Они выбрали ночь

Мисс Габри замкнулась в себе и, покинув дом, поселилась за речным бугром, где словно прокаженного, в чужой земле, похоронили ее мужа.

Вскоре над могилой вырос знак бесконечности, который переполнил чашу терпения в конец озверевших горожан.

Проклятия посыпались на черную вдову со всех сторон. Кто — сжимая зубы, обвинял мисс Пикшер в собственных бедах, кто — приравнивал ее к коварным ведьмам, которые испокон века славились только своими греховными помыслами.

В день Порока, народ окончательно озлился, чаша терпения переполнилась. Вдова Габри погибла, забитая камнями. В тот же вечер, узнав о случившимся — Элизабета Пикшер наложила на себя руки. Ее сестра Каролина, не найдя в себе силы бороться, утопая в слезах, бежала прочь проклиная безжалостных обидчиков.

Горожане ликовали. Семья пришлых грешников, навсегда покинула город.

И было уже не важно, что дети, сраженные болезнью, выздоровели, а свершенное уже нельзя было изменить.

Прошло чуть больше пяти лет, и город вновь задрожал, выпустив иглы будто еж. Узкие улочки готовились к новой тягостной напасти.

Справедливый Рок решил не ждать милости Всеединого и обрушил весь гнев на крохотный городишко.

Отравленная вода в церковном колодце, пожары, болезни, голод — настоящий мор свалился на головы проклятых жителей. Молоко кисло в крынках, а хлеб покрывался зелеными пятнами, не успев попасть на стол.

В городе поселилась ведьма!

И никто не знал, кто она и где живет. Но народ встрепенулся, осерчал. И началась великая охота. Брат стал подозревать брата, свекровь обвиняла сноху, а отец поднял руку на сына.

День за днем, месяц за месяцем горожане извели себя сами, позабыв о проклятие, которое выкрикивала мисс Каролина, забирая с могилы родителей горсть земли. И пускай великая охота окончилась, девушка была удовлетворена собственной местью. С одной искры она разожгла такое пламя, которого не слыхивали с начала времен.

Свою смерть девушка тоже запомнила хорошо. Столичные ищейки распутали страшную череду событий, не дав возможности церковным пронырам отнести подобную расправу к промыслу беспощадного Кроноса.

Каролина из последних сил гнала коня, пытаясь вырваться из плотного кольца гвардейцев. Наконец ее скакун пал и мстительница, предстала перед острыми шпагами.

Смерть ее была такой страшной, что, вспоминая одну десятую тех мук, которые выпали на ее грешную душу, она билась в лихорадке несколько дней. По той причине Каролина редко копалась в прошлом и давно позабытые кошмары возвращались в ее сознание лишь глубокой ночью, когда она не властвовала над собой, а ее разум погружался в тревожную страну безвременья, которую люди по незнанию называли сном.

Смахнув холодную испарину, а вместе с ней и ужасные воспоминания, Улула проснулась. Ее прошлая жизнь стала преследовать острокрылую повсеместно.

12. глава — Следы, ведущие в пропасть.

Исчезая в стальных облаках, вершина, как будто затерялась между небом и землей, являя собой первую ступень к новой, неведомой жизни. Безликие фигуры сотен тысяч душ широкой вереницей напоминавшей речной поток тянулись вверх. Сегодня особенный час мог решить дальнейшую судьбу каждого из них, избавив от груза вчерашних грехов и подарив им новую надежду на завтрашний день.

Занавес открылся, грузные облака растворились, и над горизонтом показались два ярких полумесяца — один чуть выше и правее другого, — словно укоризненный взгляд Всеединого. По толпе пронеслось едва различимое эхо — то был вздох облегчения.

Добрый знак.

Выбор состоится!

Когда ночные светила вновь скрылись за призрачными лоскутами дымки — на небесной сцене возникла маленькая, едва уловимая точка.

Птица спускалась молниеносно, будто падая камнем. Безликие души ожили, каждый нараспев повторял слова истинного раскаянья и мир наполнялся шумным гулом тысячи голосов.

Одиноко стоящее дерево, властно раскинув кривые костлявые ветки, с радостью заключило ворона в свои объятия. Расправив крылья, огромная птица приветствовала собравшихся — по возвышенности разлетелся грозный крик.

Кар!

Гул мгновенно исчез, и толпа пала ниц. Ворон важно вздернул голову и, раскрыв клюв, вновь нарушил тишину.

Души замерли, не смея взглянуть на властителя судеб. Покрутив головой и так, и эдак, птица в свою очередь тоже застыла на месте, словно ожидая чужого знака.

Чудо не произошло: на заключенных чистилища не снизошло благоденствие, и солнечные врата не разверзлись перед несчастными, исстрадавшимися душами. Ворон продолжал загадочно восседать на ветке, изредка косясь на безликие образы душ. Здесь все были равны. Земные мирила — власть и богатство — не делали серый дух краше или достойнее, и отнюдь не являлись пропуском в новый желанный мир вечного счастья.

Шли минуты, часы, дни бессмысленного ожидания. Кронос — вечный повелитель человеческих бед, продолжал издеваться, растягивая иллюзорный выбор Ворона.

Первым не выдержали те, кто раболепно приклонил голову перед птицей, не в силах смотреть в смоляные глаза.

Одинокий крик, подхваченный сотней измученных душ, набатом разнеслись по вершине. Словно крысы покидающие судно терпящее бедствие, тени стали продираться через толпу собратьев по несчастью.

Ворон ждал.

Еще один неуловимый миг бездействия заставил души подвергнуться главной фобии — они окончательно потеряли веру, в того, кто являлся создателем всего сущего.

Растворяясь в океане плывущей у подножия горы дымке, тени навсегда прощались с собственной надеждой, растворяясь в пустой бесконечности.

Ворон ждал.

Толпа оживала. Поддавшись искушению, души больше не желали верить возможному искуплению. Выкрикивая ругательства и злобные проклятия, тени покидали вершину несбывшегося чуда.

Ворон провожал их беспристрастным взглядом.

Голоса душ постепенно стихли, утонув в водовороте собственных сомнений — правильный ли они сделали выбор?

Оглядев пристальным взором тех, кто продолжал, уткнувшись в каменную твердь молить Всеединого, чтобы тот позволил им искупить грехи, Ворон спрыгнул с ветки и подошел к одной из душ.

Прозрачный саван, в который был облачен фантом, вздрогнул и, задрожав, вытянулся струной. Птица замерла, и сразу же вскинув голову вверх, разразилась невероятным криком.

— Свободен!

Бурый цвет души сменился стальным, а затем, приобретя оттенок лилового, внезапно стал ярко-золотым.

Неясные очертания человеческой фигуры сжались, закрутившись на месте, словно неведомый художник, мешает на мольберте десятки красок, пытаясь найти нужный цвет.

Внезапно яркий луч света пронзил облака, и ласково обняв фантом, потянул его ввысь. Ворон повторил процедуру вновь. И очередная душа обрела покой, избавившись от бесконечных страданий.

Оставшись один, Ворон деловито прошелся по опустевшему плато, и запрыгнув на каменный выступ уставился вниз, туда, где располагался Принтвиль — хранилище людских пороков и ошибок, за которые каждый человек, сегодня, расплатился сполна. Но не только погруженные во мрак очертания города привлекли внимание Высшего. Существовало еще одно событие, которое сегодня оживило чистилище, всполошив томящиеся в бесконечном ожидании злобные души.

2

Пустынные улицы внезапно ожили, зашевелившись, словно дождевые черви, предчувствуя приход грозы. Джинкс уставился на огрызки домов, которые медленно утопали в пожирающей черной плесени.

Ощутив дрожь в коленях, констебль попятился назад.

— Что это? Что происходит?!

Взгляд Заговорщика был сдержан, но даже в нем угадывались частички непреодолимого страха.

— Нас выследили! Надзиратели, это их рук дело!

По стенам домов потянулись длинные тени ни то щупалец, ни то клешней, жаждущих добраться до живой плоти инспектора. Что-то клацнуло зубами, завыло, и скрежет когтей оставил на неровном фасаде домов глубокий багровый след.

— Бежим!

Приказ Заговорщика не заставил себя долго ждать.

Они кинулись прочь, оставляя за спиной собственный страх.

Обрушившиеся ступеньки, винтовые лестницы, не имеющие прочной основы, прогнивший пол и потолки — тяжело дыша, констебль едва держался на ногах, когда перед ними возникло неведомое создание.

Сросшиеся тела двух людей, были замотаны в тугую ветхую ткань, напоминавшую бинт. Но ни это оказалось самым ужасным. Вместо лица у этих близнецов шипело, булькало и заутробно поскуливало нечто невообразимое — словно живая плоть, натянутая на кожу имела огромные клыки и несколько пар широких маслянистых глаз.

— Назад! — Заговорщик оттолкнул констебля в сторону и ударил монстра ногой в живот.

Ответная реакция последовала мгновенно. Близнецы завыли и стали размахивать руками, словно мельница лопастями — длинные когти едва не коснулись шеи Джинкса.

В руках сэра Заговорщика возникла веревка, светящаяся тусклым бирюзовым светом.

— Беги!

Лассо ловко сплело длинные руки нападавшего. Монстр взвыл, не желая быстрого поражения — веревка натянулась и Заговорщик, не устояв на ногах, повис в воздухе, а близнецы в одно мгновение, распластавшись словно паук, очутились на потолке.

— Беги! — натужно повторил фантом.

Джинкс дернулся в сторону и замер. В проходе стояло еще несколько тварей.

Тем временем близнецы, продолжая издавать нечеловеческие звуки, призывали на помощь своих собратьев. Только сейчас констебль заметил, что опутанные руки монстра дымятся, покрываясь ужасными волдырями.

Оценив ситуацию, констебль, подпрыгнув, обхватил Заговорщика и дернул его на себя.

Вспышка — озарив коридор — быстро исчезла, отдав бразды правления вездесущему мраку. Разорванное пополам тело Близнецов валялось поодаль.

Преследование продолжалось.

Констебль ощущал невероятную боль в ногах, отдышку, но желание жить нещадно гнало его вперед.

Уткнувшись в стену, Заговорщик дрожащей рукой ощупал камни — лабиринт закончился, приведя жертв к концу пути. Спасительная веревка, разрушающая сущность порождений тьмы, не могла разрушить внезапную преграду.

— Что делать? — голос констебля дрогнул.

— Ничего не выйдет! Мы в ловушке! — обреченно ответил Заговорщик. — Все пропало.

За спиной послышались ужасные крики. Они двигались по стенам, потолку, словно нашествие тараканов, у которых имелись клыки, когти и ненависть ко всему живому.

Обессилено упав на колени — Заговорщик был не в силах унять дрожь. Его план рухнул как карточный домик, и выбор сводился к нулю — их ждало забвение.

Они были уже совсем близко. Джинкс ощутил чужое присутствие рядом почти в паре шагов. Но эти твари не спешили нападать, словно ожидая неведомого приказа.

Рука констебля коснулась веревки — по телу прокатилась обжигающая волна.

— Мы еще поборемся!

Хлыст разрезал воздух, и мощный щелчок разрубил первую тварь.

Еще одна вспышка.

Яркий свет.

Вспышка! Крик! Вой!

С каждым новым ударом хлыста, в который превратилась веревка, страх уходил прочь. И с каждым новым взмахом констебль чувствовал долгожданную свободу. Он боролся не только за себя, а за всех кто населял Прентвиль. Живой город!

Внезапно свечение померкло. Лабиринт наполнился тишиной.

Первая волна была отбита.

Крепко сжимая в руке оружие, Джинкс стер со лба пот и разразился смехом. Переборов страх, он избавился от собственных предубеждений и сомнений, терзавших его всю жизнь.

Заговорщик замер, прислушиваясь к голосу констебля, внезапно произнес:

— Это только начало. Они придут снова. И снова. Пока мы не сдадимся.

Из мрака, как из грозного зева чудовища послышались осторожные шаги.

Облизав ссохшиеся губы, Джинкс поймал себя на мысли, что раньше он никогда не нарушил бы правил этикета и воспользовался платком. Но к Кроносу подобные условности!

Шорох повторился.

Замерев, констебль напрягся. Смех прошел сам собой, вернув его в привычную реальность.

Мрак таил в себе новую опасность, которая неумолимо приближалась к ним. Ожидание растянулось, заставив Джинкса прислушаться к звуку собственного сердца, которое сжалось, предвкушая смертельную развязку.

Вытянув руку, констебль попытался угадать того, кто медленно шествовал в полумраке.

— Надзиратели! — равнодушно произнес Заговорщик.

Его желание бороться и противостоять злу, видимо, окончательно дало трещину, разбившись о непреодолимую преграду.

— Да по мне, хоть сам Кронос, — произнес Джинкс сквозь зубы.

Внезапно шаги прекратились. Темнота отступила, дав возможность свету открыть взору жертв очевидное — лабиринт имел выход, который, был скрыт за каменным выступом.

— Поторопитесь. У нас не так много времени, — спокойно изрек Фонарщик.

Чудесное провидение придало констеблю новую силу.

Пожав Заговорщику руку, они распрощались на следующем распутье. Их пути расходились. Джинкс взглянул в бездонные глаза фантома, где отражением свечи, блистал луч надежды.

— Я верю, — раздались сокровенные слова.

Констебль очень хотел ответить, что он не подведет. Но слова застряли в горле комом — на глаза навернулись слезы.

Ослепительный свет окружил инспектора, закружив его будто сорвавшуюся с ветки листву.

Когда мистер Форсберг снова смог видеть, фонарщик продолжал оставаться рядом. Огонек в лампе практически догорал, а закоптившееся стекло ловко скрывало крохотный источник света.

Констебль огляделся. Небольшой зал, заставленный множеством непонятных вещей, напоминал захламленную лавку старьевщика.

— Где мы?

Фонарщик оставил вопрос без внимания. Оказавшись возле стойки, он низко поклонился и, жестом подозвал констебля.

Джинкс проскользнул между огромного механизма напичканного различными шестеренками, грузиками и пружинами с одной стороны, и клепсидрой — состоящей из конической посуды с циферблатом и стрелками, с другой.

— Доброго времечка, — поприветствовал констебля небольшой худощавый старичок, по всей видимости — хозяин этой лавки.

Его лицо покрывали глубокие извилистые морщины, напомнившие Джинксу острые стрелки и круг часов.

— Давно я не встречал смертного в здешнем захолустье, — заметил старик и подскочив к инспектору приобнял его за плечо. — Но позвольте перед началом вашего увлекательного путешествия, я устрою для вас небольшую экскурсию по своему царству времени.

Констебль растерянно покосился на фонарщика. Судя по выражению лица — тот был не против.

— Я право слова... не знаю. У меня очень мало времени, — осторожно начал Джинкс, но хозяин лавки и слышать не хотел никаких отказов.

— Время. Мальчик, что такое время, — коротышка очутился возле песочных часов и, перевернув их, стал наблюдать за тем, как тонкой струйкой быстро сыплется песок.

— И все же — я вынужден отказаться.

Старик, кинул на констебля безразличный взгляд. Немного подождал, а затем подмигнул и начал экскурсию.

— Нет, конечно же, время — это не песок. И не вода. — Оказавшись возле клепсидры, старик подставил ладонь под тонкую струйку переливающуюся из одного сосуда в другой. — Люди называют ее 'похитителем времени', — хозяин лавки улыбнулся. — Все это несусветная глупость. Время нельзя измерить или поймать в силки, как это многие столетия пробовали ваши предки.