Аромат лимонной мяты. Книга вторая

Гермиона, привыкшая быть первой и лучшей, оказалась в тени. Чувство это ей категорически не нравилось, и она спешно бросилась догонять, хотя в глубине души и понимала всю бесперспективность этого соревнования: результат Эванс превзойти было нельзя, даже повторить его она в силу возраста уже не успевала — только приблизиться. Но даже с этим возникли проблемы.

Сдать экзамены экстерном — не за всю среднюю школу, а хотя бы за пару лет — ей не разрешили. Преподаватели хотя и оценили старательность новой ученицы, но были уверены: программу старшеклассниц она сейчас не потянет. Они, разумеется, передумали. Правда, это стоило Гермионе нескольких часов бесконечных мысленных 'пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста', оставивших после себя адскую головную боль и... многодневную, почему-то пугающую до чертиков, холодную пустоту в груди.

На директора школы ее убедительности уже не хватило, а миссис Макнабб, как оказалось, защитившая на Эванс диссертацию, вообще не считала способности Гермионы чем-то выдающимся. Усидчивость — да, недурная память — возможно, но не более. Не помогли ни аргументы старших Грейнджеров, ни слезные просьбы самой девочки.

Так что перепрыгнуть через класс не удалось. И — в качестве вишенки на торте! — одноклассницы Гермионы восприняли ее претензии на лидерство как... плохую пародию на Эванс. Неожиданно для себя мисс Грейнджер обнаружила, что к этой Эванс, несмотря на ее очевидное интеллектуальное превосходство над ровесницами, эти самые ровесницы относились на удивление неплохо. А вот ее саму снова начали дразнить. И за вечно развевающуюся руку. И за километровые домашние задания и эссе. И за выученные впрок учебники. Дразнить, как и в предыдущих школах. Хотя нет, не так. Здесь заучка, зубрила и ябеда превратилась в 'Эванс-китайского-производства', 'Эванс-секонд-хэнд' и 'не-Эванс-бобра'.

В общем, и от этой школы, и от гимнастки с 'неправдоподобно' — так сказали родители, а они врачи, им виднее! — удачным набором генов Гермиону стало просто тошнить.

Целый год она прожила, что называется, от противного. Под девизом: только чтобы не как Эванс. Эванс дополнительно занималась спортом? Спасибо, не надо! Возьмем дополнительным искусство! Эванс углубленно учила латынь и греческий? К черту! Хватит и обязательного курса! Эванс прекрасно успевала в математике, но не любила физику? Физика — наше все! Доходило до маразма. Эванс на всех фотографиях с гладкой прической — и каждое утро в школьном туалете мисс Грейнджер, многословно уговаривая саму себя, что дело вовсе не в Эванс, а в том, что большинство девочек ходят с распущенными волосами, распутывала заплетенные матерью косы. К вечеру ее волосы, густые и непослушные, превращались в колтун.

Приход Макгонагалл она восприняла как благословение свыше! Экстернат? Награды? Медали? Пусть эта гимнастка-вундеркинд ими подавится! Она, Гермиона, волшебница! И может, именно поэтому у нее никогда не было друзей в магловской школе! Потому что она другая! Она лучше!

И вот теперь Гермиона находится на Кингс-Кросс, перед входом в иную, новую, волшебную жизнь, а рядом ней в хогвартской форме и зеленом галстуке стоит чертова вездесущая Эванс и задает идиотские вопросы! Откуда столько чувств? Да оттуда!

— Ты висишь, — имея в виду стены школьного зала наград, нехотя ответила Гермиона, понимая, что глупо фыркать на абсолютно незнакомого человека, как бы сильно он тебя заочно ни раздражал.

— Где вишу? — недоуменно вскинула брови Эванс.

— Мы любим королеву, — в полголоса пробормотала Гермиона первую строчку школьного гимна.

— И школе мы верны, — подхватила Эванс и тут же остановилась, окинув собеседницу проницательным взглядом, словно понимая, что Гермиона и сама была не против стать кандидаткой на 'повешенье', но не сложилось. — Что ж, мир тесен. Помощь нужна?

А вот это было уже слишком! Помощи от нее Гермиона не хотела ни при каком раскладе. В конце концов, то, что ее собственное имя так и не появилось в зале наград, не означало, что она дурее Эванс! Поэтому, совершенно по-детски буркнув 'Сама справлюсь!', Гермиона поспешно толкнулась багажной тележкой в магический барьер и скрылась на платформе 9 и 3/4.

А там царил настоящий бедлам: пожилые, взрослые и юные маги в разноцветных праздничных или темных школьных мантиях приветствовали друг друга, делились новостями, ловили убегающих кошек и улепетывающих жаб и суетливо сновали туда-сюда, маневрируя между летающих вокруг них сундуков и чемоданов.

— Бабушка, я потерял жабу! — донесся до нее грустный возглас толстенького мальчика ее возраста в съехавшей набекрень мантии.

Гермиона медленно пробиралась сквозь толпу, с трудом управляясь с нагруженной тележкой, и лихорадочно крутила головой, ища носильщика, или вокзального служащего, или хоть кого-нибудь, кто бы ей помог. Желающих не было, руки наливались тяжестью, а тележка с каждым шагом становилась все неповоротливее. Наконец у предпоследнего вагона она заметила мужчину в мундире, двойным рядом пуговиц напоминающем железнодорожную форму.

— Помогите мне с багажом! — решительно остановила его Гермиона.

Возможно, это было не слишком вежливо, но уставшей до чертиков девочке было не до реверансов, хотя когда железнодорожник, откинув со лба тяжелую гриву спутанных волос, окинул ее недовольным взглядом, она и добавила в конце слово 'сэр'.

Железнодорожник чуть скривился, но все же вытащил из рукава волшебную палочку, одним взмахом поднял в воздух весь Гермионин багаж и направился с ним в вагон, не говоря ни слова и не обращая ни малейшего внимания, идет за ним хозяйка вещей или нет. Девочка бросилась следом. Она уже поняла, что впечатление на незнакомого мага произвела неблагоприятное, и, решив хоть как-то его исправить, успела как раз к тому моменту, как носильщик, разместив ее чемоданы в одном из свободных купе, вышел в коридор и уже собирался уходить.

С громким криком 'Стойте, сэр!', привлекшим внимание пары подростков в зеленом и синем галстуках и уже виденного на платформе толстячка, обнимающегося сейчас с коричневой меланхоличной жабой, видимо, благополучно найденной, Гермиона сунула руку в карман джинсов и, судорожно выудив оттуда целую пригоршню медных монет, высыпала их в ладонь носильщика. Или проводника. Или кем он там был?

— На чай! — пояснила она, улыбнувшись остолбеневшему мужчине.

Мгновенно воцарилась оглушительная тишина. Все три мальчика и жаба, растерявшая большую часть собственной невозмутимости, ошарашенно уставились на Гермиону.

— Этого что, мало? — пискнула она, чувствуя себя не в своей тарелке и ежась под вымораживающим внутренности взглядом железнодорожника. — Вы хотите больше?

Тот же смотрел на нее так, словно прикидывал, швырнуть ли ей деньги в лицо, или высыпать на голову, или просто проклясть ее ко всем чертям. Однако ограничился тем, что картинно разжал длинные пальцы, медленно ссыпав монеты на ковровую дорожку, устилавшую пол коридора, и, бросив на девочку последний пристальный взгляд, словно сфотографировал, круто развернулся на каблуках и вышел из вагона.

— Маглокровка дает на чай Скримджеру, — с расстановкой, смакуя каждое слово, проговорил подросток в зеленом галстуке. — Холст. Масло.

— И? Что, у вас законодательно запрещено давать чаевые Скримджерам? — мгновенно ощетинилась Гермиона, сообразив, что попала впросак. — Мои родители всегда дают на чай и таксистам, и официантам, и носильщикам на вокзале. Никто не жаловался! И вообще, в мире маглов так принято!

— Принято давать на чай Главным аврорам? — театрально выпучив глаза, с веселым удивлением вступил в беседу синегалстучный и, заметив, что Гермиона не до конца понимает, о чем он говорит, защелкал пальцами. — У вас это, кажется, называется 'министр внутренних дел'.

'Мамочки!' — мысленно простонала девочка, а синегалстучный тем временем продолжил, обращаясь к подростку в зеленом:

— Боул, как думаешь, что он тут вообще делал?

— Возможно, лично проверял поезд, — пожав плечами, названный Боулом потерял интерес к Гермионе и направился к выходу из вагона. — Сегодня же святой день — возвращение блудного Поттера! Все должно быть и-де-аль-но!

— Дамблдор заставил? — последовал за ним второй подросток.

— Заставил, — задумчиво протянул Боул, словно пробуя слово на вкус. — Чересчур сильно сказано. Скорее, настойчиво попросил убедиться, что всеобщее достояние будет в безопасности.

— Убедился! Приняли за носильщика, оскорбили, дали на чай, — синегалстучный обернулся и бросил быстрый взгляд на разбросанные на полу монеты, пересчитывая, — двадцать девять... Нет, тридцать кнатов...

— Еще и тридцать? — на секунду замер у выхода Боул. — Как символично!

— Ты читал Священное Писание?— удивился второй подросток. — Влияние Эванс, не иначе! Если и Скримджер читал, то эта маглокровка так же символично повесится на соответствующем дереве, как только ей стукнет семнадцать. Готов поклясться двоюродной тетушкой Аделаидой!

— Той почтенной матроной ста двадцати пяти лет от роду, что том году завела любовника на век ее моложе? Который благополучно ее до смерти и за...

Что там сделал двадцатипятилетний жиголо с престарелой ценительницей молодого тела, Гермиона уже не разобрала. Подростки вышли на платформу, а она сама осталась в коридоре в компании толстячка и его жабы. Она недоуменно взглянула на мальчика:

— Почему это я должна повеситься?

Толстячок на секунду замер, а потом быстро забормотал:

— Скримджер — чистокровный маг древнего рода. И он третье лицо в стране. Его помощь маглорожденной уже сама по себе, — он заикнулся, словно подбирая слово помягче, — милость. А ты вместо благодарности сунула ему деньги, как прислуге. Да еще и мелочь. Да еще и при свидетелях. А он при исполнении. А ты спросила, хочет ли он больше. А это можно принять за взятку. Или за вымогательство. Он не простит.

— Я же не знала! Что меня теперь за это, проклясть? Убить? — возмутилась Гермиона, а затем, поняв по выражению лица мальчика, что подобные варианты вполне реальны, запаниковала. — Это варварство! Люди так не поступают!

— А мы не люди, мы — маги, — осторожно заметил толстячок, робко улыбаясь. — У нас свои законы: и магические, и светские. Дав свое согласие на учебу в Хогвартсе, ты согласилась им подчиняться.

— Это неправильные, несправедливые, людоедские законы! — вновь воскликнула Гермиона, словно от силы ее возмущения что-то могло измениться в мгновение ока.

В ответ на это толстячок лишь покачал головой, будто бы говоря, ну-ну, исправь, если сможешь. Или доживешь. Гермиона, смаргивая набегающие на глаза слезы, обреченно выдохнула:

— И что мне теперь делать?

— Не вылететь из школы раньше времени. Пока учишься — считаешься ребенком. За месть ребенку можно получить магический откат. И, конечно, найти покровителя. Чистокровного мага древнего рода, либо сравнимого по положению волшебника. Хотя... — он неловко передернул плечами. — Да нереально это все!

— Почему? — не поняла Гермиона.

— Сравнимый по положению — это первое или второе лицо. Министр магии или Верховный чародей. А аристократы... Уж и не знаю, кто может потягаться со Скримджером? Только, может, Малфои.

— А ты... — Гермиона замялась, вопросительно глядя на него.

— А я — Лонгботтом, Невилл, — представился мальчик, неверно ее поняв.

— Я не об этом, — Гермиона чуть ли не мертвой хваткой вцепилась в рукав толстячка. — Твоя семья чистокровная? Древняя?

— М-м-мы... мы-мы-мы... — глаза Невилла испуганно округлились, а сам он, заикаясь, отпрянул.

В этот момент коричневая меланхоличная жаба неожиданно решила проявить свой боевой и жизнелюбивый характер и, с громким кваканьем вырвавшись на свободу, бодро поскакала по коридору прочь.

— Тревор! — с явным облегчением вскричал толстячок и кинулся следом, бросив на прощание Гермионе. — Он все время от меня убегает!

Девочка проводила его напряженным взглядом, а затем, забившись в купе, так глубоко погрузилась в собственные невеселые мысли, что даже не заметила, как через некоторое время поезд, качнувшись, начал движение.

'Средневековье! Проклинать или убивать человека из-за недоразумения! А Лонгботтом — трус, хоть и аристократ! Правы были мама и папа, говоря, что любая аристократия рано или поздно вырождается: нелепые законы наследования, размножение только в собственном кругу, генетические болезни, слабоумие. И среди них искать покровителя? Среди таких вот толстых, заикающихся Лонгботтомов? Значит, остаются чиновники. Министр магии, который в любой момент может смениться, или Верховный чародей...'

В дверь купе постучали: на пороге стояла пожилая дама в белоснежном кружевном фартуке и такой же наколке на голове:

— Шоколадные лягушки, драже 'Берти Боттс', жвачка 'Друбблз', тыквенное печенье и сдобные котелки, — объявила она и поинтересовалась. — Хочешь перекусить, девочка?

Есть Гермиона не хотела, а вот повысить уровень эндорфинов в крови ей положительно требовалось. Поэтому она взяла у торговки одну шоколадную лягушку и тут же ее умяла, меланхолично глядя на проплывающий за окном пейзаж.

В упаковке с лягушкой оказался еще и вкладыш: небольшая пятиугольная карточка с портретом длиннобородого седого старика в сверкающих очках-половинках. Он жизнерадостно улыбался Гермионе и подмигивал то одним глазом, то другим, то обоими глазами сразу.

— Альбус Дамблдор, — прочитала она на обороте. — Директор школы Хогвартс... Считается величайшим волшебником нашего времени... Знаменит победой над Гриндевальдом... Хобби — камерная музыка и игра в кегли...

Стоп! Но ведь в письме, которое принесла Макгонагалл Гермионе, было зеленым по бежевому написано, что именно Дамблдор — Верховный чародей! То есть так необходимый ей покровитель будет находиться рядом, на расстоянии вытянутой руки! Ну, и как ей, во имя всего святого, привлечь внимание самого могущественного волшебника современности? Пригласить в боулинг? Сбацать на фортепиано колыбельную Моцарта, ее максимум? Потянет 'Спи моя радость, усни' на камерную музыку?

'Сегодня — возвращение блудного Поттера. Дамблдор попросил убедиться, что всеобщее достояние будет в безопасности', — всплыл в памяти Гермионы разговор двух старшекурсников, и она замерла.

Верховный чародей заинтересован в Поттере. Кроме того, Поттер, что называется, лицо медийное, раскрученное. Значит, заметен. И значит, она должна любой ценой оказаться рядом с ним, стать необходимой, и, по возможности, подружиться. И если для этого нужно будет даже поступиться собственными принципами: например, учиться за Поттера, или подсказывать ему, или давать списывать — она это сделает! Да она даже сопли ему готова вытирать, если потребуется!

Придя к подобному решению, Гермиона еще какое-то время сидела в тишине, обдумывая, под каким вообще предлогом можно, не привлекая внимания и не вызывая излишних подозрений, вломиться в каждое купе в этом поезде, а затем решительно встала с места и направилась на поиски всеобщего достояния магической Британии.

— Вы не видели жабу? Мальчик по имени Невилл потерял жабу! — зазвучал по Хогвартс-экспрессу ее звонкий деловой голос.