Режим бога. Зенит Красной Звезды

В комнату заглядывает рассерженная мама в домашнем халате.

— Витя, что это за представление с утра пораньше??

— Мам, а что я могу сделать? — пожимаю плечами — Дальше еще хуже будет.

— Тогда пойди и выкинь мусор — "наказывает" меня мама — Совсем распустился. Нормальные дети в школу ходят, учатся, родителям помогают, а ты...

Дабы не выслушивать незаслуженную нотацию, я натянул потертые треники, схватил ведро с мусором, и как был в майке, вышел на лестничную площадку. Там курил в форточку наш героический сосед — Дмитрий Михайлович. Капитан точно также был в трениках и полосатой тельняшке.

— Витька! — моряк хлопнул меня по плечу — Видел, видел твой бой с этим негром. Хорошо справа ему выдал. А этот Маккракен специально тебе в бровь бил? Вот гад. От американцев так и жди любой подляны. Помню в 67-м году мы шли из Балтимора. Из порта наш сухогруз выводил буксиры. А чтобы ты понимал, корабль у нас был большой, неповоротливый. Для буксира же очень важно находиться чуть-чуть в стороне от движения судна, подправлять его курс, но ни в коем случае курса этого не пересекать, особенно если натянуты буксировочные канаты. И представь. Капитан заднего буксира решил поставить своё судно практически перпендикулярно нашему курсу. Передние дернули, канаты натянулись. Задний буксир потащило, он черпанул бортом воду и затонул меньше чем за минуту. Трое моряков успели выпрыгнуть, а вот двое в машинном отделении — так и ушли на дно вместе с судном. Наш капитан испугался, выбросил канаты, дал полный вперед. Хотел уйти в нейтральные воды. Ну куда там.

— Разве вы не должны были оказать помощь пострадавшим? — я совершенно не понял в чем была подляна американцев — Спасти тонущих?

— Должны — тяжело вздохнул Дмитрий Михайлович — Да только наш капитан запаниковал, думал уйти в нейтральный воды. А спасением, мол, пусть занимаются два других буксира. Дурак. Как есть дурак.

— И что было дальше? — я открыл мусоропровод и опрокинул в контейнер ведро

— Дальше вокруг стали летать два реактивных самолёта с разворотами на боевой, а потом неподалеку появился и корабль "с пушкой", который начал подавать нам сигналы. Капитан застопорил ход, отдал якорь. Американцы высадили на судно вооруженных моряков. Потребовали, чтобы капитан отправился с ними на берег. А тот взял меня с собой. Я старпомом работал, английский неплохо знал. В Балтиморе нас отвезли сначала в полицейский участок, а потом в суд. Мы, конечно, требовали консула, скандалили. Но пока дипломаты добирались из Вашингтона — судья нас просто взял и арестовал. Приехал консул. Начали разбираться в чем дело. Пока суд да дело, мы сидим в кутузке, идут третьи сутки. С буксиром разобрались, а вот неоказание помощи в море... Это по любым законам — преступление.

Сосед закурил новую сигарету, задумался. Я стоял рядом, поеживаясь.

— Ладно, это дела прошлые — махнул своим мыслям капитан — Как там в Штатах? Негры бунтуют?

— Бунтуют — согласился я — А чем все в Балтиморе кончилось то?

— Наши в Москве схватили каких-то американцев. И через день нас отпустили. Капитана потом судили в Одессе — условный срок дали. За неоказание помощи тонущим.

Эх! Был бы у нас тоже свой контрзаложник! Кто-то близкий к Циневу. Тогда и торговаться за Клаймича было бы намного проще.

— Дмитрий Михайлович, а как в целом дела тут? Я две недели не был дома — приезжаю, Москва — пустая. Только стройки к Олимпиаде везде.

— Столицу хорошо почистили от криминала, ничего не могу сказать. Щелоков молодец. Прижали спекулянтов всяких, грузин с азербайджанцами. Про Тбилиси слышал?

Я кивнул.

— Так и надо с ними. Чуть высунулись — капитан затушил окурок и выкинул в мусоропровод — Сразу по шапке. А то развели либерализм. Все Брежнев. Всем хочет угодить, все у него в друзьях.

— Кстати, что-то давно по телевизору не показывали — спохватился Дмитрий Михайлович — Ты там — он ткнул пальцем вверх — Ничего не слышал?

Я покачал головой. Моя судьба висит на волоске — сейчас не время выдавать секреты. Впрочем, это уже "секреты Полишинеля". Если Брежнев в коме — скоро все об этом узнают.

Пообщавшись с соседом и позавтракав, я позвонил в гараж МВД. Прикрепленная за мной "Волга" приехала через полчаса. Короткий рывок под визг девчонок в салон машины и мы едем по заснеженной Москве в 31-ю городскую больницу. В приемном покое меня моментально узнают и зам.главного врача лично проводит в палату к Лехе. "Мамонт" рад, лезет обниматься. Рядом сидит улыбается Зоя. Расцеловываемся с ней. Обнимая приятные выпуклости девушки, я чувствую, что назрел визит к Вере. Или к Альдоне? А скорее всего к обеим. Ведь ничто так не укрепляет отношения, как интимная близость.

Аккуратно, чтобы не заметил Леха, засовываю конверт с деньгами и короткой запиской в сумочку Зои. Надеюсь, она все поймет и правильно сориентирует "мамонта". Пока мы болтаем, возле палаты собирается медицинский персонал. Медсестры смотрят на меня с восторгом, поочередно заглядывая внутрь. Возвращается зам.главного врача и предлагает сфотографироваться. Делать нечего, идем в актовый зал, где уже поставлены лавки. По дороге расспрашиваю о здоровье Лехи. Рана заживает быстро, мне обещают выписать парня через неделю. Его кстати, опрашивали — приезжал следователь из милиции и узнавал подробности перестрелки "под которую попал в Нью-Йорке советский турист". Ставлю себе в уме галочку — переговорить с Щелоковым. Меня все больше тревожит отсутствие Чурбанова и Брежневой. Они бы мои проблемы могли бы решить еще быстрее. Или теперь мне следует говорить "могли" в прошедшем времени?

После совместной фотографии, я звоню Вере. Девушка дома и с радостью откликается на мое предложение о встрече. Договариваемся сходить на каток на Патриарших прудах. Я прыгаю в "Волгу" и через полчаса уже взяв Веру за руку, наворачиваю круги на Патриках. Народу много, спасают нас от всеобщего внимания натянутые под нос шарфы. На улице подмораживает, падает слабый снег. Раскрасневшаяся Вера — чудо как хороша. Девушка прилично катается и даже умудряется меня подстраховывать, когда я теряю равновесие. Накатавшись вдоволь, мы сдаем коньки обратно в пункт проката и я предлагаю прогуляться до съемной квартиры на улице Горького. Благо идти пешком четверть часа. Мы отпускаем "Волгу" и опять взявшись за руки, идем по заснеженной Москве. Я уже даже не припомню, когда я мог так спокойно отдохнуть в компании любимой девушки, не думая о судьбах Родины, политических интригах...

По дороге заходим в Елисеевский магазин. Точнее пытаемся зайти, так как сразу упираемся в большую очередь. В магазине выкинули красную рыбу и народ тут же встал за дефицитом. Пришлось обходить здание магазина с другой стороны и сняв шарф, идти через подсобку. Выяснилось, что грузчики и товароведы тоже слушают группу Красные звезды и мы вышли из Елисеевского нагруженные деликатесами. Вместе с красной рыбой нам завернули батон сырокопченой колбасы, банку черной икры, головку голландского сыра, тушку курицы, бутылку Цинандали. В соседней булочной, уже без какой-либо очереди, мы спокойно купили батон свежего белого хлеба.

Мы вместе готовим не то поздний обед, не то ранний ужин. Сталкиваемся локтями, целуемся. В какой-то момент Вера обнимает меня сзади и произносит сакраментальное: "Я тебя люблю!". Это главные фразы в жизни любой женщины. И тут нельзя ошибиться.

— Я тоже тебя люблю! — поворачиваюсь к ней, целую. Мы не можем оторваться друг от друга. Распаляясь, начинаем стаскивать одежду. Рвутся пуговицы, шуршит ткань, мы задыхаемся от страсти. Все происходит прямо в кухне. Я усаживаю Веру на стол, развожу ее ноги и это даже нельзя назвать проникновением. Это вторжение! Девушка подается вперед и громко стонет.

— Еще! Сильнее!

Стол раскачивается и скрипит. Финишируем мы одновременно и с каким-то неземным наслаждением. Я буквально падаю на Веру. Девушка обнимает меня, гладит по потной спине.

— Сделал дело — вымыл тело! — шепчет мне на ухо. Идем вместе в душ.

Вытеревшись и перекусив, мы включаем телевизор. По первому и второму каналу идут балеты "Жизель" и "Щелкунчик". Не "Лебединое озеро", конечно, но как бы тоже намек. Неужели Ильич скончался? Я еще раз набираю "Чурбановым". Длинные гудки. Роза Афанасьевна? И опять мимо. Веверсам звонить нельзя — они и сами на прослушке могут быть. От нечего делать звоню Завадскому на съемную квартиру. На заднем фоне слышу музыку, громкий гомон голосов, смех Роберта. Сходу получаю предложение приехать на "квартирник" и "немного расслабиться".

Квартирники в это время называли "сейшенами". Коротко и емко. Название, конечно, пошло от джем-сейшена, но сейчас зачастую, ни о какой свободной игре на музыкальных инструментах речи уже не идет. Гораздо чаще все скатывается к банальной пьянке под прослушивание новых западных дисков, танцам и непременному обсуждению последних сплетен из мира западной музыки. Причем, именно сплетен, потому чтобы получить достоверную информацию молодежи было практически неоткуда. Главным источником сейчас служит Би-би-си и ее "Программа поп-музыки из Лондона" Севы Новгородцева.

Понятно, что меня ребята приглашали к себе в качестве свадебного генерала, и никуда я не денусь от рассказов о работе с мировыми звездами. Ну, так пусть лучше молодежь узнает это от меня, из первых уст, чем пользуется выдуманными кем-то слухами. А поскольку у наших ребят сейчас целая полупустая трешка на Куусинена, то им и карты в руки. Денег на застолье с меня брать отказались, а на мой вопрос "кто еще будет?" последовало неопределенное "да все свои..." Ну, свои, так свои.

Пока Вера одевается и накрашивается, я без особой надежды вызваниваю такси. К моему удивлению таксопарк отвечает и высылает за нами машину. Похоже чистка Москвы от разных спекулянтов и привилегированных народностей пошла на пользу государственному извозу. Не обязательно вызывать машину из гаража МВД — можно вполне комфортно пользоваться такси.

Я вижу в окно, как к подъезду подруливает желтая "Волга" и зову Веру. Девушка выходит из спальни и у меня отпадает челюсть. В стильном жакете из черно-бурой лисы, в узких джинсах по последней моде заправленных в высокие сапоги и в белоснежном свитере с крупным скандинавским узором на груди. И когда только успела привезти вещи на съемную квартиру?? Длинные волосы развеваются, тонкий аромат французских духов дурманит мне голову. Мы хватаем остатки елисеевских деликатесов, бутылку Цинандали и спускаемся вниз. Я открываю дверь "Волги", забираемся на заднее сидение.

Сразу начинаем целоваться, словно мы только что не занимались любовью на кухне, а потом еще раз в душе. Молодой водитель хмыкает, бросая на нас взгляд в зеркало заднего вида, и мягко трогает с места. Включает радио, наверное, чтобы не слышать нашей возни и везет нас по указанному мной при заказе адресу. В принципе, ехать по вечерней Москве нам не долго, но понятливый таксист явно не спешит, давая нам время, побыть друг с другом. Что ж, придется вознаградить такую понятливость по двойному тарифу.

Внезапно Вера отстраняется.

— Вить — шепчет она мне на ухо — Разве это хорошо развлекаться, пока Григорий Давыдович в тюрьме?

— А ты думаешь мы едем отдыхать? — усмехаюсь я — Мы едем трудиться. Зарабатывать авторитет у молодежи. Искать таланты. А что касается Григория Давыдовича, я тебе обещаю — я его вытащу. Ты мне веришь?

— Да! — девушка доверчиво прижимается ко мне и остаток пути проводим опять целуясь.

...Как настоящие звезды, мы появляемся у ребят с приличным опозданием. Обнимаемся с Колей Завадским и Робертом. Сразу же попадаем за стол. Нас с Верой начинают представлять присутствующим. Крупный нос, темная кудлатая голова, чуть неряшливая борода — безо всяких представлений я узнаю Стаса Намина. Тот смотрит на меня со своим армянским прищуром, улыбается. Еще одна будущая селебрити — Сергей Беликов из Аракса. Известнейшая в будущем личность, и один из лучших молодых певцов — чего только его "Сентиментальная прогулка" на диске Тухманова стоит. Всего в квартире человек двадцать, причем люди постоянно уходят-приходят — входная дверь просто не закрывается.

Нас рассматривают с нескрываемым интересом и быстренько усаживают рядышком во главе стола. Нет, ну мы точно здесь в роли приглашенных знаменитостей! Тут же чья-то женская рука ставит перед нами чистые тарелки и рюмки, мужская наливает в эти рюмки коньяк, а симпатичная полненькая девушка накладывает на тарелки по горке вездесущего оливье и вручает вилки. Вера вдруг спохватывается, что в наших пакетах отнесенных Колей на кухню, есть елисеевские деликатесы и вино. Какая же у меня хозяйственная девушка! Но Веру тут же успокаивают тем, что еды на столе пока полно, и до красной рыбы с икрой очередь обязательно тоже дойдет.

Выпив за знакомство, все снова возвращаются к еде, но тишины за столом здесь нет и в помине. Все о чем-то весело переговариваются, перебрасываются через стол фразами, при этом посматривают на нас с Верой с немым ожиданием в глазах. Из-за этого я чувствую себя немного неудобно. Мало того, что пришлось выдержать укоризненный взгляд Завадского после первой рюмки, так и роль приглашенной знаменитости явно придется отрабатывать. А я ведь знал на что шел. Спиртное убирает скованность в общении, и гости, поняв, что мы с Верой не так уж голодны, начинают осторожно задавать нам вопросы.

— Ребята, а Леннон, он ...какой? — первым не выдерживает Сергей Беликов

Вот так. И не говорите мне, что Леннон не самая культовая фигура западной поп культуры в СССР. Никто не может сравниться с ним по популярности. Никто! ...Как бы не менялись музыкальные стили, какие бы новые группы не появлялись на музыкальном небосводе, Леннон — супер-звезда, и звезда на все времена, для всех поколений. И это притом, что он еще жив и здоров, с момента написания лучшей песни Ленона "Imagine" прошло уже долгих восемь лет, а английский язык наша молодежь в большинстве своем знает пока через пень колоду. Предел их возможностей — чтение и перевод текста со словарем. Эту странную формулировку власти даже не стесняются вносить в официальные анкеты. Так и пишут. "Владеете ли вы иностранными языками, подчерните в каком объеме?" В ответ гордое — "Владею. Читаю со словарем". И это после шести лет изучения в школе и трех в институте. Плачевный, однако, результат, многим потом придется учить языки заново...

Рассказываю про Леннона, про роль Йоко Оно в развале Битлз (мягко говоря преувеличенную). Меня спрашивают про их сына Шона (Джон показывал мне фотографии семьи на концерте в Нью-Йорке), народ даже интересуют такие подробности как запрет Леннону на проживание в США (эта тема ставит меня в тупик). Вопросы сыпятся без остановки, в комнате становится так душно, что приходится отрыть окна.

В доме ребят постоянно появляется кто-то новый, еда, как таковая, уже мало кого интересует. Народ только общается и между разговорами потягивает спиртное. Но сильно никто не набирается. Компания собралась совершенно разношерстная, и как это умещается в понятие "свои" мне пока не понятно. Видимо друзья приводят своих друзей, а те своих и так до бесконечности. Есть здесь музыканты, есть актеры, некоторые еще только учатся в Щуке или Гнесенке. Рядом со мной сидит Александр Шилов. Тридцатишестилетний портретист — будущий народный художник СССР и классик соцреализма — пытается убедить своего соседа в величии... Энди Уорхола! Давлюсь от смеха.