Игры по чужим правилам

— Когда заключили сделку? — спросила я у Заккари.

— Ночью, — тихо отозвался блондин, с подозрением покосившись на господина в очках. Тот внимательно изучал тонкие трещинки на стене под светильником.

Визитер покарябал стену ногтем, отчего пудрой посыпались крошечные чешуйки краски, принюхался к перепачканным пальцам, а в довершении облизнул их. Похоже, странный тип проводил какой-то, понятный только ему, эксперимент.

Мы с Заком успели подняться на второй этаж, когда в холле зазвучали шаги и невнятные голоса. Вероятно, произошла заминка.

— Это не тайна! — неожиданно раздался раздраженный возглас Филиппа. — Конечно, демон был в Гнезде, он лишил меня Силы!

Заккари резко остановился, словно врос в пол. С лица блондина медленно сходили краски.

Воздух в метре от нас задрожал, пошел кругами, как от камня, брошенного в тихую заводь. Перекрывая проход, из пустоты появился Римас. Мы невольно отступили на шаг. Глаза поляка смотрели безразлично, так же звучал его голос:

— Вернитесь в холл.

Роль временного союзника была отыграна. Он превратился в хладнокровного инквизитора, несколько месяцев назад обвинившего в убийстве ни в чем неповинного человека, ставшего лишь оболочкой для демона. Все возвращалось на круги своя.

— Старейшины потребовали провести дознание, — бесцветно пояснил инквизитор.

— Римас, — как можно увереннее произнесла я, — все и так знают, что именно демон напал на нас тем вечером.

В прошлый раз во время дознания польские посланники повернули время вспять. Они наколдовали двойников Вестичей и воспроизвели события осеннего шабаша, случившиеся перед смертью Эмиля. Меня до сих пор воротило при воспоминании о гнусном зрелище, будто скрытые камеры засняли домашних, а потом записи продемонстрировали на большом экране.

— Мы говорим о разных созданиях, — спокойно опроверг Римас. Обращаясь ко мне, он не сводил прямого, пронизывающего взгляда с Зака.

— Не нужно проводить расследования, — ровно произнес блондин, выпуская мои пальцы из теплой ладони. — Демона, которого почувствовали Старейшины, оживил я.

— Заккари Вестич, ваша вина доказана, — заключил Римас.

Казалось, что признание обрушилось на голову каменной махиной. Боясь развалиться на куски, я обхватила себя руками и попятилась. Меня стремительно утягивало в черную пустоту, где не было ни друзей, ни врагов. Я осталась одна.

* * *

За окном зачистил дождь. Тугие струи колошматили по двору, сбивали с деревьев прошлогодние листья, размывали остатки снега. По стеклу змеились переменчивые тонкие ручейки воды. Чтобы принять непростое решение, у меня было достаточно времени, но все равно я чувствовала себя совершенно потерянной, будто заблудилась ночью в лесу, один на один с темнотой, без надежды выбраться к людям.

Неожиданно дождь смешался в вихре. В разные стороны разлетелся фонтан мелких брызг, и у ворот возник Верховный судья в черном пальто. Не обращая внимания на ливень, мужчина неторопливой походкой направился к крыльцу. Помедлил, оглядел мокрый фасад здания, остановил страшные глаза на моем окне. Наши взгляды пересеклись. Едва заметно кивнув в сторону сада, Роберт сделал шаг и исчез.

Не теряя времени, я выскользнула в коридор и спустилась в холл. Гнездо пребывало в трауре, и вокруг царило горестное безмолвие, будто особняк, только-только пробудившись, снова впал в летаргический сон. Я пробралась в малую гостиную, где царил полумрак.

Запертый на ключ ящик комода выдвинулся от одного легкого прикосновения к замочной скважине. Ларчик с ритуальным кинжалом лежал на самом дне, под стопкой бумаг, школьных грамот молодых Вестичей и корочек дипломов. Выудив ларчик, я нащупала невидимую пружину и распахнула крышку. Внутри лежал бархатный сверток, перевязанный золотистым шнурком.

Неожиданно до меня донесся усталый голос Аиды:

— Наверное, отец захочет, чтобы ты уехала из Гнезда?

— Вы ошибаетесь, — ответила Маргарита. — Он считает арест чудовищной ошибкой Совета, и полностью поддерживает семью Вестич.

Они разговаривали в холле, и явно направлялись в малую гостиную. Схватив кинжал, я едва слышно щелкнула пальцами. Крышка ларчика беззвучно захлопнулась, и задвинулся ящик комода, стирая следы воровства.

В прямоугольнике света на полу растянулась изломанная тень от чьей-то фигуры. Маргарита заглянула в комнату, и я затаилась, прижавшись к комоду.

— В таком случае, надо позвонить и поблагодарить его за то, что он не лишил меня помощницы. — Хриплый прокуренный голос Розы резанул по ушам.

— Не надо! — Резко вымолвила девушка. — Это мило с вашей стороны, но отец всегда занят. Семейные дела. Так что я сама ему передам, когда мы будем разговаривать в следующий раз.

Она отошла, позволив мне перевести дыхание. По мраморному полу простучали тонкие каблучки. Для надежности я досчитала до ста, а потом выглянула в холл. Помещение пустовало. Прошмыгнув к входной двери, я схватила с вешалки куртку и неслышно выскользнула на крыльцо.

Дождь лил, не переставая. Меня окутали влажный холод и запах сырой земли. Запихнув сверток с кинжалом в рукав куртки, я заторопилась к домику для гостей, в котором таился склеп. Ветер сорвал накинутый капюшон. Я поспешно подняла голову и заметила в окне внимательно наблюдающую за мной Маргариту.

Снова в ее глазах отразился статичный пейзаж, как будто, копирующий компьютерную заставку. Однако сейчас что-то изменилось: картинка, как мутная калька, скрывала реальное воспоминание — образ смутно знакомого мрачного дома с покосившейся дверью и полуразрушенной черепичной крышей. Отгоняя наваждение, ладонью я стерла с лица дождевые капли. Губ Марго коснулась кривоватая усмешка, и она скрылась за занавеской.

Маленький неприметный домик специально выстроили в уголке сада, чтобы не привлекать чужого внимания. Усыпальницу Вестичей прятали коряжистые, давно переставшие плодоносить яблони и густые заросли боярышника. Тяжелая дверь, вылитая из чугуна, отозвалась протяжным, пробирающим скрипом. В нос ударили запах пыли и затхлости.

— Эй! — позвала я с замирающим сердцем. На самом деле, было очень странно понимать, что совсем скоро оно перестанет биться.

— Я здесь, — с заметным акцентом позвал меня Роберт.

Лестница в подземелье делала крутой виток, и в самом низу горел неровный свет. Держась за шершавые стены, я осторожно спустилась по высоким ступенькам и обнаружила, что каменные своды склепа мерцали. Из-под металлических пластин с именами умерших Вестичей вырывались острые лучи. Прямоугольная яма для сожжения выглядела бездонной дырой. На полу еще сохранилась начертанная мелом пентаграмма от вчерашнего ритуала, а вокруг валялись перевернутые толстые свечи.

Роберт стоял в центре звезды и внимательно изучал листочек с заклинанием, который Зак в сердцах отшвырнул, когда обряд не сработал.

— Знаешь, что самое важное в проведении ритуала? — Роберт брезгливо смял бумажку и, заставляя оцепенеть, поднял на меня страшные глаза. — Не сделать ошибки в латыни, когда переписываешь заклинание!

У меня вырывался испуганный смешок, и я поспешно прижала к губам ладошку. Со слов поляка получалось, что мы проштрафились из-за глупой грамматической ошибки? Нелепица какая-то! Заккари идеально знал латынь и никогда бы не допустил ошибки в написании фразы... Если, конечно, он не планировал сделать ошибку. В мою копилку добавилось еще одно доказательство, что Зак ведет свою собственную, нечистую игру.

— Тебя не смущает, что мы в склепе? — невпопад спросил судья.

— Нет, здесь уединенно. — Собеседник вопросительно изогнул брови, и я смутилась. — Ну, понимаете, Аида хорошо слышит, а мне бы не хотелось...

— Лишних ушей, — подсказал он.

— Да. — Я помолчала и, набрав в грудь побольше воздуха, выпалила: — Если дар вернется к Филиппу, они оставят нас в покое?

— Если Филипп заново обретет дар, то сможет защитить вас обоих, — спокойно объяснил судья. — Устроит тебя такой ответ?

— А Зак? — вырвалось у меня. — Что будет с ним?

— Заккари — невероятно талантливый, отмеченный Силой юноша. — Собеседник усмехнулся. — И, как любой рожденный с даром ведьмак, одержим страстями. Он повинен лишь в том, что потакает собственным прихотям. Хотя, тебе ли этого не знать?

— Мы с Заком мало общались, — уклончиво ответила я, сконфузившись из-за недвусмысленного намека судьи на мое собственное поведение.

Он, конечно, распознал ложь, но не могла же я высказаться, что Заккари Вестич одержим единственной страстью — жаждой власти. Он всегда мечтал стать Хозяином семьи, и в своем желании переступил последнюю черту: заключил сделку с демоном и попытался отнять Силу у брата. Для такого обвинения нужно обладать доказательствами, а не умозаключениями.

— Ты хотела поговорить об этом? — переспросил Роберт с непередаваемой интонацией профессионального психиатра. Таким же тоном любила разговаривать мама, пытаясь откопать в моей голове признаки какой-нибудь забавной душевной болезни.

— Нет.

Внутренне собравшись, я облизнула обветренные губы и произнесла:

— Ритуальное убийство. Чем оно грозит человеку? Типа, сумасшествие, потеря памяти? — Дыхание перехватило. — Реальная смерть?

Вопросы повисли в воздухе. Роберт потирал гладко выбритый подбородок и изучал меня пристальным взглядом, заставлявшим нервно переминаться с ноги на ногу. Кинжал случайно выскользнул из бархатной тряпицы. Пришлось сжать острые кромки, и они тревожно впились в ладонь.

— Это обряд, а не казнь, — наконец, вымолвил поляк. — Ты знаешь, что Старейшина Громов приказал Филиппу провести ритуальное убийство, чтобы забрать у тебя дар?

От удивления я открыла рот.

— И Филипп отказался, — продолжил судья. — Другими словами, не подчинился приказу, а такого неповиновения в нашем мире не прощают.

— Но ведь это единственный способ. Так ведь? — едва слышно спросила я, искренне желая услышать отрицательный ответ.

— Да. — Прозвучал приговор. — Другого пути нет.

— Тогда проведите ритуал. Я читала о нем. Кровные родственники могут передавать дар.

Стараясь не порезаться, я осторожно извлекла кинжал из рукава, и длинное лезвие с руническим орнаментом тускло блеснуло в скудном свете.

— Это решение может принять только сам Филипп, — заметил Роберт. — Сила принадлежит ему. Он многим пожертвовал, чтобы избежать обряда.

— Филипп сейчас арестован. Если ритуальное убийство — единственный шанс спасти его, то я готова отдать дар. Даже без согласия вашего сына.

Рука, протягивающая оружие, дрожала. Роберт отчего-то медлил.

— Скажите, это больно — умирать? — тихо спросила я. Честно говоря, страшила вовсе не боль, а неизвестность.

— Ты не успеешь испугаться, как проснешься человеком, — уверил меня судья, наконец, забирая кинжал.

* * *

К арестованному Хозяину Вестичу даже не приставили охранников. Зачем, в сущности, если обычный человек все равно не сумел бы сбежать из Польши без денег и обратного билета на самолет. Правда, обветшалую, как и все покои в замке инквизиции, комнату заперли на ключ.

Вестич сидел в старом продавленном кресле перед чадящим камином. От секундного перемещения из Гнезда в темницу, явно не предназначенного для организма обычного человека, парня еще немного знобило, и сводило мышцы. Огонь не помогал ни согреться, ни расслабиться, а дым раздражал глаза.

Узник устало смежил веки, откинулся на спинку кресла. В голове жужжал рой беспокойных мыслей. Если бы можно было отключить мозги, то бы он обязательно это сделал.

Где-то здесь, в одной из многочисленных комнат-темниц, Зак дожидался приговора суда. Невозможно унизить Заккари больше, чем он унизил себя сам! Совершенная сводным братом глупость не стоила даже злости, потому что на отчаявшихся людей не злятся, им сочувствуют. Вот и Филипп сочувствовал...

Хотя, кому он лгал? Его взбесил поступок брата! Если бы сейчас парни оказались в одной комнате, то он бы накинулся на красавчика с кулаками и избивал долго, со вкусом!

Из тягостных раздумий ведьмака вывел тихий шорох, точно ветер качнул пыльные занавески. Ведьмак открыл глаза. У облезлой двери, безвольно опустив руки, стояла черно-белая копия обнаженной Саши. Девушку, словно бы, вырезали из старого кинофильма: сероватая кожа, бесцветные длинные волосы. На серьезном лице темнели крапины веснушек, тонкую руку обезображивали свежие глубокие порезы, оставленные тупым ножом.

У парня замерло сердце, и сжался желудок. Он осторожно, боясь спугнуть видение, выпрямился в кресле. Тревожа холодный, затхлый воздух, призрак переместился и замер напротив камина. Тело пришелицы казалось реальным и осязаемым, только она не была настоящей.

Оттолкнувшись ладонями о подлокотники, ведьмак поднялся. Создание протянуло руку, и горячие пальцы скользнули по подбородку, коснулись сомкнутых губ Филиппа.

Он больше не чувствовал ни любви, ни трепета перед Силой семьи Вестич, только оцепенение. Потому что, вопреки его желанию, этим невообразимо длинным, как нехороший сон, днем Саша приняла решение умереть.

* * *

Я снова сидела в раскуроченном автомобиле, перелетевшем через разделительные ограждения на третьем транспортном кольце. Из-под покореженного, смятого капота валил дым, и в салоне пахло гарью, кровью и смертью.

Рев дороги еще не пробился к сознанию, вокруг царила благословенная тишина. Сердце трепыхалось в груди. Я слышала его стук и дышала, ровно, глубоко. Одеревеневшие пальцы крепко сжимали автомобильный руль, и у меня никак не выходило их разжать. Одежду запачкала кровь, сочившаяся из глубоких порезов на предплечье.

Пошевелившись, я осторожно повернула голову (к счастью, шея оказалась не сломана, только затылок ныл от удара о подголовник). Парень на пассажирском сиденье был мертв. На лбу зияла черная рана. Залитое кровью лицо окаменело и вытянулось. Навсегда застывшие, широко открытые глаза устремили невидящий взор в смятый полоток. Моего погибшего друга звали Димой, и когда-то я искренне верила, что влюблена в него.

Вдруг мертвые глаза парня скосились, бескровные губы дернулись в зловещей усмешке. Ледяные пальцы с молниеносной скоростью цапко стиснули мое запястье.

— Сашка, — прошептал он давно забытым голосом, — мы тебя так ждали!

Крик застрял в горле. Я старалась освободиться, выкручивала руку, дергала.

— Не смей вырываться! — Приказал он. — Тебе больше нет места среди живых!..

В реальность меня вытолкнул собственный вопль. Казалось, что в комнате, окутанной предрассветными сумерками, закончился кислород. Хватая ртом воздух, я уселась на кровати, от жадности подавилась и надрывно закашлялась. Пересохшее горло горело огнем, тело ныло, суставы выкручивало, как у больного артритом.

Воспоминания прошлого вечера нахлынули мощной волной, вытесняя ужас от пробуждения. Перед мысленным взором промелькнули и холодный склеп, и ритуальный кинжал, тускло блеснувший во всполохах света, и странное ощущение захлопнутого, как капкан, сознания. Роберт не обманул, смерть наступила быстрее боли.

Кто-то натянул на меня длинную ночную сорочку, и во сне она сбилась практически до пояса. Оттянув широкий ворот, я внимательно изучила тонкий шрам, в том месте, где кинжал пронзил тело. Сейчас сердце исправно колотилось, как будто, и не было никакого ритуала.