.

— В любом. Нужны погодные метки, следы. Улики с места происшествия.

— Ничего такого не припомню.

— Нехорошо. Это усложняет работу до предела.

— Если дело касается зелёных...

— Деньги ни при чём. Надо отталкиваться от фактов, а их нет. Смотрел детективы?

Кивок.

— Ну вот. — Дубнер поменял лапу, что фиксировала подбородок. — Уверен, что нет следов?

— К сожалению, — огорчённо сказал Ёжик.

— Тогда, скорее всего, мы в тупике.

— Странно.

— Что именно?

— Ерунда в голову лезет: палки там, деревяшки.

— М? — Бобёр насторожился.

— Вспомнился тот дуб, обугленная ветка его...

Кулак дамбостройца уплыл в сторону, подалась вперёд морда, в обхвате превышающая три ежовых.

— Ветка? — эхом отозвался Дубнер. — А ну-ка опиши.

Ёжик безразлично хмыкнул.

— Обыкновенная. Такая, знаете... — Нарисовал в воздухе лапами два овала. — Грушу напоминает, словом.

Дубнер стартовал из-за стола быстрее, чем ракета с полигона.

— За мной. — Печатая шаг, отшельник скрылся в соседней комнатке.

Делать нечего, Ёжик потопал туда же.

Когда он вошёл, прямоугольный люк в полу — уводящая в неизведанность дыра — был уже открыт. Бобёр сменил деловой костюм на галоши с плащом.

— Не бойся, Ёж, никто тебя не съест. Тем более что я сыт, ха-а.

— Э?..

— Снова шутка. Лезь, говорят, если хочешь до правды добраться.

Гость чуть помялся возле дышащего прохладой отверстия, но всё же спустился по узковатым, вделанным в глину ступеням. Погасив светильник и поругавшись, пока втискивался в лаз, скоро рядом оказался кряхтевший от натуги спутник-водолаз. Потянул за неразличимый впотьмах шнурок, захлопывая крышку, — искусственная ночь обрушилась водопадом, памятной яростной грозой. Но длилось ничто секунду, не более: удар, вспышка, треск, и вот внутренности подземного хода выявляет из небытия факел, который зажёг Дубнер от хранящегося здесь же, на неприметной полочке кремня.

— Порядок? — заботливо спросил иммигрант.

— Вполне. — Ёжик повертел головой, ловя напряжение притихшей пустоты, мистику изогнутых теней, что заставлял прыгать горящий факел, фантастику теряющегося вдалеке коридора. И добавил слегка дрогнувшим голоском: — Вроде бы.

— Отлично. Сразу заметно, ты парень смелый, хоть и трусишь иногда.

— Как это?

— Очень просто: любой когда-нибудь, да боится. Однако далеко не каждый способен на борьбу со страхом и, тем паче, на поступок. Ладно, хватит болтать.

Экстрасенс с клиентом направили стопы по длинноте туннеля, преувеличенной затейливой игрой светотени. Повороты чередовались с прямыми участками в произвольном порядке. Зверя, что поменьше ростом, сопровождали авантюрные ассоциации; тот, что выше, беззаботно насвистывал. Ёжик бессознательно похлопывал по боку ладошкой в такт чудной заводной мелодии.

— Хорошая песня, — заметил он, в том числе чтобы развеять отнюдь не книжный саспенс. — Как называется?

— Кабы знать, — пространно ответил Дубнер.

Слева и справа проплыли, зацепившись за краешек зрения, самодельные перекрытия. Колючий рефлекторно повернул голову, мозг принялся анализировать, насколько надёжны конструкции.

— Крепкие, — почуяв, о чём задумался экскурсант, уверил бобёр. — Мазила помогал строить, крот опытный, так что выдержат... Во всяком случае, выйти мы должны успеть.

Провожатый увлечённо рассмеялся.

"Просто у животного такой юмор", — напомнил себе Ёж в попытке свыкнуться с поведением Дубнера.

Дорога устремилась к вертикали. Не прошло и пяти секунд, как зычный, курсировавший от стены к стене смех прервался спокойным:

— Вот и всё.

Сунув факел в металлическое кольцо на стене, Дубнер дёрнул за спрятанный сучок. Скользнула вверх дверь. Ёжика не стали дожидаться: схватили за запястье и вытянули под звёздное небо. Луна загадочно улыбалась из космоса, рикошетом отбрасывая свет на подружку Землю. Бледно-жёлтые лучи перечёркивали воздух, стелились по траве, полосами ложились на электростанцию. Справившись с удивлением, Ёж крутнулся — и уткнулся носом в древний, необъятных размеров, разлапистый дуб.

Потом выяснилось, что Дубнер куда-то подевался. Окликнул его, на что получил недовольное исчерпывающее "Тут". Обошёл громадный ствол кругом, подступил к бобру; тот рассматривал перебитую молнией ветку.

— Подходящая форма, — подытожил отшельник.

— Для чего?

— Не удивлён, что это случилось возле постройки людей, — невпопад ответил Дубнер.

Устроил пятикилограммовый кусок на мощном плече, вперевалочку затопал к потайной двери в дубе.

— А теперь куда? — нагнав, осведомился Ёж.

— Спать. У меня дома, на чердаке, переночуешь, а утром отведу в деревню.

— У вашей хижины есть чердак?

Бобёр притворился, что не услышал; подойдя впритык, прошептал:

— Чтоб ты знал, производственная травма, да. Но слышу я не какую-нибудь аномальную муть!

Ёжик в тон собеседнику машинально заговорил шёпотом:

— Звук?

— Угу. И мелодии. Ты тоже услышишь, позже.

Они шагнули в полость, что вытягивалась катакомбой.

— Прекрасная тут реверберация, не правда ли? — Озвучил риторический вопрос Дубнер, опуская сучок-рычаг.

Выскочила тайная дверь. Заглушив Ёжиков вопрос "реве.. что?" и утвердившись на прежнем месте, дверь вновь придала дубу вид обыкновенного дерева.

Часть 2. Гитара

1/5

В доме безработного электрика любая вещь выглядела ненадёжной (за исключением ламп, наверное), чердак же претендовал на звание наиболее тревожного помещения. Скрипящие, проседающие половицы в паре мест треснули или вздыбились, стены вогнулись, окошко-лилипут покрылось грязью, затянулось паутиной, потолок качался попугаем на жёрдочке, стоило неуверенно подуть ветру. Кровать издавала пронзительные астматические звуки; когда-то подложенные Дубнером брусочки дерева ничуть не улучшили положения: ночной "дом" всё так же раскачивался с жуткой амплитудой. С достопримечательностями в комнате дело швах, в то время как просто примечательности, казалось, прут изо всех щелей: ни светильника, ни обоев, ни ковра. Потерявшие цвет тоненькие занавески на малюсеньком окне, металлическая койка с чистым жёстким бельём — вот и вся обстановка. "Звёздами" гостиница похвастаться не могла, а если говорить начистоту, рейтинг ночлега значительно ушёл в минус.

Но, невзирая на гротескные неудобства, на беспокойство о будущем, подстегаемое новостями, которые свалились на голову, подобно россыпи градин-алмазов, спал Ёжик хорошо и даже без сновидений. Только раз пригрезилось что-то вроде ключа, чёрное, изящно изогнутое, помаячило немного перед внутренним взором, после чего с мелодичным звоном испарилось. Этот незнакомый, однако манящий образ настолько удивил колючего, что тот, проснувшись, погрузился в размышления. Бесплодные попытки проникнуть в суть увиденного и услышанного продлились до самого рассвета, когда вставал Дубнер. Бобёр-то и вернул "постояльца" в мир земной, позвав завтракать. Не чувствуя усталости — надо же, выспался! — Ёж аккуратно преодолел неполных два метра чердака, спустился по шаткой, возрастной лестнице.

— Доброе утро! — поздоровался он с более лохматым, чем раньше, Дубнером, одетым в забавный оранжевый передник.

Бобёр жарил омлет с сырозаменителем; по запаху заменитель казался весьма и весьма приличным. Чуть позже, отведав "суровой мужской утренней еды", Ёжик убедился: блюдо и вправду совсех неплохое. И откуда только у Дубнера берутся продукты? Наверное, помогают друзья-знакомые.

— Доброе, — отстранённо сказал "хозяин заведения", видимо, потому что был занят.

Не успел Ёж сесть за скромный столик, накрытый подыстёршейся скатертью, как появилась тарелка в простовато нарисованных колокольчиках. Блюдо украшал дышащий паром кусок омлета. По центру стола располагалась пузатая солонка, сбоку от неё — гретое соевое мясо на сковородке, с противоположной стороны — чайник, чашки. Звякнули о столешницу вилки-ножи-ложки.

— Приятного аппетита! — не сбавлял градус вежливости игольчатый.

Дубнер коротко кивнул, сдобрил свой кусок омлета мясом и приступил к трапезе. За минут пятнадцать-двадцать, что длился завтрак, Ёжик не услышал от консультанта ни слова.

"Ладно, пословица о глухоте и немоте во время еды не так уж плоха", — рассудил визитёр, поддерживая молчание.

И тут, внезапно, согласно закону некоего Мёрфи, которого, кажется, никто никогда в глаза не видел, Дубнер заговорил и несколькими словами лишил Ёжика дара речи:

— Ну и как тебе та штуковина? Занятная, да? Только непонятная, з-зараза, как дамские желания. — Дубнер выругался словно бы с неохотой, будто бы по необходимости, и умудрился сделать это образно.

Поперхнувшийся чаем, Ёж попросил салфетку. Дубнер, ни слова больше не говоря, подошёл к опасно накренившемуся шкафу, то ли подпираемому стеной, то ли подпиравшему её, достал несколько бумажных платочков, вконец выбеленных временем, и, подойдя, бросил на стол перед сотрапезником. Адресат схватил салфетку, со смущённым видом вытер следы "самого гостеприимного напитка", потом отдраил результат двумя оставшимися лже-белыми квадратиками, заставив Дубнера устало зевнуть.

— Ну, ты всё? Закончил прихорашиваться? — отчасти недоброжелательно осведомился бобёр, любивший основательность, но не чрезмерную, когда она превращалась в лень.

— Извините, господин Дубнер, — попытался оправдаться колючка, — я случайно...