Овертайм

— Спишь, значит. — Одеяло миллиметр за миллиметром ползло в сторону. — Ну-ну...

Первым показалось плечо. Мощное, широкое — плечо настоящего мужчины. Оставалось лишь гадать, сколько десятков, а то и сотен дюжих парней оно надежно припечатало к бортику. Уж ее Тор это умел! Без жалости к себе и к другим. Насмотрелась уже. Хоккей — жесткая игра, никто ни с кем не церемонится, а ей каждый удар, как по себе самой, каждое столкновение — катастрофа. Как к этому привыкнуть? Кто-то мог, кто-то даже наслаждался, а она не могла. Отвлекала себя каждую игру, чем могла, выработав табу на телевизор и радио. А потом настороженно встречала дома своего победителя. Вздыхала, ругала противников и молча мазала мазью ушибы. И так постоянно. Без права что-либо изменить. Только принимать как есть.

Отогнав от себя ненужные мысли, Настя продолжила задуманное. Тяжелая, сильная рука обнажилась до локтя. Рельефные мышцы, украшенные сложным узором татуировок, приковали взгляд. Сила притягивала. Настоящая, давшаяся кровью и потом, закаленная в регулярных тренировках и играх, она вселяла уважение и уверенность. Ей хотелось покоряться, а еще больше хотелось покорить. Лаской, нежностью, собою. Плавить напряжение поцелуями, оплетать руками и ногами мощь, чувствовать настоящую власть и оставаться хрупкой женщиной. Противоположности, которым природой дано притягиваться. И ее тянуло. Влекло к нему отовсюду. Ни расстояние, ни дела не имели значение. Хотя бы день рядом, и сразу становилось хорошо. Собственная вселенная возвращалась на место.

А сейчас эта вселенная настойчиво притворялась спящей. Но ненадолго.

Когда одеяло сползло ниже лопаток, захотелось прикрыть глаза. Очередной синяк. Большой и наверняка болезненный. Красный след размером с половину ее ладони на гладкой, бархатистой коже смотрелся хоть и привычно, но все равно пугающе. И вряд ли докторам было сказано хоть слово. Упрямец!

Поддавшись внезапному порыву, Настя склонилась над мужчиной и нежно поцеловала в спину. Андрей, позабыв храпеть, вздрогнул.

— Иногда я мечтаю, чтобы на всех хоккейных площадках растаял лед, — тяжело вздохнула женщина.

— Не поможет, милая, — послышался хриплый мужской голос.

— Верю, но, может, хоть неделю — две ты походил бы без подобной красоты.

— Насть, не забивай себе голову, — и Андрей ловким движением сбросил с себя одеяло. — Все не так больно, как кажется.

— Не верится...

— Это еще цветочки! — Таранов лукаво подмигнул, притягивая ее к себе поближе.

— А вот это ягодки? — женская ладошка скользнув по широкой груди и упругому животу мужчины, остановилась в самом пикантном месте.

— Какая ж это ягодка? — с показной обидой проворчал Андрей и подался бедрами навстречу пальцам. — И кое-кто сейчас напросится на сбор урожая!

Настя даже ответить ничего не успела, как оказалась на спине. Сверху над ней склонился еще недавно спавший Таранов, а снизу прогнулся мягкий, упругий матрас. "Идеальное сочетание!" — подумала она, игриво раздвигая ноги.

* * *

Кофе в номер заказали лишь через полчаса. Пока Настя боролась с навалившейся слабостью, Андрей сделал звонок портье и смылся в ванную. Времени до предматчевой тренировки оставалось катастрофически мало, но легкость во всем теле и отличное настроение стоили такого утра. Приходилось лишь сожалеть, что Настя не смогла вырваться на весь период Чемпионата. Он уже ненавидел эту ее новую работу. Куда спешила, зачем так быстро устроилась? Он бы понял, если бы дело было в деньгах, но она в них не нуждалась, да и он бы с удовольствием обеспечил. Хоть месяц, а лучше два, но нет — неделя размеренной жизни, и вновь проекты, командировки и полный беспредел. Пора было все это менять, и он уже не раз обдумывал, как именно.

Когда спустя десять минут в дверь постучали, Таранов был уже одет. Бросив на кутающуюся в одеяло женщину ревнивый взгляд, он взял деньги и направился к двери. Попасть в номер у бедолаги официанта не было ни единого шанса. Широкая грудь хоккеиста перегородила вход, а быстрые руки, сунув деньги, мигом выхватили поднос с кофе. Все на автомате, стремительно, как на площадке.

— О, великий и ужасный, — Барская задумчиво осмотрела добытчика. — Надеюсь, официанта не придется теперь лечить от заикания...

Таранов аккуратно поставил чашечки на столик и хищно воззрился на свою собеседницу. Волосы всклокочены, глаза блестят, а из-под одеяла соблазнительно выглядывают стройные ножки. Еще недавно они крепко обнимали его за талию. От мимолетного воспоминания Андрей почувствовал, что снова завелся.

— Если кое-кто сейчас же не оденется... — он запнулся, поглядев на часы. Время поджимало. — Черт...

— Андрей Батькович, — Настя сдула с лица длинную прядь волос. — Что это Вы такой злой?

— Во-первых, я не злой, а опаздывающий.... — Таранов залпом опустошил свою чашку. — А во-вторых, я не Батькович! — задумчиво почесал затылок. — С папой тебя, что ль, познакомить?..

Настя на всякий случай придержала челюсть. В последних словах не ощущалось и намека на шутку.

— А что это с вашим величеством? — Андрей ловко опрокинул женщину обратно на подушки. Всмотрелся. — Глазки-то какие круглые! Испугалась?

— А... — после такого намека, привести мысли в порядок было не просто. — Боюсь, моя хрупкая психика двух Тарановых не выдержит.

— Твоя? — хитро ухмыльнулся мужчина. — Это мне, скорее, за отца переживать надо.

— Значит, так ты обо мне думаешь? — Настя напрягла все силы, но вывернуться из крепкого мужского захвата не удавалось.

— Так! — самодовольно улыбнулся ее оппонент. — А еще я думаю, что давно пришла пора проредить поголовье тараканов в твоей голове.

— Не трогай их. Им и без того нелегко с тобой приходится.

— Хм... Стараюсь. — В голову опять без спроса полезли пошлые фантазии. — Все, Настя, марш из койки!

— А может, мне и здесь хорошо?

— Нет уж! — склонился еще ниже. — Дама в горизонтальном положении наталкивает только на одни мысли.

— Ненасытный!

— Развратная!

— Я? — Барская чуть не закашлялась. Чего-чего, а подобного эпитета по отношению к себе она еще не слышала.

— А ты видишь здесь другую даму? — хитро сощурился Андрей. — Еще одну?.. Заманчивая идея!

— Ах, ты... — в грудь мужчины легонько ударили острые кулачки. Останавливаться Настя не собиралась.

Таранов хохотал, не сопротивляясь избиению. Да и как можно было сопротивляться такому фонтану эмоций? Ведь это дурачится его собственная женщина, такая вечно серьезная и собранная. Небывалое дело. Маленькое чудо, от которого у него самого на сердце становилось теплей.

— Ну как, отлегло? — взглянув через минуту на ее раскрасневшееся лицо, спросил он.

— Ага! — Настя, как нашкодивший ребенок, прикрыла ладошкой довольную улыбку. — Никогда бы не подумала, что я такая ревнивая.

— О... — Андрей тяжело вздохнул. — Чувствую, то ли еще будет!

* * *

В обед, гуляя по уютным магазинчикам Стокгольма, Настя не без удивления вспоминала сегодняшнее утро. Во-первых, она умеет ревновать. И как только раньше не открыла в себе такое качество? Прожить на свете почти тридцать четыре года, побывать в браке и благополучно из него выпутаться, не зная о собственной ревнивой сущности! Вот это она умудрилась! Во-вторых, Андрей... Он серьезно настроен на встречу с родителями. Она и его семья. Даже сейчас не верилось, а ведь Таранов не шутил. Так еще месяц — другой, и дело может обернуться... А дальше даже фантазировать было странно. Соблазнительная мысль заполучить в свое законное безраздельное владение горячего капитана "Северных волков" с каждым днем все с большей радостью отзывалась у нее в душе. Слишком соблазнительно и слишком ново. "Где прежние страхи? Где желание прожить жизнь для одной себя?" — спрашивала она и не находила привычного ответа.

"Неужели я исцелилась?" — мысль казалась крамольной. Ей хотелось этого до безумия. Исцелиться от неуверенности, ущербности и нелюбви, научиться без оглядки впускать в душу другого человека и строить совместные планы на будущее. Верить, что любят без всяких признаний и доказательств. Хотелось. Требовалось.

Дожидаться любимого с бесконечных матчей, лечить ушибы и молчать при виде синяков. Осилить искусство приготовления кофе или даже, наконец, попробовать довериться врачам. Дети... Раньше и думать об этом не решалась. Поставив крест на собственной личной жизни, отреклась и от шанса стать матерью. Вначале из-за нежелания, потом из-за болезни — ирония судьбы. Еще не так давно, будучи замужем, она откладывала эту возможность, просила супруга подождать. Повременить, будто в запасе была вечность. Он обижался, но не спорил. Терпит, и ладно — заверяла себя, а сама... Опоясавшись делами, все спешила куда-то. Год, два, три... Болезнь, развод.

И лишь недавно, рядом с Андреем, поняла, что вечно спешила не куда-то, а от кого-то. От успешного мужа, идеального брака, прочь из связывающих по рукам и ногам оков. И появление ребенка пугало. Не сознательно, втайне от себя самой. Крошечное, зависимое от нее чудо могло прочнее любой клятвы или штампа в паспорте укрепить их с мужем союз. Она никогда бы не ушла. Другие могут, но не она. Завидный брак и полноценная семья — в этом и варилась бы вечно. Осознание пришло только сейчас, в других отношениях, рядом с совершенно иным мужчиной. С новыми желаниями, всего за одну короткую неделю безделья.

Настя загадочно улыбнулась, и руки сами легли на живот. Погладили.

"Не страшно?" — спросила у себя.

"Хочу!" — сердцем услышала ответ.

Внезапно из соседнего кафе послышалось громкое "Шайбу!". Кричали на русском. Реальность прервала размышления. Барская взглянула на часы и поежилась. Игра с итальянцами началась строго по расписанию. Чуда с таяньем льдов не случилось. Видимо, свой лимит чудес она исчерпала с вылетом "волков" из полуфинала плей-офф.

Теперь осталось выждать в каком-нибудь уютном месте без телевизоров пару часов, узнать итог, и можно будет облегченно выдохнуть до следующего матча. Для нее Чемпионат мира мало чем отличался от Чемпионата страны. Та же игра на износ.

* * *

Едва сев на скамейку запасных, Борис потянулся за бутылкой с водой. Пить хотелось адски. Сегодняшние итальянцы оказались похлеще вчерашних немцев. Первую шайбу удалось закатить только в начале второго периода, да и то через пять минут счет сравнялся. Соперник отчаянно не желал проигрывать.

— Вот макаронники пошли, — Конев злобно сплюнул. — И кто только научил их клюшками пользоваться?

— А тебе канадские морды под итальянскими шлемами ни о чем не говорят? — ответил вопросом на вопрос невысокий, плотно сбитый мужчина с хитрыми глазками, тренер сборной Сергей Иванович Терехов.

— Вот, а я-то думаю, что это от них так лососятинкой несет, — защитник облизал губы.

— Эти всегда были хитрожопыми, — тренер бросил яростный взгляд на скамейку запасных противника. — Продуете мне сегодня, всем такого лосося вставлю... Ректально. Мало не покажется.

— Иваныч, не пугай, — послышался рядом чей-то мощный бас. — Вон, Таранов, как на итальянском вратаре развалился. Еще пару раз так покачаются, и Андрюха макаронника на что-нибудь уговорит.

— Да, Таранов сегодня вообще... — цокнул языком тренер. — Прима-балерина, блин.

— Еще бы, — Борис с трудом удержался от смеха. — Он у меня за стенкой полночи такие "па" оттачивал.

— Не понял! Что он оттачивал? Да еще полночи... — забыв на секунду об игре, тот самый Иваныч обернулся к Коневу.

— Храпел он... Громко, — Борис понял, что сболтнул лишнего. Пришлось выкручиваться. — Аж стены тряслись.

— Стены? Не кровать? — тренер хитро сощурился. — Ты уверен?

— Зубами клянусь! Передними!

— Хорошо хоть не мозгами... — фыркнул в усы суровый наставник.

Возразить Борис не успел. Только-только сменившийся Андрей, растолкав товарищей по команде, громко шмякнулся аккурат возле Конева.

Тренер все тем же сканирующим взглядом прошелся и по нему, а затем полностью переключился на игру. Особых претензий к новому форварду у него не было, а пожурить для острастки всегда успеется.

Таранов даже внимания не обратил на странное поведение тренера. Увлеченный игрой, он ничего вокруг себя не замечал. Даже когда Борис бросил в него крышечкой от бутылки, даже когда прозвучал сигнал об окончании периода.

— Таранов, отомри! — крикнул на ухо товарищу Конев.

— Черт, Борис! Ты охренел? — Андрей потряс головой. — Так ведь и оглохнуть можно.

— Да ты сегодня и так контуженный, — дождавшись, когда большая часть команды дотопала к коридору, Конев поднялся со своего места.

— Я, в отличие от некоторых, работаю не только этим, — Андрей продемонстрировал свои кулаки в перчатках. — Но и этим! — указал на голову.

— Остальное можешь не показывать, — Борис осмотрелся по сторонам и добавил. — За ночь наслушался.

— Зависть, Борис, плохое качество!

Андрей хлопнул товарища по плечу и первым направился в раздевалку. До следующего периода было пятнадцать минут. Улыбающийся во весь щербатый рот Борис прихватил клюшку и двинулся следом. Самое интересное он так еще и не узнал.

* * *

В третьем периоде подопечные Терехова собрались и за первые же десять минут игры загнали две шайбы в ворота противника. Огорчение болельщиков итальянской сборной было неподдельным. Команде с таким трудом удалось вырваться в лидеры Первого дивизиона, чтобы принять участие в этом Чемпионате — и вот уже третье поражение на предварительном этапе. Шанс на выход в плей-офф становился все призрачнее. Горячие итальянские хоккеисты даже с помощью своих канадских "сограждан" не смогли противостоять другим, обладающим многолетними хоккейными традициями, сборным.

Впрочем, претензии итальянского тренера к его команде оказались смехотворными по сравнению с выволочкой, которую устроил своим орлам Терехов. Сергей Иванович, несмотря на победу, не забыл "вялые трепыхания" первого и второго периодов. Не забыл и позорную шайбу "от каких-то макаронников". Его стараниями команда счастливых победителей очень быстро превратилась в "сборище инвалидов" и "шарашку беспредельщиков".

Что Андрей, что Борис возвращались в номера уже поздно вечером и не в самом жизнерадостном настроении. Какими бы обидными ни казались нападки тренера, но доля истины в них присутствовала. Два периода тянуть резину с аутсайдером Чемпионата — это слишком. Итальянцы не финны и, тем более, не канадцы. Такой халявы вообще больше не будет, а они медлили.

— Никогда бы не подумал, но сегодня я впервые скучаю по старому пню Градскому, — уже у двери своего номера проворчал Борис.

— Да, Сивкой, небось, приятнее быть, чем... — Андрей напряг память. — Как он там тебя назвал?

— Чья бы уже корова мычала, а твоя, прима-балерина, молчала.

— Что, серьезно? — Андрей чуть ключи не уронил. — Меня балериной?

— Угу! — ехидно усмехнулся Конев. — Ишь, как пачку разинул! Ничего, скоро привыкнешь, зато потом Станиславович будет казаться ангелом.

— Да, надеюсь, что и без Градского обойдусь, — ответил себе под нос Андрей, но Борис услышал.