Война Слепоты, книга 1: Поступь битвы

А Сарина смотрела на неё (смотрела не только глазами), учась распределять нагрузку в длительных тренировках (и не только).

...Неизящно сев на низкую скамейку после очередной серии, Сарина выдохнула:

— Всё. Мне пора заканчивать. Кроме того, если я сейчас не поем, — покосилась она на Миреску, — то очень скоро начну задумываться о... сыроедении.

Миреска перетекла в боевую стойку, закрываясь руками и характерно выгибая спину.

— Я буду защищаться! — Предупредила она. Выпрямилась. — А если серьёзно, я и сама зверски голодна. Айда в столовку.

— Эй, я первая это предложила!

— Прости. Рудимент навыков командира взвода.

— Рудимент — слишком сложное слово. А четыре существительных подряд — это ужасно.

— Ага, — весело подтвердила Миреска. — А тебе лень встать с этой дурацкой скамейки.

Сарина вскочила, как подброшенная.

О чудо! О блаженство! В душевой была нормальная сила тяжести. Ещё там было влажно и тепло. Настолько тепло, что Сарина не просто расслабилась, а по-настоящему разомлела. И ощутила соблазн погрузиться в красочную радость периода силпан, хотя на очереди вообще-то был ауф. Как опытная Владеющая, она могла произвольно менять очерёдность долей суточного цикла без особых последствий.

Впрочем, именно опыт помог ей справиться с соблазном. И не усилием воли (её воля вряд ли была способна на такие подвиги после тренажёрного зала), а способом попроще и пожёстче. Кратко говоря, Сарина повернула до отказа рукоятку смесителя, превращая тёплый душ в холодный.

Вернее, ледяной. И-йау!

В столовой, посмотрев на количество набранной Миреской снеди, Сарина спросила:

— Ты что, собираешься вернуться в спортзал?

— Пока не привыкну, я собираюсь поселиться там.

"Это шутка? Нет. Чистейшая правда. Она действительно собирается застрять в тренажёрке на весь необходимый срок!"

Сарина мысленно содрогнулась. Конечно, простые действия, вроде физических упражнений, можно делать в любую из долей цикла, не останавливаясь ни в ауф, ни в силпан; но мера самоконтроля, которая для этого требуется, редка даже среди урождённых Владеющих. Слишком велики соблазны. Слишком сильны отвлекающие факторы.

"Да, не всегда приятно смотреть в зеркало. Никогда бы не подумала, что Миреска тоже..."

— И сколько ты будешь привыкать?

Философское пожатие плеч в ответ.

— Сказать заранее трудно, но, учитывая обстоятельства, вряд ли на это уйдёт меньше восьми-двенадцати юл-циклов.

— Но нам осталось лететь как раз восемь юл-циклов!

— Знаю. Потому-то и хотелось бы закончить побыстрее. На месте, если вдруг что, спастись от повышенного тяготения можно будет только в медблоке, а для авторитета инструктора такое бегство было бы... неполезно.

При этом Миреска со значением посмотрела на Сарину, и та кивнула:

— Я присоединюсь к тебе. Позже. Время лисара у меня истекает, а ауф придётся потратить на изучение кое-каких материалов.

— Ясно. На что ты потратишь силпан, спрашивать не буду, — добавила Миреска, подмигнув.

— Спасибо на добром слове, но мне скрывать нечего. Увы.

— Разве ты никого не нашла?

— Хуже, — призналась Сарина. — Я даже не искала.

— Но...

Глаза Владеющей — спокойные, глубокие, старые глаза на слишком гладком и свежем для них лице — сверкнули пронзительно и ярко.

— Когда ты сама найдёшь мужчину для приятного силпана, тогда и поговорим.

Миреска склонила гордую голову.

— Прости. Я забылась.

— Вот именно.

Остаток трапезы прошёл в молчании.

Адаптация

Проведённый в прискорбном одиночестве, период силпан пришёл и ушёл. Только и осталось после него, что воспоминания о бесцельных блужданиях из угла в угол тесной каюты, полубессвязные разговоры с зеркалом в попытках сочинять стихи, мгновенно тающие на языке и в памяти, да ещё ленивая нега в объятиях кровати, полная разноцветных тягучих видений. В общем, силпан как силпан. Время мимо цели.

Если чем-то этот период выделялся среди других подобных, так это тем, что сразу после его окончания в голову Сарине пришла одна идея. Очень, в сущности, простая. Лелея её, уже облекаемую в плоть деталей, Сарина заскочила в столовую, чтобы перекусить чем придётся, а оттуда явилась в тренажёрный зал. Для осуществления идеи ей требовалась Миреска — и да, Миреска была там. Обещание переселиться в тренажёрку она исполняла буквально.

— Я тут, — сходу начала Сарина, — подумала и решила, что кое-чему тебя научу. Не всё же мне учиться у тебя!

Взгляд в сторону. И очень ровное:

— Да, Владеющая.

— Ты что? — аж опешила Сарина. — Всё ещё дуешься, что ли? Брось! Остановимся на том, что мне не следовало говорить то, что я сказала, пока у тебя из памяти не выветрился тот неизвестный козёл. Но и ты перегнула палку, согласна?

Миреска неожиданно улыбнулась.

— Неизвестный козёл, — повторила она. — Не выветрился. Однако умеешь же ты походя убить, зарыть и припечатать! Как въяве вижу эти два слова, обведённые позолотой, на нише с могильным прахом.

— Так что, мир?

— Мир.

В последний раз толкнув раму тренажёра, Миреска выкатилась из-под него и нарочито неспешно, словно это не требовало от неё дополнительных усилий, села.

— Так что ты там придумала насчёт обучения?

— Позволь сперва кое-что показать. Знаешь игру "коснись меня"?

— Ещё бы!

Сарина села перед Миреской на обитую пористым пластиком скамью того же тренажёра и повернула к ней раскрытую ладонь, словно говоря: "Стой!"

— Давай сыграем.

Зеркально скопировав позу Сарины, Миреска сказала:

— Давай. Бью!

Её ладонь при этом метнулась вперёд, стремясь хлопнуть по ладони Сарины или хотя бы коснуться... мимо.

— Бью! — сказала Сарина. И тоже промахнулась: мускулатура и рефлексы у Мирески были лучше, так что та успела отдёрнуть руку.

— Бью! — Промах. На лице Мирески появилась тень недоумения. Она хорошо понимала, что играет лучше Сарины, и не могла взять в толк, почему промахивается второй раз подряд.

— Бью! — объявила Сарина. И направила ладонь не прямо, а в сторону. Поскольку Миреска отклонила ладонь в ту же сторону и ровно на столько же, их руки громко хлопнули друг о друга.

— Бью!

— Бью!

Очень быстро Миреска сообразила, что Сарина промахивается только в одном случае: если рука-мишень очень резко уходит назад. И что сама она может достать Сарину, только если без затей и на предельной скорости — той, при которой уже включаются боевые рефлексы — бьёт прямо вперёд. Сарина всё равно успевала среагировать, но увести руку из-под удара уже не могла. Во всяком случае, не всегда и не вполне.

— Хватит, — объявила Сарина, кладя ноющую ладонь на прохладную металлическую раму тренажёра. — Уверена, что ты уже сообразила, в чём дело.

— Чтение мыслей, — кивнула Миреска.

— А вот и мимо. Вернее, Владеющий ветви мыслителей мог бы прибегнуть именно к нему, и эффект был бы схожим. Но чтение мыслей и даже рефлекторных реакций — это, знаешь ли, искусство сложное, если не сказать больше. Труднее было бы только одно: заставить тебя следовать моей воле, чтобы ты била туда и тогда, куда и когда мне надо.

Миреска неприятно удивилась.

— Такое возможно?

— Да. Такое тоже возможно. Но требует высокого ранга, степени не ниже шестой и основательно выматывает "кукловода". Лично мне куда проще убить тебя прямым атакующим мороком, использовать целительский приём с остановкой сердца или задушить психокинезом, чем превратить в "куклу". Вряд ли я вообще смогу подчинить тебя так.

— Спасибо, успокоила.

— Всегда пожалуйста, — прочирикала Сарина. И снова стала серьёзна.

— То, что я использовала во время игры, называется мгновенным предвидением. Иногда виирай пользуются им, сами того не понимая и не отличая от интуиции. Осознание своих возможностей обычно приходит не ранее третьего ранга, а у тебя — лишь второй. Но мгновенное предвидение доступно всем, даже тем, у кого первый ранг. Это доказано.

— Кем? — поинтересовалась Миреска скептически.

— Эниром Мозаичником, — ответила Сарина с глубоким уважением. Ответом было лишь:

— О!

Только неизлечимо глухой виирай не слышал об Энире Мозаичнике, да и тому, пожалуй, давно объяснили на пальцах, кто это. А сам Энир больше века назад стал не столько живым из плоти и крови, подобным другим своим соплеменникам, сколько нарицательной величиной и маяком для всех стремящихся ввысь.

Единственный за всю писаную историю виирай, ставший Высшим, хотя от рождения имел только второй ранг, как Миреска. Вот уж действительно — "о!"

— Я не буду сейчас читать тебе лекции с теорией, объяснять, в чём состоит основная проблема, стоящая перед любым прекогнистом, чем мгновенное предвидение отличается от системного прогноза, актуального предсказания и прочих классов предзнания. Это тебе ни к чему. А вот освоить конкретный приём вполне тебе по силам.

Миреска хитро прищурилась.

— А ты не боишься, что я стану тебя обыгрывать в "коснись меня"?

— Ты сперва стань достойной соперницей, а там посмотрим.

— Так. И что мне надо делать, чтобы посрамить тебя в этой детской забаве?

— Тебе — ничего. Просто продолжать игру. Но не помешает немного усложнить правила. Две ладони! Внимание... бью!

Забава, ставшая серьёзной, продолжалась. Спустя некоторое — небольшое — время Сарина перестала предупреждать об ударе, и Миреска ответила ей тем же. По молчаливому согласию правила претерпели ещё одно изменение. Теперь никто не стремился к чистому выигрышу, то есть к полноценному хлопку ладони о ладонь. При выросшем темпе и увеличенной тяжести хлопок был слишком болезненным и притуплял реакцию. Теперь Сарина и Миреска просто стремились коснуться друг друга. Хотя бы кончиком пальца, мимолётно. И не обязательно "парной" ладони. Но (ещё одно незаметно изменившееся правило) засчитывалось только касание ладонью тыльной стороны кисти, а не ладони и не запястья с предплечьем. Порой две руки устраивали охоту за одной, зажимая её в "коробочку"; порой действовали раздельно или, лучше сказать, создавали иллюзию раздельных действий.

Сосредоточение и напряжённость молчаливой схватки достигли такого накала, что как магнитом притянули к состязающейся паре группу наблюдателей.

— Во дают девчонки! — присвистнул кто-то. На него зашикали.

А посмотреть и впрямь было на что.

Темп атак и уклонений достиг такого уровня, что оставил бы позади даже поединок фехтовальщиков. Это был темп настоящего боя. Движения могли показаться отрепетированными, если бы не рваный, если не сказать больше, ритм. Миреска окончательно отказалась от попыток управлять движениями рук сознательно и перешла на голые рефлексы. Краем глаза она заметила, что Сарина продолжает "игру", закрыв глаза, и тоже зажмурилась.

Ничего не изменилось. Даже вслепую четыре руки продолжали плести сложный узор выпадов, финтов и уклонений. Не сбиваясь. И почти не касаясь друг друга.

— Всё, — сказала Сарина, резко прижимая свои ладони к скамье. — Ещё немного, и я стану ошибаться не потому, что действительно ошиблась, а потому, что, в отличие от тебя, устала. Хочешь ещё поразвлечься?

— Хочу.

— Тогда завяжи глаза, встань лицом к стене, а любой желающий пусть попробует достать тебя, бросив шарик от пинг-понга. Есть желающие?

Хор голосов дружно рявкнул:

— Да!

Сказано — сделано. Словно по велению Высшего явились плотная чёрная повязка, шарики и целая очередь ждущих своей очереди бросить их. Кто-то запасся ракеткой для пинг-понга. Кто-то стал доказывать, что это жульничество и ракетку надо отнять.

— Не надо, — сказала Сарина. — Пусть попробует. И по очереди кидать не обязательно, можете хоть впятером за раз стараться. Всё равно вряд ли...

Так оно и было. Стоявшая у стены Миреска уклонялась от бросков настолько успешно, что это казалось чудом. Ни мощно выстреленный при помощи ракетки, ни брошенный с двойным отскоком, ни полетевший в цель одновременно с несколькими другими шарик не касался её. Не мог коснуться. Она просто-напросто переминалась с ноги на ногу, иногда наклонялась или резко приседала... а бросающие мазали. Все, как один.

Наконец она сорвала повязку и повернулась. Лицо и особенно глаза её словно светились.

— Эй, Миреска! — воскликнул последний из промахнувшихся, рослый и жилистый, со знаками различия старшего сержанта мобильной пехоты на рукавах комбинезона. — Когда ты успела выучиться этому трюку?

— Такое чувство, что я всегда знала его, — был ответ.

"Так и должно быть", — подумала Сарина. Хотя пик подстройки уже миновал, она всё ещё очень хорошо чувствовала состояние Мирески, наслаждаясь смещённым и обострившимся восприятием мира так, словно сама только что открыла для себя это чудо.

И желание оказаться в кабине своего собственного стайгера в этот момент не тревожило Сарину даже самой лёгкой тенью.

— Продолжим урок, — сказала она Миреске, поднимая руки в прежнем жесте — раскрытыми ладонями к партнёру. Та с готовностью уселась напротив.

Новый раунд "забавы" начался вроде бы так же, как закончился старый. Вроде бы. Потому что прежний ритм — рваный, взрывной, переменчивый, но всё же довольно заметный — куда-то исчез. И даже наблюдатели, от взгляда которых ускользали нюансы, могли заметить, как на лице Мирески проступают обида пополам с недоумением.

— Ты мошенничаешь! — обвиняюще воскликнула она, прижимая ладони к скамье тренажёра.

— Ничуть. Я просто перешла к новому этапу.

— Какому ещё этапу?

Сарина вздохнула и тоже положила ладони на скамью.

— Самое простое — когда рисунок виден кому-то одному. Тот, кто воспринимает рисунок, может подстроить его под себя... в меру собственного видения, конечно. Это просто до очевидности. Но что происходит, если рисунок видят сразу двое, причём каждый хотел бы изменить его в свою пользу?

— И что же?

— Очень просто: рисунок перестаёт быть однозначным. Появляется глубина. Множатся варианты, минимальное число которых равно числу видящих рисунок, а максимальное стремится к бесконечности. Сначала я просто давала тебе ощутить рисунок, постичь его. Понять. Я не пыталась изменить что-либо, только наблюдала. Теперь я начала вмешиваться. Это не мошенничество, это выход на новый уровень. Сосредоточься на том, чтобы воспринять как можно больше узоров вероятности. Это и только это может привести к успеху.

— Ясно. Продолжим?

— Продолжим.

Заранее закрыв глаза, чтобы не отвлекаться, Миреска подняла руки. Сарина повторила её жест и тоже закрыла глаза.

Четыре руки снова принялись плести узор бросков, уклонений и блоков. Но... медленно. То и дело они зависали в одном положении. Поначалу ненадолго, причём, если одна рука зависала, остальные продолжали движение. Потом начались синхронные зависания.

Наконец, Миреска и Сарина отвели руки на "исходные позиции". И остановились совсем. Никакого движения.

Только обещание движения — в чистом виде.

А вот выражения лиц Сарины и Мирески менялись. И наблюдать за этой сменой было так же интересно, как за мельканием охотящихся друг за другом рук. Вот одно из лиц озаряет улыбка, но она тут же сменяется внезапным испугом, а там и напряжением на грани боли. Взрыв торжества, удивление, страх, радость, снова страх, азарт, отчаяние, упрямство... и всё это — быстро, как в ускоряющем вращение калейдоскопе. Так быстро, что вскоре переменчивые настроения слились воедино, перестав отражаться на лицах по отдельности и переплавившись в нечто усреднённое. Новое выражение можно было бы назвать отрешённым, если бы за его фасадом не скрывалось бешеное напряжение скрытых от глаза манёвров.