Невидимые знамёна

-А? — нахмурилась девочка, потом сообразила, о чем он. — Не надо. Оставь себе, тебе нужнее. А мне зачем в моем-то мире? Может, трава кьян там вовсе погибнет, жалко будет!

-Ты права, — помолчав, произнес он. — И знаешь... У тебя есть время. Подумай как следует.

-О чём?

-О том, действительно ли ты хочешь вернуться домой, — тихо сказал Ерхайн, подняв на нее глаза, и Шура в который раз поразилась тому, насколько они яркие — в жизни не видела таких!

-Постой, — помотала она головой. — Я что-то не пойму... Мне что, нельзя возвращаться? Что-то плохое случится? Ну там равновесие нарушится, если все начнут туда-сюда шастать, так, что ли?

Юноша молча покачал головой.

-Или это... — Шура задумалась. — Какие-то ваши магические штуки?

-Что ты имеешь в виду?

-Ну... например, трава кьян. Сперва была моей, теперь стала твоей, а вдруг с этим что-то важное связано?

-Ничего такого, — ответил Ерхайн и вдруг нахмурился. — А трава кьян пробовала твою кровь?

-Д-да... — выговорила Шура. Сердце оборвалось — неужели из-за этого?! Но ведь он не мог знать, она ничего не говорила! — Руку мне порезали... вот тут. — Вздернув рукав, она показала тонкий шрам. — Поэтому мне нельзя возвращаться, да? Моя кровь осталась тут, что-то вроде этого?

-Нет, — едва заметно улыбнулся юноша. Кажется, его что-то очень развеселило, но что именно? — И я не говорил, что возвращаться тебе нельзя. Я сказал — подумай, хочешь ли ты этого.

-Тогда в чем дело? — безнадежно спросила Шура. — Или ты о том... ну, вдруг мне здесь нравится и я хочу остаться? Так нет! То есть немного нравится, конечно, но я домой хочу! Там мои родители, там вообще всё...

-Я понимаю, — тихо ответил Ерхайн. — Но ты должна знать, что тебя ждет. Было бы нечестно скрывать это. Ты ведь здесь уже... около трех месяцев по вашему счету, верно?

-Кажется, — кивнула Шура. — Я считала, но сбилась. Вроде выходит где-то так, да. Даже не знаю, что говорить дома!

Ерхайн молча смотрел на неё, и Шура осеклась.

-Ты об этом, да? — спросила она. — Что там время тоже прошло? Ты не думай, я это понимаю... Просто я надеялась... ну... что можно вернуться в ту же минуту, в которую мы попали в ваш мир!

-Это невозможно, — сказал юноша. — Никто не способен управлять временем. Для этого нужно быть вне его, а все мы находимся в его потоке. Есть люди, которые могут провидеть будущее, пусть и очень нечетко, но это всё.

-Ну ладно... — Шура тяжело вздохнула. — Я, в общем, и не слишком рассчитывала на такие чудеса. И влетит мне здорово. И Сашке тоже, наверно, еще даже сильнее...

-Так Ерджам вам ничего не объяснил? — тихо спросил Ерхайн, и промелькнуло в его взгляде нечто такое, чему Шура не могла подобрать названия, но от этого внутри что-то мелко и противно задрожало.

-Да прекрати ты загадками говорить! — почти выкрикнула она, чувствуя, что вот-вот расплачется, то ли от злости, то ли от страха. — Что он должен был объяснить? Скажи толком!

И Ерхайн сказал...

Это здесь прошло три месяца, меньше даже. А там — больше года. Время в их родном мире течет намного быстрее, чем в этом, такой вот парадокс. Вернее, оно идет то быстрее, то медленнее, иногда почти в точности, как здесь, иногда ускоряет свой ход — это зависит от того, насколько далеко отстоят друг от друга миры. Увы, вышло так, что родной Шурин мир всё больше отдаляется от этого, а значит...

"Ну почему не наоборот? — Шура прикусила губу, чтобы не заплакать. — Почему нельзя было, чтобы тут прошел год, а там три дня? Это не сказка, да, но почему так?.."

-Нас там, наверно, уже похоронили, особенно Сашку, — сказала она вслух, подумав о том, что Сашкина бабушка хватается за сердце даже тогда, когда он запаздывает домой, а уж теперь... Как бы её саму хоронить не пришлось!

Ерхайн молча помотал головой.

-Всё не так просто, — произнес он. — Твой друг — Избранный. На него не распространяются обычные законы. Когда он явился в наш мир, в вашем его просто не стало. Понимаешь? Так, будто его никогда и не было. Никто о нем не вспоминает, потому что некого вспоминать. А ты...

-А я вообще не должна была сюда попадать, так? — спросила Шура. Злость и отчаяние проходили, уступая место серой тоске. — Я же случайно. Сашка попросил пойти с ним, а там эти твари... Куда мне было деваться? И... это правда, что Сашку сюда не пускали какие-то тени? А твари Джамдира их отгоняли? Это ты их послал?

-Нет. — Кажется, Ерхайн понял ее путаные вопросы. — Мне бы просто не хватило сил. Я тогда мог только... не знаю, как объяснить. Зацепиться за магию Совета, пожалуй, так тебе будет понятно. Я был простым наблюдателем. Никаких теней никто не посылал, а твари Ерджама всего лишь хотели разъединить вас с Избранным. Ему нужен был он один, понимаешь?

-Еще бы! — горько ответила Шура, припомнив туманно-серое пятно в ослепительной дыре между мирами. Значит, за ними тогда наблюдали... — Лучше бы им удалось!..

-Правда?

Он не насмехался и не пытался поддеть, просто спросил, но ей вдруг стало стыдно. Если бы Шура случайно не оказалась здесь, то Джамдир-Ерджам — очень может статься, торжествовал бы сейчас победу. И уж точно ей не пришлось бы разговаривать с Ерхайном — ее ведь не было бы в этом мире, а он бы умер там, на башне, а может, позже, вряд ли дядя оставил бы его в живых!

-И что теперь? — спросила она тихо. — Сашка вернется, и что дальше? Просто возникнет из ниоткуда непонятный парень?..

-Он снова станет тем, кем был, — ответил Ерхайн. — Ваш мир примет его и снова изменит реальность, чтобы как-то объяснить его отсутствие. Например, все будут уверены, что он очень долго болел. А может быть, уезжал. Я не могу предугадать, что произойдет, но уверен — ему ничто не угрожает.

-А мне, значит, придется объяснять, где я пропадала целый год... — Шура снова уставилась на ковер под ногами. — Правду не скажешь, никто не поверит, еще в дурдом сдадут. Вот если Сашка...

-Он не вспомнит, — предостерег юноша. — Он ничего не вспомнит об этом мире. Может, будет видеть сны, но и только.

-Совсем здорово, — усмехнулась Шура и снова взглянула на собеседника. — Ну и ладно. Как-нибудь обойдется. Вернулась же, живая и здоровая!

-Значит, ты твердо намерена вернуться?

"Да что он всё спрашивает и спрашивает? — возмутилась Шура. — Нет, если сейчас скажет, мол, оставайся, ты нам тут зачем-нибудь нужна, или тебя ждет великое будущее... Это уже будет чересчур!"

-Да, — ответила она вслух. — Не надо меня отговаривать. Я сама знаю, что меня ждет дома, переживу!

-Ты уверена, что знаешь?

-А что? — ей не понравился тон Ерхайна. Кажется, ему было известно что-то, чего не знала она. — О чем ты? Там... случилось что-нибудь?!

И правда, почему она решила, что ее родные легче перенесут ее исчезновение, чем Сашкины? Тем более, с теми-то всё как раз в порядке, а вот её...

-Хочешь посмотреть? — спросил он.

-Как?!

-Я покажу, — ответил Ерхайн, чуть повернул голову, будто прислушивался, и почти сразу же над левым его плечом появилась Вещь, как маленькое домашнее солнышко. — Тогда ты сможешь дать окончательный ответ.

-Может, не надо сегодня? — тихо попросила Шура. — Ты едва живой, а это, наверно, тяжело...

Что греха таить, помимо тревоги за Ерхайна ею двигал и банальный страх узнать, что происходит дома в ее отсутствие.

-Наблюдать совсем не сложно, — покачал тот головой. — Сейчас...

Он, должно быть, хотел сесть прямо, но движение оказалось неудачным, и несколько секунд он, зажмурившись, дышал открытым ртом.

-Очень больно? — тихо спросила Шура.

-Ничего, — Ерхайн через силу улыбнулся. — Надо привыкать.

-А я слышала, боль терпеть нельзя, — мрачно сказала она. — Сперва надо обезболить, потом лечить.

-Дайхин так и сделал сначала, — ответил юноша. — Но в походе не всегда есть такая возможность. Нужно уметь терпеть.

Шура только вздохнула — парней не поймешь! Сашка коленку разобьет и в обморок валится, чуть температура поднимется — немедленно в кровать, а этому весь бок разворотило, и ничего. Терпит.

-Сядь ближе. Хотя бы на подлокотник. Да, так. Теперь дай руки, — велел Ерхайн. — Касаться Вещи тебе нельзя, так что — через меня.

Шура несмело вложила ладони в его. Руки у него были, как у ее старшего брата: уже не мальчишечьи, здоровенные, как у взрослого мужчины, с ясно ощутимыми мозолями на ладонях. От чего, интересно? Уж, наверно, не от лопаты, а от меча...

-У тебя руки очень горячие, — сказала Шура. — Жар, наверно...

-Нет. Так надо, — нетерпеливо мотнул головой Ерхайн. — Теперь смотри, только не говори ничего.

-Куда смотреть? — растерялась девочка.

-Мне в глаза.

Сначала она ничего не видела, кроме этих серых глаз, потом вгляделась в непроглядно-черный зрачок, и мир вокруг куда-то делся, заполнился золотистым сиянием, таким же, какое исходило от Вещи, Шура на мгновение ослепла, а когда проморгалась...

Картинка была тусклой и нечеткой, словно виделась сквозь туманную дымку, но с каждым мгновением становилась всё более яркой и объемной, будто кто-то наводил резкость.

Кухня. На окне новые занавески, Шура таких не помнила. Мать хлопочет у плиты, в русых волосах прибавилось седины, в уголках глаз появились новые морщинки, но выглядит она нормально. Огрела полотенцем по спине Валерку, попытавшегося стянуть что-то со стола, видно, обругала — всё, как обычно.

Стоило Шуре перевести взгляд, картинка смещалась, позволяя ей рассмотреть остальное. Вроде бы ничего не изменилось, ну разве что вот занавески эти. И линолеум тоже новый. И чайник у них раньше был не такой.

В кухню широким шагом вошел отец, и Шура невольно подалась вперед: вот он изменился, и сильно! Тоже прибавилось седины, но в остальном... Таким он был лет пять назад, если не больше, когда не началась еще вся эта чехарда с сокращениями на заводе, пока он не начал пить. Это тогда он опустился и обрюзг, мог не бриться по нескольку дней, а теперь выглядел подтянутым, как раньше, и одет был не в старый спортивный костюм, в котором сутками мог лежать перед телевизором, а вполне прилично — джинсы, джемпер... И мать он в щеку уже сколько лет не целовал!

"Да что же там такое? — изумилась Шура, увидев это. — Слышать бы, о чем они говорят..."

И, словно в ответ на ее желание, прорвался звук, тоже нечеткий, будто сквозь слой ваты, но различимый.

-...двойку по химии схлопотал, — сказала мать, возвращаясь к плите. — И ладно бы не выучил чего, так за поведение же!

-Степан! — грозно воззвал отец, и двоечник явился. — Ты что там натворил?

-А чего? — мрачно спросил тот, мигом сообразив, о чем речь. — Я нарочно, что ли, эту пробирку уронил?

-А нет?

-Нет! — заверил Степка. — Она мокрая была и выскользнула.

-А если б ты на себя кислоту вылил, а не на журнал? — поинтересовалась мать, а Шура невольно улыбнулась. Вылить какую-нибудь дрянь на классный журнал было очень в духе Степана.

-Да исправлю я эту двойку! — заверил он, глядя на родителей честными-честными глазами. — Честное слово!

-Пока не исправишь — никакого компьютера, — постановил отец тем непререкаемым тоном, который яснее любых слов давал понять: спорить бесполезно.

Степка и не стал спорить, видно, радовался, что легко отделался, постарался улизнуть поскорее.

-Ну что вот с ним делать? Совсем от рук отбился! — вздохнула мать и вдруг осеклась, взглянула на мужа.

-Как отбился, так и прибьется, — хмуро ответил тот, усмехаясь как-то виновато.

-Пап! — раздался откуда-то, наверно, из прихожей, которую Шура не видела, еще один голос. — Можно, я машину возьму?

-А ты далеко собрался?

-Да я тут рядом, Маруське телевизор довезти надо из ремонта!

Тут Шурка узнала голос — Лёшка, старший брат, значит, уже вернулся из армии.

-Держи, — отец пошарил в кармане, бросил невидимому собеседнику ключи на брелке. — И только попробуй в кого-нибудь въехать!

-Да я осторожно!

-А ужинать?.. — спохватилась мать, но уже хлопнула входная дверь, Лёшка убежал.

"Машина? — нахмурилась Шура. — Откуда она взялась?" У них сроду не было автомобиля. Какое уж там, если они концы с концами еле сводили!

Теперь есть, взялось откуда-то знание. Подержанная, правда, но еще бегает. Пока обходятся такой, а там, глядишь, поменяют на что получше.

"Но как? — задала вопрос Шура тому, что отвечало на ее вопросы. Она не знала, была ли то Вещь или что-то иное, она просто хотела понять! — Что случилось?"

И снова пришло из ниоткуда: это всё из-за неё. Ей надо было исчезнуть, чтобы отец встряхнулся и снова стал собой. Это он собрал старых, давно, казалось бы, забытых и забывших его товарищей, когда стало ясно — милиция Шуру не найдет, там уверены, что своевольная девчонка просто сбежала. ("А чего вы хотите, тринадцать лет, самый опасный возраст! Смотреть надо за детьми!") И прочесывал с добровольцами окрестности, и ездил куда-то за сотню километров, где в лесу нашли тело девочки примерно Шуриных лет...

Найти Шуру они, конечно, не нашли, но команда не рассыпалась, сложилось что-то вроде народной дружины, как в старые добрые времена, и ведь не глупостями занимались: поймали даже одного извращенца, который девчонок в парке пугал!

И работал он теперь на двух работах, как будто возмещал несколько лет безделья и пьяной жалости к себе, сумел ведь найти занятие! Платили, может, и не миллионы, но жить стало полегче, а какой-то из знакомых предложил взять у него старую машину, недорого, да еще в рассрочку... По выходным теперь отец еще и "бомбил", если не его черед был идти в дружину.

И на Шуриной фотографии — вон она, на стене, — не было черной ленточки. Она для них жива, пока не доказано обратное.

"Вот, значит, как... — картинка перед глазами снова расплывалась, и Шура не могла понять, от слёз это, или просто Вещь больше ничего не хочет показывать. — Всё изменилось. Всё совсем по-другому..."

Теперь, наверно, снова хочется возвращаться домой. И братья не гоняют допоздна по темным улицам, лишь бы не попасть под горячую руку. И родители не скандалят безо всякого повода, просто от бессилия и безысходности, из-за того, что денег никогда не хватает, а дети растут, и их надо кормить и одевать...

Изображение таяло, таяло, пока не растворилось совсем в золотистом сиянии, а потом рассеялось и оно, и Шура снова увидела Ерхайна — как-то слишком уж близко.

-Ты чуть на меня не упала, — сказал он, и Шура поспешно отшатнулась. Не хватало и правда свалиться на парня, с его-то дыркой в боку! Он, наверно, понял и усмехнулся: — Ничего, я же удержал. Ты лёгкая.

-Там всё так изменилось, — ответила она невпопад.

-Ты всё еще хочешь вернуться? — спросил Ерхайн спокойно. Вещь медленно таяла в воздухе, будто ей любопытно было послушать, о чем будут говорить люди.

Шура встала, отошла к распахнутому окну, выглянула наружу, опираясь о подоконник. Высоко... Хорошо видны Грозовые горы — шапки ледников на них сверкают, будто посыпаны алмазной крошкой. Если высунуться подальше, можно разглядеть и один из мостов — сейчас он цел, опасаться, должно быть, некого. Такой огромный и такой хрупкий — будто паутинку протянули над бездной, а она возьми да окаменей...