Кодекс калибра .45

Спустя десять минут мы подошли к пустырю, где стоял длинный брезентовый шатер темного — зеленого цвета, по краям которого торчали два флагштока, на которых поникли слегка колеблющиеся под слабым ветерком флаги. Несмотря на то, что сейчас было около девяти утра, очередь из бродяг и бедняков тянулась метров на тридцать, но люди все подходили и подходили. Музыкант стоял семнадцатым в этой очереди. Как только мы подошли, народ, стоящий сзади, глухо зароптал, но явных возмутителей спокойствия среди них не оказалось, и скоро все успокоились. Недалеко от входа стоял деревянный стол, за которым сидел человек в униформе, и предварительно беседовал с каждым бродягой, перед тем, как пропустить того в шатер. Еще несколько офицеров армии Спасения вели душеспасительные беседы с людьми, стоявшими в очереди. Она двигалась настолько медленно, что, постояв немного, я вышел из очереди и подошел к шатру, чтобы рассмотреть, что нарисовано на флаге. Пока я стоял и смотрел, ко мне пошла полногрудая женщина, в строгом темно-синем платье с белым воротничком, и спросила:

— Вам интересно, что означают символы на нашем знамени?

— Да. Интересно.

— Наш герб — это комбинация из семи символов, представляющих главные доктрины Армии Спасения. Круг (солнце) — означает свет и огонь духа Святого. Крест в центре герба — Крест Господа нашего Иисуса Христа. Буква "С" — означает "Спасение", — при этом она коснулась пришитой на рукаве ее платья буквы "С". — Мечи — символ борьбы, которую ведут все христиане с силами зла в этом мире. Семь кружков (точек) — семь основных библейских истин, оружие христианина. Корона — корона славы, которую Бог даст всем верным Ему, увенчает Божьей славой за праведность. А нашим девизом мы считаем слова нашего первого генерала Уильяма Бута: "Пока женщины плачут, как это происходит сейчас, я буду бороться! Пока маленькие дети остаются голодными, как это происходит сейчас, я буду бороться! Пока люди попадают в тюрьмы, выходят и снова попадают, как это происходит сейчас, я буду бороться! Я буду бороться до самого конца!". Запомните их, юноша. Может слова человека, всю свою жизнь посвятившего помощи бедным, помогут вам сойти с пути греха и порока и стать истинным христианином. Я надеюсь....

— Дик! Быстрее! Наша очередь подходит! — вдруг услышал я голос Музыканта.

— Извините, мисс, но меня зовут!

Спустя пять минут я уже стоял у стола. Ответив офицеру на несколько вопросов на тему "как я докатился да такой жизни", после чего клятвенно пообещал ему, что все брошу и займусь настоящим делом, я отошел от стола. У входа в шатер мне была вручена брошюрка под названием "Вестник спасения", причем с жестким требованием — вернуть обратно. Усевшись за длинный стол, стоявший в середине палатки, я ее быстро пролистал. В ней были собраны материалы на евангельские темы, рассказывавшие читателям о пагубном влиянии алкоголя и табака на здоровье человека, а также статьи о благотворительной и просветительской работе Армии Спасения. В самом конце брошюры несколько страниц были отведены под псалмы. Пробежав глазами и не найдя для себя ничего интересного, я уже хотел бросить ее на стол, как почувствовал касание чей-то руки. Это был Музыкант. Не слова не говоря, он выразительно повел глазами в сторону одного из углов. Посмотрев в указанном направлении, я увидел офицера, внимательно наблюдавшего за поведением бродяг и бедняков. Осторожно огляделся вокруг и поразился тому, с каким напускным вниманием читают бедняки этот журнальчик. Спустя двадцать минут столовая наполнилась, и начали раздавать еду. По совету Сморчка после еды я пожаловался на свою рану и при тщательном осмотре получил направление в казарму Армии Спасения.

Следующие пять дней я жил по свистку дежурного офицера. Подъем, отбой, еда, молитвы. На стенах заведения красовались портреты генерала Бута вперемешку со строгими запретами выпивать, плеваться, выражаться, ругаться, ссориться, играть на деньги. Еда здесь была намного лучше, чем отбросы, которыми я питался у бродяг, но мне ее все равно не хватало. Я постоянно был голоден. Когда я попросил как-то еще один кусок хлеба во время обеда, мне велеречиво предложили смирить свой голод духовной пищей — молитвами. Я был благодарен организации за их помощь, но при этом мне очень не нравилось то, что офицеры, навязывая образ жизни, который они считали правильным, при этом откровенно и нагло манипулировали людьми. Еда и крыша над головой были теми самыми веревочками, за которые постоянно дергали офицеры Армии Спасения, чтобы направить человека, как они считали, на путь спасения. Хочешь получить на завтрак кусок сыра на хлеб — ходи на молебен. Хочешь получить дополнительно булочку к обеду — должен просидеть час — полтора на лекции, пропагандирующей здоровый образ жизни. Если что-то тебе не нравиться, можешь высказаться, но после этого тебя сочтут неблагодарным и укажут на дверь. С юных лет я был предоставлен самому себе, и привычка отвечать за себя, за свое поведение и поступки, впиталась мне в кровь, поэтому я посчитал подобный режим прямым давлением на свою личность. Последней каплей переполнившей чашу моего терпения стало замечание одного из офицеров, когда я мыл пол в обеденном зале.

— Парень, шевелись живее! Сейчас первая смена придет!

— Быстрее будет, если ты со шваброй станешь мыть пол вместе со мной! Ваша братия только языком сильна болтать, а как до дела, так сразу в сторону!

Уже на следующее утро меня в числе полутора десятков бродяг выписали из казармы. Моя одежда была выстирана и вычищена, поэтому выйдя на улицу, я имел сравнительно приличный вид. К тому же теперь я знал, как выгляжу. Мощного сложения парень, ростом под метр девяносто, семнадцати — девятнадцати лет. Лицо простое. Глаза карие. Я столько раз крутился перед зеркалом, осматривая себя, что заслужил среди бродяг кличку Красавчик. Денег у меня по-прежнему не было, но зато я получил направление на работу, которое мне дали в Армии Спасения. Женщина, давшая мне его, исходила из заключения врача, который осмотрев меня, заявил, что еще неделю мне нельзя заниматься тяжелым физическим трудом, поэтому я получил бумагу на работу подсобником в столовой, расположенной в польском квартале. При этом она предупредила меня, что платить мне будут пять долларов в неделю плюс бесплатная кормежка, но нет выходных и работать надо с утра до вечера. Я недолго раздумывал. Мне нужна была работа. Мне нужны были деньги. Да и бесплатная еда была несомненным плюсом. Еще я исходил из мысли, что с чего-то надо начинать, чтобы побыстрее освоиться и закрепиться в этом мире.

Миссис Джексон, давшая мне направление, не соврала. Все было так, за исключением того, что кухня и подсобные помещения представляли собой настоящий свинарник. Кухня представляла собой площадь двенадцать квадратных метров и наполовину была загромож-дена плитами и столами. Единственный мусорный ящик к полудню был всегда переполнен, а пол обычно покрыт дюймовым слоем растоптанных отбросов. Кладовая представляла собой не столько место для хранения продуктов, сколько столовую для крыс, мышей и тараканов. Крана с горячей водой не было в помине. Греть воду надо было на плите в котле, приткнуть который, пока жарится-парится еда, было некуда, поэтому большую часть посуды мне приходилось мыть холодной водой, притом, что мыло липло, но не мылилось, а подручным средством очистки от жира служили порванные на клочья газеты. Свет в кухне почему-то горел только восьми вечера, затем, как правило, выключался. Дальше мы работали при свечах. Единственной работой, которая мне нравилась, была колка дров на свежем воздухе и походы за продуктами на базар. Там по мелочи закупалось то, что мы не получали оптом от мясника, пекаря и хозяина бакалейной лавки, расположенного напротив нашей забегаловки. В таких условиях нам с поварихой нужно было кормить по сорок-пятьдесят посетителей в день, а в выходные дни их число нередко возрастало до сотни. У поварихи рабочий день длился с восьми утра и до восьми вечера, у меня — с семи и до десяти. Спал я в кладовой, где хранились дрова и уголь. Вацека, хозяина забегаловки, маленького и толстого поляка, очень порадовало это обстоятельство, так как его заведение уже трижды пытались ограбить. По этому случаю, он даже расщедрился, принеся мне грязное солдатское одеяло и тоненький матрац.

Так я прожил почти три месяца, понимая, что веду почти животный образ жизни, но ничего поделать с этим не мог, так как приходилось крутиться целый день, вроде белки в колесе, только спицами в нем были тяжелые, грязные и многочисленные обязанности кухонного рабочего.

Нередко среди посетителей столовой попадались отчаянные дебоширы, устраивавшие скандалы, которые часто переходили в кровавые драки. Кастет, нож, дубинка со свинцом частенько были главным аргументом для выяснения отношений. Обычно хозяин сам выходил из подсобки с дубинкой, пытаясь утихомирить расходившийся народ, а когда не получалось, звал меня. В первый раз, когда я попытался выставить двух разбушевавшихся клиентов, осторожно подталкивая их двери, то получил от одного из них неожиданный удар под дых, а затем в лицо. Мой противник явно переоценил силу своего удара или посчитал мое вежливое отношение за трусость, но в любом случае он просчитался. Моя кровь словно вскипела, переплавив боль в ярость. Широко размахнувшись, я со всей силы впечатал свой кулак в челюсть противника. Глаза буяна остекленели, и он бессильно рухнул на заплеванный пол. Его приятель только успел перевести растерянный взгляд с распростертого тела своего приятеля на меня, как мой следующий удар сбил его с ног. С минуту я смотрел на драчуна, ворочающегося у моих ног, наподобие краба, а затем неожиданно для самого себя зло засмеялся. Работа вышибалы неожиданно стала для меня своеобразным развлечением, с помощью которого, я имел возможность выплеснуть из себя, переполнявшую меня временами, злобу. При этом я понимал, что эта тупая работа постепенно уродует мою душу, делая из меня настоящего обитателя этой человеческой клоаки — злобного, с вспышками дикой ярости, громилу. Попытки бороться с собой мало что давали мне до того дня, пока не произошел случай, которому я стал свидетелем. Посетитель, мужчина лет сорока с потухшими глазами, около часа сидевший у стойки, вдруг неожиданно выхватил из-под куртки нож и несколько раз ударил им соседа. Нож был грошовый, плохо заточенный, но один из ударов попал человеку в шею. Нападение было настолько неожиданным, что раненый закричал только тогда, когда из его шеи ударила струя крови. Услышав крик, убийца остановил занесенную с ножом руку, потом посмотрел на окровавленный нож, на человека, пытавшегося обеими руками закрыть рану, и неожиданно стал смеяться. Он продолжал смеяться даже тогда, когда его с заломленными руками вытаскивали из столовой полицейские. Человек, которого он ранил, не успел доехать до больницы и умер в машине скорой помощи. После увиденного я некоторое время был в шоке.

"О, Господи! Его смех! До сих пор в ушах стоит. Впрочем, от такой жизни стать психом — раз плюнуть! Нет. Надо выбираться из этого дерьма как можно скорее!".

Как-то вечером я мыл посуду, когда послышались звуки драки, а спустя несколько минут в проеме двери показалась жирная физиономия хозяина.

— Пошли. Поможешь.

Я вытер руки о грязную тряпку и пошел за ним. Когда я вошел в зал, драка уже закончилась. Один из участников драки сидел на полу, вытирая кровь с губ, другой, с залитым кровью лицом, лежал в проходе между столиками. В шаге от лежащего тела стоял верзила в сопровождении двух своих дружков. На его пьяной, красной физиономии возбужденно блестели глаза. Он чувствовал себя победителем. Я подошел к нему и сказал:

— Даю тебе на выбор: уходишь сам, или те ребята, что стоят у тебя за спиной, вынесут тебя отсюда.

— Да ты что? — спросил верзила.

По его губам скользнула кривая усмешка.

— Можешь не сомневаться, — сказал я. — Я буду считать до трех, хорошо? Так что ты решай быстрее, понятно?

Он, молча, смотрел на меня.

— Раз, — отсчитал я.

На его губах застыла, как приклеенная, ухмылка.

— Два, — отсчитал я.

Их было трое, а я один, поэтому пришлось пойти на обман. Вместо того чтобы считать до трех, я ударил верзилу головой в лицо. Шагнул вперед и со всего размаха врезал ему лбом в нос. Лоб изгибается идеальной дугой и черепные кости впереди очень толстые. Это, в какой-то мере, можно сравнить с ударом по лицу шаром для боулинга. Кроме того, это всегда неожиданно. Люди обычно ожидают удара кулаком или ногой, а такой удар для них как гром среди ясного неба. Под здоровяком подогнулись ноги, и он рухнул на пол, словно бык на бойне. Его череп с гулким стуком ударился о деревянный пол. Я обвел взглядом двоих приятелей забияки, которые выпучив глаза, смотрели на лежащее у их ног тело своего дружка.

— Кто следующий? — спросил я.

Ответа не последовало.

— Тогда забирайте его и валите отсюда!

На следующее утро вчерашняя стычка получила неожиданное продолжение. Им стал ранний, а поэтому неожиданный визит хозяина, который раньше девяти часов никогда в своем заведении не появлялся. Еще с порога он мне заявил, что я уволен. Когда я спросил его о причине, он сначала отнекивался, а потом все же нехотя сказал, что верзила, которого я вчера избил, является родственником какого-то мелкого бандитского босса в польском квартале. И все стало на свои места. Рассчитав меня, Вацек избегал возможности погрома, если бандиты явятся, чтобы разобраться со мной. Он опередил меня на два дня — в субботу я собрался сказать ему о своем уходе. Этой работой я был уже сыт по горло, а тот страшный случай только утвердил меня в мысли бежать отсюда как можно быстрее.

Хотя до конца недели оставалось еще два дня, я получил свои деньги полностью, а вместе с ними пожелание убраться из этого района как можно быстрее и дальше. Собирался я недолго. Благодаря жестокой экономии я сумел скопить денег и немного расширить свой гардероб. Как-то к нам в забегаловку зашел человек, потерявший работу и отчаянно нуждавшийся в деньгах. Он принес вещи на продажу. Ростом и сложением он походил на меня, так что пиджак и брюки, пришлись почти в пору. Если раньше я относился к своей одежде с особым вниманием, считая, что вкус у дипломата должен быть безупречным, то теперь ношеный, но вполне еще приличный костюм, который сумел сторговать за девять долларов, стал для меня неожиданным подарком. У него же приобрел рубашку и ботинки, а практически новая кепка досталась мне от кого-то из пьяных посетителей, который забыл ее в нашем заведении. Благодаря тому, что еда и проживание для меня были бесплатны, мне удалось скопить довольно большую сумму — сорок три доллара. Для человека, появившегося из другого времени, три с половиной месяца назад, с двадцатью пятью центами в кармане, это было целым богатством.

Быстро переодевшись, я кинул свою рабочую одежду в потрепанный саквояж и вышел на улицу. С минуту стоял, не зная, в какую сторону идти, как вдруг почувствовал беспричинную радость, словно школьник, который придя в школу, внезапно узнает, что объявлен карантин и у него впереди неделя свободного времени.