Волчица и пергамент. Том 7

— Ты в порядке?

Её голос, не обычный добрый, а жёсткий заставил Коула вытянуться в струнку. Но сейчас было не время тушеваться.

— Да, и у нас с принцем был долгий разговор.

Хайленд, берясь рукой за рукоять меча, кивнула.

— Сейчас и здесь я обвиняю тебя в похищении Предрассветного кардинала, находящегося под покровительством нашего королевства. Хочешь ли ты что-то сказать в связи с этим?

Солдаты Хайленд стали изготавливаться к бою. Люди Клевенда заметно занервничали, но сам он не подал вида, что обвинение произвело на него впечатление. Значит, и Коул должен был поступить так же. Он глубоко вдохнул и, сделав шаг, сказал:

— Похоже, здесь налицо определённое недопонимание.

— Недопонимание? — нахмурилась Хайленд.

Впервые она с таким выражением лица смотрела на Коула.

— Досточтимая принцесса, ты получила отчёт с описанием проблемы, с которой мы столкнулись в Сарентоне?

Хайленд с настороженным видом кивнула.

— Прочла. Вы нашли ремесленника, но вам нужно его убедить.

— Верно. Поэтому я встретился с досточтимым принцем Клевендом, что нам очень поможет.

В этот момент Клевенд кашлянул и произнёс:

— Я знаю, о чём ты спрашивала в Сарентоне, ещё, кажется, ты полагаешь, что мы несём ответственность за историю с рыцарями Крузы, поэтому ты привела людей поздороваться со мной.

Клевенд скользил в своём грубоватом заявлении на грани лжи, но смысл его слов был таков: "как бы то ни было, оставим историю с рыцарским орденом, толку от этого не будет".

— И что?

Предрассветного кардинала похитил тот, кто не стеснялся вызвать междоусобицу ради трона. Коул читал в глазах Хайленд, что при таких обстоятельствах Клевенда ничто не могло оправдать. И ею двигало не только и не столько беспокойство за Коула, главной причиной являлось её многолетнее предубеждение против Клевенда. И Коул должен был суметь должным образом прояснить ситуацию и примирить двух наследников.

Поэтому он глубоко вдохнул и произнёс:

— Чтобы убедить господина Жана, мне нужно содействие досточтимого принца Клевенда.

Недоумение промелькнуло в глазах Хайленд, потом она нахмурилась ещё сильнее, вызвав некоторый трепет у Коула. Он знал, насколько неразумно помещать большое яблоко в маленькую квадратную коробочку, но должен был найти способ это сделать.

— Нам необходимо рыцарское состязание с оружием на конях.

Настоящее боевое пиршество для рыцарей и тех, кто стремился стать рыцарем, место, где можно было показать результаты ежедневных тренировок. Сам Коул был далёк от всего этого, но держал в укромном уголке разума из-за Миюри.

— Состязание на конях?.. Постой, Коул, ты...

Это стало для неё неожиданностью. На лицо наследницы вернулось её обычное выражение, и Коул, облизнув губы, произнёс с преувеличенным пафосом:

— Это будет по-настоящему блистательное зрелище. Репутация принца Клевенда в стране известна всем. Если ему будешь противостоять ты или первый наследник трона, я просто не представляю, какой интерес это привлечёт.

Такой не слишком моральный замысел родился у Коула под впечатлением предложения Ле Руа, прикинувшего, что если широко известный Предрассветный кардинал напишет книгу, в которой он обвинял бы Церковь, её цена будет просто заоблачной. Мысль о чём-то подобном просто не могла сама возникнуть в голове Коула. Однако уши и глаза мира, если говорить прямо, более всего услаждаются как раз не слишком моральными вещами.

— Не один только принц Клевенд, все собравшиеся здесь — люди, учившиеся рыцарским навыкам и воспитывавшиеся как рыцари. И, похоже, им лишь не хватает места, где они могут показать свою силу?

Коул верил, что Хайленд знала о положении последователей Клевенда и не могла не сочувствовать им. Клевенд утверждал, что её предубеждение рождено неполноценностью происхождения её самой.

— Это будет блистательное событие, которое неизбежно войдёт в летописи королевства. Так что потребуется перо, которое запечатлеет на пергаменте героическое состязание собравшихся рыцарей!

Жан проявил такой живой интерес к Миюри, получившей рыцарское достоинство, что подобная затея наверняка должна будет увлечь его с головой. И если Хайленд попросит, чтобы он официально от имени королевской семьи получил право записать это событие, то в обмен на эту честь можно будет получить его способ печати книг.

Но даже если Жан не захочет помогать, рыцарское состязание всё равно продвинет вперёд изготовление книг Священного писания на доступном языке. Потому что...

— И давайте этим местом изберём строящийся монастырь.

Хайленд даже не смогла что-либо ответить. Только ошарашено посмотрела на Коула.

— Прежде там было имение, в котором жили известные рыцари древней империи. Это место подходит для столь блистательного события. События, которое привлечёт бессчётное число менестрелей, воспевающих битвы, и сделает это место известным всему королевству. Это место в итоге привлечёт не только толпы паломников, но и любителей поучаствовать в подобных событиях, которые будут готовы внести щедрые пожертвования.

Действительно, состязание, в котором сошлись бы принцы, один из которых считается в королевстве мятежником и предводителем мятежников, а другой — первый наследник, и к ним ещё принцесса, поддерживающая существующее престолонаследие, — это то, что может произойти один раз в жизни. К тому же в этом состязании будут цветы и гимны, трубы и песни, но не будет крови и смерти.

Короткий промежуток времени, когда можно радоваться всем вместе, забыв о повседневных заботах. Что может быть лучше! Видные аристократы будут рады стать здесь частью легенды.

— Даже если к этому времени монастырь будет приведён в порядок, найдутся те, кто проявит к нему свою благосклонность. Большие пожертвования станет денежной основой воплощения надежд в действительность.

Эти большие пожертвования дадут возможность изготовить большое количество Священных писаний даже без содействия Жана, просто наняв достаточно много переписчиков. А с помощью Жана можно было бы уверенно сказать, что никакая сила в мире не сможет остановить план Ханаана.

— Просто...

Тут Коул, наконец, приостановил свою трескотню. Приведённых объяснений должно было хватить, чтобы оправдаться, почему он провёл ночь в доме принца за беседой с ним, и чтобы доказать, что Клевенд не мятежник. Но Хайленд могла всё ещё упрямо считать, что коварный Клевенд обманул наивного Предрассветного кардинала, потому что Коул ещё не объяснил, почему он покинул постоялый двор, не уведомив Миюри.

Однако Хайленд и сама должна была почувствовать, что её уверенность ослабла. Ещё она должна была знать лучше Коула, как страстно относилась Миюри ко всему рыцарскому.

— Просто принц Клевенд был прав, сказав, что между вами остаются подозрения. Одному Господу известно, что получится с тем, о чём шла речь. Любое решение должно приниматься взвешено и рассудочно, а не под влиянием чувств. Даже если ваши позиции вас окончательно разведут, не держите зла друг на друга.

Лицо Хайленд стало строже, она понимала правоту Коула и знала, кто может не захотеть пойти правильным путём.

— Ну и, короче говоря, если бы всем было известно, какое занятное дело я буду обсуждать... — Коул услышал шорох из ближайших зарослей, но специально не стал обращать на это внимания. — Эта юная дикарка наверняка сделает это. Даже если бы оказалось, что досточтимый принц действительно меня не обманул.

Коул полагал, что Миюри не была столь ребячлива, но совершенно отрицать такую возможность с учётом её своевольного прошлого он не мог. Винить в том он мог только Миюри.

Было легко представить, насколько сложно было бы в её присутствии сохранять хладнокровие, обсуждая состязание или обмениваясь мнениями с принцем. Он так и видел, как горят сейчас её глаза, когда она на цыпочках подкрадывается, чтобы послушать, как шевелятся её уши и хвост, и она пытается их спрятать.

Хайленд должна была суметь представить, что, если Клевенд предложит условия, чреватыми ущербом для её стороны, Коул, не способный сохранять хладнокровие в присутствии Миюри, может поддаться, чтобы её не разочаровать.

— Досточтимая принцесса Хайленд, ты представила себе это, да? Мы собираемся отказаться от сотрудничества с Клевендом, и она начинает кричать и ныть без конца. А когда, наконец, сдастся, то просто будет кусаться, требуя, чтобы мы сами устроили верховые рыцарские состязания.

Тогда Хайленд, искренне любящая Миюри, взвалит на себя дополнительные дела в ситуации, когда средств и так не хватает.

Дело было не том, чтобы постараться избежать всего этого, Коул должен был оказаться достаточно убедительным, чтобы заставить Хайленд это представить. Можно было придумать много причин, по которым Предрассветный кардинал покинул постоялый двор так, чтобы этого никто не заметил. И раз, кроме Господа, никто не мог ясно увидеть истину, пришло время выбрать ту из них, которая покажется самой странной и заставит смеяться громче всего.

— Ты... — неуверенно произнесла Хайленд, когда немного пришла в себя, — ты... Это действительно...

Она не знала, как выразить все захлестнувшие её мысли. Но Коул не думал, что её охватили неприятные чувства.

— Я готов понести наказание за своеволие. Но как участник борьбы за распространение истинной веры, чьи помыслы схожи с твоими, я должен сказать одно.

Коул повернулся к Клевенду, чтобы взять его мощную руку, и двинулся вперёд. Хайленд и Орландо не шевельнулись, зато стоявшие за ними воины беспокойно заёрзали, лязгая и стуча доспехами. Коул подвёл принца к Хайленд, стоявшей с выражением недоумения на лице. Впрочем, Коулу показалось, что она изо всех сил пыталась принять торжественный вид.

Может быть, это было начало чего-то нового.

— Люди одной крови должны жить в мире.

Такие вещи не принято говорить взрослым людям, как не положено обсуждать происходящее в королевской семье тем, кто в неё не входит. Но эти двое должны были понимать, что, если бы они могли самостоятельно справиться, они бы давно что-то сделали для этого.

Следовало извлечь урок из того, как было разрешено противостояние хозяина Сиато и Орландо. Пусть Коул и не такой милый, как Миюри, он не сильно уступал ей по части невинности.

Как есть возможность примирения Церкви и королевства, так есть она и тех двоих, что стояли перед Коулом. И если он сможет стать такой возможностью, он будет рад сделать это, даже если доставит кому-то неприятностей или оттолкнёт кого-то от себя.

— Пожмите друг другу руки и примиритесь.

Коул нередко мирил поссорившихся детей в Ньоххире, деревне горячих источников. Выражения лиц Хайленд и Клевенда было сейчас почти таким же, как у тех детей, и они старались не смотреть друг на друга, а лишь бросали беглые взгляды. Коул смотрел на них, говоря про себя, что, если бы у него на их месте было бы какое-либо недовольство другим, он бы первым сказал об этом.

Прочёл эту мысль Клевенд или нет, но первым протянул руку он.

— Я ничего не имею против тебя, — его слова на миг принесли ощущение братской снисходительности. — Хотя, возможно, я никогда не буду тебе хорошим братом.

Коул не знал, как они ладили детьми. Но он знал, что нет такой расщелины, которую нельзя было преодолеть.

Хайленд посмотрела на Клевенда, потом перевела взгляд на Коула.

— Может быть, я буду винить тебя за это до конца жизни, — сказала она, её голубые глаза были серьёзны и искренны. — Дал бы хотя бы мне немного времени, чтобы подготовиться.

Они крепко пожали друг другу руки. Хайленд покачнулась, вероятно, это из-за разницы в их весе.

Наследница позволила себе искренне улыбнуться, и эта улыбка заставила Коула смутиться.

— Старший брат будет очень поражён.

— Значит, верховые состязания рыцарей... — улыбнулся Клевенд с таким удовольствием, будто ошеломить короля или первого наследника было развлечением для него.

Вероятно, в этом проявился его мятежный дух. Зато Хайленд выглядела очень серьёзно, похоже, она чувствовала слабость от одной мысли, как отнесётся король, когда узнает об этом.

— Чего испугалась? Пока я послушно склоняю голову, твоя репутация будет расти. Насколько большими делами ты бы не занималась, они лишь пойдут лучше.

От слов Клевенда Хайленд стала ещё мрачнее.

— Это то, что я в тебе ненавижу, — сказала она и немного ссутулилась, в то время как улыбка Клевенда стала шире.

Но рук они не отпустили, и стоявшие за ними люди, увидев, что нет нужды применять силу, облегчённо вздохнули.

— Тогда, досточтимая принцесса Хайленд, вот ещё что, — произнёс Коул, видя, что примирение состоялось, у него же оставалась ещё одна забота. — Где сейчас Миюри и остальные?

Возможно, Хайленд сейчас чувствовала освобождение от многолетнего гнёта, она смахнула слезинки из уголков глаз и улыбнулась Коулу:

— Эта твоя головная боль.

Коул мог лишь сухо улыбнуться. Орландо посмотрел на него с видом дяди, недовольного тем, что его племянник суетится по пустякам. Да и Шарон в разговоре так и не рассказала толком о состоянии Миюри.

Из зарослей снова донёсся шорох, ветки кустов качнулись. Коул посмотрел туда и выпрямил спину. Должно быть, так себя чувствуют, когда выходят на поле боя. Он подумал, что чувствовал бы себя уверенней, если бы Миюри была с ним, и грустно улыбнулся своей глупости. Но, собираясь на что-то опасное, он действительно очень хотел бы, чтобы Миюри была рядом. Рядом с ней он бы не боялся даже оказаться в гуще сражения.

У Коула мелькнула мысль, что желать такое, может быть, немного себялюбиво. Потому что с какого-то момента Миюри уже знала, что не пойдёт в сражение вместе с ним. Она представила себе, что будет с Коулом, когда она убьёт врага, забрызгавшись его кровью, этого было достаточно, чтобы навсегда отказаться от мечты сразить врага своей рукой. И, представив себя идущим на поле боя, Коул не ощутил чего-то неестественного от фантазии, что Миюри рядом с ним, и потому мог сказать, что в его душе что-то перекосилось.

Или же он, обладающий лишь знаниями и плохо разбирающийся в настоящей жизни, слишком пренебрежительно относится к битве? Пусть так, но верно и то, что его видение себя и Миюри, вместе выходящих на поле боя, обладало такой чёткостью, что его почти можно было потрогать.

Если они не могли идти вместе сражаться, то кем была эта сребровласая девушка рядом с ним?

Он видел её фигурку, её красивые бледно-пепельные волосы, присыпанные серебром, которые развивались на ветру, она шла рядом с Коулом с уверенной улыбкой на лице.

— А... Вот, значит, как выходит.

Возможно, Коул с самого начала полагался на Миюри. Вскорости состоится верховое состязание рыцарей, которому суждено войти в историю, и эта девушка-сорванец обязательно захочет участвовать в нём. Сдерживать её — это действительно его головная боль, и есть ответ, как это сделать.

Последний толчок к запихиванию большого яблока в маленькую квадратную коробочку на самом деле был сделан Ханааном. Это его невероятную прихоть канонизации совершенно невозможно втиснуть в коробочку. Но если по этому поводу ничего не придёт в голову Коула, то есть ещё один человек, с мечтой которого он не мог тягаться.