Восьмой медальон. Том 2

Впрочем, хоть я и был растроган, всё же заметил, что во владениях моих кто-то славно потрудился. Лес заметно поредел, и среди него появилась настоящая дорога, ведущая — куда бы ты думал? — к Зеленодолью.

В деревушке нас встретили, по правде сказать, словно злодеев: собаки залаяли, детишки бросились к своим домам, женщины заголосили, мужчины, как мне показалось, готовы были схватиться за вилы. Впрочем, когда крестьяне узнали своего господина, лица их заметно потеплели. Я великодушно простил невольную дерзость, мне в знак благодарности поклонились до земли, и на этом встреча наша закончилась.

Зато в замке нас ждал приём, о каком и государь не смеет мечтать: слуги чуть не кинулись целовать мне сапоги, а старый Этьен — растолстевший, в дорогом кафтане, какие носят разве что лакеи герцога Греундского, — ползал по полу, точно я был не бароном Рево, а самим Авиром. Прежде поведение его не было таким подобострастным, и это навело меня на некоторые подозрения. Которые я и выложил, едва мы остались вдвоём. Этьен вновь повалился на колени и стал бормотать сквозь слёзы — а раскаяние он разыгрывал, должен признать, весьма искусно, — что, дескать, если и совершал иногда неблаговидные поступки, то единственно ради моего благополучия. Чтобы я ни в чём не нуждался, жил в столице, как подобает знатному сеньору. Ну как было не простить верного слугу? И впрямь, деньги он высылал исправно — с этим не поспоришь.

Получив прощение, Этьен тотчас стал вести себя, словно хозяин. Слуги боятся его, словно души грешников — Аллонета: ходят на цыпочках, заглядывают в рот, ловят каждое слово, приказания бросаются исполнять прежде, нежели те слетают с губ. Клянусь, при моём батюшке такого порядка в замке не было. Что ж, ещё один повод закрыть глаза и уши и сделать вид, будто в карманах Этьена не звенят золотые монеты.

На третий день после возвращения я отправился в Зеленодолье. Встреча меня удивила: казалось, все вот-вот последуют примеру моих слуг и начнут валяться в пыли. Отчего вдруг грозные зеленодольцы превратились в покорных овечек, судить не берусь.

Говоря откровенно, мне показалось, что времена в посёлке наступили не самые благополучные. Некоторые дома обветшали, хотя иные и стали походить на жилища зажиточных горожан. На улицах — грязь и помои, словно в любимой нашей столице. Да и сами зеленодольцы ходят мрачные и злые. Из кабачка то и дело слышится ругань, в домах — женские крики и плач... Зрелище это меня огорчило — не такой участи я желал бы людям, спасшим мою семью от голодной смерти, совсем не такой...

Месяца три назад внезапно умер Фабиан Мудрец. Теперь новый голова — Эльдемар, друг Силача. Ох и растолстел он, хочу я сказать! Зато тётушка Эрвелина которая когда-то так помогала твоему дяде, совсем поседела и теперь чем-то напоминает мне колдунью. И глаза — печальные... Рассказала, будто Ансберт, перед тем, как в столицу перебраться, завёл знакомство с какими-то странными людьми. Я спросил: "Одного из них, случаем, не метром Гвидо зовут?" Она ответила: "Нет. Метр Гвидо — честный купец, а эти... эти даже на разбойников не похожи. Скорее, на магов..." Что им от Силача понадобилось — непонятно, но осведомлённые люди рассказали, будто как-то раз он ходил с новыми друзьями к развалинам старого замка. Даже не знаю, что думать...

И ещё. Ты, должно быть, станешь смеяться, но я всё же признаюсь. Среди людей в чёрных плащах, что нас преследовали, была женщина — так мне показалось. А когда мы проезжали через Лотхард, я и вовсе увидел носилки, а в них... Кого бы ты думал? Адальгис!

Понимаю, ты сейчас, наверное, хохочешь, называешь меня влюблённым дураком, но — демон меня побери! — с тех пор она снится мне каждую ночь. Ничего не понимаю...

На этом всё. Ещё раз молю о прощении за свою забывчивость и обещаю впредь так не поступать. Надеюсь, ты передашь вместе с Вильгельмом известия о том, что творится при дворе. Нужно встретить государя со всеми полагающимися ему почестями..."

Энгерранд быстро пробежал взглядом последние два десятка строк, в которых Фердинанд вновь и вновь извинялся перед ним и благодарил короля за возможность побывать в родном замке.

В комнату вошёл Вильгельм.

Улыбаясь во весь рот, он произнёс:

— Вы уже подготовили ответ, метр Энгерранд? Мне нужно возвращаться...

Госпожа Элоиза схватилась за сердце.

— Неужели тебе так дорог родной замок? — усмехнулся молодой человек.

— Да!

— Потерпи немного. Сначала я должен собраться с мыслями.

Вильгельм опустил голову.

Госпожа Элоиза встрепенулась:

— Да! Верно! Отдохните ещё чуть-чуть! — и бросилась на кухню.

Голос её ещё долго разносился по всему дому, не умолкая ни на мгновение.

Энгерранд между тем запер дверь, посидел некоторое время, подперев щёку ладонью, и со вздохом придвинул к себе листок пергамента.

"Думаю, — начал он медленно выводить слова, - в ближайшее время Ланделинду будет не до твоих благодарностей. Случилось слишком много событий, известия о которых вскоре просочатся и в нашу глушь. Барон да Люк убит. Графа Артландского взяли под арест, и когда он попытался сбежать, также стал жертвой злодея. На теле сеньора Готфрида нашли те же раны, что и у сеньора Хельменфельда. На нас с градоначальником напали люди в чёрных плащах и ранили господина Бертгарда. Мы чудом спаслись.

Но не это главное. Помнишь рассказ герцога Греундского о том, что некогда трактат Гильберта Лотхардского принадлежал бабке Годерика? Сегодня я увидел книгу, которой владеет Верховный жрец. В ней, как и в книге графа Минстерского, не хватает страниц. Но когда мессер Ансберт дал нам прочитать легенду о Хильперике Отважном, я вдруг увидел картинку, как две капли воды похожую на ту, которую мы когда-то нашли в старом замке и демон на которой внезапно ожил. Значит, у хозяев замка хранился трактат Гильберта Лотхардского — а сейчас он в руках у сеньора Герлуина.

Прошу тебя, узнай, кто жил в заброшенном замке. Я, в свою очередь, постараюсь расспросить герцога Годерика. А когда будешь возвращаться, загляни в Лотхардский храм Семи богов, отыщи тамошнего жреца, отца Эльмерия, и скажи, что я прошу его о помощи. Уверен, он многое знает".

Сложив письмо вчетверо, молодой человек прошёл на кухню. Вильгельм с блаженным видом сидел на скамье и разглядывал пустую бутылку вина.

При виде Энгерранда он вскочил на ноги:

— Уже всё? Я могу ехать?

— Отдохни до утра.

— Нет-нет! Господин ждёт меня.

С улыбкой покачав головой, Энгерранд отдал слуге письмо.

— Будь осторожен — произнёс он напоследок. — Почаще оглядывайся — вдруг за тобой следят люди в чёрных плащах? Не напивайся допьяна в трактирах и ни с кем не вступай в ссору. Ты-то полагаешь, что везёшь обычную бумажонку, а на деле от письма этого, быть может, зависит судьба Алленора...