Восьмой медальон. Том 2

Пока Энгерранд предавался раздумьям, градоначальник обратился к Верховному жрецу:

— Значит, здесь вы храните трактат Гильберта Лотхардского? Вот так — безо всякого присмотра?

— Вы ошибаетесь, — ответил мессер Ансберт.

Величественным жестом он откинул гобелен, украшавший одну из стен. Взорам господина Бертгарда и Энгерранда открылась небольшая дверь. Священнослужитель отворил её, согнувшись в три погибели, вошёл в крошечную комнатку и задёрнул занавеску. Послышался скрежет ключа в замочной скважине, какой-то скрип...

Через минуту Верховный жрец вернулся. В руках у него была толстая, истрёпанная книга.

— Вот он, трактат о тёмной магии!

Энгерранд ничем не выдал своего волнения, зато градоначальник бросился к мессеру Ансберту и едва не выхватил фолиант у того из рук.

Верховный жрец ухмыльнулся:

— Тише, тише! Ведите себя аккуратнее!

Положив книгу на стол, он принялся осторожно перелистывать страницы. Дойдя до середины, остановился и произнёс:

— Взгляните сюда.

Энгерранд и господин Бертгард разом склонились над фолиантом, едва не столкнувшись лбами, и прочли:

"Вот что говорится в древнем сказании о битве Хильперика Отважного с императором демонов: "И когда Хильперик взял в руки артефакт и собрался уже идти обратно, вдруг увидел он, что с севера движется чёрная туча. И задул ветер, и упал витязь на колени и закрыл лицо руками. А когда отнял ладони, увидел перед собою императора демонов. "Отдай мне медальон", — прошептал тот. "Никогда", — ответил Хильперик. Эстельфер схватил его, сжал горло ледяной ладонью, но и тогда не выпустил витязь бесценный артефакт. "Отдай!" — шипел демон, а Хильперик молил богов о помощи. И когда смерть была уже близка, услышал он голос самого Авира: "Убей себя... Окропи медальон своей кровью..." И обнажил Хильперик кинжал, и ударил себя в грудь, и приложил к ране артефакт, и швырнул его на землю. "Забирай!" И когда поднял император демонов медальон, взвыл он, точно тысяча ветров. Вспыхнул на нём плащ, полетели во все стороны искры. И вскоре обратился он опять в чёрную дымную тучу, от которой вскоре и следа не осталось..." С тех пор Эстельфер не может появиться на земле — вот каков был смысл принесённой в жертву жизни Хильперика Отважного. А сам артефакт отныне..."

Градоначальник перевернул страницу.

— Где же продолжение? — разочарованно спросил он. — Ничего нет — только какая-то картинка...

— Страницы вырваны, — развёл руками мессер Ансберт. — Нам остаётся только догадываться, о чём ещё хотел рассказать Гильберт Лотхардский.

— Проклятье! — простонал господин Бертгард. — Ну почему же нам так не везёт?

Неотрывно глядя на картинку, Энгерранд спросил каким-то неестественным, чужим голосом:

— Сколько страниц исчезло?

— Около пятидесяти.

— А когда трактат попал к служителям культа Семибожья?

— Сложно сказать, — пожал плечами мессер Ансберт. — Во всяком случае, мой наставник любил читать труд Гильберта Лотхардского — это я знаю точно. А ведь ему тогда было за семьдесят лет...

— Понятно... — прошептал молодой человек.

Верховный жрец кивнул в ответ и быстро заговорил:

— Один фолиант вы видите перед собой — и в нём не хватает страниц. Другой находится у одного из аристократов — и тоже, насколько я знаю, является неполным. Остаётся третий — тот, который хранится в Алленоре. Теперь вы понимаете, насколько важно, что узник, учинивший переполох в Туре, был хеллинорцем? Вспомните, когда начались все беды. С того самого дня, как государь Хильдеберт решил женить сына на дочери герцога Гарланда! Закрывать глаза на столь очевидные вещи — непростительная глупость. И знаете, что ещё я скажу? Мне кажется, что король всё больше поддаётся влиянию своей супруги. А это — поверьте! — грозит Алленору страшными несчастьями.

Верховный жрец рухнул в кресло, словно вконец обессилел.

— Подумайте над моими словами, — чуть слышно произнёс он. — Не забывайте: один из медальонов хранится у государя. А кто, по-вашему, осмелится поднять на него руку? Только герцог Гарланд...

Доводы священнослужителя показались градоначальнику убедительными, и он в испуге пробормотал:

— Как же нам быть? Государь и слушать меня не пожелает, если я скажу, что в деле этом замешана королева...

— Не знаю, — передёрнул плечами мессер Ансберт. — Это ваша забота, а не моя. Найдите доказательства — тогда и поглядим, не обратится ли любовь короля к супруге лютой ненавистью... А теперь оставьте меня в одиночестве...

Господин Бертгард поклонился и направился к выходу. Энгерранд с неохотой оторвал взор от книги и последовал за ним.

Оказавшись на улице, градоначальник пробормотал:

— Неужели Жрец прав?

— Я в этом не уверен, — ответил молодой человек.

— Почему?

— Мессер Ансберт слишком ненавидит хеллинорцев. Полагаю, он и сейчас о многом умолчал. Лучше забудьте его слова и подумайте вот о чём. Купец Этельберт Верак утверждал, что появлению демона, который убил Хельменфельда, предшествовала алая вспышка. Когда граф пытался сбежать из Тура, он тоже воспользовался медальоном демона лжи. Что это может означать?

— Что?

— Купец вас обманул.

— Не может быть.

— Я в этом уверен. Убийца — повторюсь ещё раз — знал, что у сеньора Готфрида есть медальон, открывающий любые замки. С самого начала он задумал превратить графа в орудие — и не ошибся. Только орудие это было направлено против государя Хильдеберта! Вспомните, когда король впервые использовал медальон Эстельфера. После жалобы сеньора Готфрида! Почему назначил виновником бунта Эльмера да Фур, а графа отпустил? Потому что, вне всякого сомнения, вновь применил магию. И наконец, во время маскарада сеньор Готфрид защитил сеньору Годеливу — и государь лишился чувств. Что могла скрывать вдова камергера? Если вспомнить, как яростно граф поддержал её просьбу отменить свадьбу, как самоотверженно кинулся на выручку, стараясь укрыть от взора короля, не останется сомнений, что их связывала какая-то тайна!

— Я слышал, сеньора Годелива была влюблена в брата барона ди Эрн, — доверительно прошептал градоначальник, однако молодой человек пропустил это замечание мимо ушей.

— Затем убили барона да Люк, — продолжил он. — И вновь графа использовали — на сей раз, чтобы на какое-то время отвлечь вас. Пустить по ложному следу. Возможно, скрыть некое важное обстоятельство, на которое мы непременно обратили бы внимание... Да и зачем было оставлять кинжал в ране? Не для того ли, чтобы мы помчались к мессеру Этельреду? Прекрасная получилась ловушка... Ну а сейчас, когда сеньор Готфрид стал бесполезен, подошла пора избавиться от него и забрать медальон.

— Допустим... — протянул господин Бертгард. — Но всё же, отчего вы решили, что Этельберт Верак солгал мне?

— Потому что сейчас он мёртв. Откуда злодей вообще мог знать, что существует свидетель? Как выяснил, что купец попал к вам в руки и рассказал о смерти Хельменфельда? Да и зачем нужно было убивать его? Разве купец мог вспомнить что-нибудь ещё? — Не дожидаясь ответа, молодой человек заключил: — Ну а теперь сопоставьте три факта. Кто-то чудесным образом пробрался в камеру и убил купца. Кто-то вытащил кинжал из тела герцога Эстерского и начертал на стене слово "Эстельфер". Кто-то вонзил кинжал в спину барону да Люк — и даже сеньор Готфрид ничего не заметил. Что из этого следует? Убийца пользуется медальоном, дарующим невидимость!

— Немыслимо! — выдохнул градоначальник. И в который раз произнёс: — Поистине, метр Энгерранд, вы — бесценный союзник!

Глава 13

Хотя доводы Энгерранда показались господину Бертгарду убедительными, сам молодой человек вовсе не был уверен в собственной правоте. Да и догадка о том, что злодеяния совершает тот из придворных, у которого есть медальон демона тьмы, по большому счёту, не имела особого значения.

Глядя на сияющее лицо градоначальник, молодой человек невольно испытывал угрызения совести.

"И долго ты будешь водить господина Бертгарда за нос? — спрашивал он сам себя. — Когда расскажешь об атласной ленте? О фолианте, что хранится у графа Минстерского?.. И о том, что много лет назад ты уже держал в руках трактат Гильберта Лотхардского и виде картинку, на которую не обратил внимания господин Бертгард..."

В памяти молодого человека в который раз воскресли пиршественная зала в старом замке, Фердинанд, произносящий своим звонким голосом слово "Эстельфер!", оживший демон...

Однако и на сей раз Энгерранд не отважился открыть господину Бертгарду все свои тайны.

"Ещё не время..." — так он рассудил.

На площади Сватовства союзники разошлись в разные стороны. Градоначальник направился к мосту через Везер, а оттуда — во Дворец правосудия; молодой человек не стал возвращаться домой и долго ещё бродил по кварталу знати, предаваясь раздумьям. Наконец в голове Энгерранда созрело какое-то решение и он стремительно зашагал к отелю Рево.

В дверях его ждала госпожа Элоиза — взволнованная, с раскрасневшимся лицом, мокрыми от слёз глазами.

— Ох, метр Энгерранд! — закричала она на всю улицу.

Молодой человек приложил палец к губам:

— Тише! — и увлёк её в дом. — Что случилось?

— Приехал слуга сеньора Фердинанда! — ответила женщина и, опустив взор, добавила чуть слышно: — Вильгельм...

— Вот так дела! — воскликнул Энгерранд. — Должно быть, сами небеса благоволят мне!

Затем нетерпеливо спросил:

— Где он?

— Отдыхает, — произнесла госпожа Элоиза. — Я уговорила его... Но прежде Вильгельм вручил мне письмо от сеньора Фердинанда...

Женщина передала молодому человеку запечатанный конверт. Энгерранд поспешно вскрыл его и стал жадно читать следующее послание:

"Дорогой друг!

Мне давно следовало взяться за перо и отправить весточку в Везерхард, однако я надеюсь, что ты простишь меня, если узнаешь: та же участь постигла государя Ланделинда, о котором я, очутившись в родном замке, совершенно позабыл. А ведь первое время злился на него и даже посылал проклятия - зато сейчас безмерно благодарен. Не окажись государь столь злопамятен, когда ещё я выбрался бы в наш далёкий Фотланд? Наверное, через семь лет. Или через четырнадцать? Или просидел бы в Везерхарде всю жизнь? Не знаю...

Первый день нашего путешествия не заладился с самого начала. Едва мы покинули столицу, хлынул ливень — да такой сильный, что дорога превратилась сперва в реку, а после — в болото. Конечно, в Алленоре потопом никого не удивишь, но в тот час я был так зол, что невольно разразился ругательствами, словно какой-нибудь Вальдеберт да Руст или — да сожрут его демоны ночи! — сам граф Артландский. Когда дождь прекратился, со страшной силой задул ветер — и Жосс сию же минуту простудился, точно какая-нибудь изнеженная девчонка. Пришлось нам остановиться на ночлег в первом же попавшемся трактире, напоить "больного" горячим вином и даже уложить в тёплую постель. Впрочем, сидеть у изголовья и воевать со шнырявшими под ногами толстыми мышами мы с Вильгельмом не стали, а вместо этого спустились в общую залу и принялись слушать, о чём говорят люди.

Внезапно, когда мне уже порядком надоела болтовня крестьян, в трактир ввалился какой-то толстяк в одежде купца, а вместе с ним — полдюжины таких громадных, свирепых охранников, что любые разбойники при виде их с воем умчались бы в лесную чащу. Позванивая кошельком, толстяк уселся за стол и стал отдавать трактирщику приказания таким тоном, каким сеньор Геральд отчитывает обычно провинившихся стражников. С каждой новой фразой голос его становился громче, трактирщик едва передвигал ноги от испуга, и это показалось мне весьма странным — обычно владельцы придорожных заведений сами не прочь пошуметь, а некоторые так и вовсе сущие демоны. Я шепнул пару слов Вильгельму, тот поболтал немного с одной из служанок... И знаешь, что выяснил? Оказывается, дерзкий купец служит метру Вельгарду! Поставщику королевского двора!

Какая-то неведомая сила (смею предположить, что имя ей — Любопытство) повлекла меня во двор. Там я увидел две телеги, набитые доверху товарами, а вокруг них — два десятка человек — и торговцев и охранников. Изумление моё возросло ещё больше. Что же везут люди метра Вельгарда? Такое сопровождение — и ради двух телег?

Признаться честно, ночью я не мог уснуть — всё старался разгадать мучившую меня тайну, — а наутро, ко всему прочему, и сам, подобно Жоссу, захворал. Впрочем, в дорогу мы отправились с рассветом. Никто ведь не знает, когда государю вздумается покинуть столицу, поэтому нужно было спешить. Купец к тому времени ещё не покинул трактир.

До полудня мы ехали мрачные, злые, молчаливые, но в какой-то миг Жосс оглянулся — и увидел, что за нами следуют трое всадников в чёрных плащах. Я приказал сделать вид, будто мы ничего не заметили, но Жосс — а вместе с ним и Вильгельм — то и дело оборачивались, да ещё и во весь голос строили догадки. Должно быть, незнакомцы поняли, что присутствие их обнаружено, и вскоре скрылись из виду... Впрочем, кто знает? Возможно, они следили за нами до самого Фотланда? Жосс предположил, что это — люди метра Вельгарда, но я считаю иначе. У охранников купца кони были мощные, сильные — с такими хоть сейчас в бой, а преследователи наши гарцевали на чудесных скакунах, подобных тем, каких отыщешь только в королевских конюшнях.

Словом, скучать в первые сутки после отъезда из столицы нам не пришлось.

Когда мы достигли границы графства Артланд, Жосс вдруг начал хныкать: мол, нам несдобровать, если сунемся в это обиталище демонов. С превеликим трудом я убедил его, что едва ли сеньор Готфрид расставил на каждом повороте своих людей, чтобы те дожидались нашего возвращения.

Стоны Жосса навели меня на шальную мысль: отчего бы не заглянуть в Лотхард и не поглядеть, как поживает новоявленный градоначальник вместе со своими жирными прихвостнями из Городского совета? Жосс взревел, как медведь, Вильгельм воздел руки к небесам и запричитал — точь-в-точь госпожа Элоиза. Меня это не остановило — и зря. Нет, мы, конечно, ступили на землю Лотхарда через Северные ворота, проехали по Торговой улице, надменно поглядывая на горожан... Но никто не обратил на нас внимания, представляешь?! В отчаянии я направился к самому зданию Городского совета, но и там ни один, даже самый жалкий горожанин не посмотрел в нашу сторону и не завопил: "Ой! Когда-то эти негодяи использовали запретную магию!" Пришлось нам скромно покинуть Лотхард, в который раз оказавшийся негостеприимным.

Понятное дело, злость моя на весь мир после столь пренебрежительного ко мне отношения стала ещё сильнее. Но знаешь, Энгерранд... Едва я разглядел вдалеке заснеженные вершины гор, понял, что через несколько часов окажусь среди родных мест, в нашем лесу, в долине, укрытой от всех ветров... Клянусь, в голове моей осталась лишь одна мысль: "Я возвращаюсь домой!" А когда я увидел замок, из глаз моих полились слёзы...