| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
И тогда... Обращаю внимание на смягчающие обстоятельства: не по собственному желанию, не корысти ради, а исключительно из любви к чистоте, порядку, рациональности и оптимальности. Проще: чтобы не пропадало.
Запустил бумагоделательное производство.
Ме-е-едленно.
Я. Делаю. Бумагу.
Современники меня не поймут. Они на бумаге живут. Едят, спят, ума-разума набираются... даже в сортир с ней ходят.
А тут... Ни в Европах, ни на Руси своей бумаги не делают — не умеют. Ближайшие ЦБК — в Самарканде и в Кордове.
И тут я! Во всём белом! И шуршащем...
Не сразу, конечно. До этого ж ещё дорасти надо!
"Расти" пришлось долго и издалека. Начнём по порядку. Как здесь говорят: "от печки".
В печке горят дрова и выделяют тепло. Кроме тепла, выделяется побочный продукт — зола. Золу сгребают и применяют. С чего, всё, собственно говоря, и началось.
Иду я ещё прошлой зимой по двору и вижу бабёнку из "кусочниц" с ведром. Топает она по дорожке, посыпает золой и рыдает.
— Что приключилось, красавица?
— У-у-у... Дядька Меньшак сказал, что я грязнуля корявая! Велел теперь всякую грязную работу делать. Вот — золы собрать да двор посыпать. У-у-у...
Ну, велел и велел. Отменять приказы своих подчинённых допустимо. Но зачем? — Только в случае крайней необходимости и явной опасности для жизни. Однако вечерком спрашиваю у Меньшака:
— Ты чего золу на подсыпку переводишь? Её ж можно с водой развести и получить щелок.
— Дык... Девать некуда. Печка-то... кажный день...
И это — правда. Стремление к чистоте и рост народонаселения в усадьбе привели к тому, что у меня баня топится каждый день. Постоянно нужно кому-то помыться, что-то постирать, просто — тёплая вода для разных нужд.
Была бы прежняя, "чёрная" печка — не получалось бы. "Чёрную" — надо остановить, топку вычистить, помещение проветрить... А с трубой — разогрел и только подкидывай. Зола, угольки, мелкий мусор валятся вниз сквозь колосники. Вытянул короб, вывалил на кучу в пристройке, назад поставил — процесс не останавливается.
Золу просеивают, разводят с водой и получают щёлок. Которым моют, моются и стираются.
Нормальное "святорусское" крестьянское хозяйство имеет по золе сильно положительный баланс: используют только часть от получившейся. Я о критических применениях: стирке, мойке... Дорожки и песком можно посыпать.
С появлением трубных печей картинка стала меняться: дров сгорает раза в два-три меньше — крестьяне золу вёдрами каждый день уже не выкидывают, не загрязняют окружающую среду. Недостачи нет, но и сильный избыток кончился.
Другое дело — мои печки. Кирпичные — у Христодула, гончарная — у Горшени, "мазильная"... Баня у меня топится непрерывно, постоянно горячая сдвоенная печка у Домны — прокормить такую ораву...
В отличие от крестьянских хозяйств, моя индустриальная часть вотчины делает золу непрерывно и много. Выход чистой, после просеивания, золы — меньше одного процента от веса дров. Для сравнения: из ржаной соломы — впятеро больше. Но солому и скотина поест. А дровами мы только топим. Каждый день, вне зависимости от погоды, каждая моя печка даёт несколько фунтов недогоревшего мусора. Который выкидывают.
Как говаривал одни нью-йоркский миллионер:
— Хочешь разбогатеть — почаще заглядывай в мусорный бак. Хочешь сохранить состояние — делай это каждый день.
У меня тут не так интересно, как в нью-йоркском мусорном баке. Соотечественника, к примеру, пока не находил. Но — заглядываю.
Прошедшей зимой избыток золы в усадьбе не сильно бросался в глаза: шло много новосёлов, их надо было мыть, всё их — стирать. Щёлок расходился довольно быстро.
К весне "помойная" деятельность начала стихать. "Отопительный сезон" тоже закончился — остановились домовые печи. Конечно, мыться и стираться людям всё равно надо. Но у многих за зиму достаточно золы собралось, летние печи работают. Мой "индустриальный мусор" стал никому не нужен.
К концу лета возле всех моих печей образовались кучи этого продукта. Я, случайно, в одну такую кучу влез, сильно перемазался, послушал насмешки моих "мужей добрых", обиделся... Ну грязно же!
И запустил я производства поташа.
Ме-е-едленно.
В Пердуновке заработал поташный завод.
Снова: современники меня не поймут. Многие и слова-то такого не знают. Поэтому просто поверьте: поташ — рацухизма мирового масштаба!
Тут нужно делать морду шведского посла из "Иван Васильевич меняет профессию" и произносить с восторгом:
— О! Кемска волость! О! Поташ!
О крайней пользе и всемирной ценности этого продукта я в курсе, поэтому делаем серьёзно. Не морду, конечно, а производство.
Прежде всего — радуемся. Если вас не прёт от рацухерачества — не ввязывайтесь в это дело. Рацухеризация — очень радостное занятие. Веселит дух и горячит кровь. Конечно, когда для этого всё есть.
Например, есть Гончаровка. Где уже стоят избы и амбары, течёт вода, живут люди... Назовём это — "инфраструктура".
Есть место для моей очередной рацухи. Кстати, то самое, где я когда-то перед Прокуем плясал и загадочно пел:
"И ни церковь, ни кабак -
Ничего не свято!
Нет, ребята, все не так,
Все не так, ребята!".
Вот и сюда конкретно — "нетак" пришёл. В моём лице. С ошалевшем Фрицем на прицепе:
— Фриц, будем строить здесь.
— Вас?!
— Нет. Строить будем не нас, а... поташное производство.
— О! Поташ!
Всё-таки, на восторженную иноземную морду пришлось посмотреть. Что характерно, предложений типа:
— А может — кабак? Или — церковку?
не поступало.
На слово "поташ" нынешние немцы реагируют... как кошки на валерьянку. Сразу пытаются лизнуть и потереться.
Собственно, и само название от немецких слов "потт" — горшок и "аш" — зола.
В 14 веке поташ станет "стратегическим сырьём" — немецкие суконщики будут "кушать" его тысячами бочек. Поташный склад под Бременом станет "особо важным достоянием" Ганзы. Один Гданьск в 15 веке будет продавать 6-7 тысяч бочек поташа и 24-26 тысяч бочек сырой золы. В следующем веке амстердамские мыловары потребуют в год 24 тыс. бочек поташа, красильные предприятия в Утрехте и Гельдерне — 12 тыс. бочек.
Слово — немецкое, а продукт — наш. Столетиями — одна из главных статей российского экспорта. Ещё в 14 веке Новгород будет продавать немцам "меха, воск, жемчуг и золу". Типа: в одну цену. Просто золу! На экспорт, за тысячи вёрст, тысячами бочек... Весь Ганзейский союз слюной аж захлёбывается.
Ганзы ещё нет, но Фриц уже облизывается как кот на сметану. Или — как немец на поташ.
В 16 веке Московская Русь так втянулась в это... всемирное поташнивание, что появились специалисты. "Поливачи" профессионально поливали горевшие поленья "сиропом" от промытой золы до получения кристаллической массы. Занятие требовало особых умения и опыта, крестьянских детей отдавали в ученики к поливачам ещё подростками.
По Мордовии бродили боярские передвижные поташные заводы — майданы, выжигая огромные лесные массивы. Россия довела экспорт товара до 2.5-3 тыс. т. в год, вышла на первое место в мире. Тут Петр Великий сообразил: можно ж и у себя применить. И установил монополию: "Нигде никому отнюдь поташа не делать и никому не продавать под страхом ссылки в вечную каторжную работу".
Знаменитые лесоохранительные законы Петра основаны, в значительной мере, именно на необходимости сохранения сырьевой базы поташного производства. Монополия была подтверждена и указами Екатерины Великой: "Поташ и смольчуг для бережения лесов, кроме позволенного из Малороссии отпуску, в вольную торговлю не отдавать".
До XX века в Европе поташ — важнейший промышленный химический реагент. Только к концу 19 века на смену соединений калия (поташ) пришли соединения натрия (сода). Взамен сырья растительного происхождения пошло минеральное.
Глава 282
"Выйду ночью в поле с мозгОм
Ночкой темной тихо пойдем
Мы пойдем с мозгОм по полю вдвоем
Мы пойдем с мозгОм по полю вдвоем
Сяду я верхом на мозгА
Ты вези по полю меня
По бескрайнему полю моему
По бескрайнему полю моему".
Имеется ввиду — бескрайность информационного поля. Как и указано выше — моего. А "верхом сяду" — это про Фрица. Уже сел и погоняю:
— Фриц, перестань слюни пускать! Ты с каналами и мельницами уже заканчиваешь? Тогда бери своих копачей и переходи сюда. Смотри. Вон там — вычистить родник. Ниже — прокопать нормальное русло и пруд. Воды должно хватать и гончарам, и кузнецам, и сюда. На самом верху поставишь сарай с ситами. На склоне — короб большой на ножках. Левее — амбар с печкой. Да вот же, я тут всё нарисовал и расписал.
Неделю вечерами мозги морочил и глаза портил. Но теперь есть комплект приемлемой документации. Хоть и на бересте.
Главное: мой масон меня понимает. Все эти чёрточки, стрелочки, буковки, цифирьки... имеют для нас обоих одинаковый смысл. Без всяких заморочек с обратной перспективой, нулевыми отметками и тотальной неграмотностью.
"Счастье — это когда тебе понимают". В проектировании — безусловно.
Смотрю на него и радуюсь. Вот человек, который может меня понять. У него есть бригада, которой он может объяснить. У работников есть навыки и орудия труда. Которыми они могут мою задумку сделать. Комплектная система по реализации моих хотелок! Кайф!
Тогда — поехали. Запускаем рацуху под названием ПП. "Пердуновское Поташнивание", а не "Песец Перекормленный", как вы подумали.
Через пару недель стаскиваем накопившуюся золу в Гончаровку. Оп-па... А я и не думал. Что так много получится.
Всезнающая статистика утверждает, что для отопления небольшого утепленного бревенчатого дома в средней полосе России в 21 веке достаточно 4-6 кубометров дров на сезон.
Реальность 12 века... На крестьянском подворье три печи, используются не только для обогрева, а и для готовки, стирки, мойки, сушки, запаривания кормов... И с теплоизоляцией здесь...
По моим прикидкам подворье с трубными печами "съедает" за год около 20 кубов дров. С глинобитными, которые я, слава богу, в вотчине почти уже вывел — 50. Мои индустриальные и вотчинные — по 100: они больше и топятся сильнее, непрерывнее, в любую погоду. Пяток "индустралок" — пара-тройка тонн чистой золы в год.
А впятеро не хочешь?! В ней же и остатки несгоревшие, и кое-какой мусор. Да ещё и новосёлы своё подкидывают. У новосёлов детей мало — мыть и стирать столько не нужно.
Факеншит! Я, как приличный человек, решил сделать людям облегчение: сам перемазался как негр, так пусть хоть смерды у меня — белыми людьми останутся. Велел поставить на телегу ящик, проехать по дворам, собрать ненужное.
Ага. А дороги нормальной в Гончаровку нет.
Ладно, взамен телеги переделали лодку. Короб внутри построили в рост человека. Набили, отправили вниз по Угре до устья Невестинки. Лодка только до Невестино доплыла, а там уже народ с берега голосит:
— Ой! Что за чудо-юдо по речке плавает?! Ой, Ванька-лысый дерьмо берёт! Ой, а можно и наше?
Мда... В принципе — ничего нового. Вспомнить хоть "Финансиста" Драйзера. Не его самого, а папу одной рыженькой там... Все мусороуборочные компании с этого начинали. Может, мне с селян за вывоз химически активного и сильно загрязняющего... ещё и денег брать?
Как-то не встречал попаданцев, которые на этом поприще...
"Кто хочет стать миллионером?" — лес рук. А "Кто хочет стать мусоровозом?" — никого. "Святая Русь" — не Нью-Йорк. Но в мусорную кучу и здесь надо заглядывать.
Зола — ценное удобрение. Крестьяне это понимают — выжигают стерню на полях и золу оставляют. Но из дому на поле принести... Так они и навоз на поля не вывозят! "Землица любит ласку!" — все согласны. А "...любит подкормку" — не понимают.
Хотя зря я на них так: сохой ковыряясь, ничего толком запахать нельзя. Деревянной лопатой огород перевернуть... Можно. Если огород на песке.
Это я, имея уже откованные лемехи и железные штыковые, могу пальцы гнуть. А так-то — фиг.
По Невестинке, по канаве, Христодулом по болоту прокопанной, лодочка дотащилась как раз к Гончаровке. Тут мы её разгрузили и назад отправили. Золу — на сита.
Просеиваем её, просеиваем... Пылюка! Грязюка! Дышать только в наморднике! Получаем... Получаем такое количество угля, что можно кузнечный горн топить! Причём качественно: уголь — мелкий, пыль, хоть с воздухом вдувай, горит жарко. Мало что не взрывается.
Прокуй кругами вокруг нарезает:
— О! Меленький! Ща всё науглерожу!
Чуть с Христодулом не сцепились. Тот тоже:
— Эт что? Эт не сгорело?! Я тебе и сам рожу... на угол сверну! Отдай! Что не сгорело, то и не размокнет! А мне гать подсыпать надо.
Ребятки! Это ж просто мусор из печек! Его ж везде... Мда... Но — не собранного, не просеянного, не рассортированного.
Просеянную золу сыплем на противень. Противень — в печку. Прокаливаем на 500 градусах. Откуда знаю? — А рацухеризация на что?! У меня теперь термометры есть! Свинцовые. Как выглядит термометр на основе свинцовой проволоки представляете? — Точно так же, как ртутный. Только вместо столбика ртути — свинцовая проволока. Вместо капельки — витки.
Кончик метра свинцовой проволоки отползает на половину миллиметра за двадцать градусов. Раза в полтора лучше меди. Если не совать туда, где сильно горячо — 600 градусов и выше — не плавится.
В Древнем Риме готовили специальное прокисшее вино в свинцовых горшках. Получался напиток — "сапа". В ней много ацетата свинца — очень сладкого вещества, "свинцового сахара", "сахара Сатурна". Популярность сапы была причиной хронического отравления свинцом, распространённого среди римской аристократии. Уже в Средневековье папы римские будут издавать буллы и энциклики с запретом монахам делать вино со свинцом во избежание "свинцового безумия". На Руси свинец не пьют, им крыши кроют, оконные переплёты делают. Будучи в городе, прикупил несколько кусков.
Смотрю и радуюсь: и что заблаговременно озаботился, и что деньги были.
Теперь, к просеянной и прокалённой золе добавляем известь по вкусу. По чуть-чуть.
И снова — радуемся. Радуемся, что ленивых дедов-инвалидов с "мазильни" уже убрали — известь идёт мелкая, однородная.
Ставим три деревянных опрокидывающихся чана.
И радуемся опять. Приятно, что есть плотник Звяга, который уже не задаёт идиотских вопросов типа:
— А чегой-то дны двойные? А чегой-то они дырявые?
Потому как понимает: ежели Ванька-лысый чего-то сказал, то смысл в этом должен быть. Хотя сразу и не понять. Репутация в рацухизации — важная составная часть. У меня — есть.
На второе дно накладываем слой соломы.
И снова радуемся. На этот раз — соломотрясу и русской народной мудрости: "что с возу упало — то пропало". В смысле: всё, что не продукт, то — оплата. Всю солому я забираю в оплату за молотилку.
Между двумя днищами делаем дырку с трубкой — для щёлока, в ложное дно вставляем ещё трубку для выхода воздуха, вытесняемого водой из золы. Выше, на склоне холма, стоит здоровенный деревянный короб-накопитель. Сыплем туда просеянную и прокалённую золу со всей усадьбы и сопредельных селений, поливаем её тихонько водой — для равномерности промокания этого... продукта. Помешиваем, даём денёк прокиснуть. И спихиваем деревянной лопатой в дощатый желоб. Прямо в эти чаны на Ў высоты. Ещё и прихлопываем — чтоб плотнее. Заливаем горячей водой. И идём заниматься другим делом на ближайшие 4 часа.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
