Аластор

Я постоянно жую этот ключ. Дёсны у меня чешутся сильно. Вроде, всего четвёртый месяц идёт, зубам рано вылезать. Но дёсны всё равно чешутся. А ещё и слюни текут. Надоели эти слюни, сил нет уже. Текут и текут, я их глотать не успеваю.

Помимо игрушечного ключа из доступных мне развлечений есть ещё радио. То есть, на самом деле это радиола, она ещё и пластинки умеет играть, но пластинки редко заводят. Только на 8 марта и на 23 февраля такое было. Радио же в нашей комнате работает практически постоянно. Телевизора нет у нас, а радио есть.

Баба Рита опустила верх у моей коляски и подложила мне под спину подушку, чтобы я, полулёжа в коляске, тоже мог видеть, что происходит снаружи. К уголкам моего корыта, у меня в ногах, приделаны два маленьких красных флажка. Они сейчас слабо трепыхаются на ветру. Солнышко выглянуло. Весна, наступает весна, хотя снега пока ещё много на улице.

Родители на работе сегодня, а мы с бабой Ритой поехали встречать его. Ну, в смысле, баба Рита меня повезла, моего мнения, понятно, никто не спрашивал. Говорить ведь я ещё не могу, хотя сказать "агу" уже в состоянии и голову держать научился, и перевернуться со спины на живот и обратно тоже могу. Днём я всё время теперь с бабой Ритой, папиной мамой. Она кормит, купает и гуляет меня. Кормит баба Рита меня молочной смесью, которую мы с ней ездим получать на молочную кухню. Кстати, редкостная гадость, мамино молоко гораздо вкуснее. Вот, и сегодня она меня повезла. Только сегодня необычная прогулка, совсем необычная.

А сколько же тут народа! Вроде бы пятница, рабочий день, но столько людей! Мимо нас с бабой Ритой проходит группа малышей с воспитательницей. У каждого ребёнка флажок в руке, они парами идут мимо, улыбаются мне и машут этими флажками.

Очень много флагов, самодельных плакатов, транспарантов. И пусть транспарант — это всего лишь большой кусок картона с неумелым рисунком, прикреплённый к неошкуренной рейке, а плакат — лист ватмана с крупной кривоватой надписью: "УРА!". Ну и что? Словами трудно передать это ощущение всенародного ликования, чувства Победы. Вокруг сотни, тысячи улыбающихся лиц. Праздник! Сегодня Праздник у всей Москвы, да, наверное, и всей Страны.

Моя коляска мимо группы школьников проезжает. У них что, опять уроки отменили, как и позавчера? Наверное, отменили.

Позавчера я с самого утра с огромным нетерпением ждал начала. Баба Рита протопила печь, покормила и распеленала меня, перевернула на живот и оставила так ползать по кроватке с голым задом, в одной лишь рубашке. Сама же она нагрела воду и принялась стирать в тазике мои пелёнки. А я ползаю и извожусь от нетерпения. Ну, когда?!

Наконец, по радио звучат знакомые позывные: "Широка страна моя родная" и Левитан сообщает долгожданную новость. Баба Рита как услышала — так и застыла. В одной руке намыленная пелёнка, в другой стиральная доска. Неподвижно стоит и, кажется, не верит.

Дверь распахивается и без стука к нам врывается соседка, которую родители называют Анной Петровной, а баба Рита — Нюркой. Она тоже пенсионерка, как и баба Рита. Так вот, врывается эта Нюрка и с порога кричит: "Ритка, радио слышала?!".

Меня быстро одели, и мы выбежали на улицу. Все новость уже знали. Люди собирались кучками перед уличными громкоговорителями, следили за последними сообщениями, улыбались, радовались, обнимались. Пожалуй, это для всех была первая по-настоящему всенародная радость после Победы.

Мы из нашего двора на улицу вышли. А там уже толпы народа, кажется, вся Москва в тот день ликовала. Баба Рита меня на руках таскала, без коляски. Она мне мою новую белую шубку надела и в ней носила. Только эта шубка явно была сильно на вырост куплена, для следующей зимы. Пока же она мне руки вместе с пальцами покрывала, а ноги — ниже колен.

Стали подходить радостные возбуждённые школьники. Из их разговоров я понял, что все уроки у них оборвались прямо на середине. Потом была линейка, а затем их распустили по домам. О занятиях в такой день не могло быть и речи. Да учителя и сами пребывали в таком возбуждении, что преподавать были не в состоянии.

А потом я устал. Захотел есть и устал. К тому же, опять обкакался. А что вы хотите? Телу-то три с половиной месяца. На улице было очень интересно, но я устал. Пришлось немного похныкать, чтобы баба Рита унесла меня домой.

Когда вечером я проснулся, меня помыли, накормили, и мы опять вышли на улицу. Уже почти стемнело, но праздник продолжался. Из домов вынесли столы и стулья и расставили во дворе. Дворик у нас не очень большой все друг друга знают. И меня теперь тоже тут по имени знают. Угощение, играющий патефон на столе, песни под гармошку. Баба Рита тоже стопарик маханула вместе со всеми. А потом и ещё один.

Вернулись с работы папа с мамой. Мама, как оказалось, на том же заводе работала, что и папа. Вместе с ними ещё человека три-четыре пришли, одной компанией. И они тоже с того же завода. Так вот, вернулись, папа залез на стул ногами, попросил тишины, а потом сказал, что в честь такого дня их цех сегодня выдал полторы дневных нормы!

Ну, новый повод для радости. Водки пришлось достать ещё из заначек. Потом к нам во двор на шум праздника с улицы завернула компания молодых черноволосых парней. Не то грузины, не то осетины, в темноте не разобрал, да и похожи они. И наши этих парней без угощения не отпускали.

Что дальше было, помню плохо. Я опять устал и обкакался. Кажется, жгли бенгальские огни, а пара черноволосых парней плясала под гармошку и откуда-то взявшийся бубен лезгинку.

Ой, замечтался я. Баба Рита достаёт меня из коляски и поднимает на руках вверх, над головами толпы. Люди вокруг меня волнуются, кричат, машут флажками, но на проезжую часть не выходят, на тротуарах все стоят, с обеих сторон дороги. Вот кто-то из толпы бросил на мостовую букет цветов. А вот ещё, ещё. Зрение у меня теперь отличное, так что я всё очень хорошо разглядел. Вот он!

В сопровождении кортежа мотоциклистов, стоя в открытой машине, по центру улицы едет, улыбается и машет рукой первый космонавт человечества, Юрий Алексеевич Гагарин...

Глава 7

— ...Товарищи, ну что вы всё о войне да о войне? У нас ведь сегодня ещё один праздник, товарищи!

— Да, точно. Действительно, что ж мы про именинницу-то нашу забыли? Нехорошо.

— Давай, Сань, наливай.

— Сейчас. Лен, тебе что налить?

— Ну, морс давай, что ли. Сейчас выпьем, и я кормить пойду на кухню.

— А вам?

— Давай шампанское, Саша.

— Как вы эту кислятину пьёте, я не пойму. Гадость такая.

— Это водка ваша гадость. А шампанское хорошее.

— Так, внимание, а теперь, товарищи, слово предоставляется ударнику коммунистического труда, бригадиру-станочнику, счастливому отцу и просто хорошему человеку, товарищу Александру Игоревичу Круглову!

— Гм. Дорогая моя дочка Леночка, от всей души поздравляю тебя с твоим первым в жизни Днём Рождения, желаю тебе счастья в жизни, здоровья и мирного неба над головой. Желаю, чтобы ты никогда не прошла через тот ужас, через который довелось пройти нам. И я очень рад, что родилась ты в такой светлый и радостный день. В день, когда вся страна, вся наша Советская Родина, отмечала пятнадцатилетие нашей великой Победы. Ура, товарищи!

— УРА!!

Виновница торжества, годовалая девочка Леночка, сидела на коленях у своей матери, которую мне представили как тётю Галю, держала в правой ручке кусочек копчёной колбасы и с задумчивым видом мусолила его во рту. Взрослые выпивали, Елена сюсюкала со мной и пыталась увлечь меня старыми погремушками Леночки, а Мишка и Вовка играли на полу в солдатиков.

Это мы в гости приехали, к старому папиному другу дяде Саше. Долго ехали, сначала на метро, а потом и на автобусе. Мы все приехали, и родители, и баба Рита. Сегодня тут двойной праздник отмечают — День Рождения Леночки и одновременно День Победы. Леночка вроде меня, у неё тоже никогда собственного праздника не будет. Она ухитрилась 9 мая родиться.

Насколько я понял из разговоров за столом, тот высокий седой подполковник, что во главе стола сидит, какое-то время заменял отца моему папе, когда тот был маленьким. Куда девалась баба Рита, я выяснить не сумел, но она отчего-то за папой смотреть не могла и папа жил в семье этого подполковника. Звали подполковника кто Лёнькой, а кто Леонидом. Широкоплечий мужик с длинным, пересекавшим правую бровь, кривым шрамом на лбу назывался "дядя Саша". Этот дядя Саша был младшим братом подполковника Леонида. И так они вот все и жили несколько лет втроём в одной комнате — Леонид, дядя Саша, да мой папа. Потом же Леонид женился, и стали они жить уже вчетвером. А ещё потом родилась у Леонида дочка, которую назвали Леной, и стало их уже пятеро.

Тьфу ты, Лена. Ну, настырная же, сил нет. Чего привязалась ко мне? Она всё пытается играть со мной. Ей сейчас четырнадцать лет, уже не девочка, а почти девушка. Суёт мне игрушки, погремушки, книжки с картинками. Никак не угомонится. Я для неё — невероятно забавная игрушка. Именинницу Леночку спасла её мама, а я, значит, остался тыл прикрывать. И теперь эта Елена до меня всё докапывается.

Я так понял, мой папа и дядя Саша — практически братья, вместе росли. Правда, дядя Саша лет на семь-восемь старше моего папы, но всё равно общаются они как равные. А вот подполковник Леонид, старший брат дяди Саши, он-то и был у них за взрослого. Сначала я недоумевал, с чего бы это моего папу баба Рита отдала на попечение совершенно чужому человеку. Но постепенно понял, хотя это и не мне рассказывали, а Вовке, но я тоже слушал.

Подполковник Леонид виноват. Во всяком случае, он сам себя считает виновным, и разубедить его в этом не получится никому. Это в Берлине случилось, 30 апреля 45-го года, перед самой Победой. Наши штурмовали Рейхстаг, танк, которым командовал Леонид, поддерживал их, и в этот момент танк подожгли фаустники. Из горящего танка спаслись все, кроме механика-водителя. Тот не успел. Своего люка у него не было, а через люк в башне он не успел, так как туда ему было далеко, и он вылезать должен был самым последним. Да, этим самым механиком-водителем и был мой дед, гвардии старший сержант Степан Мальцев. Вот командир Леонид и чувствовал себя виноватым перед его семьёй. Был ли он на самом деле виноват, то не знаю. Может, и вправду какой косяк с его стороны случился и если бы он не ошибся, то все остались бы живы. Не знаю. Но, как бы то ни было, Леонид после войны взял на себя ответственность за судьбу семьи погибшего по его, как он считал, вине водителя. Фактически, он моему папе отца заменил.

У самого Леонида двое детей. Дочка Елена 14 лет (тьфу, да не хочу я эту раздолбанную погремушку держать, отстань ты от меня) и сын Мишка 10 лет. У дяди Саши, младшего брата Леонида, тоже двое детей — пятилетний сын Вовка и дочка Леночка, которой сегодня годик исполняется.

Взрослые выпили — кто водку, кто шампанское, а кто и морс, после чего моя мама встала, достала меня из кроватки Леночки, куда меня засунули, и пошла на кухню кормить. И тётя Галя пошла тоже свою Леночку кормить. Той хоть и год уже исполнился, но всё равно питается она в основном молоком. Ещё с нами Елена увязалась, посмотреть, как кормят. Любопытно ей, видите ли.

Через несколько минут моя мама и тётя Галя сидели рядом на табуретках, держа нас с Леночкой на руках, мы с Леночкой увлечённо сосали, а Елена внимательно наблюдала за процессом, периодически уточняя заинтересовавшие её детали.

Насколько я понял, Елена с родителями и братом вчера прилетели из Ленинграда. Специально прилетели, отметить День Рождения Леночки и День Победы. Как и когда Леонид с семьёй переехал в Ленинград, я не знаю, про это не говорили сегодня. Знаю только, что в Ленинграде они живут уже несколько лет, хотя Елена родилась ещё в Москве, вот в этой самой однокомнатной квартире, где мы сейчас и находимся.

Чёрт, в туалет хочу. Уже могу этот процесс контролировать, но всё равно приходится гадить в штаны. Как же надоело это! К сожалению, горшок пока никто не предлагает, хотя сидеть я вполне способен, если меня поддерживать. Мог бы и в горшок это сделать, но увы. Окружающие считают, что до горшка я пока ещё не дорос.

Елена выпросила меня у мамы, хочет сама помыть и переодеть. Нашла игрушку, тоже мне. Меня раздели на кухне, после чего Елена неловко подхватила мою тушку и потащила в ванную. О, у них тут горячая вода в кране есть. Цивилизация, не то, что у нас дома. Уй, вода же горячая, куда ты суёшь меня, балда?! Блин, а теперь холодная.

Елена вытащила меня из воды (кстати, помыла неважно, даже без мыла), воровато оглянулась на закрытую дверь, а затем расстегнула себе блузку, достала оттуда грудь, подняла меня и суёт мне в рот грудь. Поиграть в маму ей захотелось. Девчонка. Грудь красивая, мне нравится. Конечно, ещё не выросла до конца, но даже то, что есть сейчас — уже красиво.

Тьфу, настырная, не унимается. Ладно, ладно, пососу немножко, а то ведь не отвяжешься. Пахло от Елены совсем не так, как от мамы. От мамы пахло... мамой, а от Елены просто чистой кожей и, почему-то, ромашками. Наверное, мыло такое. Я лежал на руках у Елены и делал вид, будто пытаюсь высосать из её подростковой груди молоко. Та же счастливо сопела и тихонько хихикала. По-моему, ей было щекотно.

Наконец, девчонка наигралась. Она оторвала меня от себя, застегнулась, и мы с ней вернулись обратно на кухню, одеваться. Моя мама велела Елене сначала обсыпать меня тальком, что та и сделала, от души сыпанув примерно втрое больше, чем было необходимо. Мальчишки притащились, смотреть, как меня одевают. Чего, в зоопарке, что ли? Вовке зрелище быстро надоело, и он свинтил, а Мишка остался. Конечно, Вовка-то часто видит, как Леночку переодевают, а для Мишки это в новинку, ведь он младший.

Мишке было так интересно, что он неосторожно нагнулся надо мной, и когда меня запихивали в ползунки я... опп, извернулся и стащил с Мишкиной головы шляпу. Они с Вовкой себе шляпы из газет сделали и Мишкину я смог схватить. Мишка тянет свою шляпу к себе, а я не отдаю. Он тянет, а я не отдаю, двумя руками держу. Порвём же!

Тогда Мишка наклонился и принялся силой разжимать у меня пальцы рук по одному. Нет, ну это уже наглость! Реветь мой новый детский организм начинает очень легко. Чуть что не так — сразу хочется зареветь. Тут я не стал сдерживаться и заревел в полную силу, тем более что и на самом деле было больно.

Разумеется, мне сразу пришли на помощь. И моя мама, и Леночкина, да и от Елены Мишке досталось. Чего малышку обижаешь? Отдай, говорят, ей эту несчастную шапку, пусть поиграет, а себе новую сделай. Вон, есть же ещё газеты. Мишка немного поворчал, но отцепился.

Да! Газета! Я газету захватил, ура! Мятая? Не беда. Старая? Да не такая уж и старая, это от 5 мая газета "Правда". Только она не целиком, первый и последние листы, середины нет. Ну и ладно, хоть такая.

Меня, крепко сжимающего в ручках шляпу из газеты, перенесли обратно в кроватку Леночки. Елена, наконец-то отстала от меня, её к столу позвали. Вот, теперь я без помех могу насладиться чтением.

Жалко, что ручки у меня пока такие неловкие. Пока я эту шапку разворачивал, порвал немного. Да плюс она и до меня была порвана, да ещё и когда Мишка отнимал её у меня, тоже порвалась и помялась. Уже не газета, лохмотья.