| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Так тому и быть!— и я ударил по спусковому рычагу....
'Наташа' немедленно выбросила из склоненного вниз ствола облако раскаленных добела газов. Увы, снарядов у нас давно не было! А вот заряды еще оставались...
Белофиннам хватило. Воющий, но уже жалобно, клубок человеческих тел, некоторые из которых были охвачены языками пламени, покатился назад, к опушке леса... А это кто тут возле левой гусеницы пришипился?
Я соскочил на снег, выхватывая из-за пазухи пистолет. Но скорчившаяся на снегу фигурка так жалобно закрыла лицо руками...
Моя рука с пистолетом опустилась сама собой...
В этот миг из-за рваных туч вдруг проглянул кусочек луны. Лицо белофинна было залито черной кровью. Э, да он ранен... Ну и пошел к черту.
Схватив белофинна за предплечье, я сорвал с него полевую сумку, развернул его лицом к лесу и дал смачного пинка...
... В сумке нашел интересный дневник, писано по-русски!
Читаю по диагонали.
Ах, вот оно что... им нужна 'Наташа'! Нет, они её не получат...
— Взорвать.— Твердо сказал Вершинин.
— Все равно... как представлю, что эти финские вши лазать будут по её мертвому телу...,— сокрушенно сказал Саня Широкорад.
— Озеро тут есть! Глубокое, ледникового происхождения! — предложил политрук Саня. ('Саня, ты что, уже тоже... — Командир, веришь, я сам пока ещё не пойму! Ранило меня, сознания уж нет... Однако... Видно по всему, что к утру околею!')
— Да как же мы её в озеро-то запихнем? У берега мелко, а до середины не добраться, лед просто не выдержит!— разумно возразил Лацис.
— А мы до середины озера лед наморозим..., — предложил Саня— сапер.
... Разливая, часто и на себя, батарейцы из последних сил черпали и черпали брезентовыми ведрами черную воду. Мороз схватывал её на лету, так, что наши шинели превращались в ледяные панцири...
... Лед трещал, стонал, гнулся, расходясь зловещими трещинами... Но тягач все полз, полз... под гусеницы подкладывали доски, ветки, оторванные борта с машин... Лишь бы только добраться до вырубленной проруби, там, где мы мерили глубину...
Не доехали совсем чуть-чуть...
Белые льдины вдруг встали на попа, переворачиваясь. Со стоном и скрежетом мы проваливались под лед, уходя в зловещую черную глубину... Вода меня обожгла, как кипятком.
Запись почерком Юсси.
Когда Пааво увидел меня, он только махнул рукой. Мол, проваливай... На столе, под светом яркой керосиновой лампы, лежал господин Виккерс. Вернее, его верхняя часть тела.
Все, что было ниже пояса, было сожжено огнем, вырвавшимся из пасти русского дракона. Кости таза, почерневшие как подгоревшая яичница, прорвали остатки напрочь сгоревших мышц на животе и бедрах... Англичанин еще хрипел, но Микки уже по-хозяйски шарил в его карманах.
В избу вбежал фенрик, что-то прошептал расстроенному подполковнику... Талвела посветлел лицом:
— Юсси, не желаешь ли увидеть своего старого знакомого?
Я, умывавший в этот момент с лица кровь (содран клок волос, ранение в целом пустяковое, но со стороны выглядит ужасающе) только проворчал:
— Очень старого? Это художника нашего, что ли?
— Э, нет... сам смотри!
И в горницу впихнули комдива Kotov...
— Вы не смеете! Я генерал... я имею важнейшие сведения военно-политического характера для высших чинов финской армии!— предсмертно верещал красный полководец.
— Не нужны нам твои сведения...,— устало усмехнулся Талвела. — Смотри, Юсси, смотри, как его корчит...
И слегка пихнул комдива открытой ладонью. Тот сел на пол у печки. Полы его барского полушубка распахнулись, и стало видно, как на его роскошных генеральских галифе растет мокрое пятно...
— Вы... ме-еня... ,— заблеял Kotov.
— Разумеется, отпустим!— ласково кивнул головой подполковник. — Нам такие, как ты, очень нужны! Ни один такого враг не сделает, как сделал ты... Так что мы теперь тебя напоим чайком, накормим и отвезем на саночках прямо к красным! Служи дальше, поднимайся все выше! Дави, предавай, иди по трупам! Чем выше поднимешься, тем больше русским причинишь вреда.
Повеселевший Котов встал, по-хозяйски уселся на табурет у печки:
— Ну да! Не смеете меня, Котова, обидеть, да? Духу не хватает, а? Во так-то. А Котов вас всех в бараний рог... Что на меня смотришь, Русских? Думаешь, я тебя, беляк, не узнал? Надо было тебя тогда расстрелять, когда ты отказался жидовку с её жиденятами рубать... Надо.
Котова мы переодели в сухое, накормили, напоили чаем... И отвезли к ближайшему посту красных. В полной готовности к новым подвигам и свершениям.
(Трибунал 9-той Армии провел расследование, в рамках которого были опрошены все командиры и политработники, вышедшие из окружения. Все опрошенные в один голос назвали причиной поражения дивизии распыление сил и большие обозы на единственной дороге, которые надо было охранять. Трибунал признал виновным командира дивизии в потере управления и личной трусости, выразившейся в том, что он покинул вверенные ему части. Приговор был приведен в исполнение на льду озера, перед строем выживших бойцов. Прим. Редактора.)
Перехваченная радиограмма красных, повторенная несколько раз открытым текстом:
'Мы погибаем. Прощай, Родина'
Запись почерком Юсси:
... Я заглянул в изломанный заберег лесного озера, и там, среди битого, неровно смерзшегося льда, я увидел его... Того самого русского, который дважды меня пощадил.
— Что ты тут сидишь? — спросил его я.
— Да так, — ответил он. — Хотел было зачем-то на берег вылезти, а не могу...
Я спустился пониже, к самой воде... И увидел, что его ноги вмерзли в лед. Я выхватил лопатку, начал было обрубать льдины вокруг его белеющих ног...
— Смотри, у меня и руки такие же!— со смехом сказал мне русский, зубами сдернул с руки трехпалую перчатку с вышитым на ней голубоглазым котенком и показал мне белую, как снег, кисть. — Ничего не чувствую!
Я повернулся к нему спиной и стал, скользя и оступаясь, подниматься на берег... Он меня два раза пощадил. Долг платежом красен...
— Постой! — сказал русский. — Возьми свою полевую сумку, она мне не нужна...
Я вернулся, вытащил из под его, ледяно -жесткого, тела свою сумку, да уж заодно взял и его, окровавленную и изорванную осколками...Ему она уже тоже ни к чему.
... Русский на моё возвращение уже не реагировал, он явно впал в забытье, невнятно о чем-то говоря с видимыми только ему собеседниками...
Когда, поднявшись на берег озера (странно, зачем русские на нем весь лед изломали?) я в последний раз зачем-то оглянулся, мне показалось, что рядом с ним стоят несколько призрачных фигур. И с укоризной смотрят мне вслед.
... Мы победили, Пааво! — гордо и радостно сказал я подполковнику.
— Нет, Юсси, мы проиграли...,— горько ответил мне Талвела.
— Как так? — не понял его я.
— Да вот так... Чего мы добились? Да, мы сокрушили здесь одну красную дивизию90. Одержав ценой немыслимых для нас жертв поистине Пиррову победу. Так их, этих дивизий, у русских осталось ещё мно-о-ого... Более ста восьмидесяти! (Вообще-то, их оказалось несколько больше. Четыреста тринадцать, после мобилизации. Прим. Редактора) А во-вторых, все равно это было уже бессмысленно...
— Почему?
— Потому что красные прорвали нашу оборону на Карельском, взяли Виипури, обойдя наши войска по льду, и теперь бои идут в предместьях Хельсинки! Вернее, шли. Так как ещё вчера Барон подписал перемирие...Принял полностью все русские условия. Так что поздравляю тебя, Юсси! Сейчас мы с тобою уже в Совдепии!
— Как это подписал?! А наши могучие союзники, англичане, французы?!
— Им сейчас не до нас. Русские и немцы прорвали линию Мажино в Арденнах... И скоро Молотов и Геринг будут принимать совместный парад в Париже, на Елисейских полях, я так думаю.
— Так что, ты ...
— Да, я знал. И то, что мы с красными уже десять часов как не воюем, и то...
Я не дослушал подполковника. Изо всех сил я бежал к дороге, потому что ведь надо же было закончить это безумие!
... Микки Отрывайнен не торопясь ходил по дороге, и с противным хрустом проламывал лежачим, беспомощным русским черепа специально вырезанной из карельской березы свилеватой дубиной.
Увидев меня, он радостно помахал мне рукой, подошел к еще одному раненому... Взрыв.
Когда я подбежал, Микки, волоча свою оторванную, висящую на каких-то красных нитках ногу, и оставляя за собой красно-лаковый яркий след, на локтях отползал от безголового трупа русского самоубийцы, с которого взрывом гранаты сорвало верхнюю одежду. На впалой, мальчишечьей груди красного солдата было неумело наколото 'Бля!', почему-то по латыни...
— А, господин капитан! — увидев меня, обрадовался фельдфебель.— Вы знаете, тут мне нежданно-негаданно посылку из деревни прислали! А я её даже и не распаковал... Вы её назад не отсылайте, ешьте лучше сами...
Вздохнул и помер.
А по дороге, высоко вскидывая тощие ноги, бежал юный фенрик, испуганно на бегу бормоча :
— Талвела застрелился... Талвела застрелился... зачем он застрелился?
Из Сводки Ставки Главного Командования РККА:
'На Суомо-Салминском направлении в течении последних суток происходили бои местного значения.'
Эпилог.
Ну, вот и все об этих людях. Которые жили.
Мой хороший знакомый, Юсси Суомолайнен, после окончания нашей совместной работы уехал в те места, о которых он писал в своей рукописи.
Его нашли возле серого гранитного камня, на котором по — русски было выцарапано, как видно, штыком: 'Здесь стояли насмерть бойцы Тимошков, Данченков, Старостенков, Жданов и...'91 далее, ничего.
Вот интересно, в тоталитарном СССР число самоубийств на сто тысяч человек забитого, бесправного населения — 11, а у нас, в свободной и счастливой демократической стране — 163.
Это потому, что у нас очень ценят свободу выбора.
Вот и Юсси сделал свой окончательный выбор.
Думаю, что я, когда закончу редактировать наш с ним совместный труд, тоже...
Далее идут только белые листы.
Постскриптум.
А мне приснился сон,
Что Пушкин был спасён
Сергеем Соболевским...
Его любимый друг
С достоинством и блеском
Дуэль расстроил вдруг.
Дуэль не состоялась!
— Владимир Иванович, что с вами?!— участливый голос моей любимицы, Наташи Гамовой, был громок и тревожен.
Я с трудом оторвал голову от крашенной зеленой казенной краской учительской кафедры. Господи, что это я? Уснул, что ли? Ужас какой! Я почувствовал, как щеки полыхнули стыдом... Да ведь и сон-то какой был препоганый! Приснился мне заснеженный лес, алая кровь на затоптанном снегу, страдания и смерть... Нет, вчерашняя пятая бутылка шустовского коньяку была точно, лишней...
Но терять самообладание учителю никак нельзя! И поэтому, скрыв смущение за притворным кашлем, сквозь грязноватый фуляровый синий платочек я только и произнес:
— Ничего, ничего, девочки...не беспокойтесь! Это ничего, это ...я сейчас, извините...
Наташа, низко опустив голову, так, что её соломенного цвета волосы упали мне на плечи почти шепотом тем не менее заботливо переспросила:
— Вам что, плохо? Может, гимназического врача позвать?
Вот ведь мочалка настырная, а?
— Нет, девочки, со мной все в порядке, это я на секундочку...
— Ничего себе секундочка!— возмущенно зашипел мой любимый шестой92 'Б'— Вы уже четверть часа так сидите!
— Неужели четверть? — ужаснулся я.— Так что же вы...
— А мы вам мешать не хотели!
М-да. Гуманистки вы мои разнузданные...В мужской гимназии мои лоботрясы уж давно бы на цыпочках прокрались мимо учительского места в рекреацию и там ходили бы на своих пустых головах. А тут — глядите-ка, смирно себе сидят, как фроси путевые...
— Так, ладно. Шутки в сторону. Задремал так задремал. — сурово резюмировал я.
— Мы понима-а-а-а-ем... у Вас жена молодая! — сочувственно протянул класс.
— Цыть! Понимают они... Наталья, на чем мы остановились-то, до того как я...э-э-э...
— На биноме Ньютона....,— пробормотала барышня в ответ.
— А! Хорошее дело. Продолжай, продолжай...,— подбодрил её я.
— Да. Вот я и говорю. Ньютон, Исаак... был сын бедного, но зажиточного фермера...
— Постой, постой. Что-то я тебя не понял: так бедного или зажиточного?
— Ну-у-у... сначала-то он был зажиточным, а потом вдруг стал бедным!
— Почему?
— Да его соседские мужики во время аграрных беспорядков подожгли, наверное?— резонно предположила она.
— Тьфу на тебя! Дальше.
— А потом ему в голову яблоко попало! Когда он под деревом сидел!— радостно продолжила гордая своими познаниями старшеклассница.
— Кому попало?
— Ньютону...
— И что?
— И, собственно, вот и все...,— печально развела руками девица.
— Э...как это все? Он что, помер?— ужаснулся я.
— Вы все шутите, да? — захлопала длиннющими ресницами Наташа. — Нет, вовсе он и не помер, а взял и придумал!
— Что он там ещё придумал?!
— Бино-о-ом...
— Какой еще бином?!
— Ньюто-о-о-она...,— голубые глазки барышни в белом, таком классическом гимназическом фартучке стали стремительно заполняться слезами...
— Ладно. Садись.,— смиловался я.
— Что... опять 'лебедь'?— проблеяла гимназистка, нервно комкая край фартучка.
— Да уж понятно, что не 'пятак'. Ладно, не реви. Давай дневник. В 'кондуит'93 не поставлю...
— Вечно вы Наташку балуете! — гадюками зашипели верные Наташины подружки.
— Цыть мне! Так, милые барышни , кто еще не понял бином Ньютона?
Вверх вырос целый лес нежных девичьих ручонок, местами испачканных синими анилиновыми чернилами... пообломать бы их, шаловливых. Почему? А кто в моем кабинете доску измазал? То есть нарисовал цветными мелками розовую жопу с ушами (сердечко) на фоне двух целующихся голубков, держащих голубенькую ленточку, и в этой мещанской картинке приписал: 'Поздравляем с днем свадьбы!'
— Зер гут. Берем ручки, открываем тетрадки и пишем. Сегодня, кто запамятовал, 28 ноября. А год у нас по прежнему, все ещё 1939-тый. Классная работа. Тема: Бином Ньютона (это выделить) — формула для разложения на отдельные слагаемые целой неотрицательной степени суммы двух переменных, имеющая вид ...
В этот момент в дробный перестук стальных перьев о края фарфоровых непроливаек вмешалось робкое царапание когтей по дереву ...
— Кто там? А, это ты, Авдей Силыч? Что тебе?— резко обернулся я в полу-оборот к двери. Не терплю, знаете, когда меня прерывают посередь урока.
— Так, енто... Вас тама Корней Петрович просют...,— в полуоткрытую дверь осторожно просунулась сначала клочковатая борода, а потом и потертая золотая фуражка нашего школьного сторожа.
— Что, подождать...сколько?
— Так что шышнадцать минут сорок секунд!— четко отрапортовал наш хранитель времени, подававший своим валдайским звонким, яро-бронзовым колокольцем звонки на перемену.
— Да! Четверть часа (тьфу ты, Господи! опять эта четверть часа...) что— никак нельзя?
— Дык... Их Высокоблагородие, Корней Петрович немедля пожаловать просют, уж извиняйте...
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
