Надо признать, что момент был подгадан неплохо: зачистка логова непонятной твари, являющейся коллективным разумом-роем, шла долго и крайне тяжело. Неизвестный науке мутант, то собирающийся в единый организм, то распадающийся на сотни крошечных членистоногих гадостей, которых не брала Сила и магия, оказался необычайно опасным противником.
Эта мерзость напоминала исаламири по своим характеристикам, вот только, в отличие от флегматичных ящериц, не сидела на месте, а очень резво то убегала, то нападала, и хорошо, что была скорее животным, чем разумным существом — справиться с ней оказалось непросто.
Люк почти месяц практически не спал, ел урывками, беспрестанно находился на взводе, и к моменту, когда пришиб последнего бронированного таракана, был уже невменяемым от усталости, одновременно не находя себе места от избытка адреналина.
В таком состоянии ситхи обычно или провоцировали резню, отрубаясь потом среди трупов, или устраивали пеший сексуальный тур, в самом прямом смысле — Люк и о таком читал в свое время — избыток энергии и отключающееся критическое мышление толкают на подвиги: все, на что хватает фантазии и физических возможностей.
Сам Люк в годы малолетства обычно резал всех, кто, не успев удрать, подворачивался под руку, потом, когда женился — осчастливливал жену внезапно проснувшимся желанием любить до потери пульса. А порой вообще держал себя в руках, выплескивая энтузиазм в мастерских, создавая шедевры.
Незаметно просочившаяся к развязке Мать Чудовищ — имя этого существа ситх так и не смог узнать, как ни старался — плавно покачивая бедрами, шла вдоль стены пещеры, призывно улыбаясь, демонстрируя изумительную фигуру, низким, с чувственной хрипотцой голосом мурлыкая что-то призывно-восхваляющее.
Люк замер, тяжело дыша и опираясь на копье подрагивающими от избытка адреналина и жуткой усталости руками.
Ему улыбалось невероятно прекрасное создание, созданное для любви и наслаждения, и ситх даже сделал шаг вперед, не в силах противиться зову. Потом еще один. И еще.
И кто знает, чем бы этот поход закончился, если бы не пробившаяся сквозь розовый туман паранойя и насмерть вбитая в подкорку привычка не доверять никому, кроме четко определенных лиц.
Небрежно облокотившаяся на выступ красавица недоуменно нахмурилась, смущенно улыбаясь и протягивая руку, а Люк чудовищным усилием воли стряхнул с себя обволакивающую, словно сеть, ленивую одурь, разжигая никогда не угасающий костер гнева.
Он сумел пробиться сквозь гламур лишь на секунду, но этого хватило, чтобы внутренности скрутило от омерзения — от одной мысли о том, что к нему прикоснется с сексуальными намерениями ксенос, желудок едва не вывернуло наизнанку.
Благодаря Палпатину, признававшему за разумных только представителей человеческой расы, изредка — экзотов и никогда — гибридов или ксеносов (единственным исключением являлись Одаренные), Люк был страшно брезглив и кошмарно привередлив. Долгие годы жизни в галактике, где изобилие разумных рас и видов било все рекорды, ничего в его убеждениях не изменили.
Копье упало наискось, проплавив в камне пола пещеры борозду и отрубив кончик длинного когтя, похожего на львиный. Женщина оскалилась, зарычав, показав острые клыки — реакция у нее явно не уступала Люковой. Реальность снова поплыла на пару секунд — ситх остановился на середине движения, словно на стену налетел — едва успев подставить древко под удар тонкой руки, оказавшийся совершенно чудовищным. Люк упал на колени, копье засвистело, описывая бешеные круги вокруг него, не давая приблизиться испускающей феромоны довольно смеющейся красавице, все сильнее начинающей походить на чудовище.
Гламур спал, выставляя ее во всей красе: когти на кошачьих лапах, костяная броня-чешуя, запах тлена, нечеловеческая грация сильного тела. Мать Чудовищ была неимоверна опасна и сама по себе, но еще страшнее оказался удар сырой магии Хель.
Спутать хорошо знакомый отпечаток личности с чем-то другим Люк не мог: слишком хорошо запомнил первую и единственную встречу с повелительницей Хельхейма. А сейчас на него глядела чужими глазами именно она. Магия Хель заволакивала огромную пещеру серой дымкой, пахнущей разложением, и что самое отвратительное — Люк даже не мог нормально использовать Силу: останки твари продолжали действовать как природные ингибиторы, пусть и с перебоями.
Там, где еле видимый туман касался поверхности, камень рассыпался песком и пылью, а стены начинали шелестеть отваливающимися камешками. Люк отскочил подальше, держа магический щит, раз уж Сила почти не действовала, но этого было откровенно мало.
Все больше теряющая человеческий облик женщина угрожающе ворчала, словно огромная кошка кружа вокруг поневоле пятящегося к стене ситха: магия Хель все давила и давила многотонной могильной плитой, Сила никак не спешила прийти на помощь, а искусство сейда сейчас было практически бесполезно. Люк с трудом дышал, и единственное, что позволяло ему оставаться в живых — присущая всем асам, ванам и ётунам магия, текущая в его жилах. Сейчас он действовал так же, как и в далеком-далеком детстве: просто держал щит из сырой энергии, а вокруг него распадался прахом камень, по которому тихо ступала аватара Хель.
В глазах женщины горели насмешка, охотничий азарт и просто чудовищная ненависть, и Люк слышал на грани восприятия довольный хохот Хель, обрушившей на него всю свою мощь. Силуэт Матери словно окутал еще один, еле заметный: высокая, не ниже Люка женщина, с совершенно белой, словно мел, кожей, черными глазами без белков, в длинном платье, метущем пол, и плаще с капюшоном.
Запах тлена и разложения усилился в разы, температура в пещере упала, от промозглой сырости Люка едва не затрясло — из-за кромешной усталости, накопившейся за время охоты за не поддающейся Силе тварью, сейчас он почти подошел к пределу своих немалых сил.
Месяц без связи с Силой оказался кошмаром, но недаром Люка в свое время крайне жестко муштровали, заковывая в ингибиторы: было тяжело, но не смертельно. Да, Силу он не использовал, но в этот раз врожденные способности нового тела дали возможность использовать магию. Да, не так полно и привычно, но все равно неплохо. И сейчас именно магия, текущая по венам спасала от бесславной гибели в лапах аватары Хель.
Женщина цыкнула, раздосадованно нахмурившись, и остановилась, щуря глаза с вытянувшимися в щели зрачками. Люк тоже замер, недвусмысленно покачивая копьем — он устал, но еще жив, а значит, смертельно опасен. Хель, недовольная заминкой, усилила напор: ощущение было, словно Люк сдуру встал под цепью, толстенной, такой, что дракона удержать можно, и та валится ему на голову — звено за звеном. Аж в ушах звенело и гудело. Туман собирался вокруг, все больше густея, подбираясь ближе и ближе. Женщина самодовольно хмыкнула, поводя плечами, взгляд ситха, помимо воли, прилип к ее груди. Она становилась все желаннее и желаннее с каждым мгновением, мозги медленно, но верно отключались, невзирая на так и не исчезнувшее отвращение, Хель удовлетворенно рыкнула, направляя свою аватару — копье вывалилось из ослабевших ладоней ситха. Прекрасное чудовище сделало еще шаг, уверенное в своей победе, и поплатилось за это — Люк никогда не оставался безоружным.
Нож, как всегда, бывший при нем, вонзился женщине прямо между глаз, разорвав связь Хель и ее марионетки.
Чудовищное давление спало, Люк упал на колени, зажимая уши — в голове гудело от яростного вопля повелительницы мертвых. Кожа словно горела. Рядом заскреблись, ситх вскинул голову, хватая трясущимися руками копье. Мать Чудовищ была еще жива.
Она пыталась вырвать нож изо лба, но нарушенная координация заставляла промахиваться, и когтистая рука хватала воздух и скребла камень. Люк одним махом отрубил ей голову, а потом принялся методично расчленять неимоверно живучее создание на части.
Оставить ее в пещере он не рискнул: превозмогая усталость, вытащил наружу и сжег с трудом подчинившимся ему пламенем. Ситх лишь успел отметить слезающую с рук кожу, прорехи в доспехах и разваливающуюся в труху одежду, залезть в какой-то отнорок, радуясь тому, что снова ощущает Силу — слабо, но хоть как-то — и отрубиться.
Сколько он провалялся в крошечной пещерке, ситх так и не узнал — но долго. Очнулся он от дикого голода и боли в затекшем теле, которое ощущалось чужим. Одного взгляда на покрывшиеся язвами руки с почти отсутствующей кожей хватило, чтобы понять: дело плохо. Надо было возвращаться к себе, в безопасность и уют, поэтому Люк вытянул из-за пазухи висевший на цепочке свисток и дунул, посылая сигнал, сложил копье, сунув за спину, и снова отрубился, уже не слыша топота мягких лап и взволнованного скуления.
Когда Люк очнулся в следующий раз, взгляд в зеркало не порадовал: виски стали совершенно седыми, а ногти почернели. Ситх только вздохнул. Теперь надо было решить, кого убить, чтобы вылечиться, а также придумать, как угробить Хель.
Мир между ними невозможен.
Глава 10. Не было бы счастья...
Настоящее
Сила гудела, наполненная агрессией. Люк небрежно прислонился к стене, с усмешкой наблюдая очередное укрощение строптивых: Кроссбоунс вколачивал в своих подопечных понятие субординации.
Суперсолдаты — все пятеро — кружили вокруг него, словно волчья стая вокруг лося, способного поднять на рога слишком наглого, вот только Брок травоядным никогда не был.
Солдаты то замирали, то вновь принимались обходить своего командира по — или против — часовой стрелки, надеясь подловить и устроить очень несчастный случай: шел, упал, сломал все кости, и так пять раз подряд. Кроссбоунс ждал, невозмутимо сложив руки на груди, не шевелясь, всем своим видом демонстрируя пренебрежение к опасности и недвусмысленную оценку умственных и физических возможностей Солдат, которых называл по номерам, не собираясь заморачиваться именами.
По его авторитетному мнению, отморозки их не заслужили пока.
На глазах ухмыляющегося Локи, прячущего свое присутствие в Силе, Первый — самый наглый, сильный и наименее пострадавший умственно — бросился, пытаясь ухватить рукой за горло, одновременно с Третьим и Четвертым. Брок подпрыгнул, в полете пнув распускающего лапы придурка в горло носком ботинка, усиленного стальными накладками. Солдат отлетел, кашляя кровью, приземлившийся за спиной Второго Кроссбоунс просто и незатейливо толкнул его вперед так, что тем словно из пушки выстрелили, снеся не успевших увернуться Четвертого и Третьего.
Дальнейшее походило на свалку: Рамлоу пинал и толкал солдат, заставляя их мешать друг другу, не позволяя себя схватить, отчего те просто зверели, постепенно поддаваясь азарту и вскипающей ярости. Кончилось все предсказуемо: отпинав и отвесив подзатыльников, что было многократно обиднее ударов, Брок, использовав Силу, ускорился, вырубая Солдат окончательно.
Мстительно потоптавшись на валяющихся тушках, оставляя пыльные следы подошв, Рамлоу сходил за кофе, сел на спину Первого и принялся дегустировать одуряюще пахнущий напиток, посыпая голову начавшего приходить в себя модификанта крошками из круассана — к этому кондитерскому изделию он питал нежную привязанность.
Роллинза, который мог укоризненно смотреть и качать головой, пресекая безобразия, поблизости не было, поэтому ситх с удовольствием проявлял свои самые отвратительные черты характера. За дальнейшим издевательством над нервами, психикой и здоровьем суперсолдат Люк наблюдать не стал: его ждал гость.
— Приветствую, Стивен.
— Приветствую, Люцифер.
Как всегда, произнося его имя, Стрендж слегка запнулся. Еле заметно, но запнулся: католическое воспитание даром не проходит ни для кого. Даже для магов.
Потекла неторопливая формальная беседа: о погоде, о последних мировых новостях... Ничего секретного, опасного или неприятного — так, пустопорожний треп двух джентльменов за чашкой чая.
Люк с удовольствием трепался ни о чем, пряча довольную ухмылку за чашкой чая: его последнее приобретение оказалось чудо как хорошо!
— Как ваша практика? — вежливо поинтересовался ситх, наблюдая, как разительно изменился маг: мужчина просто вспыхнул радостью и счастьем.
— Прекрасно, — тщетно пытаясь спрятать обуревающие его чувства, Стрендж машинально сжал пальцы в кулак. — Мелкая моторика восстановлена полностью, я вновь прооперировал!
— Примите мое восхищение, — Люк отсалютовал чашкой, доливая себе еще напитка. — Приятно, когда профессия — любимое дело в жизни.
Стрендж слегка дернул щекой, сдерживая улыбку. Гордую, а не самодовольную — последнего в докторе поубавилось после автокатастрофы, поставившей крест на карьере — переломы пальцев для хирурга смерти подобны.
Самодовольный эгоист, упивающийся своим гением, оказался полностью раздавлен случившимся. Для него травма была хуже смерти — жить и не иметь возможности блистать в операционной? Не для него. Стрендж принялся искать возможность вернуть себе утраченное здоровье, не брезгуя ничем: начиная от откровенно шарлатанских способов и заканчивая просто невозможными. Откуда сходящий с ума бомж, в которого превратился успешный хирург, узнал о нем, Люк догадывался — все-таки именно к существу с его именем обращаются отчаявшиеся, вот только он отвечать не нанимался.
А при желании всегда можно найти способ, который сработает.
Доктор нашел. И даже получил желаемое, к собственному изумлению. Откуда ж бедолаге было знать, что Люк увидел проблески будущего, в котором Стрендж стоит рядом с Древним.
Поначалу, не успев разобраться, Люк едва не убил будущего ученика древней твари, но потом привычка думать взяла верх, и ситх сделал все, чтобы изможденный доктор, упавший перед ним на колени, умоляя исцелить поломанные руки, остался благодарен.
Лично ему.
Для Люка вылечить раздробленные и неправильно сращенные кости было плевым делом. Вернуть нервам чувствительность — тем более. Сделать все это лично, поразив доктора до глубины души — вообще раз плюнуть.
Получивший исполнение желаемого Стивен совершенно ошалел, не зная, что и делать, но Люк, принимая горячие уверения и клятвы в вечной верности, тут же направил его энтузиазм в нужное русло.
Стрендж действительно стал учеником Древнего, доконав последнюю, вот только это был выбор способного нормально и взвешенно рассуждать человека, и клятв верности Верховному магу Земли он не приносил, что не помешало ему сначала выучиться как следует, а потом и задавить очередного обнаглевшего демона, возомнившего себя непонятно кем. А Люк еще в свое время гадал, почему не убил наглеца, дав возможность сбежать.
Гибель Древнего, в свое время попортившей ему немало крови, поставила точку в этих размышлениях. Разумеется, Стивену, так нежданно-негаданно для самого себя ставшему борцом со злом, помогли как одолеть Дормамму, так и как следует оплакать Древнего, и если о первом доктор знал, то вот о втором и не догадывался.
Как всегда, вспомнив Древнего — вернее, Древнюю — мадам по какой-то причине носила титул в мужском варианте, а не в женском, хотя не Хатшепсут*, а Гималаи — не Египет. Впрочем, нравы у магини были те еще, как и у всех представителей колдующей братии.
