Сновидец

— Тогда иди же. Никто из нас не должен стоять на пути судьбы. Прощай же, мой любимый! Прощай. Я любила тебя так, как не любила ещё никогда!

Её лицо было спокойно, лишь большие глаза лучились, отражая свет звёзд. Они отчаянно обнялись, потом слились в любви, безоглядной и яростной. Когда Найте проснулся, любимая ещё спала, и он с минуту смотрел на неё. Потом юноша отвернулся, подобрал кинжал и, не говоря ни слова, нырнул в расщелину.

Уже миновав её, он услышал позади рыдания, и его сердце наполнилось горьким огнем.

...................................................................................................

Найте скорее летел, чем бежал или шёл, потому что его путь лежал вниз, с гор, на дно долины. Он мчался так быстро, что в груди горело сердце. Когда скалы расступились и внизу открылись огни селения, он на минуту замер. Там царила тишина. Никто не ждал его. Когда он подошёл к воротам, нигде не раздалось ни звука. Лишь изредка слышались беспомощные вздохи спящих.

Никто не помешал Найте перемахнуть изгородь. Двери хижин оказались незаперты: все поселяне спали мертвым сном после вечерней попойки. Юноша, смуглый и почти невидимый в темноте, мог просто входить в один дом за другим и убивать так бесшумно, что никто не успел бы проснуться. Он не стал этого делать. Подобравшись к амбару, он выхватил из кольца факел и поднес огонь к соломенной настилке крыши, потом к ещё одной, ещё и ещё...

Когда пожар разгорелся, селение наполнила суматоха и крик. Найте не пытался бежать. Он стоял неподвижно, худой и внимательный, весь обнаженный, сильный, рослый, красивый. Его тускло блестевшие черные волосы развевались, падая на плечи, гибкое тело, отражая отблески пламени, казалось отлитым из неостывшей, рдеющей меди, а повсюду кругом него тени трепетали, дрожали и прыгали.

Староста закричал, как в кошмаре, закатывая глаза и занося в сжатом кулаке кривой нож. В бледных руках найров сверкнуло ещё несколько ножей. Те, у кого не было оружия, взяли кто что мог — кто камень, кто дубинку, а кто — просто тяжелую палку.

Найте посмотрел — пристально и зло — на старосту. Его длинные глаза приняли упорное, даже дерзкое выражение. Их взгляд в гневе был жуток, и никто из найров не смог его выдержать. Через минуту все трусливо отвернулись.

Когда они вновь осмелились взглянуть на него, юноша засмеялся им в глаза отрывистым, недобрым смехом. Тут чей-то камень ударил его в лицо, так, что оно залилось кровью, но он даже не вздрогнул.

— Убейте же меня, — сумрачно сказал он, — но помните, что я не умру без борьбы, — и кровавый свет сбежал по клинку его длинного тяжелого ножа.

— Здесь только он один, — прошипел староста, словно змея. — Смерть же ему! Смерть!

В юношу полетел град камней. Он прикрыл локтем голову, но жгучие, тяжелые удары обрушились на его грудь, живот, колени, ступни. Этот каменный град сбил Найте с ног, и вся масса найров накинулась на него. Над ним взметнулся холм, точно водяной пузырь в водовороте — и рассыпался — тоже, как водяной пузырь, выбросив в стороны пятерых окровавленных рыжих мужчин. Но юноша уже поднялся, выдернул из толпы вцепившегося в бедро найра и прикончил его, насадив на свой нож. Остальные попятились от этого страшного окровавленного существа с режущей смертью в руке и глазами, чей взгляд обжигал, словно пламя. Попятились, чтобы броситься на него сразу со всех сторон, но атака словно разбилась о стену. Теперь длинный нож Найте работал без остановки: красное от крови лезвие мелькало, точно пламя, коля и кромсая. Побоище смешалось в кучу. Эта сомкнутая, метавшаяся толпа двигалась то справа налево, то слева направо, постоянно и медленно вращаясь вокруг Найте. Над ним вновь и вновь вздымались и опадали холмы хрипящей, рвущей бледной плоти. Битва превратилась в страшный, бесконечно тянущийся хаос. Удары, укусы, прыжки, стоны, короткий визг и суета смешались в единое безумие во мраке. Найте дрался почти бессознательно, обезумев от ярости и боли. Из-за потери крови всё кружилось вокруг него, позади, впереди, под ним, повсюду. Взошла утренняя звезда. Ночь проходила, но быстрота головокружительного движения всё усиливалась. Чаша весов заколебалась: найры уже боялись нападать на юношу, но он истекал кровью.

Когда железный зуб пронзил его запястье и рука выпустила нож, Найте понял, что близится конец. Он был весь исцарапан, кровь из его тела сочилась местах в двадцати, один его глаз почти совсем закрылся, а бока были в лохмотьях. Теперь он дрался руками и ногами, бил и ломал найров. У него ещё осталось достаточно сил, чтобы его удары калечили их, дробя кости. Вдруг он заметил, что найры нападали всё реже. Иногда он уже мог перевести дыхание, и порой одного блеска его глаз хватало, чтобы враг отступил. Но тут староста, доселе державшийся сзади, бросился вперед.

— Добейте зверя! Он уже истекает кровью!

И тяжелая рука, точно молот, обрушилась на его голову. Его сын кинулся на помощь своему отцу, но раньше, чем его нож вонзился Найте в бок, руки юноши переломили его шею, а потом покончили и со старостой.

— Вот так сражаются Глаза Неба, — сказал Найте, отирая рукой кровь со своих глаз. Он весь был покрыт кровью, лившейся из множества ран.

Смерть вождя сломила найров. Никто не тушил пожара и, пока они старались одолеть Найте, огонь пожирал их дома. Теперь за их спинами осталось лишь рдевшее пепелище, где уже нечего было защищать. Они не побежали, просто молча, сомкнутой толпой отступили в темноту, унося раненых, и растворились в ней — они уходили туда, откуда пришли.

Когда всё стихло, Найте, хромая, с запекшимися ранами, побрёл по полю битвы, придерживая свою правую, изуродованную руку, почерневшую от запекшейся крови. Его кожа была жестоко искромсана, мышцы разорваны.

Он уже не был смуглым: с головы до пят он окрасился в красный цвет. Тем не менее, он не хотел ни стонать, ни взглянуть на свои раны, ни перевязывать их. Он вернулся назад, чтобы счесть убитых. Тридцать найров, все жестоко израненные, легли мёртвыми подле своих сгоревших домов. На каждом теле нашлись следы его рук или ножа.

Гиены сбегались отовсюду, чтобы устроить себе кровавый пир. Со всех сторон слышалось урчание, чавканье и хруст костей. Найте ничего не замечал, ни на что не обращал внимания. Он сидел, опустив голову на колени. Холод ночи подбирался к его сердцу, и его собственная жизнь утекала вместе с кровью. Лишь раз он поднял голову, надеясь увидеть Аютию или кого-то из своих: он не хотел умирать в одиночестве. Равнодушный к земным делам небосвод простёрся высоко над ним.

— Как низко стоит одна звезда... — прикрыв глаза ладонью, он посмотрел туда, где пропасть бездонного неба смыкалась с землёй. Оно ещё не начало светлеть, однако по запаху ночного воздуха он чувствовал приближение зари. "Солнце, — подумал он. — Я должен увидеть солнце". Но было уже слишком поздно — и для этого, и для всего остального. Вокруг пировали звери, пожирая плоды чужой победы, Найте же всё сидел неподвижно, сидел до самого холодного рассвета, пока руки Аютии не обвили его.

— Ты жив! — воскликнула она. — И ты победил!

— Я победил, — глухо, без выражения сказал он. — Но я мёртв.

Он освободился из её объятий, встал на ноги — и упал бездыханным на свою последнюю и страшную добычу.

Исход

Вайми проснулся, чувствуя, как бешеные удары сердца душат его. "Найте убили этой ночью, — подумал он, — я его убил". Потом он опомнился. Лина спала, вольно разметавшись во сне, и он не стал её будить. Подобрав копьё, он вышел наружу, под усыпанный звёздами чёрный небосвод. В согласном свете множества чужих солнц земля казалась смутным призраком. "Чужих солнц? — подумал Вайми. — Как же я этого не понял? Каждая звезда — это солнце, вокруг которого вращается чей-то мир. И друг для друга мы — такие же тусклые огоньки. Так редко можно увидеть солнце чужой души во всём его блеске. Но я видел... видел солнце Лины..."

Он бездумно подошёл к хижине Найте, но его друг тоже спал — отнюдь не вечным сном: его рука невинно лежала на тугом заду Аютии. Они спали, все вокруг спали, но тогда откуда же взялось это тревожное чувство, что уже скоро все кончится?

Вайми поднял голову. За Краевыми горами мерцали быстрые, бледные вспышки — со всех сторон, сразу. "Буря света, — понял он, — буря света, которая поглотит весь этот мир. Я должен спешить, чтобы увидеть свою смерть".

Юноша взобрался на обрыв и по неверной тропе пошел наверх. Он надеялся, что успеет достичь вершины Обзорной горы. Но не успел.

....................................................................................................

У сторожевого поста, там, где пал отважнейший из Глаз Неба, он встретил брата. Вайэрси стоял перед ним безоружный, но его силуэт окаймлял тончайший ореол острого синего света. Юноша замер, выпустив копьё. У него перехватило дыхание — от счастья. Все остальное, даже гибель мира, теперь казалось ему нереальным и далёким.

Звёзды давали мало света, но Вайми понял, что перед ним не тот Вайэрси, не прежний — в нем не осталось той отчаянной беспомощности, которая проглядывала порой в миг казавшейся безнадёжной угрозы. Он был, как обычно, совершенно спокоен.

Их глаза встретились. У юноши возникло вдруг стран­ное ощущение, — словно он стоит на падающей в пропасть скале. Напряжение нарастало, он чувствовал, что сейчас его жизнь необратимо изменится.

— Срок этого мира истек, — сказал брат. — Дай мне руку, и я отведу тебя в свой мир.

Его голос тоже изменился — стал напряжённым, странно виноватым, но Вайми это не тронуло. Перед ним стоял его брат — и этого достаточно. Вот только...

— А как же Лина? — спросил он. — Остальные? Что будет с ними?

— Ты сможешь увидеть их всех, — быстро сказал Вайэрси, но его глаза смотрели в сторону. — Дай мне руку, и я выведу тебя...

— Туда, где нет темноты? — спросил Вайми и, не дожидаясь ответа, протянул ладонь.

Его брат крепко сжал её. Теперь это был свет. Он окутал Вайми прозрачным облаком и маленьким алмазным солнцем засиял над головой. Затем земля вдруг ушла у юноши из-под ног.

Вайми мгновенно охватил дикий восторг. "Я лечу, — подумал он, — лечу, лечу, лечу!"

Потом он испугался, что проснется, но от яви не было пробуждения. Они поднимались очень быстро. Земля ушла вниз и он вдруг увидел свой мир — бархатный круг черноты, вокруг которого ярился полыхающий свет. "Маленький, — подумал Вайми с внезапной острой жалостью, — какой же он маленький!"

Небо стало совершенно чёрным, на нем явились мириады звёзд, которых юноша доселе никогда не видел. Наверное, это были звёзды найров. Он скорее угадал, чем понял, что они летят к Вайми, к его звезде, и что сейчас исполнятся все его мечты...

— Не смотри вниз! — закричал брат, когда Вайми опустил глаза на бешеный свет. Его мир уже исчезал в нем и юноша с ужасом представил, что сейчас происходит с Линой... с остальными... пришел ли за каждым светоносный спаситель? Или?..

Он всё ещё смотрел вниз, когда наступил конец. Свет вдруг неистово полыхнул... и всё замерло. Мир не сгорел, не рухнул, не распался на части — он просто застыл, недвижимый, уже навеки. И Вайэрси вырвался из этой белой неподвижности — в темноту.

Эпилог

Вайми не знал, сколько пробыл во тьме. Вначале был пугающий разрыв небытия. Потом он, не сознавая себя, стал ощущать течение времени. Ему грезились смутные, беспорядочные сны, но он чувствовал, что ему очень уютно и тепло. Он лежал на чём-то мягком, укрытый толстой тканью. Слышался равномерный слабый звук — то ли шум крови в ушах, то ли просто гудение. Поняв, что проснулся, юноша открыл глаза и поднял голову, чтобы осмотреться.

Вайэрси сидел на краю постели и улыбнулся, встретив взгляд брата. Нечто белое, пушистое, просторное покрывало его тело до середины бедер и до локтей. Одежду стягивал тяжелый пояс из тёмной стали. На левом запястье Вайэрси блестел массивный серебряный браслет. Но его лицо, волосы и длинные синие глаза были такими же, как всегда.

Вайми недоуменно огляделся. Он лежал в полутёмной комнате, маленькой и узкой. Кровать стояла у стены. Всю другую стену занимали квадратные панели с множеством мелких деталей и светящихся глазков. Над постелью нависал массивный, словно стальная глыба, агрегат с цилиндрическим углублением, в которое могла пройти его голова. За спиной Вайэрси была приоткрытая белая дверь, а за ней — темнота. Мягкий, ласкающий глаза свет падал из прямоугольного выступа в стене над кроватью. На хрустальные горы мира его снов это место мало походило.

— Где я? — наконец спросил он.

— В Реальности, — спокойно, как всегда, ответил брат. — Твой мир существует, но ты жил в его отражении, в иллюзии, во сне машины.

— Я не понимаю!

— Я покажу. Попробуй-ка встать...

Вайми сел и осторожно спустил босые ноги на пол — как оказалось, металлический и очень холодный. Воздух тоже вовсе оказался не жарок. Он вздрогнул и поёжился, обхватив голые плечи.

— На, оденься, — Вайэрси протянул ему тунику, такую же, как его собственная.

— Зачем? — Вайми в недоумении поднял взгляд.

Вайэрси терпеливо пояснил:

— Потому, что ты мёрзнешь. И потом, то, что естественно во сне, не всегда подходит к яви...

Вайми со вздохом подчинился. Одеяние оказалось тяжелым, особенно пояс на бёдрах, но в нём стало тепло, и лишь его босые ноги по-прежнему мёрзли. Вайэрси тоже был босиком, лишь над его крепкими ступнями тускло блестели серебряные браслеты. Ткань туники, пушистая снаружи, внутри была гладкой — и прочной, как железо.

Вайми отпустил рукав, попробовал встать — и тут же едва не свалился: здесь всё совершалось мгновенно, он двигался как-то слишком легко и, начав движение, уже не мог остановиться. Лишь после нескольких минут осторожных попыток тело стало, как раньше, бездумно подчиняться ему. Вот только ноги почему-то ещё плохо слушались.

— Это пройдет, — сказал Вайэрси. Он следил за ним с усмешкой, но молча. — Если ты можешь идти — пошли.

— А где мы? — немедленно спросил Вайми.

— Именно это я и хочу объяснить, — брат взял его за руку и повёл, как ребёнка, но Вайми был за это благодарен — он всё ещё боялся упасть.

В коридоре было совершенно темно и тихо, лишь откуда-то снизу слышался слабый гул. Вайми чувствовал, что здесь, кроме них, нет ни одного живого существа.

Распахнутая настежь большая дверь в конце коридора вывела их в высокий круглый зал с голыми стенами, залитый таким же мягким рассеянным светом. Здесь стояли восемь громадных серых кубов, пыльных и тусклых. Дверцы в некоторых были распахнуты, открывая блестящие трубки и плотные ряды пластин, усаженных множеством чёрных квадратиков в серебряной паутине. Оттуда тоже доносилось мягкое гудение и веяло слабым теплом.

В центре зала, окруженный кольцом тёмных окон, поднимался купол из стекла, заполненный белым мерцанием. В его глубине Вайми увидел свой мир — такой же, как там, в пещере...

— Да, ты жил там, — сказал Вайэрси, сев в одно из стоявших возле окон кресел, — и здесь, — он обвёл рукой зал и закинул ногу на ногу. Вайми пару секунд смотрел на его пыльную подошву, потом тоже осторожно сел. Кресло оказалось очень удобным и упругим. Поверить в то, что он услышал, было трудно.