Хогвартс. Альтернативная история. 6

Алую ауру рассекла серебристая молния, когда я со всей силы опустил меч на лежавшее кольцо. Змея вспыхнула ярко-красным пламенем и с отчаянным шипением исчезла. Свечение, окружавшее кольцо, погасло; по темному камню пролегла неровная трещина.

— Плохая попытка, — зло прошептал я, глядя на уничтоженный крестраж и испытывая чувство мстительной радости. — Больше никаких стариков.

Дамблдор приоткрыл глаза и покосился на меня, не поворачивая головы.

— Молодец, — прошептал он. — А теперь... — он облизал пересохшие губы, — обещай... никому, ни единому человеку не говорить об этом... о том, что случилось сегодня, — он перевел сбившееся дыхание. — Никому. Обещай.

— Обещаю, — сказал я. — Вам нужен врач — ваша рука совсем почернела.

— Северус, — проговорил Дамблдор. — Мне нужен... Северус, — и с этими словами сознание, за которое он цеплялся последние минуты, покинуло его. Голова директора склонилась набок, глаза закрылись, грудь неровно поднималась и опускалась. Я поднял мертвое кольцо, положил его на стол, рядом аккуратно пристроил меч и на секунду застыл в сомнениях. Что если Снейп сейчас с Волдемортом или с кем-то из Пожирателей? Впрочем, выбирать не приходилось. Дамблдору становилось хуже, и если он хотел, чтобы Снейп ему помог, значит, я должен вызвать его, где бы он ни находился. Если с профессором окажется один Пожиратель, Снейп наложит на него Confundus, а если несколько, придется им отведать когтей моего патронуса. Сосредоточившись на профессоре и представив его так живо, словно он стоял передо мной, я направил патронуса к этому образу.

Фиолетовая молния сверкнула лишь на долю секунды и тут же исчезла.

В первый момент мне показалось, что патронус оказался в гостиничном номере, настолько бедной и необжитой была обстановка комнаты, в которую он попал. Я увидел небольшой платяной шкаф, стоявший у стены напротив камина, такого маленького, что им невозможно было пользоваться для перемещения по каминной сети, и кровать в углу, на которой, отвернувшись к стене, спал Снейп. Патронус подошел ближе. Я понимал, что проснуться и увидеть перед собой такое существо — не самое приятное пробуждение, но, в конце концов, зельевар знаком с моим патронусом и сразу поймет, что в Хогвартсе что-то случилось.

Был ли в доме еще кто-нибудь, или профессор жил один, я не знал, а потому на всякий случай старался вести себя тише. Патронус подобрался к кровати и едва слышно зашипел. В следующую секунду Снейп подскочил и направил в мою сторону палочку. На лице его отразилось изумление, и он прошептал:

— Вы?

Патронус отпрыгнул и сделал лапой манящий жест, призывая зельевара подниматься.

— Где? — хрипло проговорил он, опуская палочку и все еще сидя в постели. — Хогвартс?

Патронус кивнул.

— Сможете встретить у ворот?

Патронус снова кивнул, но мне стоило больших усилий скоординировать его движения, поскольку с того момента, как Снейп проснулся и повернулся ко мне лицом, я испугался едва ли не больше, чем тогда, у дома с крестражем, увидев бившие из-под окна черные молнии и разъедающее действие проклятья.

Чары Темной Метки, которая предстала передо мной, не скрытая одеждой, поскольку Снейп спал в футболке с короткими рукавами, оказались совсем не темными, как можно было ожидать. Они светились тем же молочно-бледным светом, что и сердцевина вихря над спрятанным в кухне ларцом. Свечение Метки не выходило за пределы клейма, однако от него во все стороны вытягивались тонкие живые нити, оплетавшие руку и все тело и напоминая въевшиеся под кожу щупальца плюющегося коровяка. Из-за этого лицо зельевара было пронизано сетью длинных, разветвленных, слабо светящихся белых сосудов, придававших ему зловещие, нечеловеческие черты. Я убрал патронуса, не зная, то ли выкинуть увиденное из головы, то ли обещать себе подумать об этом позже, когда я останусь один.

Так и не придя ни к какому решению, я направил патронуса к воротам, и вовремя, поскольку буквально через десять секунд на дорогу аппарировал закутанный в мантию Снейп. Он коснулся палочкой ворот, и те распахнулись, впуская его на территорию школы.

— Ведите, — проговорил профессор, и патронус устремился к дверям замка.

Вероятно, Снейп ожидал, что я поведу его в подвалы, поскольку первым делом направился к лестнице, ведущей вниз, но патронус запрыгал по ступеням на второй этаж, и он повернул за мной. Лицо его было напряженным и сосредоточенным, однако лишь на пятом этаже он вдруг понял, куда я его веду.

— Дамблдор? — воскликнул он и на мгновение замер у перил. Патронус зашипел и рванулся наверх. Снейп заторопился следом, и я убрал патронуса, поскольку от такой концентрации у меня разболелась голова.

Ожидая, пока профессор доберется до кабинета, я уселся рядом с Дамблдором и осмотрел его руку. Действие проклятья не ослабевало, и теперь кисть директора казалась мумифицированной, напомнив мне вид египетских мумий, которых я видел когда-то на выставке в Британском музее. Дамблдор все также был без сознания, и я вдруг заметил, что его палочка до сих пор находится в моем креплении. Вытащив ее, я на миг подумал, из чего может состоять оружие такого волшебника, однако по ее виду не удалось определить даже сорт дерева, а потому я положил палочку на стол неподалеку от кольца и меча и опустился обратно. Голова уже почти прошла, и когда в кабинет влетел Снейп, я был полностью готов помогать ему, если моя помощь потребуется.

Он едва ли не с ужасом посмотрел на нас, сидящих на полу, решив, наверное, что пострадали мы оба, но я указал ему на иссохшую руку директора, и из горла Снейпа вырвался стон. Он бросился к Дамблдору, а потом вдруг повернулся ко мне и почти крикнул:

— А вы?!

— Я сделал все, что мог! — попытался оправдаться я, поднимаясь на колени. — Но я ведь даже не знаю, что это за проклятие...

— Да нет, Мерлин, нет! — воскликнул Снейп. — Вы тоже ранены?

Я отрицательно помотал головой. Не говоря больше ни слова, Снейп ухватил Дамблдора под правую руку, я — под левую, и мы перетащили директора в кресло за столом. Усадив его, профессор выпрямился и сказал уже привычным жестким тоном:

— Чтобы приготовить лекарство, потребуется время, минут тридцать-сорок. Ждите здесь, и если увидите признаки ухудшения, немедленно зовите меня.

Бросив взгляд на меч с кольцом, он подошел к камину, сгреб со стоявшей на нем чаши порошок, швырнул в очаг и шагнул в зеленый всполох. Я уселся во второе кресло и начал ждать.

Всего час назад мы выходили из этого кабинета под внимательными взглядами многочисленных портретов прежних директоров, которые и теперь не сводили глаз с меня и Дамблдора. Можно ли было предполагать, что наш поход приведет к такому финалу? Ведь Дамблдор знал, какой опасный предмет он ищет, и наверняка догадывался, что так просто крестраж не сдастся. Неужели он поддался его соблазну и потому надел кольцо? Безусловно, директор тоже человек, и у него, как и у любого из нас, есть уязвимые места. Заточенная в кольце часть души Волдеморта безошибочно нашла мое, однако, какой бы соблазнительной не казалась мне перспектива обрести силу и знание, этого было недостаточно, чтобы вынудить меня совершить очередное хладнокровное убийство. Что мог предложить крестраж Дамблдору? Я перевел взгляд на Фоукса, застывшего на своем насесте и, кажется, мало потревоженного этими событиями. А Снейп? Страшные чары его Метки? Каково это — быть в постоянном контакте с заклятьем подобного рода?

Я откинулся на спинку кресла и вернулся мыслями к кольцу. Ощутил ли Темный Лорд, что часть его души уничтожена? Сколько еще таких крестражей у него осталось? Дамблдор взял с меня обещание молчать, а значит, я не могу обсуждать это с кем бы то ни было... Хотя с кем здесь обсуждать такие дела? Разве что со Снейпом, но после данного мною слова я не имел права говорить даже с ним.

Все то время, пока зельевар готовил лекарство, Дамблдор не шевелился и не приходил в сознание. Кисть его совсем ссохлась, однако проклятье действовало медленно, и выше запястья рука пока что выглядела здоровой. Когда Снейп, наконец, возник в камине, при нем был высокий серебряный кубок с дымящимся зельем, который профессор нетерпеливо протянул мне. Кубок был очень горячим, но я едва обратил на это внимание.

— Будете поить, когда скажу, — бросил Снейп, вставая по правую сторону от директора. Он направил палочку на искалеченную кисть и начал негромко, нараспев произносить заклинания, от которых у меня мороз прошел по коже, таким странным, чужим и неестественным казался их язык. Спустя полминуты Снейп замолчал и, быстро взглянув на меня, кивнул. Дамблдор все еще был без сознания, поэтому я приподнял его голову и попытался влить зелье в рот, сомневаясь, что человек в таком состоянии окажется способен проглотить лекарство; однако, как только горячий золотистый напиток коснулся его губ, директор пошевелился, приходя в себя, и с готовностью сделал первый глоток.

Прошло не менее пяти минут, прежде чем Снейп дочитал все нужные заклинания, а зелье в моем кубке кончилось. К этому времени Дамблдор окончательно очнулся; к нему вернулись силы, лицо приобрело естественный оттенок, и он самостоятельно выпрямился в кресле. Переведя взгляд с профессора на меня, Дамблдор с некоторым трудом приподнял левую руку и легко сжал мне плечо.

— Думаю, нам следует отпустить Линга, — тихо сказал он. — Мы поговорим... чуть позже. Ведь у нас еще будет на это время, да, Северус? — Последние слова он адресовал застывшему подле него зельевару, который, несколько помедлив, глухо ответил:

— Будет.

Несколько дней Дамблдор не покидал своих апартаментов, восстанавливая силы, а потом, как ни в чем не бывало, начал появляться два-три раза в день в Большом зале и периодически покидать замок по своим делам. Я не понимал, знают ли остальные преподаватели, что именно с ним произошло, поскольку за столом или при мне разговоров на эту тему не велось, и пришел к выводу, что, скорее всего, либо они определили серьезность проклятия по виду руки, и в таком случае им не надо было ничего объяснять, либо спрашивали Дамблдора, и тот их как-нибудь успокоил, потому что я не заметил, чтобы профессора стали относиться к нему с повышенной заботой и вниманием.

Этим летом мне больше не удалось попасть в Хогсмид — во второй половине августа из отпуска вернулся Снейп, категорически запретивший мне покидать территорию школы, а почти сразу же после его появления в Хогвартсе закипела работа по установке дополнительных мер защиты. Министерство прислало несколько авроров, которым было поручено постоянно патрулировать окрестности замка и Хогсмид, а Дамблдор с двумя магами обошли всю ограду, накладывая на нее особые охранные заклятья. Ворота Дамблдор заколдовывал собственноручно.

Мне было интересно посмотреть, как работают такие мастера, однако я не решился подойти и наблюдал за их продвижением, сидя на бревне у берлоги Хагрида и наставив на себя палочку, которая, подобно вентилятору, разгоняла горячий воздух, помогая перетерпеть дневную жару. Последнее время лесничий пребывал в прекрасном настроении, поскольку теперь его брату было где преклонить ночами голову: судьбой Грохха заинтересовался директор, понимавший, что такое дикий великан для лесных жителей.

— Сам пошел, — однажды вечером рассказывал Хагрид, пока мы месили для фестралов очередной кошмарно пахнущий корм. — И Кроху с собой забрал. — Крохой Хагрид называл детеныша единорога, которого мы выкармливали. — Не надо, говорит, его приручать. Лучше, говорит, у водопоя оставить, у ручья, куда единороги приходят. Они своих не бросают и малыша заберут. Ну, так мы и сделали...

Я слушал историю о том, как Дамблдор, Хагрид и Грохх добирались до горной пещеры, наверняка дав повод змеям и остальным созданиям, которых великан терроризировал столько месяцев, закатить пирушку; как они обнаружили у лесного ручья трех взрослых единорогов, к которым Дамблдор отвел малыша, а потом Хагрид вдруг замолчал, поднял голову, уставившись куда-то мне за спину, и пробормотал:

— Это еще кто?

Я обернулся. У ворот стояла одинокая фигура в мантии, не шевелясь и не делая никаких попыток войти или привлечь к себе внимание. Отсюда я не видел, кто это был, а потому встал и сказал:

— Схожу посмотрю.

— Нет, Линг, сиди!.. — встревоженным голосом начал было Хагрид, но я уже спешил к воротам, непонятно почему решив, что это может оказаться Аберфорт. Однако скоро мне стало ясно, что это не брат директора.

— Привет, — сказал я, подойдя к воротам и обхватив ладонями прутья ограды. — А куда делись фиолетовые волосы?

— Привет, — сказала Тонкс, сделав шаг вперед. — Были да сплыли.

— Значит, это ты теперь будешь следить за порядком? — спросил я. — Слышал, вас несколько человек прислали.

— Еще троих, — ответила она, глядя мимо меня на внутренний двор Хогвартса.

— Хочешь войти? — спросил я. — Могу кого-нибудь позвать, чтобы ворота открыли. Сейчас, наверное, все в Большом зале, ужинают.

— А ты почему не там?

— Не хочу есть, слишком жарко, — проговорил я, разглядывая ее темно-серые волосы и неглубокие складки между бровей. От ее былой веселости не осталось и следа. — Что с тобой произошло?

— Ничего, — ответила Тонкс и, наконец, посмотрела на меня.

— Это из-за Блэка? — спросил я. Тонкс слегка приподняла брови.

— Что — "это"? — немного удивленно спросила она.

— Ну, тогда ты плакала, а сейчас выглядишь так, будто до сих пор в трауре.

Я понимал, что мои слова могут показаться чересчур циничными, тем более если я прав, но мое общение с психиатрами не прошло даром — кое-каким приемчикам я у них научился и теперь предполагал, что если моя догадка верна, Тонкс получит возможность выговориться или сорвать на мне злость, отчего мне хуже не станет, а ей полегчает; если же я промахнулся, то хотя бы отвлеку ее от мрачных переживаний, что тоже неплохо.

— Нет, Линг, — спокойно сказала она. — Сириус тут не при чем. На самом деле, я надеялась встретиться с тобой.

— Слушай-ка, — произнес я, отнимая руки от ворот и делая шаг назад. — А это вообще ты? Может, докажешь как-нибудь?

Тонкс и бровью не повела. Неожиданно ее короткие волосы выросли до плеч, невзрачный серый цвет сменился белоснежным, черты лица чуть изменились, и она стала напоминать Люциуса Малфоя. Я замахал рукой:

— Чур меня! Ты на что намекаешь?

Тонкс, наконец, улыбнулась, вернувшись, однако, к прежнему унылому виду.

— Недавно эскортировала его в Азкабан, — объяснила она чуть более живым голосом. — Всякого наслушалась, знаешь... откуда что берется?

— Ты только его эскортировала? — спросил я, подумав о Георге Нотте. Тонкс отчего-то вздохнула.

— Да, только его. Каждого арестованного переправляли отдельно, в целях безопасности. Но дементоров в тюрьме больше нет, так что... это, конечно, не курорт, но и не старый Азкабан, каким мы его знали.

Тонкс опять вздохнула, словно жалея, что дементоры так не вовремя покинули место своей службы и лишили тюрьму ее главной особенности.

— Линг, что случилось с Дамблдором? — вдруг спросила она.