Они выбрали ночь

— Простите, но ... — попытался прервать старика Джинкс. Но тот приставил указательный палец к губам, дождался тишины и продолжил:

— Видите все эти сложные механизмы, указатели, приспособления... люди всегда пытались подчинить время. Только как можно схватить неосязаемое?

— Возможно, на этот вопрос ответят новые науки, — предположил констебль и осекся. Его вовлекали в спор, который ему был абсолютно не интересен. А главное — не нужен.

Старик хмыкнул:

— Науки. Да прогресс штука хорошая. Только человечество пошло совсем по другому пути, которое не приведет вас к свету. Это ты, братец Люцифер вовремя не посветил им своим фонарем, — рассказчик покосился на фонарщика. Тот, прикрыв глаза, выглядел спящим. И умело делал вид, что не слышит ничего вокруг.

— К чему вы клоните, мистер? — не выдержал Джинкс.

Старик шикнул, словно собирался открыть смертному какую-то сокровенную тайну. Засеменив короткими шажками, он устремился в дальнюю часть лавки, где стояли огромные механизмы, состоящие из множества шарниров и шестеренок.

— Идемте за мной.

Понимая, что спорить с эдаким упрямцем бессмысленно, констебль подчинился.

— Вы слышите меня, мальчик. Только гляньте: любопытные изобретения. Просто замечательные изобретения. Ваши ученые умудрились уловить секунды. Слышите?

В зале наступила гробовая тишина, сквозь которую пробилось едва различимое тиканье одного из механизмов. В глубине зала зазвонили настенные часы, их поддержала механическая трель и бой крохотных барабанчиков.

— Немного отстали, — посетовал старик, вынырнув из-за напольных часов и вновь подхватив констебля, продолжил разговор: — Занимательная история с этими механизмами. Сначала вы пытались взять в помощь — песок, воду, солнце, а потом, подчинив себе металл, изобрели сложные штуковины, которые, к сожалению, не могут работать вечно и зачастую ошибаются, сходят с нужного ритма. И вы именно эти механизмы считаете совершенными. Неправда, ли странная закономерность?

Проведя рукой по медной детали, старик бросил на слушателя быстрый взгляд и продолжил:

— Скажи, неужели воспоминания прошлого тяготят вашу душу, настоящее — разочаровывает, а будущее пугает не хуже темной подворотни?

Настороженное лицо констебля оказалось красноречивее всяких ответов. Одной фразой, хозяин лавки, очень точно определил человеческую сущность. Стараясь быстрее и ярче прожить собственную жизнь люди, забывали обо всем на свете, страшась растратить драгоценные песчинки времени понапрасну. И всегда жалели неудачного шага, списывая собственные ошибки на что угодно — проклиная скоротечное время, которое никак нельзя удержать, подчинив себе, прожив жизнь заново.

— Глупые поступки — порождают глупых врагов. Время вам не враг. А боль воспоминаний и разлука с любимыми, предназначена сделать вас сильнее, а не окончательно сломить перед вехой нового витка жизни, — наставительно объяснил старик.

— Кого же тогда винить, если наши близкие уходят от нас так внезапно, что порой мы волосы рвем, сожалея о скоротечности мирского существования, — удивился констебль.

— Только неизбежность. Так устроен мир. И не вам дано менять его устои. Живите каждой секундой, совершая ошибки, исправляя их, но никогда не сожалейте. И тогда время станет вашим союзником, а не врагом.

Удовлетворенно причмокнув языком, хозяин лавки, положил руку на плечо констебля и, указав ему на дверь, коротко добавил:

-Иди. Там тебя ждут. И запомни Кронос вам не враг. И нет ничего невозможного. И каждый смертный вправе управлять временем, в отличие от тех, кто лишен души.

Джинкс последний раз обернулся, коснувшись дверной ручки.

Старика нигде не было. Только сотни сложных устройств, циферблатов, гирек, толстых и тонких стрелок — отбивали тринадцать ударов, словно предрекая греховное падение Прентвиля.

3

Времени не было. Деревянная кукла, не переставая трещать цикадой, рассказала, что Шрам снова начал убивать. Уничтожая всех, кто возникает на его пути, бывший убийца, припомнил свою старую профессию и не собирался останавливаться на достигнутом — по всей видимости, демон-надзиратель хорошо натаскал свою марионетку.

Сопровождавшая Ру-ру ведунья, мисс Маратани оказалась менее разговорчивой, но, внимательно выслушав все доводы, беспрекословно согласилась помочь.

Джинкс рассудил так: мастер-убийца сам приведет их к телу мистера Фрита. И если повезет — им удастся перехватить убийцу до того, как тот расправится с тринадцатой жертвой.

Вспомнив о Люси, констебль ощутил нарастающую тревогу. Ему ужасно хотелось увидеть ее вновь и, поцеловав нежную руку, обнадежить, пообещав никогда не отходить ни на шаг, и защитить ее от кого угодно, даже от самого Всеединого. Но сейчас, к сожалению, было слишком мало времени для подобных рассуждений...

Шрама гнала вперед неведомая сила, заставляя его совершать невозможное. И то, с каким холоднокровием и жестокостью он уничтожал возникающих на его пути людей, заставляло мистера Форсберга дрожать от ужаса. Констебль никогда не был хорошо развит физически и сторонился кулачных боев, а также любого насилия.

Как ему помешать? Как преградить дорогу тому, кто в один миг способен лишить человека жизни?

Услышав подобные сомнения, Ру-ру оскалившись, сухо напомнил инспектору, что Шрам всего-навсего человек и его жизнь также хрупка, как и хрустальный бокал.

Джинкс согласился. Крепче сжимая рукоять шестизарядного пистолета 'Лимери-Свонс', он сейчас думал об одном: сможет ли нажать на курок? Решиться? Не опоздает?!

Только бесконечные рассуждения не прибавили ему уверенности, а скорее наоборот.

Когда Шрам зашел в морг, констебль проскользнул за ним следом. Ориентироваться в темноте было сложновато, но Джинкс быстро приноровился и в тот момент, когда Шрам в сопровождении доктора Монсфрита исчезли за тяжелой металлической дверью, констебль продолжал оставаться рядом. Он стал тенью убийцы в том месте, где солнце не имело власти, а мрак не делил сутки на день и ночь. Окунувшись в темноту, словно в ледяную воду, мистер Форсберг ощутил легкое волнение. И это чувство стало расти, окрепнув и закружив инспектора хороводом новых возможностей. Он сливался со стеной, замирал — затаив дыхание, скользил — пригибаясь; и корил себя, когда от его движения рождался едва заметный шорох.

Но констеблю удалось! Он получил нужную информацию — тело мистера Фрита, было захоронено на Старом кладбище.

Теперь оставалось — опередить Шрама и, подготовив ему ловушку, встретить его во всеоружии. По словам Заговорщика — пока убийца не подойдет к жертве вплотную, он будет находиться под покровительством демонов и будет неуязвим. Но, когда он решится на убийство, демон ослабит свой взор, чтобы не выдать свою причастность перед Высшими. И вот тогда, Шрам лишится защиты надзирателей.

Вскочив в кэб, Джинкс мог поклясться, что заметил возле морга силуэт гробовщика. Но сейчас не стоило терять время на пустые пререкания со скабрезным мистером Лизри.

Ру-ру вызвался задержать Шрама, предложив мисс Маратани импровизировать. Констебль не стал спорить. Сейчас он рассчитывал только на себя. А главное, что теперь, жизнь Люси целиком и полностью зависела только от его действий, и ни от кого другого.

4

Разразившись проклятиями, Шрам проводил взглядом кэб и быстро исчез в плотной толпе горожан. Его деревянная кукла, так некстати вторгнувшаяся в планы мастера, больше не помешает ему. Следующая их встреча станет для Ру-ру роковой. Шрам больше не собирается терпеть наглые выходки этого ожившего уродца.

Миновав мост Разочарований и квартал Ремесленников, мастер очутился неподалеку от Товарной площади. Затерявшись среди плотных рядов пришлых торговцев, мастер почувствовал на себе чей-то тяжелый, хищный взгляд.

— Свежая рыба! Выпечка! Табак!

— Парусина! Снасти! Новые сюртуки!

Голоса звучали отовсюду: хриплые, звонкие, надрывные — они сплетались в монотонный гул, будто Шрам сунул голову в пчелиное улье.

Резко свернув вправо, убийца ловко примостился у одного из местных зазывал, повернувшись к возможному преследователю спиной.

Тяжелое дыхание двух здоровяков заставило мастера обернуться. Они просчитались, упустив его из виду.

Соглядатаи Кайота, расталкивая толпу, исчезли за поворотом. Кинув быстрый взгляд в их сторону, Шрам поспешил следом за ними.

Он больше не верил в случайность происходящих событий. Все в этом мире происходило неизбежно и из каждой подобной встречи стоило извлекать максимальную для себя выгоду. Шрам в этом нисколько не сомневался.

Преследователи опомнились нескоро. Шагов через двести они стали нервно оборачиваться, пытаясь обнаружить утраченный след. Их подопечный исчез — а стало быть, от босса вряд ли стоило ждать похвалы, за столь беспечный проступок.

— Надо было хватать его сразу, — прошипел старший Лонхейм.

— Да я то, что... ты ж ничего не сказал, — возмутился его брат.

Пресловутый Шрам не давал им покоя уже несколько дней к ряду. Глава Отрешенных нервничал, вспыхивая как спичка, и срывался на своих собратьев, выплескивая на подопечных целый ушат оскорблений.

Ретироваться и исправить положение, желали все. Воры и стукачи, рыскали по городу, пытаясь из-под земли достать этого пресловутого убийцу, который за свою долгую жизнь умудрился не раз побывать за стенами ' Безнадеги', но при этом, окончательно не лишился рассудка.

И вот из всего бесчисленного сонма Отрешенных — подфартило именно братьям Лонхейм. Только надо же было такому случиться, что в самый последний момент они упустили Шрама, дав ему возможность улизнуть из цепких лап.

— Кайот тебя уничтожит, братец, — произнес старший.

— Не думай, что я буду молчать. Мы вдвоем его прозевали. Понял?!

Здоровый кулак ударил в каменную кладь ветхого дома, отчего посыпалась бурая крошка.

— Клянусь, я перегрызу ему горло, если увижу еще хоть раз, — процедил сквозь зубы младший Лонхейм.

Брат с ним согласился.

Выпив по паре пинты пива, они еще пару часов потолкались в торговых рядах, но так никого и не обнаружили. Кайот оказался прав — Шрам был изворотливой крысой.

Едва не наткнувшись на полицейский патруль, старший Лонхейм предложил отложить поиски на завтра и направиться на пирс, где их ждали неотложные дела. Брат не возражал.

Начинался дождь. Вода быстро струилась по сточным трубам, исчезая в глубоких канавах. Одна за другой, хлесткие капли забарабанили по черепичным крышам.

Двое здоровяков отбивая четкий ритм тяжелыми каблуками, резко ускорили шаг. Морщась от непогоды, братья торопились, не желая тратить больше время на пустяки.

— Грядет пожар, боль, смерть, — послышался из подворотни чей-то шипящий голос.

И словно снег на голову, появился нищий, у которого на груди висела табличка, содержащая фразы судного дня, обещавшего наступить в скором времени. Бродяга был грязным, и от него смердело как из отхожей ямы. Размахивая руками и разбрасывая в разные стороны куски грязи, он поспешил к случайным прохожим.

Последнее время Прентвиль просто наводнили эдакие псевдопредсказатели. Шарахаясь будто от прокаженных, горожане, бывало, проявляли неистовую жестокость — отгоняя нищих крепким словцом и тумаками. Полиция реагировала на подобный самосуд терпимо, и зачастую закрывала на это глаза.

Покосившись по сторонам — улица была пуста — старший, обнажив кривые с гнильцой зубы, хрустнул кулаками.

— А ну-ка сейчас я тебе покажу, что такое конец света, дружок!

— Может лучше, по-другому, — предложил младший. В его руке блеснуло лезвие ножа.

Потерпев поражение, братья желали отыграться, выместив свою злость на ком угодно. И бродяга был для этого лучшим вариантом.

— Вам не спастись. Ваши грехи переполнили чашу терпения. И вы смердите так сильно, что на небесах слышна ваша вонь! — не унимался нищий.

— А это мы сейчас увидим — кто из нас смердит сильнее! — откликнулся младший Лонхейм.

— Выпусти ему кишки! — поддержал его брат.

Но поймать прыткого оракула было не так-то просто. Несколько раз выскользнув из рук одного из братьев, он стал грозиться еще сильнее.

— Услышьте меня. Вы прокляты! И Вам не будет прощения! И сгорите вы в собственных грехах!

Огромная ладонь прижала провидца к стене.

— Попался, голубчик! — констатировал младший, затыкая нос. — Ну и смердишь же ты!

— Пощадите, — внезапно для Отрешенных, жалобно пролепетал бродяга. В ответ братья разразились громогласным хохотом.

Острие ножа коснулось шеи нищего. И в одну секунду все изменилось. Какой-то неведомой силой, оружие очутилось в руке предсказателя. Рука младшего Лонхейма хрустнула, практически одновременно из горла старшего брызнула кровь.

Дождь усиливался.

Здоровяки были обескуражены. Нищий мгновенно из жертвы превратился в опытного охотника.

Мощный удар младшего уперся в стену.

Шрам двигался проворнее этих молодцов, так словно скинул с плеч лет тридцать.

— Будь ты проклят!

Это были последние слова, которые вырвались из глотки Отрешенного.

Два коротких тычка и тело здоровяка мешком повалилось на землю. Вытерев кровь о рукав, Шрам покрутил в руке свое новое оружие. Капли растекались по зеркальной поверхности, искажая отражение.

Нож был с одним лезвием: достаточно широкий клинок с небольшой увесистой ручкой и носил название 'Белый охотник'. Покрутив его в руке, мастер пришел к выводу, что он ему вполне подходит. Перерезать пару глоток — лучшего варианта не придумаешь.

Шрам присмотрел одежду второго здоровяка, но быстро отказался от идеи, облачится в его одежду — та была гораздо больше, в таком облачении он привлечет гораздо больше внимания.

— Развлекаешься?

Мастер вздрогнул. Голос хозяина был хорошо знаком ему, чтобы спутать его.

— Мне необходимо оружие, — объяснил Шрам.

— Не возражаю.

— Меня преследуют.

Силуэт демона был прозрачнее утреннего тумана, видимо, даже ему пребывание в мире живых давалось с достаточным трудом.

— Выполняй свою работу. Об ином я позабочусь, — сухо произнес Гарпий.

Приблизившись к хозяину, Шрам вгляделся в его нечеловеческие янтарные глаза — там отчетливо читалась неуверенность. Всего за несколько часов, демон сильно изменился, заметно похудев и побледнев, будто неизбежно терял силу.

— Они осложняют дело, — без тени сомнения заметил Шрам. Словно цепной пес, почувствовав призрачную свободу — мастер не преминул указать на это своему ненавистному господину.

Казалось, Гарпий не заметил подобных намеков.

— Скоро у тебя появится союзник. Он скажет нужное слово.

— А как же тринадцатая жертва? — продолжал потихоньку натягивать поводок Шрам.

Протянув руку, демон передал убийце небольшой белый конверт, запечатанный нестандартной треугольной печатью.

Послание источало приятный розовый аромат, вызвавший у мастера приступ тошноты. В памяти возник образ юной цветочницы, которую он убил, только за то, что она насмехалась над его неуклюжими движениями.

— Вскроешь, после того как отыщешь Фрита, — пояснил Гарпий.